Читать книгу Волшебное свечение Ладоги - Юлия Ефимова - Страница 4

Здравствуй, моя любимая, моя Ассоль. Моё солнышко ясное. Как ты там поживаешь без меня? Страна радуется, война закончилась, скоро жизнь станет совсем другой. Вчера мой отец прислал весточку с японского фронта, пишет, что и там победа. А как же по-другому, по-другому быть не может, мы воевали за справедливость, за правду, поэтому сила на нашей стороне. Хоть нам с тобой и по шестнадцать лет и на фронте мы не были, но помогали нашей стране как могли. Помнишь тогда, зимой сорок первого, все ушли на защиту Москвы? Нам с тобой было всего по двенадцать лет, но твой отец доверил нам работу в типографии, и мы трудились день и ночь, зная, что газеты очень нужны стране, чтоб не упасть духом, чтоб победить врага. А после тяжёлой смены мы спали в холодной подсобке, напившись кипятка. Как же нам трудно тогда было, как страшно. Да что там, не только нам, всей стране, но на то мы и советские люди, что сдюжили, выжили и победили. Как там твой отец, всё ещё работает в типографии? Сейчас, наверное, приятно печатать новости, они все сплошь о победах, о радости. Это всё равно, что нести людям счастье. Хорошая работа у него, всей душой радуюсь и даже немного завидую.

Как поживает наша любимая Москва? Наверное, сверкает, сняв с себя завесу грусти и страха. Окна на широкой улице Горького вновь ловят солнечных зайчиков, став блестящими? Нет, я не жалуюсь. Здесь, на Дальнем Востоке, в маленьком городке Белогорск тоже очень красиво, мы живём с мамой и Сашкой в гарнизоне. Брат стал совсем большим, ты увидишь его и не узнаешь. Отца здесь жуть как уважают, а вчера командир сказал, что приставит его к награде, так как такого хирурга днём с огнём не сыскать, ведь отец спас множество солдат. Знаешь, он пишет, что самое сложное на войне – это не ожесточиться, не стать злым и циничным. Потому как постоянное горе и слёзы выжигают в душе всё живое, и вот когда это выжженное поле, где уже нет места доброте, встречается с врагом, то случается страшное: человек превращается в палача.

Я, конечно, очень скучаю по Москве, но ты не подумай, я не жалуюсь, здесь тоже есть чему удивляться. Милая моя, ты даже представить себе не можешь, какая здесь природа, на неё я готов часами любоваться. Она кормит своими лесами местных жителей, тут столько грибов, ягод, а ещё есть папоротник. Они собирают его в лесах, солят и потом едят. На что похоже я не могу передать, это смесь мяса и грибов, очень вкусно. Когда мы будем вместе, моя Ассоль, я хочу, чтобы мы обязательно приехали в эти края хотя бы на недельку, хотя бы попробовать папоротник и голубицу. Это ещё одно моё открытие: такой вкусной ягоды я не пробовал в жизни. Правда, растёт она в основном на болотах и собирать её жуть как трудно, зато варенье потом получается отменное.

Отец писал нам, что в скором времени войска будут перебрасывать по своим гарнизонам и будет масштабная демобилизация. Он мечтает вернуться в свою больницу, мама – в школу искусств, а я к тебе, моя любимая, моё солнышко, моя красавица, моя Ассоль.

Чтоб не заканчивать письмо на грустной ноте, расскажу я тебе одну смешную историю. Офицерские жёны в гарнизоне с превеликим счастьем ждут посылки с оказией от мужей с этой странной дальневосточной войны. Дойдя до далёкого Харбина, наши солдаты много чего повидали и много чем обзавелись. В зависимости от чина своего мужа, соседки часто хвастаются на общей кухне, что такое интересное, а то ещё и вкусное прислали их мужья. С нетерпением ждали и мы передачи от отца. У нашей соседки Нюрки уж десятая посылка пришла, а у нас ничего. И вот наконец наступил счастливый час. Нам офицер, возвращающийся с фронта, принёс сколоченный ящик из старых брусков и досок. Счастью нашему не было предела, особенно радовался Сашка, ожидая угощения. Китайская тушёнка, по слухам, была очень вкусной, и тот мечтал её попробовать. Каково же было наше с мамой разочарование, когда в нём мы обнаружили грязные отцовские вещи, медицинские инструменты и пару записных книжек. Помнишь, тех, что мы с тобой пытались в детстве открыть, такие большие, с деревянными обложками на маленьком замочке. Да-да-да, милая моя, отец до сих пор таскает их с собой, хотя они очень тяжёлые, и по-прежнему закрывает на эти маленькие замочки, словно боится, что кто-то случайно раскроет тайны этих блокнотов. Но я его понимаю, ведь это память о моём деде.

Помнишь, как папа зачитывал нам с тобой в детстве истории, записанные в этих книгах. Про императора Китая, про его печать, которая была вырезана из нефрита в 221 году до нашей эры для правителя Цинь Шинхуанди, про то, как именно он объединил шесть воюющих государств под властью династии Цинь. Что удалось ему это, потому что печать та была вырезана из знаменитого нефритового диска ХиШиБи, который был украден из государства Чжао. Нам тогда казалось с тобой, что отец читает сказки, и лишь позже я узнал, что это дневники моего деда, оказывается, знаменитого путешественника в царской России. Отец не любит об этом говорить, но я знаю: дед был дворянин, дипломат и даже был награждён Орденом святого Георгия 4 степени. Он очень много времени провёл в Японии и на Дальнем Востоке, но его особенной любовью был Китай. Дед грезил найти нефритовую печать, которая пропала в 900 году нашей эры. По легенде, последний император, державший её в руках, расколол символ власти на мелкие кусочки и выкинул в глубокий колодец, но дед пишет в своих дневниках иначе. Он нашёл доказательства, что печать сохранена и залита в статую Будды Майтрейи. Последние следы этой статуи всплывали в маленьком городке Харбин. Я же думаю, что это всё сказки, просто дед был очень увлечён этой идеей. Представляешь, папа дошёл до этого самого Харбина, видимо, ему очень хотелось в память о своём отце, чтоб записи деда побывали там. Но обратно тяжёлые книги с массивной деревянной обложкой тащить не захотелось, и он отправил их нам с оказией.

Мама даже немного поплакала над посылкой, уж очень хотелось ей шёлковый платочек, которыми так хвастались местные модницы. Да и Сашкиному разочарованию тоже не было предела, он хоть и взрослый уже, почти десять ему, но, по сути, ещё совсем ребёнок. Я же посмеялся над ситуацией и сказал матери прекратить реветь, потому как эта посылка говорит лишь о том, что наш отец глубоко честный и порядочный человек, и мы можем им гордиться. Вот так, милая моя Ассоль, иногда старые грязные вещи могут сказать о человеке столько хорошего. Я теперь ещё больше горжусь своим отцом, даже видя все ужасы этой страшной войны, возможно, самой страшной, которая когда-либо была на нашей планете. Прощаюсь с тобой, надеюсь, что ненадолго. Пиши мне обязательно. Навсегда твой Грэй.

P. S. А тушёнку Сашке и платочек маме я всё-таки достал. Соседка Нюрка предложила на огороде поработать, картошки она насадила полигон, а копать некому, не вернулись ещё солдаты. Сразу смекнув, я сказал, что сделаю всё сам, за это мне очень нужна банка тушёнки «Великая стена» и два шёлковых платочка: один жёлтого, другой голубого цвета. Она, конечно, поторговалась немного, но я был непреклонен. Так что Сашка съел целую банку один, я даже ему сказал, чтоб не делился, потому как хотел его порадовать. Он всегда мечтал наесться от пуза. Говорит, такую вкуснятину никогда и не пробовал. Мама же платочком жёлтеньким наряжается, а тебя, милая моя Ассоль, ждёт платочек голубого цвета, такого же сказочного, как твои глаза.