Читать книгу Стрекоза летит на север - Юлия Климова - Страница 7

Теперь я знала, в каком городе живет Павел, по каким улицам ходит, в каких магазинах покупает одежду и продукты. Москва мелькала, шокировала, притягивала, давила, приглашала, отталкивала и звала. И, странно, она не была чужой. Нет, я не помнила высотных домов, больших рекламных плакатов и ярких вывесок, мне не снились суета людей, остановки, подъезды и клумбы, но тем не менее этот мир не казался невероятным и невозможным. Я редко смотрела телевизор у соседей, но зато часто листала журналы… Картинки стали реальностью…

За время пути я успела о многом подумать, я очень тосковала по Лильке и жалела, что не попрощалась с ней. Но кто бы мне позволил добежать до соседней деревни? Не Карина Филипповна, уж точно. У меня не получалось называть ее просто Корой, язык не поворачивался, но, схлопотав еще пять рассерженных замечаний, я начала настраивать себя на такое обращение. А в голове все время всплывало другое слово – Кобра.

Мысли о забытом прошлом тоже не давали покоя. Кто я? Почему жила с тетей Томой (или она вообще не моя родственница?), почему меня увозят теперь?.. И куда ведет эта дорога?.. Что произошло, что изменилось? Бабушка… оказывается, у меня есть бабушка, которая ждет… А раньше ждала?

От нечего делать я придумывала различные невероятные истории, не имеющие никакого отношения к действительности, например: в детстве меня украли цыгане (перепутали с другим ребенком), увезли за тридевять земель (там перепутали еще раз), вернулись, поняли свои ошибки, попытались все исправить, но не получилось… Нормальная история без начала, смысла и конца, а если еще добавить безутешную родню, отправившуюся на поиски, родимое пятно где-нибудь в области подмышки, парочку роковых тайн и наследство, то картина вырисовывалась умопомрачительная… Я подбадривала себя как могла, вспоминая сюжеты прочитанных книг.

Вопросы тянулись бесконечной вереницей, но, полагаясь на судьбу, я не стала их задавать. До правды все равно оставалось не так уж много километров, а Карина Филипповна явно не собиралась посвящать меня в семейные тайны.

Машина остановилась около трехэтажного дома, напоминающего старинный особняк – строгий, аристократичный, цвета слоновой кости. Кругом кипела современная жизнь, и этот островок былого магнитом притягивал взгляд. Но, оглядевшись, на противоположной стороне улицы я увидела еще несколько похожих домов – меньше и гораздо скромнее, но тоже весьма интересных. А метров через двести уже пестрел рекламой огромный магазин, высились зеркальные домины-пеналы, плоский гигантский телевизор менял картинки, мимо неслись машины, автобусы, облака…

У меня закружилась голова.

– Закрой рот, – усмехнулась Карина Филипповна. – Бери свой мешок, и пошли.

Дверь распахнул мужчина в серой униформе. Распахнул, сделал шаг назад и замер. Я поздоровалась и получила в ответ кивок.

Ноги сразу ступили на мягкий ковер, а в нос ударил еще один запах из прошлого – ровный, спокойный, ничего не говорящий.

– А босоножки снимать? – поинтересовалась я, чувствуя себя мышонком, добровольно отправляющимся в пасть страшной ловушки.

– Не надо, – бросила Карина Филипповна и устремилась в глубь дома.

Нет, дом дедушки и бабушки Павла не был музеем… Музеем были вот эти царские хоромы… Даже в журналах я не видела такого… Золото и бархат, ковры и картины, широкие шкафы и тумбы (сияющие, отражающие свет хрустальных люстр и бра), тяжелые подсвечники, шторы, отливающие перламутром, светлый и темный блестящий паркет, изогнутая лестница с гладкими перилами, высокие потолки, на которых изображены какие-то девушки в покрывалах, ангелы, зеленые ветки, голуби… И зал размером с наше деревенское футбольное поле (не слишком подходящее сравнение по сути, зато отлично отражающее размер). Чуть ли не весь первый этаж – зал! Полупустой, гулкий и от этого – величественный!

В таком доме невозможно жить. Ну, нормальный человек не сможет… Я притормозила, быстро сняла босоножки, опасливо оглянулась и припустила за Кариной Филипповной, почти поднявшейся на второй этаж.

Она остановилась около массивной красноватой двери, приоткрыла ее и спросила:

– Мама, можно? Мы приехали.

«Мы приехали, – мысленно повторила я и, кажется, стала меньше в два раза. – Сейчас меня съедят. Точно. Зажарят и съедят…» В эту секунду я подумала о том, что тетя Тома даже очень неплохая женщина: и пила немного, и материлась не каждый день, и все же никого не убила (хотя попытки были…). Я хотела обратно – подальше от этого музея! Я хотела вернуться в свой привычный мир, где на потолке трещины, а не полуобнаженные феи с арфами и лютнями.

Вот так я и зашла в комнату, в новую жизнь: в одной руке наволочка с вещами, в другой – коричневые босоножки с пришитыми через край ремешками и отклеивающимися подошвами. Волосы в беспорядке, глаза точно два чайных блюдца, губы сжаты, выцветшее платьице уныло висит на тощей фигуре… Я не вписывалась в этот сверкающий мир, я была инородным телом, не пойми откуда взявшимся и срочно нуждающимся в стакане успокоительного горячего чая.

Запах… Резкий, терпкий, почти удушливый… Мужской или женский? Теперь я знала – женский. Он первым встретил меня в комнате, окружил со всех сторон и проник в сердце.

За столом на стуле, как на троне, восседала седовласая женщина неопределенного возраста. Ее лицо, украшенное (именно украшенное!) морщинами вокруг глаз и губ, было спокойным, но глаза горели и требовали ответа на вопросы, которые еще даже не прозвучали. Она напоминала императрицу – уверенную, властную, не терпящую отказа ни в чем…

На свете бывают разные бабушки: одни варят варенье, другие пекут пирожки, третьи читают на ночь сказки… Или есть бабушки, совершающие все эти приятности разом. Моя же… О-о-о… Я округлила глаза еще больше, вдохнула, выдохнула и, сдерживая страх, мужественно выпалила:

– Здравствуйте!

– Ты просила, я привезла, – усмехнулась Кора, прошла к столу, развернулась и скрестила руки на груди. – Могу отвезти обратно. Но только завтра, я устала.

– Нет, – тихо произнесла седовласая женщина и проткнула мое худенькое тельце острым взглядом. Я, защищаясь, прижала тюк к ноге. – Как тебя зовут? – зачем-то спросила она, конечно же, зная и имя, и фамилию.

– Анастасия Ланье.

– Ланье не может так выглядеть! – Голос треснул и гневно взлетел к потолку.

Честно говоря, бывали времена, когда я выглядела и похуже, но, наверное, об этом не стоило говорить… Видели бы они меня после «пострига», устроенного тетей Томой в пылу гнева, – все пастухи завидовали мне, и все дятлы стучали вслед.

– Кора, приведи ее в порядок. Я жду вас через два часа. Вещи выброси.

– Нет! – неожиданно для себя твердо и резко произнесла я. Видимо, росток силы отчаянно рванул вверх. Я ни за что не могла расстаться с маминой фотографией, ожерельем и шарфом Павла, да я бы (костлявый богомол) бросилась на амбразуру, защищая свое личное богатство! И я еще сама не знала, что могу вот так…

Кора наклонила голову набок, а брови бабушки изумленно поползли вверх.

– Ты говоришь мне «нет»?.. Браво! – Она засмеялась, и тяжелые, необыкновенно красивые бусы задрожали на ее груди. – Ты говоришь мне «нет»… Хорошо, твои пожитки останутся при тебе. Кора, займись этим… ребенком. Немедленно.

Когда я выходила из комнаты, до меня донеслось тихое, сухое и недовольное: «Почему же она похожа на мать, а не на Дмитрия… почему…»

Сначала мне выдали мягкую, шелковистую розовую пижаму и отправили в ванную. Я очень боялась, что ко мне приставят человека, который должен будет меня мыть… Но обошлось. Пижама оказалась великовата.

Затем молчаливая, но суетливая девушка измерила каждый изгиб моего тела, сделала пометки в блокноте и ушла, а вернулась уже с разноцветными пакетами и коробочками, которые ей помогал нести симпатичный парень лет на пять старше меня. Как только он ушел, началась мучительная примерка… О, если бы Лилька увидела эту одежду: юбки, брюки, майки, кофточки, бриджи, туфли… Она бы подпрыгнула до потолка и бросилась немедленно надевать все по порядку! «Настька! – кричала бы она. – Мы в раю, Настька! Я похожа на Софи Лорен? А вот так? Я это все забираю себе!» И мы бы хохотали как ненормальные… Но меня вещи не радовали, они сковывали и ставили жирную печать принадлежности к чужому миру.

Потом уже другая девушка, приятно похожая на маленькую птичку, занялась моими волосами. Пришлось опять идти в ванную комнату (а это была именно комната!), мазать голову вонючим маслом, затем коричневой жидкостью, затем густым ароматным белым кремом, затем опять мыть… Меня сушили, причесывали и вновь сушили… Я вообще не понимала: зачем столько стараний, если для нормального вида достаточно мыла и воды (так и без волос остаться можно!).

Кора появилась ровно в восемь часов, я как раз стояла перед зеркалом и с любопытством разглядывала свое отражение. Длинные руки, длинные ноги, длинное тело. Суповой набор, упакованный в красивую обертку, но… во мне появилось что-то новое, и это никак не было связано с одеждой и прической… «Павел, если бы ты видел меня сейчас… ты бы не отказался… не оставил…»

– Ты готова? – резко спросила Кора.

– Да, – ответила я, обернувшись.

– Гораздо лучше…

Я полагала, мы вернемся к бабушке, но тетя повела меня в другое место – в столовую.

– Ужин сегодня раньше из-за тебя, – сообщила она на последней ступеньке лестницы, и фраза прозвучала с раздражением и упреком.

Мы прошлись по залу и свернули вправо. От голода в животе сначала заурчало, а потом заныло протяжно и настойчиво. Мечта о тарелке борща и трех кусках черного хлеба с солью приобрела четкие очертания и подтолкнула вперед. Но интуиция подсказывала, что борща в этом доме мне не нальют…

Я еще не успела озадачиться вопросом, большая ли у меня семья, а ответ уже ждал за длинным столом, накрытым кремовой скатертью, заставленным белоснежными тарелками, бокалами, блюдами…

Первой, на кого я обратила внимание, была черноволосая девушка, похожая на Кору («Моя двоюродная сестра?»). Затем я посмотрела на молодую женщину в черной вязаной кофте и встретила спокойный заинтересованный взгляд карих глаз («Наверное, родственница какая-то…»).

Полноватый, лысоватый мужчина в коричневом джемпере положил нож, вилку и промокнул рот салфеткой.

– Вот теперь ты действительно Ланье, моя дорогая! – торжественно произнесла бабушка, поднимаясь со стула. – Добро пожаловать в нашу семью.

– Здравствуйте, – кивнула я и нервно закусила нижнюю губу, чтобы не добавить «товарищи». Почему-то именно это совершенно неподходящее моменту слово вертелось на языке. А еще дурацкий смех подскочил к горлу!

– Твое место здесь. – Кора указала на свободный стул и села рядом с мужчиной.

– Я познакомлю тебя со всеми, – усаживаясь, сказала бабушка. – Что ж… Начнем… Я – Эдита Павловна Ланье, твоя бабушка. – Она посмотрела на молодую женщину в черной кофте и продолжила: – Нина Филипповна Ланье – моя младшая дочь, твоя тетя. Семен Германович Чердынцев – муж Коры и, соответственно, твой дядя. Валерия Ланье – твоя двоюродная сестра. Мы свято чтим семейные ценности и не допускаем в свою жизнь недостойных людей. А также мы не совершаем опрометчивых и постыдных поступков, за которые потом приходится краснеть. Далеко не всегда нужно следовать мимолетным порывам, человеку дан разум, и об этом не стоит забывать. Ты кого-нибудь помнишь из нас?

– Нет, – ответила я, мысленно повторяя прозвучавшие имена. Похоже, фамилия имела для Эдиты Павловны особое значение, и она не упускала возможности с гордостью произнести ее вслух.

– Странно… А что ты помнишь? Нет, об этом после. Сейчас мы будем ужинать.

Нина Филипповна молча положила мне салаты, маленькие бутербродики, кусок рыбы. Я поблагодарила и… продемонстрировала новой семье отличный аппетит! Не знаю, почему мне столь сильно хотелось есть, наверное, сказались стрессы, которых было слишком много для одного дня.

– Мы ее не прокормим, – сказала со смехом Кора, когда на моей тарелке ничего не осталось. Но бабушка одарила ее таким взглядом, что дальше шутить тетя не стала.

Валерия сидела на противоположной стороне стола, немного правее, и мы с ней постоянно обменивались взглядами. «У меня есть двоюродная сестра… надо же… и возраста мы приблизительно одинакового… Наверное, подружимся…» – наивно думала я, робко улыбаясь.

После ужина бабушка отвела меня на второй этаж, в комнату со светло-бирюзовыми стенами, полупрозрачными шторами и большой кроватью, и сообщила:

– Эта комната твоя.

– А вещи? – ринулась я защищать свое имущество.

– Не волнуйся. – Она указала на тюк, лежащий в углу около двери.

– Спасибо.

– Нам о многом нужно поговорить, не так ли?

– Да…

Уж с этим я не собиралась спорить. Я мечтала узнать побольше о маме, о папе, о себе… Да я миллион лет с надеждой и тоской желала этого! И вот наконец-то появилась возможность.

Эдита Павловна подплыла к креслу, села и сложила руки на коленях. Я устроилась на краю кровати.

– Что ты помнишь? – строго спросила она, прищурившись, отчего морщины вокруг глаз стали заметнее.

– Ничего.

– То есть?

– Я ничего не помню, – честно объяснила я.

– Но этого не может быть… – Эдита Павловна посмотрела на меня с ледяным недоверием. – Родителей?

– Нет.

– Как ты жила здесь?

– Нет.

– Меня?

– Нет.

Погрузившись в раздумья, бабушка просидела молча минут пять (по лицу проносились тени, указательный палец правой руки изредка постукивал по подлокотнику кресла). Не желая ей мешать, пользуясь возможностью выстроить в ряд собственные вопросы, я сидела тихонько.

– Наверное, та ночь оказалась слишком тяжелой для тебя… – еле слышно произнесла она. – Тем лучше…

– А почему я жила с тетей Томой? И, пожалуйста, расскажите мне хоть что-нибудь о родителях. Я должна знать! И фотографии… я бы посмотрела их!

Сдержанности хватило ненадолго, я подалась вперед и задрожала от волнения и нетерпения.

– Что ж, ты права… Пора тебе узнать о прошлом. – Эдита Павловна повернула голову к окну и отстраненно, ровно произнесла: – Мой сын Дмитрий женился на твоей матери около семнадцати лет назад, затем появилась ты. Они очень любили друг друга, но трагедия унесла их жизни… Эта комната была твоей с рождения.

– Правда?.. – Я изумленно огляделась и увидела на полке шкафа деревянные, покрытые лаком фигурки животных: слон, жираф, тигр… Фигурки не были детскими игрушками – украшение, – но мне они показались знакомыми.

– Мы сделали некоторую перестановку и обновили интерьер… – Эдита Павловна вновь помолчала и продолжила: – Скажу честно, с твоей матерью у меня были не слишком хорошие отношения, но мы старались вести себя достойно. Да, достойно. – Эдита Павловна выпрямилась и добавила резко: – Твои родители погибли в автомобильной катастрофе, когда тебе исполнилось шесть лет, для меня это оказалось огромным ударом, с которым я не могу справиться по сей день. Да, я виновата перед тобой и признаю это.

– Я…

– Мне тяжело было видеть тебя, Анастасия. Слишком тяжело. Я полагала, Тамара Яковлевна будет хорошо заботиться о тебе. Конечно, временно… Каждый месяц она получала средства на твое содержание. Кстати, о средствах… Я выдам тебе немного наличных денег, и ты получишь пластиковую карту, с помощью которой сможешь расплачиваться в магазинах. Учти, я не одобряю транжирство, и моя доброта имеет четкие границы. Ясно?

– Да.

– Я попрошу Валерию объяснить тебе, как пользоваться картой. С мобильным телефоном ты знакома?

– Нет, – мотнула я головой.

– Да, я совершила ошибку, нужно было отправить тебя в какую-нибудь частную школу. Как ты училась?

– Хорошо.

– Вряд ли ты могла получить в деревне достойное образование.

«А нельзя ли вернуться к разговору о моих родителях?» – хотела попросить я, но Эдита Павловна решительно поднялась и направилась к двери.

– На сегодня хватит. Остальное ты узнаешь позже.

* * *

Остальное я действительно узнала позже, но часть правды не пришлось долго ждать…

Через час ко мне пришла Валерия. Положив на прикроватную тумбочку серебристый мобильный телефон и два конверта, она подошла к окну, уселась на широкий подоконник и с улыбкой протянула:

– Ну-у-у, сестричка, привет. Давно не виделись.

– Привет, – легко ответила я и тоже улыбнулась.

Наверное, у меня включился инстинкт самосохранения, я и сама удивилась, откуда во мне столько радости, доброжелательности и жажды общения? По сути, окружающие меня люди были чужими, а в душе еще горела боль разлуки с привычной жизнью. Но, несмотря на обстоятельства, в этот момент я походила на счастливого представителя рабочего класса, махающего красным флажком во время праздничной демонстрации, подпрыгивающего на месте от восторга и с ликованием выкрикивающего: «Миру – мир!» То есть я минут на пять попросту чокнулась. Стояла и улыбалась.

– Ты меня не помнишь? Я тебя тоже не очень-то помню, – произнесла Лера, равнодушно скользя взглядом по комнате. – Там, – она кивнула на тумбочку, – деньги… Я стрельнула немного, не возражаешь?

– Нет.

Если учесть, что раньше тетя Тома выделяла мне деньги строго на поход в магазин и затем тщательно проверяла сдачу, я вообще не претендовала ни на какие средства и не нуждалась в них. А уж для вновь обретенной двоюродной сестры я была готова снять последнюю рубашку!

– Еще там карточка… Надеюсь, с банкоматом ты разобраться сможешь. В твоей деревне были банкоматы? – Ее карие миндалевидные глаза насмешливо блеснули.

– Нет, – опять ответила я, слабо представляя, о чем речь. Мои познания по данной теме опять сводились к информации из журналов и беседам с библиотекаршей Валентиной Сергеевной. Весь мир уже давно пользовался пластиковыми карточками, а мы с тетей Томой иногда просто меняли патиссоны на яйца. Да, наши патиссоны в деревне были самыми лучшими – аккуратненькими, ровными и красивыми, уж не знаю, почему… Мы за ними практически не ухаживали. Сторож Дмитрий Петрович говорил, что кругом неправильная кислая почва, и только наш участок эта беда не коснулась, и если бы мы не ленились и сажали еще и капусту, то стали бы богачами… Рассказывать Лере о наших с тетей Томой достижениях я не стала, а попыталась выудить из памяти хоть какие-нибудь познания о банкоматах.

«М-м-м… суют карту… жмут кнопку и… и получают деньги… м-м-м… как в Америке… Господи, помоги мне!»

– Ну и плевать, – пожала Лера плечиком. – А к мобильнику инструкция прилагается, сама разберешься.

– Ладно, – уверенно согласилась я, желая победить все блага цивилизации самостоятельно одним махом. Выйду на улицу с мобильным телефоном и разберусь… Главное – дорогу потом найти обратно.

– У тебя, наверное, куча вопросов, – небрежно произнесла Лера. – Не скажу, что я много знаю, но… задавай.

Неожиданно она показалась мне очень похожей на Лизу, сестру Павла, отчего радости в моей душе поубавилось. Та же тонкая улыбка, та же манера говорить… И мимика, и вздернутый нос…

Но вопросов действительно было много, а уж как я мечтала об ответах…

– А что тебе известно о моих родителях?

– Погибли в автомобильной катастрофе.

Коротко и ясно. Но это не новость…

– А почему меня сначала отправили к тете Томе, а затем…

– О! – перебила Лера, закатив глаза к потолку. – Как ты не понимаешь! Все же просто. – Она оживилась, качнула ногами и поправила волосы.

– Да?

– Бабушка терпеть не могла твою мать, уж не знаю, какая кошка пробежала между ними… А ты на нее очень похожа. И потом, ее любимая внучка – я. Понятно?

Она все больше и больше становилась похожей на Лизу…

– Ну и оставили бы меня в деревне, – выдохнула я с ностальгическими нотками.

– К сожалению, – не скрывая досады, ответила Лера, – так не получилось… Понимаешь, бабушка очень боится смерти – в церковь зачастила, молитвы учит, икону в спальне повесила. Совесть ее мучает, и кошмары снятся, будто приходит к ней призрак в белой одежде с косой в руках и повторяет только одно слово: Анастасия, Анастасия, Анастасия… – Лера многозначительно усмехнулась. – Я однажды подслушала ее разговор с доктором. Короче, то, как она с тобой поступила, по ее мнению, тяжкий грех. Вот она и решила исправить ошибку – вернуть тебя в семью и признать внучкой. Иначе же рая не видать! Бред, конечно, самый настоящий бред и старческий маразм… Вот уж жили – не тужили! – Лера театрально всплеснула руками и хлопнула ладонями по коленям. – А тебя, кстати, никто и не вспоминал.

Соскочив с подоконника, она прошла мимо и направилась к двери.

«Значит, я – ночной кошмар Эдиты Павловны Ланье, – подумала я, морщась. – А раньше была кошмаром тети Томы… Ясно… – Положение уже не казалось плачевным, наоборот, оно стало нормальным и привычным. Я вздохнула, подошла к окну и поймала следующую мысль, которая пронеслась стрелой и поставила точку в моих переживаниях за день: – Интересно, чьим кошмаром мне еще предстоит стать?..»