Читать книгу Разрешаю себя ненавидеть - Юлия Колесникова - Страница 5

Я никогда не была конфликтным человеком, просто не находилось таких людей, с которыми мне было трудно общаться. Если что, я могла отстаивать свое мнение, а если находились упрямцы, то умывала руки.

Слово «ненависть» не было мне знакомо – как и «конфликт». Даже и не помню, бывало ли так до встречи с Ирвингом, чтобы я кому-либо грубила или хамила. Все кто меня окружал, были если не друзьями, то хорошими знакомыми, такова была особенность маленького города. Наверное, я просто всегда отступала, когда чувствовала, что ситуация становится напряженной.

Потому, когда в августе приехали Этвуды, я ждала их почти с радостным возбуждением, которое по сравнению с радостью Этни и Майкла было мизерным. А что говорить про родителей – они ждали их, словно родных детей, которые вернулись с отдыха. У меня даже в мыслях не было, что Ирвинг Этвуд может стать моим врагом или кем-то еще.

Родители занимались последними приготовлениями в их комнатах, когда мы трое висели на окнах, ожидая приезда машины Ирвинга и Майи. Большая часть вещей, которые они решили сохранить, была привезена грузовой машиной еще неделю назад. Они сами ненадолго улетели в Ирландию к прабабушке, по большей части потому, что Майя хотела приехать сюда уже без гипса. Этни ожидала ее приезда так, как никогда не ожидала бы моего возвращения. Сама мысль о том, что теперь у нее есть сестра-ровесница, ей нравилась. Ведь теперь им будет, о чем поговорить, и Майя точно не будет так, как я, выгонять ее из своей комнаты. К тому же, Этни была именно из тех людей, кому легко заводить дружбу, просто у нее не было времени продолжать ее. Иное дело – когда кто-то живет в одном доме с тобой. С сестрой не нужно церемониться и объяснять ей, почему ты так много времени проводишь, играя в лакросс, и редко ходишь гулять. Ежедневной одеждой летом для Этни являлась форма для лакросса или спортивная одежда, которая не сковывала движения. Меня радовало, что я пугала маму своей простенькой одеждой меньше, чем Этни.

Майкл надеялся, что вскоре у него будет брат, с которым можно будет поговорить о спорте, и это будет не только лакросс, как с Этни, и не скалолазание, как со мной.

Видимо, я была единственным человеком в доме, который ничего не ожидал от Этвудов. Больше всего меня пугало то, что будут говорить в городе о взрослом парне, с которым мне теперь предстоит жить. Еще одна особенность маленького городка – все обо всем знают. И я теперь буду под прицелом множества любопытных глаз. Меня пугала популярность. В последний раз, когда мне пришлось участвовать в школьной постановке, я грохнулась в обморок прямо на сцене из-за переживаний, и это было во втором классе, после чего меня никуда не брали. Маму это убивало, меня несказанно радовало.

И вот тоскливое ожидание вдруг превратилось в яркое возбуждение. Темная огромная машина, что-то дорогое и спортивное, вкатилась на нашу дорожку. На миг я даже зажмурилась, таким ярким был блеск машины, отразившийся в наших окнах. Сердце на миг остановилось в преддверии чего-то неведомого, но я постаралась взять себя в руки. Я всегда гордилась тем, что могу спокойно все переносить. Единственный опыт моего падения на сцене научил меня тому, что чувства нужно держать при себе. Ледышка Флекс – так меня называли многие за глаза, и лишь моя подруга Рашель не боялась сказать мне это в лицо. Хотя она считала, что так я набираю очки у парней. Мне же казалось, что так жить легче – зачем попусту психовать, как это часто делала Этни.

– Папа, они здесь! – крикнул наверх Майкл, и, прежде, чем я успела его задержать, радостно побежал на улицу. Мне стало неловко, потому что нельзя так очевидно радоваться, что они будут жить здесь, ведь не прошло еще и двух месяцев, как их родители погибли. Как ребенок, Майкл этого не понимал, и я надеялась, что Этвуды не будут злиться или обижаться на него. Мне стала неприятна мысль, что в первые же минуты их приезда, им станет грустно или обидно. Да и Майкл может почувствовать неприязнь.

Выглянув в окно еще раз, я как раз увидела вылетающего пулей Майкла, который едва не натолкнулся на тоненькую, худенькую девчушку с вьющимися длинными волосами пшеничного цвета. Ее хрупкие руки взметнулись вверх, чтобы защититься, но она слишком поздно это сделала – Майкл уже крепко обнял ее. Несмелая улыбка расплылась на лице в виде сердечка. Ну что ж, мне пока не за что было злиться на Майкла или же стыдиться его. Он был добрым малышом, хотя, каким малышом, десятый год ему шел в то время, и любое причисление его к детям унижало Майкла.

Другого члена семьи Этвудов я не видела, так как он явно был с другой стороны машины и что-то там выкладывал. Мне было видно лишь, как Майкл куда-то вовнутрь важно потянул руку, и ее явно приняли. От гордости братишка просто сиял.

Не спеша, на улицу вышла Этьен, как всегда, она по привычке дергала рукой, словно хотела ощутить в ней тяжесть ракетки для лакросса.

Они с Майей обменялись неловкими улыбками, и, когда Майя взяла одну из коробок, Этни не позволила ей этого. И правильно, Майя не была еще полностью здорова, а для Этни это была хоть какая-то физическая нагрузка, ведь она пропустила сегодняшнюю тренировку. Моя сестра была лакроссозависимой, так мы иногда над ней потешались дома.

Когда сестра оказалась у открытой двери машины, с ней тоже поздоровались довольно тепло, так как я еще никогда раньше не видела такой ошеломленно-счастливой улыбки на ее лице. Ну, еще бы, если судить по фотографиям, которые я тайком взяла из коробок Этвудов, Ирвинг был красивым. Или, точнее говоря, очень привлекательным. У него были шелковистые прямые каштановые волосы, как я могла судить по фото, модно подстриженные, и крепкое телосложение. Я не видела лишь его глаз, пока что они оставались загадкой. Одно я знала точно – Ирвинг Этвуд станет звездой программы на год вперед в нашем маленьком тесном обществе. В городке, в котором новыми людьми бывали туристы, но на них уже не обращали такого внимания, потому что они приезжали и уезжали, а таких, кто бы оставался здесь жить, не было. Так что Ирвинг станет свежим мясом для девушек города. Таких откровенно красивых парней в нашем городе не было, а если и были, то принадлежали уже кому-то. Думаю, первой в очереди на него будет Рашель, она как раз рассталась со своим бойфрендом и теперь в активном поиске. Мило. Я даже усмехнулась этой мысли. Почему-то у меня не было предчувствия, что у нас что-то выйдет. Как я уже говорила, в школе были девушки красивее меня, а Ирвинг не просто красив, после смерти родителей ему осталось приличное состояние. Да кто его не захочет?! Я, даже еще не познакомившись с ним, знала, что буду держаться от всего такого в стороне.

Наконец, на улицу решила выйти и я. Родители пока не спешили вниз, значит, наверху еще не все было готово. Пригладив волосы, я в последний момент вытерла мокрые ладони об узенькие старые джинсы, потертые, с дырами на коленях, сидящие на мне, как влитые. Давно уже пора было их выкинуть, но мне они нравились, в них было так много моего – моя история, память о тех случаях, что я бывала в них. И не такие уж они и страшные. Хотя бы майка нормальная – простая, белая, в таких все ходят.

Выйдя на улицу, я тут же услышала лепет сестры, зато увидела ее не сразу, так как солнце ослепило меня, не только светя с неба, но и отражаясь от машины. Машинально подняв руку, чтобы прикрыть глаза, я тут же поняла, какую глупость сделала, надев эту майку. Мой живот вмиг оголился. Почувствовав пристальный взгляд на себе, я тут же опустила руку, и превозмогая боль в слезящихся глазах, шагнула в тень возле машины. К тому времени на меня уже явно никто не смотрел, я же ощутила облегчение от того, что глаза больше не слепило. Я не разбиралась в машинах, но, глянув мельком на эту, поняла, как Ирвингу будут завидовать. Дорогая блестящая игрушка привлекла мое внимание, а я не считала себя хоть в какой-то мере заинтересованной в машинах.

Майя и Этни стояли сбоку, деля очередную коробку, а Майкл промчался мимо меня, таща какие-то мешки. Чья-то спина вновь скрылась в машине. Вздохнув, я немного занервничала – что-то меня это начало напрягать.

Этни, отвоевав коробку у Майи, одними губами сказала мне, проходя в дом, что они – классные.

Я несмело улыбнулась Майе, как и мои родственники до этого, на что в ответ получила такую же родную улыбку. Но стоило мне подойти к машине и неосторожно, с грохотом, поднять ящик с их вещами с земли, я тут же натолкнулась на пустой и в то же время озлобленный взгляд, полный неожиданной ненависти.

– Осторожней. Имей уважение к чужим вещам, – прошипел мне Ирвинг и прошел почти вплотную ко мне, при этом вынося из машины сразу несколько чемоданов. Я припечаталась к дверце, совершенно очумевшая от случившегося. Повернувшись ему вслед, я чисто автоматически разглядывала его фигуру. Его сила выдавала в нем пловца, хотя я знала, что фактически он продолжительное время занимался греблей, а потом – регби. Впрочем, о чем это я? По словам отца, не было такого вида спорта, в который не играл Ирвинг, или в котором не преуспел – водное поло, американский футбол, бейсбол, теннис. Он играл в то, во что приходилось, когда их семье нужно было переезжать на другое место или в другую страну в связи с работой родителей.

Стоило ему войти в дом, и я тут же отложила коробку с его вещами, с опозданием заметив, как много было пакетов и коробок с его именем. Потом осторожно взяла коробку с именем Майи, надеясь, что она не будет столь привередлива.

Понятное дело, что я была сбита с толку. Я не знала, чего ожидать дальше. К тому же, к своему удивлению, я ощутила, как внутри поднимается ответная волна враждебности. Я же никого не ненавижу! Но незнакомая доселе сила начала вскипать во мне, как волны спешат к берегу, чтобы разбиться там, превращаясь в пену. Да с какой радости он вообще со мной так говорит! Я понимаю, что ему нелегко, но ведь Этни, более надоедливая, чем я, уже минут пять прочищала им мозги, но Ирвинг вел себя с ней вполне миролюбиво и терпеливо.

В тот день я впервые узнала, что есть ненависть с первого взгляда. Если я думала, что в доме он будет другим, то ошибалась.

Родители тепло обнимали брата и сестру Этвудов и начали знакомить их с моими братом и сестрой, несмотря на то что младшие уже и так времени не теряли. Я зашла в коридор как раз во время этой трогательной сцены. Поставив коробку и негодуя про себя, я встала в стороне. Когда очередь дошла до меня, Майя улыбнулась мне так же, как и на улице. Она, как оказалось потом, была добрейшим существом, потому они с Этьен так дополняли друг друга. Ей вообще не шли черный или серый цвета, и теперь с распущенными волосами она была такой трогательной и милой, что ее хотелось обнять. Пока что объятия не были уместны, как считала я, ведь мы едва познакомились, и не хотелось ее как-то смущать. Родители – другое дело.

А Ирвинг смерил меня тяжелым взглядом, от которого мне захотелось закрыться руками, и когда он сухо кивнул, я ответила тем же, снова удивившись той волне вражды, что исходила от него. И тем более ответному тяжелому чувству, которое хотелось вылить на него. Такое со мной было впервые.

– Это наша старшая дочь – Флекс, – сказала мама, даже не заметив нашей напряженности – мы замерли друг напротив друга, словно два бойца, приготовившихся к драке. – Вы будете учиться вместе. Как я понимаю, ты пропустил один год учебы и из-за этого остаешься еще на год вместе с младшими?

Никто, кроме меня, не отметил, как дернулся рот Ирвинга при этом упоминании. Я мстительно улыбнулась про себя и тут же почувствовала вину. У него ведь погибли родители! Нельзя так относиться к парню, ведь ему и так тяжело. Может, он и не такой кретин, каким кажется сейчас. Вполне возможно, что выспавшись завтра, Ирвинг покажется мне совершенно иным человеком.

– Да, – сухо отозвался он и не стал ничего объяснять. Но кое-что отличало этот ответ от того, что он бы дал мне: Ирвинг постарался скрасить свои слова улыбкой. Мама была польщена. Я же была в замешательстве. Странной показалась мне его улыбка – словно нарисованной.

– Твоя комната возле комнаты Флекс, так что она тебе все покажет. А Майей займется Этни. – Мама повернулась к бледной девочке и потрепала ее по щекам. Лицо Майи залил румянец, и я поняла, как же ей этого, видимо, не хватало – тепла, и того, чтобы ее любили. Ирвинг не выглядел, как человек, который очень-то будет заботиться о подобных потребностях. – А мы заберем все вещи. Надеюсь, вам понравится, как я обставила ваши комнаты.

– Ну, конечно же, миссис Хаттон. – Ирвинг взял маму за руку, и я увидела совершенно иного Ирвинга, чем того, что предстал передо мной – очаровательного юношу, в которого без памяти должна влюбиться каждая девушка города. Его глаза смягчились, речь стала льстивой.

– Ой, да зови нас Патрик и Эрика, – весело хлопнул его по плечу отец. Я ощутила прилив гордости за него – даже в самые сложные времена он оставался добрым и искренним. Теперь у него будет два сына, как он о том и мечтал. И отец, видимо, хотел, чтобы мы уже стали одной семьей. Для меня это было слишком быстро, но и для Ирвинга, как я поняла, тоже. Легкая кривоватая усмешка рассказала об этом, очевидно, пока только мне.

– Спасибо, Патрик, – без смущения отозвался Ирвинг, и ощутив укол в серце, я поняла, что являюсь единственным человеком, который не понравился ему в этом доме. Его ненависть меня теперь не просто поражала, а задевала.

– Пойдем, – хмуро бросила я и поспешила наверх. Ирвинг догнал меня быстрее, чем я ожидала. И если я думала, что он начнет разговор, чтобы хоть казаться милым, то ошибалась. Тяжелое молчание Ирвинга злило меня еще больше, и, видимо, отягощало одну меня.

– Внизу столовая, гостиная, кухня и кабинет отца. Третий этаж принадлежит родителям целиком. А второй – наш, то есть, детей, – сквозь зубы процедила я, понимая, что должна хотя бы изобразить гостеприимство. Я честно старалась, потому что меня так воспитали, и раньше мне не приходилось к кому-то так относиться.

– Ваш этаж, – иронично поправил Ирвинг, и я оглянулась на него, чтобы понять, что он имеет в виду. Смуглое лицо и яркие зеленые глаза были обращены ко мне. – Я в отличие от вас себя ребенком не считаю.

– Повторяй это чаще, может, и остальные поверят, – вдруг огрызнулась я, а когда поняла, что говорю довольно-таки ехидно, момент почти перемирия был упущен.

– Чтобы не возникало вопросов – я не по своей воле пропустил год в школе, – процедил он, тут же утратив всю легкость в голосе, что была до этого, и даже ироническую улыбку. Угрюмость проступила на его лице, глаза стали старше и темнее. Мне стало неуютно рядом с ним, потому что я почувствовала его боль и усталость.

– То есть, хочешь сказать, что ты не тупой, и тебя вовсе не поэтому оставляют? – кинула жестоко я и пошла дальше по лестнице, уже не смотря на него. Смена его настроений меня пугала.

Ярость Ирвинга докатилась до меня теплом его тела, оказавшегося рядом слишком близко и быстрее, чем я успела отстраниться. Он развернул меня на верхней площадке и заставил посмотреть на него. Я уже давно так близко не видела лица парня, и от этого мне стало неуютно. Слишком интимно, чересчур близко для такого знакомства.

– Не будь грубой, деточка. Если я не оценил прелесть твоих кристально серых глаз и розовых губок, это еще не значит, что стоит меня обзывать тупым, – сказал Ирвинг мне и, продолжая смотреть на него вот так, вблизи, я поняла, что он намного интереснее, чем казался на фотографиях. Но вовсе не его привлекательность заставила меня задохнуться, а ярость. Я скинула его руку и подалась назад.

– Какую прелесть?! – возмутилась я. – Может, это тебе нужно быть вежливей, это все же мой…

И тут я замолчала, понимая, что едва не сказала нечто ужасное и непростительное. Я мучительно затаила дыхание, ожидая его реакции.

– Ну… – Лицо Ирвинга стало в один миг темным, замкнутым и почему-то довольным, словно он только и ждал, когда я скажу что-либо подобное, чтобы иметь настоящую причину меня ненавидеть. – Ну же… Говори, что хотела. Твой дом? Поверь, я это прекрасно знаю и нахожусь здесь лишь из-за Майи. Доучиться я мог и в Австралии.

Я почти открыла рот, чтобы извиниться, но не стала этого делать, снова сомкнув губы. Он сам был виноват, и мои слова – только ответная реакция на его поведение. Непонятным было одно – почему эта реакция такая бурная.

– У тебя своя отдельная ванная, а также огромнейший шкаф. Одно окно выходит на море, другое закрывает дерево во дворе, но внизу видно сад.

Это я протарабанила ему в лицо, как уставший гид, который рассказывает одно и то же изо дня в день и мечтает об отпуске. При этом Ирвинг так и не опустил второй руки с моего предплечья. Я начала нервничать, его же лицо даже не дернулось. Оторвав от меня свою руку, он пропустил меня вперед, чтобы я показывала, куда идти.

И хотя мне было неприятно осознавать, что когда он шел сзади, я чувствовала себя незащищенной, это было лучше, чем прожигать в его спине дыру. И когда уже казалось, что коридор не кончится, мы дошли до наших дверей. Я только мельком глянула на свою, чтобы убедиться, не оставила ли Этни под ней корзину с нижним бельем. Хорошо, что она была забывчивая, мне бы не хотелось видеть его гадкую ухмылку по этому поводу. А она бы, несомненно, появилась!

Толкнув дверь в его комнату, я не стала заходить. За эту неделю я много времени провела здесь, помогая маме красить и обставлять ее мебелью. Время от времени я возвращалась к их фотографиям, но потом ставила все назад. Комната могла бы быть уже готова, если бы не коробки с их личными вещами, к которым мы не прикасались: мама считала, что они сами все разложат по своему вкусу.

Я думала, что он зайдет, но Ирвинг тоже остался на месте. К моему удивлению, он обернулся на 180 градусов и посмотрел на мою дверь, выкрашенную в серый цвет, с моим именем, написанным лимонной краской – творчество Этни, которое мне понравилось, и я решила его оставить.

– Серая дверь, – констатировал Ирвинг с улыбкой, которую никто веселой не назвал бы. – Наверняка твоя.

Я тут же поняла его намек на мою серость. Вот урод! А потом он посмотрел в другой конец коридора. Глаза его тут же цепко окинули разрисованную и обвешанную сделанными из бумаги цветами дверь Этни, которую было видно даже отсюда. На двери Майкла висели флаги нескольких футбольных клубов, которые тоже прекрасно просматривались издалека, моя же дверь ни о чем не говорила.

– Спорим, что твоя комната – из каталога и вылизана так, что кажется стерильной больничной палатой? – сказал он, и мне захотелось двинуть его по лицу. Спрятав руки в карманы, я пошла к своей комнате, радуясь, что наши двери не расположены друг напротив друга. Хватит и того, что учиться мы тоже будем вместе.

– Видимо, экскурсия закончилась, – отозвался насмешливо он, смотря мне вслед, видимо, пытаясь тем самым смутить меня. Его поведение было грубым, а я не собиралась отставать.

– Пошел ты, – буркнула я и, хлопнув дверьми, на миг прикрыла глаза. А когда открыла, моя прилизанная каталожная комната смотрела на меня. Пустота – вот, что в ней было. Эта комната вообще ничего не могла сказать обо мне. О каком уюте я раньше думала? Чертов гад оказался прав. Почему я раньше этого не видела?

Обойдя комнату, я уселась на диванчик возле окна и продолжала осматривать свои владения. Серый, бордовый, лимонный – вот и все, что тут было. Несколько фото, висящих в рамках на стене, которые купила мама, книги обернуты в одну и ту же бумагу, чтобы гармонировать с помещением, и пара CD-дисков. Одежда не валяется, все сложено в шкаф и повсюду чисто. Но разве это плохо? И вообще, зачем я его слушаю, я целое утро потратила на этот порядок!

Вечер для меня стал таким же безрадостным. Родители за ужином пытались осторожно говорить с Этвудами, чтобы не затрагивать тем, которые бы касались их родителей. Скорее, это делалось ради Майи. Она почти ничего не ела, и, как я поняла, это было вызвано усталостью. Этни, кого хочешь, могла заговорить до смерти, но в этот раз причиной всему был перелет из Ирландии и дорога из Лондона сюда, а потом целый день распаковывания вещей. Я валилась с ног, а что говорить о ней, ведь девочка еще была слаба после аварии, и я удивлялась, как она еще держится на ногах.

– Думаю, Майя пойдет спать раньше всех остальных, так как Этни может занять ванную на час, – вставила я в веселый разговор, и все тут же, как по команде, уставились на бледную и измученную Майю. Только одна пара глаз, зеленых и бесноватых, смотрела на меня, и, к своему ужасу, я поняла, что краснею. Волна злости тут же заставила меня вскочить на ноги и помочь встать Майе. Хорошо, что я это сделала, от усталости она начала хромать и почти не ступала на ногу, что еще недавно была в гипсе. Мы похромали вдвоем в тишине, так как нам двоим было тяжело. Мой вес едва ли превышал ее, потому я не могла полностью взять на себя вес Майи. Нам помогло то, что в скалолазании я научилась распределять нагрузку на все тело.

Когда мы дошли до ее комнаты, на глаза девочки навернулись слезы. Я не ошибалась думая об ее усталости – это, скорее, было измождение, причем не только физическое. Родители были в эйфории, понятной мне, но в этом был и эгоизм, ведь они о многом забыли. А ребенку нужен был отдых.

– Пошли в ванную, тебе нужно полежать в теплой воде и выпить обезболивающее. – Я настойчиво затолкала ее в комнату, хотя и толкать-то было нечего. – Тебе помочь?

Застеснявшись, Майя все же кивнула. Пока она снимала одежду, сидя на стульчике, я принялась наливать воду, взяла морскую соль, которая должна будет снять немного ее боль и напряжение. Когда-то, катаясь на лыжах, я тоже сломала ногу, потому представляла, что она ощущает, и тем более знала, что делать.

Когда Майя устроилась в ванной, я сбегала вниз и, захватив свое обезболивающее, сделала ей чай с медом, чтобы лучше спалось на новом месте.

Когда я вернулась в ее комнату, под дверью сидел Ирвинг. Еще одна жертва усталости. Пока он не услышал, что я иду, его голова была опущена между коленями, словно он уже спал или собирался заснуть. Но как только он обратил внимание на мое появление, голова резко взлетела вверх.

– Ты была у нее? – грубо спросил он меня, стоило ему понять, что я стою рядом. Мягкий ковер приглушил мои шаги, потому мне удалось застать его врасплох, и, честно говоря, я почти чувствовала себя из-за этого виноватой.

– Она в ванной, от теплой воды ей станет лучше. А на ночь дам обезболивающее и чай с медом. Лекарство ей не повредит – его выписали мне, – терпеливо объяснила я, понимая его волнение за сестру. Бывало, что Этни меня раздражала, но мне казалось, что, случись с ней что-то подобное, я бы переживала ужасно. Даже не представляю, что было бы, если б с моими родителями случилось то же, что и с его. Смерть родных – это самое страшное, и Ирвинг держался вполне хорошо. Но я лишь теперь подумала обо всей непомерности его горя. Может, пока что не стоит судить его?

Ирвинг кивнул, и потому я прошла в комнату. Там я помогла Майе вылезти из воды, и очень кстати, так как она почти засыпала. Маленькая головка так же клонилась к коленям, как перед этим – у ее брата в коридоре. Этот жест был у них очень схож.

Мама попыталась сделать так, чтобы комната Майи напоминала замок принцессы. Она так старалась обставить комнату с любовью… что мне даже стало стыдно. Как это было неправильно – радоваться их появлению здесь.

Теплая, персикового цвета кровать манила к себе, и Майя с сонной радостью туда легла. Она в отличие от привередливой Этни быстро выпила лекарства и чай. Мне пришлось буквально несколько минут посидеть возле нее, пока она заснет. И это ощущение показалось мне таким знакомым, словно я вот так сидела возле ее кровати каждый вечер.

Стоило войти в комнату Ирвингу – и я встала, чтобы уйти. Крепкая рука перехватила меня, как раз когда я проходила мимо. Злость, вот что я почувствовала при этом, но почему-то не стала резко вырывать руку, желая понять, что ему надо.

– Спасибо, – тихо сказал он, и при этом в его голосе звучало «но».

Мне хватило мига, чтобы выяснить, в чем дело. Это не было примирением.

– Я поняла – все по-прежнему, – фыркнула я и вышла. Наша ненависть с первого взгляда перешла в негласную войну.