Читать книгу Разрешаю себя ненавидеть - Юлия Колесникова - Страница 6

Лето подходило к концу, а моя жизнь, перевернувшись с ног на голову, так и осталась там. Первую неделю Майя привыкала к нам намного сложнее, чем ее брат. Ирвинга обожали в доме все, и он отвечал взаимностью. Наша ненависть приобретала границы: когда рядом были родители, мы больше молчали и обращались друг к другу лишь в крайнем случае, и это бывала самая натянутая крайность. Мы, двое, понимали, что родители не поймут нас и будут расстраиваться, слыша ссоры и перебранки, особенно из-за мелочей. А вот остальных мы как-то не стеснялись, изливая свое негодование друг на друга. Майю это огорчало, потому что она привязалась ко мне, а я почти сразу же полюбила ее, Ирвинг же был ее братом. А Этни удивляло, что мы постоянно были с Ирвингом на ножах – она даже не знала, что я умею толком на кого-то сердиться, то есть на кого-то, кроме нее. Майкл же не понимал, что мы не играем. Как ребенку, ему не были ясны причины нашей взаимной неприязни, впрочем, как и мне. Она просто была, и я даже не думала, что должно быть как-то иначе. Ирвинг был кем-то близким, кого все равно нужно терпеть.

Насколько возможно долго, я держала друзей в неведении относительно Ирвинга. То есть, в городе все знали о нем, но Ирвинг сидел почти все время дома, да и я тоже. Поступала я так специально, чтобы оградить себя от знакомства Ирвинга с моим миром. В этом помогал мне сам Ирвинг, потому что не очень рвался ходить куда-то гулять, по крайней мере, он так мне говорил, а что было на самом деле меня не интересовало.

Другое дело – Майя. Она и Этни только и делали, что пропадали на улице, гуляли, и, что радовало меня, купались. Майя становилась все здоровее и веселее, словно морской воздух лечил все на свете. Но вот отец не давал нам с Ирвингом возможности привыкнуть к таким изменениям, так как растрепал об Этвудах всем, кому только можно. Потому мне звонили днями и ночами, чтобы разведать об Ирвинге что-либо, или звали идти гулять. Я шла гулять довольно редко, но и в таких случаях Ирвинга с собой не брала. Может, он и был готов идти в город в качестве моего брата, но к этому не была готова я. Просто знала, что тогда начнется.

К тому же проблем мне добавило то, что я затеяла перестановку в комнате, которая очень удивила маму.

– Ты ведь никогда в старой спальне ничего не меняла! – воскликнула она, когда я рассказала о своей идее. Мы начали думать, как и куда что поставить, и я поняла, что переставить что-то будет просто невозможно. Мебель покупалась на заказ, специально под эту комнату, где большую часть занимали кровать и диванчик под окном, остальное – шкаф, стол и кресло возле полок на стене. Все – красивое и каталожное. Так и видела довольное лицо Ирвинга, когда он прослышал про мое желание сделать в комнате что-то новое. После того как даже Майкл удивленно сказал мне, что я никогда ничего не меняла, я гаркнула на него, от чего малый слетел вниз пулей. Мама отказалась комментировать мою выходку и пошла на кухню. От этого мое настроение ухудшилось, а к вечеру приперлась Рашель. Я, которая слова грубого никому не сказала, увидев ее на пороге, коротко и лаконично спросила:

– Тебе чего?

Видели когда-нибудь, как жаба лопает? Нет? Жаль, тогда не понять вам, что случилось с Рашель.

– Ни фига себе! – выдохнула она и шагнула вперед, в коридор, закрывая за собой дверь. – Он или слишком горяч, или так холоден. В жизни тебя такой злой и угрюмой не видела.

– Еще даже не вечер, – мрачно подтвердила я. И, словно в наказание за мои слова, в холл вышел Ирвинг, в одних шортах, босой, со спутавшимися после того, как задремал перед теликом, волосами. Никто не видел, как я сижу рядом и мечтаю обрезать хотя бы пару локонов. Думала, что сойду с ума от желания сделать это. И кстати, я не упоминала про его шорты? Так вот, он так ходил по дому часто, бывало, выглядывал в коридор в одном полотенце на бедрах, и все, что мне оставалось делать – негодующе отворачиваться. Но Рашель – не я, она всего на миг утратила дар речи, а стоило Ирвингу заметить ее, как улыбка Рашель стала сногсшибательной. Тряхнув русыми волосами, она сделала удивленный взгляд.

– О, привет, а ты, видимо, Ирвинг? Я – Рашель, подруга Флекс, – протягивая ему руку, сказала она. Думаю, ей бы хотелось протянуть ему сейчас не только руку, но и всю себя. Благо у нее осталась совесть, она любила моих родителей и боялась их осуждения.

К своему изумлению, я поняла, что Ирвинг ничуть не впечатлен ее внешностью, видом и рукой со всеми предложениями. Он скучающим взглядом, который не отметила Рашель, проехался по ее фигуре и вернулся назад, к лицу. Ответная улыбка Ирвинга была скорее натянуто-вежливой. Пока что он оценивал ее, и оценка была не в лучшую сторону.

– Да? Флекс мне не рассказывала. Она заточила меня в доме, не говорит о городе, никуда не хочет меня водить. Боюсь, я ни о ком и ни о чем не знаю. – Ирвинг выглядел вполне искренним, но неужели лишь мне было заметно, как ему хотелось добавить, что он и знать ни о ком не хочет? По светящимся глазам, смотревшим исподлобья в мою сторону, я тут же разгадала истинную причину, по которой он этого не сказал. Просто еще не могла поверить, что он это сделает мне назло.

– Может, вы с Флекс поведете меня погулять?

– О, думаю, это наш долг. Флекс – как твоей новой сестры, а мой – как старосты класса. – Слова о сестре Рашель явно подчеркнула, и я с удивлением посмотрела на нее, ненадолго забыв о наглости Ирвинга. Она говорила подобным образом всегда с теми, кто составлял ей конкуренцию, я же таковой не была. Просто Рашель еще не знала, что мы говорили друг другу, когда никого не было рядом. Мы скорее огрызались, чем говорили.

– Ну, тогда пойду, накину что-нибудь, – с теплой улыбкой сказал он, и я почти ощутила, как Рашель расплавилась и растеклась по полу. Я даже подумала, а не поддержать ли ее: еще чего доброго, хлопнется от счастья в обморок.

– Я тоже, – хмуро сказала я, с опозданием приняв то, что меня неожиданно втянули в прогулку, а я даже ничего не могла сказать против. Не отпускать же их одних, выйдет так, что я помогла подстроить ее свидание с Ирвингом. И теперь у него еще и право появится ненавидеть меня по-настоящему. Рашель была из типа женщин «Черная вдова» – не потому что убивала кавалеров, нет, просто парни после нее были выжаты физически, морально и финансово. Говоря проще, она пудрила мозги, брала то, что ей нужно, и бросала парня. И возможно, лишь одна я знала причину всего этого – первый ее парень, он же мужчина, поступил с ней именно так. Но, если подумать, Ирвинга мне вовсе не должно быть жалко. И все же, когда мы с Рашель следом за Ирвингом поднялись в мою комнату, я ее предупредила:

– Лишь не забывай, что его родители совсем недавно погибли.

– Это – конечно же. Ты только скажи, что это с вами? – Она с любопытством уставилась на меня, пока я собиралась сменить свои шорты и мешковатую футболку, на что-то, более соответствующее прогулке, то есть, милую футболочку и юбку в том же стиле. Я не сомневалась, что Рашель захочет пройтись по городу так, чтобы нас видели, а это значит, если я не хочу оказаться дурнушкой возле них, мне тоже стоит немного постараться. И, думая об этом, я лишь сильнее злилась на Ирвинга: какого черта ему приспичило тащить меня в город?! Одно дело, когда мы пойдем в школу, он там быстро освоится, в этом я не сомневалась, а так мне придется всем сегодня его представлять. А если он уже вышел на улицу со мной, то теперь постоянно будут звонить мне, чтобы звать к себе в гости Ирвинга, дабы я брала его с собой. Блин, какая несправедливость!

– Что с нами? – истерически хохотнула я. – Холодная война, ну, знаешь, как у США и СССР. Или ты думаешь, почему он сказал тебе, что я его никуда не вожу? И сам не из стеснительных, может пройтись. Но нет, знает, как я не хочу его представлять своим братом или тем более другом. Мстит мне.

Я выбрала вместо юбки и кофты голубой сарафан, потому что он первый попался под руку, и, натянув его, взяла в руки щетку. Второпях причесываясь, я причиняла себе боль, зато наполнилась угрюмой решимостью подпортить настроение и Ирвингу. Раз Рашель его хочет, нужно этому поспособствовать.

– Ужас, – недоверчиво выдохнула Рашель, что заставило меня оглянуться на нее. – Это ты ли вообще? Меня всего-то пару недель не было. Ты же никогда не была отчаянной или скандалисткой, и тем более я еще не видела на твоем лице такого злобного, решительного выражения.

– Мое зеркало видит это выражение даже не первый раз за этот день. Поверь, это самый несносный человек, какого я видела в своей жизни. Заносчивый козел!

– Вот это да! Просто никогда не думала, что в тебе запрограммирована ненависть, – сухо отозвалась она с кровати, наблюдая за тем, как я ищу свою вторую босоножку.

– То есть, запрограммирована? – хрипя от натуги, переспросила я. Наконец подошва поддалась, и, оторвав ее от пола, я поняла, что она была приклеена. – Вот урод!

Рашель начала что-то говорить, но, увидев, как я застыла над босоножкой, замолчала. Я же продолжала смотреть в подошву, словно там было написано, когда он это успел сделать и вообще зачем.

– Урод! – Босоножка полетела в дверь. Она не была испорчена, и все же то, что он был в моей комнате, меня ужасно разозлило. Подумав минуту-другую, я встала и спокойно надела выкинутую обувь. Нельзя, чтобы он понимал, как достал меня. Хотя, наверное, он уже слышал крик.

– Ну, вот видишь, ты – точно робот! – всплеснула руками Рашель. – Он приклеил босоножку, а твоей злости хватило на минуту. Я вообще удивлена, что удостоилась чести видеть ее. Не думала, что такое бывает в этой вселенной.

Я думала о своем и так толком и не поняла, что она сказала. Мои щеки горели гневным румянцем, когда мы выходили из комнаты, а глаза должны были сверкать жаждой кровопролития. На один миг мне показалось, что-то промелькнуло на его лице, но я приняла это за триумф, а потом лицо снова ожесточилось.

– Не прошло и года, а ты наконец собралась, – изрек он, подмигивая Рашель. Ну, я и не сомневалась, что она примет его веселость за чистую монету, хотя это не похоже на Рашель, она всегда была очень прозорливой. В любом случае я за ее сердце не переживала – оно давно принадлежало кое-кому другому.

– Честное слово, даже если бы хотела, не смогла бы раньше – босоножка куда-то запропастилась. – Я елейно улыбнулась ему, уже обдумывая схему, по которой буду мстить.

– Ну, тогда не будем разводить базар, пойдем гулять, – радостно потер руки Ирвинг и, пропустив нас, пошел следом, как истинный джентльмен. Рашель это понравилось, я же уже привыкла к его манерам – он вел себя довольно вежливо и следовал этикету, даже когда мы ругались. И все же, кое-что меня встревожило. Раньше я не переживала, как выгляжу возле Рашель, а теперь начала. Да не все ли равно, что обо мне подумает этот идиот?! Я и так знала, что фигура у Рашель более соблазнительная, особенно, если учесть ее грудь: на фоне ее груди терялась любая, не то что моя. Только почему меня вдруг это начало волновать? Такое меня должно тревожить в данный момент меньше всего. Ну, ничего, жди теперь мести – и за босоножки, и за этот вечер, Ирвинг! За мной, как говорится, не заржавеет.

Стоило нам выйти на улицу – и я специально пошла на расстоянии шага от них, чтобы не было видно, что я с ними, хотя это и так было ясно. Рашель все расспрашивала Ирвинга об Австралии, искусно обходя тему его родителей, как я и просила. И, как ни странно, я прислушивалась к их разговору, хотя делала вид, что мне неинтересно. За ту неделю, что Ирвинг с сестрой жил у нас, я намного больше узнала о Майе, а о нем – почти ничего, и даже то, что узнала, стало известно из рассказов его сестры.

– Так ты занимаешься спортом? Заметила по твоей фигуре. – Рашель в открытую льстила ему. Учитывая ее деликатность, или Ирвинг ей очень нравился, или у нее слишком давно не было парня. – А каким?

– А какой есть в школе? – переспросил он, задорно улыбаясь. Мне даже не нужно было смотреть, чтобы понять это. Почему он постоянно поступал так? Был другим на самом деле, но с людьми надевал эту улыбку.

Каким же он был странным. Я часто видела, как он изображает перед другими подобную радость, например, для родителей, для своей или моей сестры. Но когда Ирвинг не замечал, я следила за ним, и на его лице была такая маска опустошенности и горя, что мне очень хотелось забыть о нашей войне и поговорить с ним о его утрате. Неожиданно проснувшаяся гордость не позволяла этого. Теперь он тоже играл, и я спокойно разгадывала за его улыбкой почти неприязнь к Рашель. Подруга была очень умная и более проницательная, чем я, так почему же она не видит этого? Или не хочет? Я уже и себя-то не понимала, не то, что других.

– Девочки у нас играют в лакросс, еще мы занимаемся скалолазанием, младшие парни играют в сокер – футбол, старшие – в регби. Главное занятие круглый год – походы, а в теплое время года – море и плавание, – кокетливо начала рассказывать она, я же закатила глаза, точно зная, что Ирвинг разгадывает ее ужимки на ходу, и это не очень ему нравится. То и дело он смотрел на меня, словно сам не понимал, зачем напросился на эту прогулку. Но потом он, наоборот, брал ее за руку, и мне уже казалось, что Рашель почти растаяла. Внезапно я поняла, что он и меня взял за локоть, притягивая к их паре, чтобы образовать троицу. Ненадолго мой сарафан задрался выше колена, и я ощутила своей кожей жесткую поросль на его ноге, почти незаметную, так сильно она выгорела под палящим солнцем Австралии. Глянув вниз, я поняла, в чем дело, но наши глаза на долю секунды пересеклись. Я не совсем поняла, что почувствовала при этом, хотя мурашки побежали по коже. Определенно, это должна была быть неприязнь, но с оттенком чего-то незнакомого, острого.

Рашель выглядела не очень довольной от этого, но и она поняла, для чего он это сделал – чтобы никто не понял, с кем он гуляет в действительности. Как по мне, все, кто знает Рашель, и так догадаются.

Нагнувшись к самому моему уху, так, что его дыхание начало щекотать мне кожу на шее, он тихо прошептал:

– А теперь сделай вид, что тебе приятно, и я скажу, что еще приклеил в твоей комнате.

Не знаю, каких сил мне стоило не завопить и не кинуться на него. Сжав зубы, я изобразила улыбку, чем немало его поразила. Да, да, я тоже могла играть, при желании – не хуже него. Просто я этого не афишировала, как и многого другого. Я, например, очень умело врала, и часто меня просили кого-нибудь отмазать перед родителями или учителями, но об этом таланте знали тоже лишь единицы. У меня не было потребности Этни иметь сотни друзей и рассказывать им о своей жизни, вплоть до подробностей. Я была скрытной, как и моя каталожная комната, которая таила в своих закутках и шкафчиках мою личность.

Рука Ирвинга жгла мою кожу своей теплотой. Казалось, что в руке он сосредоточил всю свою жизненную силу, иначе отчего мне было так горячо?

Вскоре моя рука затекла от полной обездвиженности, и теперь мне казалось, что ее будто и нет, и она полностью в плену Ирвинга. При этом я очень хотела, чтобы парень видел и понимал, как мне неприятно. А Ирвинг на это лишь кривовато усмехнулся. Все он понимал и решил позлить меня. Узурпатор, решила я, хотя и не была уверена, что это подходящее слово.

Сложности у нас начались довольно скоро, когда мы наткнулись на мою соседку Вокс и ее брата Лендона. Видимо, они лишь вернулись из отпуска, и их загорелые лица вытянулись от удивления и радости при виде меня. Полностью забыв об Ирвинге и тем более о Рашель, я кинулась к ним, беспечно скинув руку Ирвинга, но неожиданно поняла, что так и не сдвинулась с места. С нарастающим бешенством и злобой я осознала, что рука Ирвинга так и не исчезла с моего локтя. Зато Вокс и Лендон приближались, довольно-таки удивленные и настороженные, но, думаю, не так, как я. Выходка Ирвинга меня неприятно кольнула и уязвила.

– Как же ты меня достал! – тихо шепнула я, но тут же постаралась взять себя в руки. Лицо Рашель не стало скучающим, как всегда бывало, когда появлялась моя другая лучшая подруга. Теперь она просто не могла оторвать глаз от Ирвинга, тот – от нее, но в этом переглядывании не было флирта, а у меня не было желания вдаваться в подробности того, как они шифруют свое общение. Это могло быть и желанием уединиться, или еще чем-нибудь. Если бы Ирвинг отпустил меня, я смылась бы к морю вместе с Лендоном и Вокс. Думаю, Рашель вернет его домой до того времени, как ему нужно будет ложиться спать. Ирвинг не ложился позже двенадцати и всегда вставал в семь, чтобы успеть сделать пробежку до жары. Я и так догадывалась, что с ним что-то не то, но это убедило меня окончательно.

Чем ближе подходили мои друзья, тем более задумчивыми они выглядели. Точнее, угрюмым стал Лендон. А Вокс, во-первых, очаровала внешность Ирвинга, а во-вторых, ее явно заинтересовала немая сцена между ним и Рашель и то, как я провисаю на его руке в отчаянной попытке вырваться.

Аккуратные брови Вокс взлетели над голубыми глазами, а губы невольно растянулись в улыбке при взгляде на Ирвинга. Лендон же, в свою очередь, хмуро разглядывал руку Ирвинга и оценивал мою попытку подойти к ним.

– Вокс, как я рада тебя видеть. – Хватка ослабла, и я смогла обнять подругу. А затем – и Лендона, хотя сегодня его дружеские объятия показались мне крепче, чем раньше. Ну вот, моя жизнь изменилась, и люди вокруг – внезапно тоже. Даже Рашель вела себя сегодня не так, как всегда. Она недолюбливала Вокс, та – ее, и когда эти двое встречались, часто происходили ссоры. Сегодня они почти мирно обменялись кивками. Видимо, Ирвинг ненадолго сплотил их ради интереса. Да, сытые собаки не будут драться из-за гнилой кости, так мне постоянно твердил дед.

Отступив от напряженного Лендона, я вспомнила, что нужно их представить друг другу. Хотя никто не знал, как мне не хотелось этого делать. Мне просто ужасно не хотелось, чтобы имя Ирвинга ассоциировали с моим. Но этого в любом случае не избежать.

– Вокс, Лендон, познакомьтесь, это Ирвинг… он и его сестра будут теперь жить с нами. Мой папа – крестный Ирвинга… ну, я вроде бы вам уже рассказывала… – Вокс улыбнулась той своей приятной улыбкой, за которую я ее любила. Но меня огорчил Лендон, потому что он лишь кивнул Ирвингу, но руки не подал. Ирвинг ответил тем же, и, чтобы позлить меня, снова сцапал за руку. Я чувствовала себя прикованной к нему и Рашель, словно он втягивал меня в их грязную игру. Мне этого не хотелось. Он злил меня до бешенства.

– Приятно познакомиться, – сказала Вокс, и я была горда за нее, что она не распускает хвост перед ним, как Рашель. – Решили пройтись по городу?

– Да. Девочки решили устроить мне экскурсию. Я попросил бы Флекс сделать это, но она терпеть меня не может.

Улыбка Ирвинга могла растопить сердце любой самой добропорядочной, закостенелой старой девы. Вокс и Рашель таяли даже без намека на сопротивление.

– Не может быть! – повеселел Лендон. – Она слишком добрая, даже и не знаю, как нужно довести ее, чтобы разозлить.

– Видимо, я понял, как, – раздувая ноздри, пробормотал Ирвинг. Хвала небесам, что я встретила Вокс и ее брата, теперь мне не придется страдать в одиночестве. Я могу еще и Вокс оставить с Ирвингом и Рашель, а идти с Лендоном, только бы оковы упали с моей руки. Я выразительно посмотрела на Ирвинга, но он тоже смотрел на меня, словно хотел понять, о чем я думаю. И вот, секунда прошла, моя рука освободилась, а опустевшее место с радостью заняла Вокс.

– Так куда идем? – спросил громко Ирвинг, видимо, чтобы слышала я. И когда я содрогнулась от неприязни, Лендон решил, что я замерзла.

– Давай, дам тебе свою рубашку? – заботливо предложил он, и, немного смутившись от поспешности, с какой он начал стягивать рубашку, я торопливо его заверила:

– Нет, все хорошо, сегодня, наоборот, душно.

И Лендон поправил рубашку на себе, пряча глаза и слега побагровев. Я не была слепой, я знала, почему Лендон так себя ведет, но я не могла стать ему больше, чем другом. Хорошо, что Вокс прощала мне страдания брата, понимая меня. Я лишь не могла понять, на что он надеялся так долго. Однажды я ему объяснила свои причины, и мне не хотелось делать этого вновь. Я не была слишком уж красивой, и Лендон, как достаточно привлекательный парень, мог давно себе найти другую, посговорчивей.

– Как ты? – тихо прошептал Лендон, склоняясь ко мне, чтобы не слышали другие, отстающие от нас на каких-то два шага.

– Так плохо еще не бывало, – созналась я. – Ирвинг – это гвоздь сам понимаешь, где. У нас холодная война.

– Действительно? – оживился Лендон.

– А ты думал, у нас что-то серьезное? Прошу, ты хоть не доставляй мне неприятностей! – вспылила я, но Лендон быстро приобнял меня за плечи:

– Ну, прости, не буду. Я все помню, что ты мне говорила. Мы друзья.

И несмотря на то что он был для меня другом, и я не хотела давать ему ложных надежд, я отстранилась лишь тогда, когда поняла, что возле него чувствую себя защищенной. Плохое чувство, которое может принести потом проблемы мне, а ему – ненужную боль.

Мы неожиданно поняли, что миновали центральную улицу, густо застроенную магазинами и кафе, и вышли на дорожку, ведущую прямо к морю. Нередко здесь попадались дома, но люди не рисковали, пусть здесь их ждала уединенность, строить дома в такой близости к морю. Точнее, не рисковала компания отца, а именно она занималась почти всем строительством в городе и округе.

Стоило нам вплотную приблизиться к морю, я оглянулась назад и увидела, что Ирвинг с девочками оказались довольно далеко от нас. И впервые за неделю я смогла вздохнуть полной грудью, словно до этого на легкие что-то давило. Я просто потеряла чувство реальности, все время сидя дома, чтобы, по словам родителей, помочь освоиться Этвудам. Но лишь здесь я поняла, как меня напрягало общество Ирвинга. Глядя на него издалека, я чувствовала глухую ненависть, и ничего больше, не было даже жалости. Я понимала все, что с ним приключилось, но, так как он явно выбрал меня объектом, на который можно излить неудовлетворенность жизнью, я не могла не злиться на него. Просто я этого не заслуживала!

Море бушевало, и явно начинало штормить, вскоре пришел холод, и мы поспешили домой, так толком и не побыв на берегу. А виной тому была наша легкая одежда. О чем я думала? Ведь знала, каким бывает море вечером, ближе к ночи.

Не знаю, что случилось, но Ирвинг пошел домой, явно не собираясь провожать Рашель. И хотя это было не обязательно – ведь ее машина стояла перед моим домом, но я ожидала от него именно этого. Вокс и Лендон, попрощавшись, прошли к своему дому, соседнему, и неожиданно я поняла, что мы стоим с Ирвингом одни и рассматриваем звезды. Я все вспоминала о своей ненависти, когда мы были не одни, но куда делась ненависть теперь? Когда мы молчали, пропасть не казалась мне такой большой. Может, мы когда-нибудь сможем стать друзьями? Такими, как бывают двоюродные братья и сестры?

Ирвинг неожиданно повернулся ко мне вполоборота, так, что я могла видеть его лицо.

– Да… не ожидал от тебя… – выдохнул пораженно он, и я тут же насторожилась, не зная, к чему он ведет. Теперь он полностью развернулся ко мне, и, задрав голову, я увидела, каким жестким и непроницаемым стало его лицо. Настоящее лицо несчастья, которое было у него, а вовсе не те фальшивые улыбки, которые он рассыпал направо и налево, как фантики от конфет.

– Не ожидал чего? – осторожно поинтересовалась я. Тон Ирвинга не предвещал чего-то слишком уж хорошего, именно таким, как теперь, я видела его чаще всего. С другими он был милым. Но явно не со мной.

– Такая тихоня, я еще думал, что может связывать тебя с такой битой волчицей, как Рашель. Пока не увидел, как ты дуришь голову тому парню, нашему соседу, как я понимаю. Просто я от тебя такого не ожидал.

Я молчала, не зная, что сказать в ответ на такое абсурдное обвинение. И от изумления просто не могла найти слов. А вскоре это стало и не нужно, так как он развернулся по направлению к двери.

Ирвинг прошел мимо меня в дом, а в моей голове стучала лишь одна мысль: НЕНАВИЖУ!

Я поплакала на ступеньках и пошла вскоре спать, пробираясь по темному тихому дому. Даже если Ирвинг и не спал, мне было все равно, что он подумает о том, что я вернулась позже него.

Когда ночью разразился настоящий шторм, к которому я уже давно привыкла, меня разбудила Майя, и, впустив ее к себе в постель, я уже так и не могла заснуть. Обвинительные слова Ирвинга прожигали мои мозги, словно имели право там находиться.