Читать книгу Игра Первых - Юлия Качалова - Страница 7

Со дня знакомства с мадам Добрэн прошло восемь месяцев. Мысли девочки часто возвращались к француженке. И чем дальше, тем больше крепла Алькина уверенность в том, что хозяйка Пуси и Туси – не обычная женщина, пусть и с тремя высшими образованиями, а… волшебница! Алька не говорила об этом ни родителям, не верившим в волшебство, ни даже Лёшке, чтобы друг её не засмеял. Только Лишайке, цветущему кактусу и коралловым рыбкам. И те дружно с ней соглашались: «Конечно, мадам Добрэн – настоящая волшебница».

Зима, тянувшаяся целую вечность, наконец отступила.

Когда Алька выздоровела после ангины, сугробы превратились в грязные лужицы. Заметив, как подруга поскучнела за время болезни, Лёшка всячески старался её растормошить. Показывал Альке выращенные в колбе кристаллы, предлагал собрать из шкафа машину времени, учил пить воду носом, как йоги. Последнюю неделю Лёшка зачитывался книгой о приключениях двух побратимов и не на шутку загорелся идеей сделать Альку своим кровным братом. Демонстрируя скальпель, стащенный из дому, Лёшка доходчиво объяснял процедуру братания:

– Надо надрезать кожу, соединить наши раны и, когда твоя кровь сольётся с моей, дать клятву верности. Тогда ты станешь моим кровным братом, а твой враг – моим врагом! Алька ничего не имела против того, чтобы обзавестись кровным братом в Лёшкином лице, но процедура братания ей категорически не понравилась. Особенно смущал вид скальпеля. Прямо отказаться она опасалась, поскольку друг мог обидеться, и, не придумав лучшей отговорки, сказала: – У меня нет врага.

– Не беспокойся, – отмёл её довод Лёшка, – враг – дело наживное. Сегодня нет, завтра появится. Обязательно найдётся тот, кому ты не нравишься.

– А нельзя стать твоим братом без надрезов? – осторожно спросила Алька. – Давай мы получим естественные раны. Например, я оцарапаю локоть, а ты обдерёшь коленку. Тогда мы их соединим и…

– Не хочешь брататься, так и скажи, – надулся Лёшка. – А ждать, пока ты соизволишь расцарапать свой локоть, я не собираюсь!

– Наверняка существуют другие способы, – не сдавалась Алька. – Если бы мы могли спросить у мадам Добрэн, она обязательно посоветовала что-нибудь ещё! Знаешь, мне иногда кажется, что она – настоящая волшебница!

Лёшка, слегка ревновавший к француженке, передразнил:

– «Мадам Добрэн! Мадам Добрэн!» Только и твердишь как попугай! Ну, и беги к своей волшебнице! – Однако, увидев, как жалобно у подруги задрожали губы, немедленно раскаялся: – Будь, по-твоему. Если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе. Давай найдём твою мадам Добрэн и спросим.

– Найдём?! – Алькины глаза округлились. – Каким образом? Номера своего телефона она не оставила и ни одной весточки за всё время не подала.

– Надо подумать.

Отложив скальпель, Лёшка запустил пятерню в свою густую шевелюру, как обычно, когда решал задачи. С минуту он морщил лоб, потом заявил:

– Одевайся и пойдём на стадион.

– Что мы будем там делать?

– Ты, женщина, будешь ждать, а Алекс – Могучий Бутс, то есть я, думать!

Алька сомневалась, что стадион – удачное место для думанья, но возражать не стала. Спасибо и на том, что Лёшка переключился, не машет скальпелем и не требует немедленно приступать к братанию.

Стадион оказался пуст. Девочка осталась у входа, а Лёшка начал накручивать круги, с каждым разом увеличивая скорость. Сначала Алька наблюдала за ним с лёгким удивлением, но постепенно забеспокоилась. Его залитое потом лицо побагровело и утратило осмысленное выражение. С ним явно творилось неладное. «Нужно срочно его остановить! Это мой лучший друг и без пяти минут кровный брат».

Алька бросилась на стадион. Прямо на неё летел Алекс – Могучий Бутс, она едва успела отскочить в сторону, чтобы избежать столкновения.

– Да стой же ты! – закричала Алька вдогонку просвистевшему вихрю.

Крики всё же дошли до Лёшкиного сознания, поскольку он начал слегка притормаживать. Описав ещё два круга, остановился.

– Чего это я? – очумело спросил Лёшка, с трудом переводя дыхание.

Алька вновь встревожилась, но напрасно. Отдышавшись, Алекс – Могучий Бутс хлопнул себя по лбу:

– Вспомнил! Я проверял главный принцип своей новой теории!

– Какой теории?

– Ответственного гения, разумеется!

Алька фыркнула, а Лёшка принялся развивать свою мысль:

– Большинство гениев ведут себя совершенно безответственно, потому что позволяют приходить к ним озарению во сне.

– И что здесь безответственного?

– Не дрыхнуть надо, когда тебя озаряет, а стимулировать мозг! Бегом или там спортивной ходьбой, если здоровье бегать не позволяет.

– Почему бегом? – изумилась девочка.

– Ну, ты даёшь! – Лёшка даже присвистнул от её бестолковости. – Когда человек напряжённо думает, что он делает?

– Шевелит извилинами? – предположила Алька.

– Этого никто не видит! Что мы видим?

Лёшка заложил руки за спину и стал демонстративно вышагивать взад-вперёд.

– Думающий человек ходит, – назидательно подытожил он.

– Предположим, – не стала спорить Алька. – И что с того?

– Движение стимулирует мыслительный процесс! Мы ведь хотим найти мадам Добрэн?

– Конечно! Только не знаем как.

– А каким образом мы можем узнать? Нас должно озарить! Главный принцип моей теории гласит: «Движение стимулирует озарение!» Вот я и бегал, проверял его.

– И как?

Друг насупился:

– Проверишь тут, когда всякие под ноги бросаются и не дают нужную скорость развить.

Лёшкины голубые глаза вспыхнули мрачной решимостью и снова стали терять осмысленное выражение.

– Подожди! – закричала Алька. – Ты уже доказал правоту своей теории!

– Уверена? – В голосе мальчика мелькнула робкая надежда, что не придётся повторять научный подвиг. В общем-то, он изрядно выдохся, но не собирался в этом признаваться даже себе.

– Абсолютно уверена! Такая замечательная мысль могла прийти тебе в голову только в момент озарения!

– Но ведь это было раньше! – Лёшка даже всхлипнул от разочарования. – Я пришёл к ней до того, как начал стимулировать мозг!

Вдруг он посветлел лицом.

– Эврика! Искривление пространства-времени! Сначала следствие, а потом причина, где-то я об этом читал! Ты гений!

Прищурившись, друг уставился на Альку очень внимательно. Девочка попятилась к выходу, догадываясь, что будет дальше.

– Ты ведь была телепаткой? Была! Значит, гений. Ну, пожалуйста, Аль, пробегись! Всего-то кружок-другой. Как ты не понимаешь, что одного результата недостаточно для подтверждения принципа! Прояви ответственность!

Горько вздохнув, Алька занялась лёгкой атлетикой.

* * *

А когда вернулась домой, то обнаружила в почтовом ящике открытку, отправленную из Парижа! Мадам Добрэн писала, что навестит её не позднее чем через неделю! Алька тут же сообщила новость Лёшке, но тот обрадовался не столько приезду иностранки, сколько подтверждению теории ответственного гения.

Девочка с трудом дождалась возвращения родителей, чтобы за ужином поделиться радостной новостью. Однако должного впечатления та не произвела. Мама и папа выглядели расстроенными. Оказалось, что заболела бабушка и маме срочно надо ехать к ней, а папа должен завтра отправиться в какую-то важную командировку.

– Придётся просить Липу недельку пожить у нас, – заключил папа и пошёл звонить сестре.

Алька состроила такую гримасу, словно ей предложили поцеловать жабу. На даче тётю от исполнения профессионального долга отвлекал огород, но представить себе жизнь с завучем без этого смягчающего обстоятельства! О-о-о…

* * *

После водворения в доме тёти Липы мрачные прогнозы Альки сбылись. Тётя Липа объявила, что, взяв племянницу на попечение, намерена с полной самоотдачей исполнять долг педагога. А долг свой она видела в том, чтобы превращать маленьких несносных существ в стóящих людей. Однако Альке не суждено было пасть жертвой её педагогических усилий, ибо в самом скором времени у тёти Липы объявился враг. Стала им Лишайка.

Папина старшая сестра вообще недолюбливала кошек, а Лишайка, по её мнению, имела «криминальное прошлое», что вызывало у тёти Липы чувство особой брезгливости. В первый же вечер она согнала Лишайку с её излюбленного кресла в гостиной. С точки зрения кошки, подобная бесцеремонность от чужака значила, что на территорию дома вторгся агрессор. И Лишайка объявила войну.

В Алькиной комнате тётя Липа и Лишайка бывали редко. Доступ кошки ограничивался из-за плотоядного интереса к рыбам. Что до тёти Липы, то родители настояли на том, чтобы у девочки имелось собственное пространство. К племяннице тётя являлась лишь пожелать спокойной ночи, зато властвовала во всех других уголках квартиры. Однако эта власть была поставлена под сомнение. Кошка подкарауливала тётю Липу, когда та направлялась в гостиную смотреть телевизор, в туалет или на кухню, и бросалась на жертву со шкафа, не забывая выпустить когти.

Тётя Липа тоже пыталась застать ненавистную тварь врасплох. Но у неё это получалось реже, поскольку кошка обладала чутким слухом и отлично умела прятаться. Однако у всех имеются зоны уязвимости. У Лишайки таким местом являлась кухня, где стояли её мисочки с водой и едой. Кошке теперь удавалось кормиться, только когда поблизости не было её врага. Если же тётя Липа замечала, что Лишайка пытается прокрасться на кухню, то швыряла в неё тапком или замахивалась мухобойкой. Кошка заметно отощала.

Поначалу Алька радовалась, что Лишайка мешает тёте выполнять педагогический долг. Однако «пострадавших» становилось всё больше: были разбиты два цветочных горшка, заварочный чайник и мамина любимая ваза. Представляя, какое впечатление это произведёт на родителей, Алька пыталась вразумлять противниц. Но те оставались глухи к доводам разума. Тётя Липа заявляла, что если хозяева не поставили наглую тварь на место, то для неё это дело принципа. Кошка, облизывая застигнутые мухобойкой места, делала вид, что совершенно не понимает, какие могут быть претензии к ней.

Алька по телефону уверяла маму и папу, что они все вместе отлично уживаются, но это являлось откровенной ложью. Все издёргались, всем было плохо, включая Альку, которая быстро убедилась в том, что там, где царит атмосфера вражды, находиться крайне неприятно. Она попробовала пожаловаться Лёшке, но друг не проявил должного сочувствия, а лишь самодовольно заявил:

– Вот видишь, я был прав! Враг – дело наживное.

– Ну и братайся с тётей Липой или Лишайкой, – обиделась Алька.

«Слава богу, – думала девочка, – завтра приедет мадам Добрэн». В десять вечера тётя, по своему обыкновению, зашла пожелать ей спокойной ночи, и Алька поразилась её затравленному виду. Плотно прикрыв за собой дверь, тётя Липа нервно зашептала:

– Эта тварь не кошка, а исчадие ада! Всю спину мне разодрала! Если ты не запрёшь зверюгу на ночь в своей комнате, у меня случится гипертонический криз!

Из-за этого самого криза, который случился у бабушки, мама была вынуждена уехать. Алька перепугалась и поспешно бросилась искать Лишайку. Кошка тоже утомилась от борьбы и без возражений перебралась в Алькину комнату, где ей не грозили ни тапки, ни мухобойка.

От расстройства девочка даже забыла включить ночник, хотя привыкла спать со светом. Долго ворочалась с боку на бок, но под звонкое мурлыканье Лишайки всё-таки задремала. Посреди ночи кошка начала яростно скрестись в дверь, требуя выпустить её по неотложным надобностям, однако Алька никак не могла стряхнуть оцепенение и подняться. Только что ей приснился очень необычный сон!

Она находилась в громадной пещере, набитой людьми и едва освещённой редкими тусклыми факелами. Скопление народу было не столько видимо, сколько ощущалось по шорохам и дыханию. Некоторое время толпа молчала, потом люди начали заунывно бормотать.

Алька отчётливо запомнила слова их не то молитвы, не то жалобы.

– Ничего себе, – удивлялась девочка, – я не читала подобных стихов. Самой мне такое в жизни не сочинить. Всё очень, очень странно…

Открыв глаза, она обнаружила, что странности продолжаются. Ночник не горел, занавески были плотно задёрнуты, дверь заперта, а по комнате неведомо откуда разливалось тёплое сияние. Алька соскользнула с постели, выпустила Лишайку и… увидела источник непонятного света. Цветок кактуса, подаренного мадам Добрэн! Его нежные лепестки источали мягкий свет столь же естественно, как другие цветы запах. Просто невероятно! Нет, она-то какова?! Столько ночей продрыхнуть рядом с чудом, не подозревая о нём!

– Колхой, – прошептала девочка в восхищении. – Вот как ты, оказывается, называешься! Теперь я понимаю, что имели в виду люди в пещере. Бедненькие! У них там так темно, и ты им так нужен. Ничего, я сейчас снова засну и подарю им тебя во сне.

* * *

Утром её разбудил звонок. Мадам Добрэн предлагала встретиться в ближайшем кафе «Шоколадница» в шесть вечера. В этот день Альке удавалось всё! Она получила пятёрку по математике и помирилась с Лёшкой, извинившись за вчерашнюю грубость.

Без пяти шесть Алька влетела в «Шоколадницу», а уже через секунду её обнимала мадам Добрэн – самая настоящая, пахнущая духами с тонким ароматом жасмина! И вот они уже пьют капучино с яблочным штруделем.

Выяснив, что мэйн-куны остались на попечении подруги мадам Добрэн, Алька принялась рассказывать обо всём, что происходило в её жизни. Слушая, как Лёшка бегал, стимулируя озарение, чтобы найти способ связаться с ней, француженка хохотала до слёз:

– Ой, не могу! Надо же такое придумать!

Потом Алька рассказала, что Лёшка предлагает побрататься. И спросила, не существует ли менее кровавого способа, чем тот, на котором настаивает друг.

Мадам Добрэн улыбнулась:

– Суть братания состоит в том, чтобы заглушить в мужчинах стремление к соперничеству, объединив их искусственно созданными узами крови. Однако в случае тебя и Лёши подобного ритуала не требуется, потому что ты девочка. Вы можете считать друг друга назваными братом и сестрой, и для этого не нужно проливать кровь. Вполне достаточно сильного совместного переживания.

Алька вздохнула с облегчением. Теперь она знала, как отвергнуть Лёшкино предложение, не обидев друга. Оставалось лишь поделиться сегодняшним сном и открытием, что цветок кактуса испускает свет. Эту часть рассказа мадам Добрэн слушала с большим вниманием.

– Колхой… – пробормотала француженка, когда девочка закончила. – Я знала, что кактус – уникальное растение и, возможно, этот экземпляр последний на земле. Ко мне он попал случайно, и я слышала о нём лишь легенду. В ней действительно говорилось, что кактус сто лет вынашивает бутон, который затем превращается в цветок, не увядающий на протяжении последующих ста лет. О том, что цветок способен испускать свет, я ничего не знала. Просто фантастика! А твой сон очень интересен. И часто тебе снится такое?

Алька призналась, что нет. Обычно ей снились какие-то яркие впечатления дня, забавно переплетённые между собой, но в целом совершенно заурядные.

– Может, ты что-то похожее прочитала недавно, увидела по телевизору или в кино?

Девочка отрицательно покачала головой.

– Значит, живая память, – сделала непонятный вывод мадам Добрэн. – Возможно, однажды тебе будет известно о Колхое намного больше, чем мне.

Подобное предположение показалось Альке немыслимым.

– Как я могу знать больше? Ведь вы волшебница! – вырвалось у неё.

Мадам Добрэн удивилась:

– Ты считаешь меня волшебницей? Жаль огорчать тебя, милая, но это не так.

Алька готова была расплакаться от разочарования.

– Я не волшебница, – повторила француженка, – но это не значит, что в мире нет ничего волшебного. Ты помнишь талисман?

Девочка кивнула. Ещё бы!

– Всё это время я собирала информацию о нём и кое-что узнала. В частности, благодаря одному своему волшебному свойству. Оно называется «живая память», об этом мы поговорим завтра. Сейчас уже поздно.

Уговорившись встретиться в том же месте и в то же время, они простились.

* * *

Тётя Липа была весьма разгневана поздним возвращением племянницы. Но поток её возмущения не успел излиться на Алькину голову, потому что девочка неожиданно спросила:

– Тётя Липа, что, по-вашему, объединяет брата и сестру? Какое сильное совместное переживание было у вас с папой в детстве? Расскажите, пожалуйста, для меня это очень важно.

Тётя Липа молча прошествовала на кухню, поставила перед Алькой тарелку с гречневой кашей и грузно опустилась на стул напротив. Опасливо косясь на своего врага, в кухню бесшумно прокралась Лишайка и бочком подобралась к мисочке с кормом. Тётя не отреагировала, погрузившись в воспоминания. Наконец после продолжительной паузы заговорила:

– Ему тогда лет двенадцать было, как тебе сейчас. Родители отсутствовали – в командировках всё время пропадали. Помню, я обед разогревала, а он со своим дружком заходит да за дружка держится. Вся штанина левая пропиталась кровью, а в ноге дыра. На карусели, объясняет, поранился. Я в «скорую» звонить, а мне отвечают, езжайте своим ходом в травмпункт. Пока мы добирались, он всё меня подбадривал, а сам уже бледный как смерть: крови-то много потерял…

Тётя Липа помолчала, перебирая воспоминания, и продолжила:

– И ещё был случай, когда тонул он на моих глазах. С приятелем на спор решил стремнину переплыть, а плавать тогда толком не умел и как раз посерёдке пошёл под воду. Возле берега в лодке сидели рыбаки, стали мотор заводить. Я в воду к нему на помощь бросилась, и моё платье под мотор лодки попало. Рыбаки мотор отключили, погребли к нему на веслах. Только я всё же первая успела.

Алька поразилась речи тёти Липы. Говорила не взрослая женщина, привыкшая всех поучать, а девчонка, насмерть перепуганная за младшего братишку. Вскочив, Алька бросилась к тётушке на шею.

– Какая вы замечательная, тётя Липа, – всхлипывала девочка, – я вас правда очень люблю! И папа очень любит!

Тётя Липа судорожно прижимала племянницу к своей обширной груди и тоже шмыгала носом.

– Полно, детка, полно. – Чтобы не дать чувствам взять над собой верх, тётя Липа оглянулась на кошку: – А тебе, бестия, чего положить? С курицей пакетик или с печёнкой?

Этой ночью Лишайка снова устроилась в Алькиной постели. Но уже не из соображений безопасности (чутьё подсказывало, что враг отныне превратился в подателя пищи и более ничем не грозит), а из простого удовольствия. Приятно засыпать рядом с тем, кто тебя обнимает и ласково почёсывает, и кошка отвечала благодарным урчанием, которое убаюкивало Альку.

«Всё-таки мадам Добрэн – самая настоящая волшебница, сколько бы ни отнекивалась! Не успела приехать, как все проблемы стали разрешаться сами собой», – думала девочка, погружаясь в сон.

* * *

О! Это был фантастический сон! Алька парила, словно птица, а под ней проплывали горные хребты, хвойные леса, пастбища… Девочку-птицу не покидало ощущение, что она движется в какое-то определённое место, описывая всё более узкие круги, которые должны сомкнуться в одной точке. Вот здесь! Движение прекратилось, и она зависла над вершиной холма.

Круглую, выложенную каменными плитами площадку окружали кольцом старые сосны, их высокие и ровные стволы в закатных лучах сияли червонным золотом. Круто вниз сбегали широкие белые ступени, а в центре площадки застыло изваяние. Алька-птица снизилась, чтобы лучше его рассмотреть.

Странное впечатление производила статуя, и веяло от неё чем-то нечеловеческим. Две фигуры со сросшимися, как у сиамских близнецов, спинами смотрели в противоположные стороны. Одна, выполненная из полупрозрачного материала золотистого оттенка, словно светилась изнутри. По мере движения, что вправо, что влево, цвет темнел, утрачивал прозрачность и становился аспидно-чёрным. Помимо сросшихся спин, близнецы имели общую руку, обращённую в сторону ступеней. Вторая рука светлой половины была простёрта вперёд, пальцы сложены в благословляющем жесте. Рука чёрной половины, согнутая в локте, казалось, пыталась кого-то схватить и вдавить в землю. Лица близнецов имели одинаковые черты, но как же они отличались! Улыбающийся лик светлого дышал покоем и умиротворением, гримаса чёрного заставляла цепенеть.

Вокруг изваяния зависла плотная тишина, не нарушаемая ни птичьим гомоном, ни шумом ветвей. Но вскоре откуда-то снизу послышались слабые звуки шагов. Девочка-птица воспарила повыше. Вот показались два человека, медленно взбирающиеся по высоким каменным ступеням. Глубокий старец, обессиленный долгим подъёмом, и молоденькая девушка, на которую он опирался. Старик неподвижно замер на краю площадки, с трудом переводя хриплое дыхание. Девушка тоже немного передохнула, потом почтительно отпустила локоть своего спутника и осторожно приблизилась к изваянию. Низко склонившись перед сросшейся рукой, произнесла:

– О, Ашмар, величайший из богов, благослови мой скромный дар!

С этими словами, девушка сняла одно из ожерелий, во множестве нанизанных на её стройную шейку, и надела на кисть божества. Едва отдёрнула руку, как ожерелье затрещало синими искрами и бесследно исчезло.

Явно через силу, девушка стала обходить статую и остановилась перед чёрной фигурой. Не глядя на устрашающий лик, сняла самые длинные янтарные бусы, поспешно накинула их на хищную длань и прошептала:

– Прими мой скромный дар, могущественный Хунгар, и отврати свой гнев!

Янтарные капли зашипели, потекли расплавленной смолой и превратились в чёрный пар. Девушка поспешила продолжить обход. Остановившись перед светлым божеством, подняла голову, лицо её мгновенно прояснилось.

– О, Аллар, несущий свет! С любовью подношу тебе мой скромный дар и прошу твоей милости!

Украсив пальцы бога ожерельем, девушка преклонила колени и залюбовалась улыбкой Аллара. Бусинки начали понемногу светлеть, а затем вспыхнули, словно яркие звёзды.

Девушка вернулась к спутнику, наблюдавшему за её ритуалом. Знаком старик приказал ей оставаться на месте и двинулся к изваянию. Встав напротив сросшейся руки, выпрямился и произнёс неожиданно сильным и звучным голосом:

Старец запнулся и резко выбросил вперёд руку: на цепочке покачивался кулон! В золоте оправы – прозрачный кристалл, схожий по оттенку с морской водой на мелководье в солнечный день. Время шло, старик молчал. Неожиданно он воскликнул: «Аллар», метнулся к светлому богу и повесил талисман на его пальцы.

Ничего не произошло, только тишина стала совершенно непереносимой. Старик с пронзительной мольбой вглядывался в улыбающийся лик. Вдруг чёрная фигура зашевелилась в нечеловеческих усилиях оторваться от светлой половины. Раздался страшный хруст, и вдоль сросшейся спины и руки пошли разломы, пронизанные синими сполохами. Камни, из которых была выложена площадка, завибрировали и стали трескаться. Корабельные сосны ломались, как сухие тростинки. И над этим хаосом яростно гремело:

– Отдай амулет Хунгару!

Цепочка на пальцах светлого бога разорвалась, словно кто-то с силой дёрнул кулон. Талисман упал на трескающуюся плиту. Из ближайшей трещины вырвалась струя багрового пламени, и тело старика превратилось в пылающий факел.

* * *

Вырвавшись из кошмара, которым неожиданно завершился такой интересный сон, Алька некоторое время слышала лишь частые удары своего сердца. Постепенно до неё начали доноситься будничные звуки наступившего утра. Явилась Лишайка и начала мурлыкать с энтузиазмом, не оставлявшим сомнений в готовности кошки позавтракать. Правда, тётя Липа, перед тем как уйти на работу, её покормила, но Лишайка ничего не имела против второго завтрака. Солнечные лучи проникали сквозь задёрнутые шторы, за окном весело чирикали воробьи, во дворе взывала к хозяину сигнализация какой-то чересчур чувствительной машины. Царила милая, привычная суета, но Алькины чувства пребывали не здесь, а на загадочном холме, рядом с изваянием богов и… талисманом!

После школы девочка поспешила на встречу с мадам Добрэн, та предложила прогуляться. Солнечный день плавно переходил в сумерки, насыщенные особой весенней синевой и свежестью.

– Я собиралась рассказать тебе о живой памяти, – начала мадам Добрэн. – Память – преинтересная штука! Года в два ты наверняка помнила погремушку, с которой играла в семь месяцев. А сейчас помнишь?

Алька попыталась вспомнить. Разумеется, у нее ничего не вышло.

– Чем старше ты становишься, тем сильнее сдвигается граница твоей памяти. Люди помнят, что было вчера, могут восстановить события месячной давности. Но чем дальше от того, что называется «сейчас», тем более смутными становятся очертания их собственной жизни. Мгновения, составлявшие годы и десятилетия, исчезают в тумане забвения. Однако в этом тумане есть яркие точки – события, которые, несмотря на свою удалённость, могут представать так же явственно, как сейчас, и проживаться заново во всей полноте ощущений.

Алька, чьи мысли продолжали вращаться вокруг младенчества, сообщила:

– Мама рассказывала, что в девять месяцев я уверенно ходила, держась за её палец, но отпустить его боялась. Однажды мама открыла ящичек серванта. Мне стало так любопытно, что я, забыв о страхе, поковыляла к ящичку. И с тех пор стала ходить сама. Но я этого совсем не помню! Только с маминых слов.

– При желании и некотором навыке ты можешь вспомнить, как слегка покачивался пол, когда ты делала первые самостоятельные шаги. Вспомнить прикосновения своих пальцев к вожделенному ящичку и яркие предметы, которые в нём хранились.

Перед глазами девочки вдруг отчётливо возникли кружева, катушки с разноцветными нитками, блестящая тесьма…

– Теперь представь, что тебе может открываться живая память не только твоя, – продолжала мадам Добрэн. – Например, память твоей мамы или папы. Или неожиданно открывается живая память кого-то, кто жил задолго до нашего времени. Часто детей считают фантазёрами, но детские сообщения гораздо правдивее, чем полагают взрослые, поскольку в раннем возрасте многие способны воспринимать чужую живую память. И кошмары, которые снятся детям, не всегда связаны с проблемами пищеварения, как думают родители и врачи. Некоторые страшные сны являются живой памятью!

Вспомнив вчерашний сон, Алька вздрогнула. Мадам Добрэн решила, что стало слишком свежо, и предложила закончить прогулку.

– С годами живая память уходит. Иначе скопилось бы слишком много переживаний, связанных с прошлым, и слишком мало внимания уделялось бы настоящему и будущему. Но у некоторых людей живая память сохраняется и во взрослом возрасте.

Мадам Добрэн умолкла, задумавшись о чём-то. На следующий день француженка была занята и пообещала позвонить Альке в субботу утром.

Тётя Липа встретила племянницу в таком прекрасном расположении духа, в каком девочка её отродясь не видела.

– Завтра из-за границы прилетает мой одноклассник. Он пригласил меня поужинать в ресторан. Если я задержусь, тебе не будет очень страшно засыпать одной?

Алька заверила, что ничуть не страшно. Лёжа в кровати, она перебрала в уме события дня. Порадовалась за тётю Липу. Вспомнила рассказ мадам Добрэн о живой памяти. Затем Алькина мысль скакнула и перенеслась на три недели вперёд, когда она будет праздновать свой день рождения. Засыпая, девочка думала, что мама испечёт маковый рулет, придёт мадам Добрэн, начнёт рассказывать о… Под звонкое мурлыканье Лишайки и мягкое сияние Колхоя она провалилась в крепкий сон без сновидений.