Читать книгу Кипрские хроники. Memento Mori, или Помни о смерти. Книга 1 - Юлия Ельнова-Эпифаниу - Страница 13

Поскольку работодатели её новой подруги были очень богатыми людьми, то и условия для проживания своей домработницы они создали очень неплохие. Сесилия жила в отдельном маленьком домике на территории их сада и имела в своём распоряжении телевизор и видеомагнитофон. Кáрмен стала её завсегдатаем. Каждый вечер они усаживались смотреть какой-нибудь новый фильм из коллекции своих хозяев, а по воскресеньям непременно уезжали в город на весёлые посиделки в большой компании таких же, как они, филиппинцев, работающих по контракту на Кипре. Кáрмен, без сомнения, пользовалась большой популярностью у мужского пола. Не проходило и пяти минут, чтобы к ней не подсаживался какой-нибудь очередной поклонник, надеющийся покорить её сердце. Откровенно говоря, подобная расположенность исходила только со стороны мужчин. Женщины её, мягко говоря, недолюбливали. Но это не слишком-то волновало Кáрмен: она никогда особенно не нуждалась в женском обществе, и присутствия Сесилии в её жизни хватало ей с лихвой. Ей всегда казалось, что мечта любой девушки – заполучить самого лучшего и желанного самца, а в таком деле дружбы не бывает – только конкуренция. Те же представительницы женского пола, которые вроде бы и не пытались принимать участия в соревновании, являлись для неё наивными и далеко не уверенными в себе простушками.

Дни летели, обгоняя один другой, наполняя её жизнь мелкими приятными событиями. Воскресенья иногда проходили особенно насыщенно: кто-то из наиболее активных организовывал целый автобус, и за небольшую плату они целой толпой выезжали к морю или в горы.

В одну из таких поездок Кáрмен обратила внимание на молодого человека, сидящего в одиночестве в самом конце салона и не сводящего с неё глаз. Ей, конечно, было не привыкать к тому, что какой-нибудь очередной несчастный влюблённый сверлит её взглядом. Но в данном случае разница состояла в том, что парень был невероятно красив. Кáрмен даже почувствовала лёгкое несвойственное ей волнение. Её так и тянуло обернуться к нему ещё и ещё, хотя всякий раз при этом щеки её вспыхивали ярким румянцем.

– Кто это? – шёпотом спросила она у всезнающей Сесилии, сидящей рядом.

– А, это Фелиппе!.. – сразу же определила она. – Редкостный красавчик, да? Он здесь уже давно, примерно столько же времени, что и ты, но почти никуда не ходит. Появится раз в полтора месяца и снова пропадёт. Только благодаря его внешности его здесь и помнят…

– А чем же объясняется такое добровольное затворничество? – немало заинтересовавшись, спросила Кáрмен.

– Любовью! – усмехнулась Сесилия. – У него на Филиппинах осталась жена и двое деток, так он в них души не чает. Приехал сюда только потому, что предложили хорошие деньги за работу садовником на одной огромной вилле. Вот он ни с кем толком и не знается, всё деньги копит и жене домой отсылает. Ждёт не дождётся, бедняга, окончания контракта…

Такая характеристика незнакомца показалась Кáрмен ужасно неромантичной и несколько остудила её пыл. В последний раз позволив себе обернуться и утонуть в пристальном взгляде его чёрных глаз, она отвернулась с сожалением. «Ещё один скучнейший тип…» – подумалось ей.

Между тем атмосфера в хозяйском доме снова начала потихоньку накаляться. Сэр Харис, после достаточно продолжительного периода охлаждения, опять возобновил свои поползновения. Было видно, что активная теперешняя жизнь Кáрмен некоторым образом действует ему на нервы. Поначалу он пытался игнорировать её и надолго уходил из дома (от чего пострадали в большей степени остальные члены семьи, в особенности несчастная жена). А затем, поняв, что таким образом птичка может запросто упорхнуть, бросился в лобовую атаку. Преследовал её по всему дому, под всякими предлогами внезапно заходил в комнату, норовил зажать в любом тёмном углу, иногда этим зля её неимоверно. Кáрмен уже не на шутку начала грозить пойти в иммиграционный департамент с жалобой на хозяина дома. Благо теперь найти нужную информацию по защите своих прав она могла без труда. Сэр Харис же, надеясь получить желаемое мирным путём, обрушил на неё всё своё обаяние и щедрость. Такое его поведение несколько больше устраивало Кáрмен, и в хорошие дни она ему даже немного подыгрывала, чтобы позлить хозяйку. Мадам Мария в своей ревности становилась всё более невыносимой: цеплялась к Кáрмен по поводу и без, придиралась по пустякам и вообще в последнее время, кроме как на раздражённых окриках, с ней не разговаривала. Казалось, её выводит из себя всё, что только связано с домработницей.

– И что это у вас, у филиппинок, все имена такие: Сесилия, Кáрмен, Люсия? Кажется, азиатов обычно называют более мудрёно. Это вы себе для красоты придумываете, или как? – ни с того ни с сего вставляла она язвительным тоном.

– Но вы же видели мой паспорт, – спокойно отвечала ей Кáрмен, тихонько про себя усмехаясь. – Просто Филиппины – бывшая испанская колония, и наша культура у них много чего позаимствовала, в том числе и имена. Даже мой родной тагальский язык состоит на треть из испанских слов. И вообще моя родина была названа Филиппинами в честь испанского короля Филиппа II. А до того как в 1898 году пришли американцы, местное население ещё к тому же и активно смешивалось с испанцами, – не без гордости добавила она.

Кáрмен уже давно решила для себя, что своей столь удачной внешностью она, должно быть, обязана какому-то испанскому предку. Ведь семья её по линии матери принадлежала к прослойке испаноязычных католиков-филиппинцев, креолов и метисов. Ещё на занятиях по генетике в университете они проходили, что при смешении крови различных рас иногда получаются исключительные человеческие экземпляры, к коим она незамедлительно себя и отнесла.

Но если Кáрмен и могла сосуществовать рядом с человеком, который её на дух не переносит, то мадам Мария, очевидно, нет. Скандал следовал за скандалом, и во время этих нешуточных баталий своих хозяев Кáрмен периодически различала знакомые ей греческие слова: «ξένη», «φιλιππινέζα», «πουτάνα»[2]. Звучали частенько и немаловажные английские слова, такие как black list и immigration[3]. Из всего этого складывалась картина, что мадам Мария задалась целью осчастливить Кáрмен занесением её в черный список. Что это означает, девушка хорошо знала: прерывание контракта, высылка из страны с запретом на последующие въезды. Дело принимало довольно серьёзный оборот, и Кáрмен посчитала уместным посвятить Сесилию в курс всего происходящего. Как и ожидалось, подруга не подвела: она быстренько разжевала Кáрмен всю подоплёку истории, объяснила, что на Кипре существует закон, позволяющий любой киприотской женщине обратиться в иммиграционный отдел с жалобой на иностранную жительницу, находящуюся по рабочей визе на Кипре и посягающую на неприкосновенность брачного союза. По принятии соответствующих мер эта несчастная высылалась с Кипра и заносилась в чёрный список. Также Сесилия посоветовала Кáрмен сделать единственно разумный в этой ситуации шаг и попросить у хозяев релиз, то есть разрешение на прерывание контракта с последующей возможностью трудоустройства на Кипре в течение месяца. Если за это время она сможет найти семью, согласную взять её на работу, то проблема считалась решённой.

На следующий день Кáрмен смиренным голосом объявила работодательнице о своей просьбе. Мадам Мария вначале страшно выпучила на неё глаза, а затем отвернулась и принялась что-то неразборчиво бормотать по-гречески. Кáрмен решила благоразумно промолчать и подождать продолжения. Вечером она снова услышала рёв и крики, доносящиеся с первого этажа. Несомненно, хозяева обсуждали её решение. Сэр Харис все яростно выкрикивал: «Λεφτά, λεφτά»[4], – слова, уже хорошо известные Кáрмен. Видимо, его позиция строилась на том, что, давая домработнице релиз через шесть месяцев работы, они теряют деньги, так как контракт был рассчитан на целых четыре года. Мадам Мария что-то истерически кричала в ответ, и конца этому не было видно. Вдруг послышался звон разбивающейся посуды, и сразу все стихло. «Ну вот, приплыли… – подумала Кáрмен. – Уже тарелки друг о друга бьют! Что-то теперь со мной будет?..» Возвращаться на Филиппины сейчас, когда жизнь только-только забурлила, совсем не хотелось.

Через пару минут послышался стук в дверь, и сэр Харис преувеличенно вежливым голосом попросил её убраться внизу. Спустившись на кухню, Кáрмен встретилась лицом к лицу с только что утихомирившейся хозяйкой. С красным опухшим лицом и мокрыми глазами та возвышалась над горой разбитой посуды и при появлении девушки приняла стойку боевой готовности. Не дав ей даже взяться за пылесос, мадам Мария громовым голосом провозгласила:

– Мы не можем дать тебе релиз, так как никто нам не возместит понесённые убытки. Но здесь ты тоже больше не останешься. В контракте обозначено, что мы можем выдать тебе определённую сумму поверх заработной платы, и, таким образом, ты должна сама позаботиться о своём жилище. Приезжать сюда ты будешь на автобусе, – последние слова были произнесены с особым нажимом, при этом мадам Мария бросила красноречивый взгляд на своего скромно стоящего в стороне мужа.

Грациозно ступая по осколкам, насколько это было возможно при её весе, хозяйка прошествовала вон из кухни.

Радости Кáрмен не было предела! Почти смирившись с тем, что ничего хорошего больше ей здесь не светит, она получила такой приятный сюрприз. Уже давно она присматривалась к кучке её знакомых филиппинок, которые сами снимали себе квартиру и жили отдельно от своих хозяев. Вот это была настоящая свобода: отработала – и ходи себе куда угодно. Хоть каждый вечер! Теперь, когда дело приняло такой поворот, подобная жизнь ожидала и её. На следующий же день, после успешных переговоров с будущими соседками, которые были только рады ещё одному человеку, делящему с ними ренту, Кáрмен была занята перетаскиванием вещей.

Как и ожидалось, её образ жизни изменился к лучшему. На работу в дом хозяев она приезжала к восьми утра – в то время, когда в доме уже никого не оставалось: все домашние разбредались по работам и школам. Она не спеша прибиралась в доме, плотно подкреплялась из их холодильника на обед и уезжала назад пятичасовым автобусом. Таким образом, теперь на своей работе она оставалась один на один с пустым домом и совсем не видела его обитателей. За исключением разве что сэра Хариса. Ещё перевозя вещи Кáрмен в новое жильё, хозяин не преминул хорошенько запомнить его месторасположение. После её переезда он стал постоянно названивать ей на мобильный телефон и слать нежные послания. Его навязчивость была несколько утомительной, но, разбавленная небольшими периодическими подарочками, достаточно терпимой. Однажды, на день рождения Кáрмен, он преподнёс ей более оригинальный сюрприз: повёз в шикарнейший ресторан. Правда, ехать пришлось долго, аж на оккупированную турками сторону. Несмотря на то что после вступления в Европейское содружество между двумя разделёнными территориями разрешили свободное передвижение, большинство греко-киприотов игнорировали эту возможность и из чувства патриотизма отказывались посещать когда-то принадлежащие им дома и места, всё ещё находящиеся под турецким контролем. Таким образом, это являлось в некотором роде наиболее удачной конспирацией, так как уменьшало до минимума возможность встретить знакомых.

Но место, где она встретила своё двадцатидвухлетие, всё же оказалось просто шиком. Когда при входе в ресторан сэр Харис торжественно приоткрыл для неё двери и Кáрмен прошествовала в сияющую внутренность по красному ковру, на секунду она почувствовала себя так же, как в тот день перед зеркалом, – сказка сбылась! Даже сопровождающий её мужчина показался ей в этот момент не таким уж непривлекательным… Внутреннее убранство сочетало в себе восточную роскошь и современный стиль. Кáрмен была счастлива. «Вот какой жизни я достойна!», – с радостью думала она.

Впрочем, теперешний скромный образ жизни более не приводил её в уныние. Каждый вечер она обязательно выходила на какую-нибудь вечеринку. И, хотя Сесилия не могла составлять ей компанию в будние дни, Кáрмен никогда не скучала. Многочисленные поклонники не давали ей оставаться в одиночестве.