Читать книгу Там, где меняют законы (сборник) - Юлия Латынина - Страница 3

Ресторан «Сирена» располагался в центре города, в двух кварталах от шахтоуправления. Каменные девы поддерживали вход, над которым странным ностальгическим воспоминанием сияла красноармейская пятиугольная звезда; в глубине ресторана царили роскошь и полумрак.

Бдительный швейцар, не пускавший в ресторан всякую шушеру, при виде новенького внедорожника с московскими номерами расслабился и бросился отворять перед Денисом тяжелую дверь.

Внутренность подвала была оформлена в виде огромной пещеры, и столики по бокам стояли в маленьких гротах для избранных. В дальнем конце пещеры возвышалась эстрада, а с эстрады лился настоящий ручеек, журчавший по скрепленным цементом камням и утекавший в сливное отверстие, замаскированное пластиковыми булыжниками.

Денис сел у стойки бара и заказал коктейль.

Публики в зале было еще не очень много: у самой эстрады сидела компания явно заезжих бизнесменов, да в самом углу глушил коньячок одутловатый мужичок лет сорока. У мужичка были каштановые волосы и приятное лицо с розовым носом, сильно напоминавшим пятачок, и странная, словно поролоновая улыбка. Это была та самая улыбка, которую Денис видел на плакатах, призывающих отдать свои голоса за Мишу Никишина.

Сквозь стеклянные двери был виден биллиардный зал. Несколько парней весьма характерной наружности и дежурный омоновец ходили с киями вокруг зеленого стола. Отношения между братками и омоновцем, судя по всему, были самые приятельские. Автомат омоновца стоял в углу.

Заурчала музыка, и на эстраду вышла девушка с точеной фигуркой и длинными льняными волосами. Кроме этих длинных волос, на ней были высокие сапожки и трусики весьма необычной конструкции: сверху резиночка, а снизу ничего. Судя по всему, единственным предназначением трусиков было – удерживать на месте зеленые бумажки, заправленные в них веселыми посетителями.

Это была Ольга.

Номер продолжался долго, очень долго, и музыке аккомпанировал одобрительный свист, а Миша Никишин со своей поролоновой улыбочкой вскочил со стула и полез на сцену обниматься. По счастью, он был слишком пьян, чтобы одолеть метровое возвышение, и явившийся откуда-то сбоку охранник цепко взял Никишина за ручку и отвел на место.

Потом Ольга убежала, кланяясь на ходу и виляя белой попкой, и на сцену выскочили три полуобнаженные грации. Черяга опустил глаза и увидел, что коктейль, который он не допил, течет со стойки бара на пол, а стакан из-под коктейля раздавлен, и с ладони его капают крупные красные капли. Денис уплатил за стакан и коктейль и прошел боковой дверью за сцену.

– Где Ольга? – спросил он первого подвернувшегося парнишки, и тот указал ему направо.

В крошечной комнатке на втором этаже было душно и накурено. Ольга застегивала на спине блестящее платье; другая девица, облаченная в трусики и бюстгальтер, деловито красила губы.

– Интересная у тебя работа, – сказал Черяга.

Девушка обернулась и залилась густой краской. Потом встряхнула волосами.

– А тебе какое дело? Перепихнулся разок и уже права качаешь?

– А Вадим знал?

Глаза Ольги зло сощурились.

– Рассказать тебе, где я с Вадимом познакомилась? На субботнике. Что такое субботник, знаешь, москвич, или тебе рассказать? Это когда нас бесплатно заставляют работать, на «крышу». А Вадим…

– Я уже понял. Пошли отсюда.

Денис взял девушку за руку и потащил к выходу.

В конце коридора путь ему заступил пухлый парень в пестрой рубашке, круглившейся на жирном теле.

– Ты куда?

– Дай пройти, – негромко сказал Денис.

– Заплати и проходи.

– Я за все, кажется заплатил, – сказал Денис, – и даже за выпивку, которую разбавляли водой из отстойника.

– За биксу заплати и проходи.

– Я брат Вадима.

– Но это не значит, что ты будешь спать с его девкой бесплатно.

Денис молча ударил парня в челюсть. Тот влетел спиной в стенку, сполз вниз и так и остался сидеть на заднице, растерянно хлопая глазами.

Из коридорчика выскочили еще двое: один постарше, с гнилыми зубами зэка, другой вчерашний школьник с крохотным револьверчиком. Зэчару Денис ударил коленом в живот, а мальчишке завернул руку и провел чистую подсечку: мальчишка полетел в одну сторону, ствол – в другую.

Когда Денис обернулся, в коридоре стояли уже трое: все три в одинаковом камуфляже и с автоматами АКСУ, баллистика которых, как известно, совершенно неприспособлена для стрельбы в городских и тем более в ресторанных условиях. Рожи у всех троих были ничего не выражающие. Если верить их нашивкам, Денис имел дело с местным ОМОНом, несущим, согласно совершенно законному контракту, функцию охраны важного народохозяйственного объекта.

Потом сплоченные ряды стражей порядка раздвинулись, и напротив Дениса оказался невысокий коренастый мужик лет сорока. Совершенно седые волосы его странно контрастировали с загорелым, почти черным лицом, и Денис вдруг сразу понял, кто перед ним и почему главный чернореченский бандит заработал такую странную кличку. Парень выглядел, как изображение на неотпечатанной фотопленке.

– Что за хипиш? – спросил Негатив.

– Мне нужно с тобой поговорить.

Двое омоновцев заломили Денису руки, а третий стал охлопывать пленника в поисках оружия. Нащупал красную книжечку, вынул из кармана и вчитался.

– А он мент, – сказал удивленно омоновец.

– Черяга Денис Федорович, – прочитал Негатив. – Надо же. А мне Чиж не говорил, где у него братан старается. Ты что здесь потерял?

– Может, ты еще телевидение позовешь? – спросил Денис. – А то народу мало.

Негатив кивнул, и двое громил отпустили Черягу. Морщась и потирая зашибленный локоть, Денис поднялся за бандитом на второй этаж, туда, где за балюстрадой находился маленький кабинет.

Омоновцы отстали где-то по дороге, и, когда захлопнулась дверь, в кабинете оказались только пятеро: Черяга с Негативом да Ольга, которую привели охранники.

Негатив сел в кресло и посадил Ольгу себе на колени.

– Ну?

Ладонь, порезанная разбитым стаканом, начала потихоньку ныть, и Черяга вытер ее о джинсы.

– Кто убил моего брата?

Негатив развел руками.

– Ты что, ящик не смотришь? Там об этом только и базарят.

– По телевизору говорят, что приехал джип и расстрелял пикет.

– Ну значит так оно и было.

– Но вы же знаете, кто это сделал. Днем к пикету приезжала иномарка с ахтарскими номерами, «Мерс». Кто из ваших ахтарских коллег рассекает на «Мерсах»?

Рука Негатива забралась Ольге под платьице. Девушка сидела смирно, опустив долу глазки.

– Ты меня с кем-то спутал, мусорок. Я не справочная.

– Тебе что, совсем наплевать, что твоего человека убили?

Негатив поднял на мента глаза цвета бутылочного стекла.

– Не беспокойся. Те, кто его убили, за это ответят. Похороны в среду. Тебе сказали? Только лучше бы тебе на них не приходить, еще сфоткают не с тем контингентом.

– Почему вы подкармливали пикетчиков?

– А?

– Я спрашиваю, какая была вам выгода в том, что вы возили шахтерам еду?

Негатив развел руками.

– Никакой. Ты когда в метро рубль старушке бросаешь, у тебя какая от этого выгода?

– Я когда у вокзала парковался, – заметил Денис, – обратил внимание на кучу машин. Две «Тойоты», парочка «Девяток», даже один «Вольво» стоял. Это чьи тачки, если не секрет?

– А тебе какое дело?

– Странная у вас тут забастовка, – сказал Денис, – шахтеры с голодухи собак едят, а на забастовку кто-то на «Вольво» приезжает.

Негатив прищелкнул пальцами.

– Женька, – закричал он, – позови халдея! Пусть горячее несет!

– Ну хорошо, – сказал Денис, вставая, – спасибо за теплый и дружеский разговор. Пойдем, Ольга.

Рука бандита опустилась на плечо девушки. Пальцы с нестриженными ногтями глубоко впились в кожу.

– Никуда она не пойдет, – сказал Негатив.

Денис сжал кулаки.

– Я девочку отдавал Вадику, – пояснил Негатив, – Вадика нет, девочка опять наша.

– Ты, бандит!

– Фильтруй базар, важняк, – усмехнулся Негатив, – она у нас самая крутая девочка в городе. Полштуки ночь. Плати бабки и забирай товар.

Денис молча, без замаха, ударил бандита в челюсть. Стул под Негативом крякнул и опрокинулся на спинку, – и об этот-то стул запнулся один из телохранителей бандита, бросившийся на выручку. Другой, зэк с гнилыми зубами, выхватил было нож – но Денис ударил его носком ноги по запястью, нож полетел серебряной рыбкой в угол, и тут же, не меняя ноги, Денис влепил охраннику подъемом ноги по челюсти. Зэк ойкнул и обрушился на пол с грохотом, с которым пустая консервная банка падает в мусоропровод.

Второй охранник, вскочивший тем временем на ноги, попытался было ударить Дениса ногой в живот. Драться ногами он был не великий мастер, удар вышел медленный, и Денис без труда захватил его ногу и перевернул: охранник кувыркнулся в воздухе, что твой теннисный мячик, и на вираже въехал носом в пол.

Ольга растерянно жалась в углу.

В следующую секунду Денис боковым зрением увидел кулак Негатива в трех сантиметрах от своей челюсти. Денис нырнул вбок, уходя от удара, – и тут же Негатив въехал ему левой рукой под дых. Денис согнулся, ударяясь лицом об услужливо подставленное колено бандита. Дикая боль пронзила разбитые губы, Денис заполошно вскрикнул и отлетел назад, прямо в гостеприимные объятия набежавших в комнату братков.

Он стряхнул одного или двоих, но остальные вцепились в него мертвой хваткой, и через мгновение он стоял перед Негативом с заломленными локтями.

– Что, – сказал Негатив, – понравилась соска? Небось, уже успел перепихнуться? Разделяю и понимаю. Крайне вкусная бикса, особенно когда она тебе на флейте играет, а кореш ее в это время с другого конца нажаривает…

Денис дернулся, как мертвая лягушка, к лапке которой поднесли электрический провод. Чернореченский пахан стоял перед следователем где-то в метре, сжав кулаки и развернувшись в стойку, и глаза его блестели сумасшедшим светом, как две фары накатывающегося в ночи поезда. «Убьет!» – вдруг мелькнула дикая мысль, и тут же Денис понял, что мысль эта несообразна и нелепа, – даже самый крутой российский бандит не станет с первого захода и при куче свидетелей мочить важняка, который, по большому счету, и нахамить-то ему не успел. Если, конечно, у бандита не поехал шифер, – а Негатив вел себя нагло, и может статься, что шифер у него все-таки поехал, и тогда…

– Ах мы какой смелый, – пропел Негатив, – чуть что не по нам, и мы по морде… прям как у себя в кабинете… А нас никто не обидит, мы мусор московский… так?

Движение бандита было таким стремительным, что сначала по комнате разнесся глухой стук удара, а потом – звук запоздало хлопнувших друг о друга складок ткани. Денис застонал и сделал попытку прикрыть руками пах, – а именно туда пришелся удар начищенного ботинка.

– Чего, Денис Федорыч, – усмехнулся безумными глазами Негатив, – яичек жалко? Только он положил глаз на наших баб, а тут ему, понимаешь, раз – и все его хозяйство через мясокрутку.

Зеленые и крупные, как девятимиллиметровый патрон зрачки Негатива смотрели прямо сквозь Дениса, не мигая.

– Заявление будешь писать? Ну, пиши…

Он придвинулся вплотную к полумертвому от боли Денису и с силой всадил ему кулак под ребра. Денис охнул и обвис на руках державших его бандитов.

– Вот тебе еще материал для заявы, – сказал Негатив.

Второй удар бандита пришелся под ложечку, Денис согнулся и тут же заработал коленом под подбородок.

– И еще!

В следующую секунду Денис оттолкнулся ногами от пола, используя державших его бандитов как точку опоры. Соединенный удар обех ног пришелся Негативу в грудь. Бандит мячиком отлетел к стене.

Денис приземлился на обе ноги, аккуратно перехватил руку оторопевшего противника и перекинул его через себя. Тут же один из быков с силой вломил ногой по коленной чашечке, Денис, охнув, присел и краем глаза заметил занесенный кулак и тускло блеснувшую рукоять ТТ.

Затем мир взорвался белым светом и перекосился, как картинка на экране неисправного телевизора, вздыбившийся паркет хлестнул Дениса по лицу, и после этого в голове Дениса отключили изображение и звук.

* * *

Когда Денис очнулся, была еще ночь. Он лежал как-то чрезвычайно неудобно, в спину словно упиралось донышко разбитой бутылки, и далеко-далеко вверху сверкали крошечные звезды, похожие на осколки лобового стекла, вылетевшего на черный асфальт при встречном столкновении.

Вокруг чрезвычайно воняло.

Денис пошарил за спиной и в самом деле вытащил разбитую бутылку, только не донышко, а носик. Он помотал головой и понял, что лежит в мусорном контейнере напротив ресторана «Сирена».

Денис перевернулся и стал смотреть в черный небосвод. В душе было пусто, словно ее вскрыли, как консервную банку, и ложкой выгребли просроченное содержимое.

Где-то хлопнула дверь, и над контейнером нарисовался тощий парнишка с ведром, полным рыбных очистков. Парнишка во все глаза глядел на окровавленного человека в баке.

– Ну что уставился, – сказал Денис, – помоги выбраться.

Парнишка поставил ведро и протянул ему руку.

* * *

Кто сказал, что обкомовский распределитель умер? Кто сказал, что минуло время бесплатной колбасы, выделемой передовым участникам битвы за светлое будущее человечества, и отныне все и везде можно купить только за деньги? А рестораны, казино и девочки, дивные девочки с тонкими опытными пальчиками и гладко выбритым лобком, – в каком ресторане с мэра или губернатора возьмут деньги?

Так, или примерно так, должен был думать мэр города Чернореченска Геннадий Курочкин, спускаясь с крыльца ресторана «Сирена» в самом превосходном расположении духа.

Ввиду присущей ему застенчивости господин Курочкин вышел из кабака через задний ход, не желая смущать своей особой какого-нибудь припозднившегося шахтера или иного отброса общества, который мог бы заинтересоваться: а на какие такие шиши гуляет мэр города в самом дорогом бандитском кабаке, и не эти ли самые шиши были направлены в город в помощь бедствующим шахтерам? Хотя, как уже сказано, мэру все было предоставлено бесплатно, не считая рулетки в задних комнатах, да и с рулеткой дело обошлось. Мэр просадил не больше тысячи долларов, а что такое тысяча долларов в наши дни для мэра, господа?

Не далее как вчера господин Курочкин подписал распоряжение о введении какого-то нового налога, называлось – налог на содержание футбольной команды, а поскольку футбольной команды в городе отродясь не было, налог шел прямиком во внебюджетный фонд города. А фонд этот мэр не без веских на то оснований рассматривал как свой собственный карман.

Ночь была дивная – теплая августовская ночь, и звезды с небес перемигивались со сверкающей вывеской «Сирены», далеко-далеко, на разъезде, гудел безутешный тепловоз на перегороженном шахтерами пути, и из распахнутых окон крутого кабака орал на весь мир Майкл Джексон.

Авто мэра мягко подъехало к самым ступеням ресторана, и телохранитель Курочкина, обогнув патрона, предупредительно распахнул заднюю тонированную дверцу.

В следующую секунду раздался легкий шум, словно кто-то открыл бутылку с шампанским, и Курочкин увидел, как его телохранитель согнулся напополам и медленно-медленно осел на троттуар.

Дверца авто распахнулась, и из нее выскочил человек в черной маске. Охранник попытался было подняться, но черный человек ударил его обеими ладонями по ушам, охранник повозился и окончательно затих.

В два прыжка человек достиг парализованного от страха мэра и врезал ему наотмашь, так, что тот отлетел к стене, как несомый ветром тополиный пух.

– Тебе сказали, чтобы прекратил стачку? – справился неизвестный, деловито тыча мэра мордой в асфальт. – Тебе сказали, что с тобой то же будет, что с пикетчиками? Сказали, а?

Мэр только хныкал и пускал слюни.

Налетчик рывком поднял Курочкина на ноги.

Тем времем из машины появился второй бандит, тот, который играл роль шофера. Он был в кожаной куртке и джинсах, и шерстяной шапочке с прорезями, сквозь которые блестели дьявольским огнем глаза.

Бандит подошел к мэру, распятому в мощных лапах своего сообщника, и сказал:

– Поехали. С тобой кое-кто поговорить хочет.

Мэра подхватили под руки и потащили к автомобилю. В следующую секунду за спиной Шерстяной Шапочки вырос третий. Он вылез из роскошного темно-зеленого внедорожника, припаркованного на самом углу пятачка, и мэр поначалу было решил, что третий тоже заодно с похитителями.

Но третий, вместо того, чтобы начать мучать мэра электрошокером, или зажигалкой, или иным предметом, произведенным народным хозяйством в целях повышения благосостояния трудящихся, взял Шерстяную шапочку за плечо, развернул к себе и молча нанес такой удар в челюсть, что злоумышленник покатился по ступеням, точно сбитая камнем груша.

Другой бандит выпустил мэра и полез было за стволом, но рука неожиданного спасителя провернулась в воздухе, пистолет, выбитый блоком, блеснул рукоятью и отлетел куда-то прочь. Бандит выбросил вперед ногу – и не попал, а новоприбывший, напротив, очень ловко угодил ему в ту развилку, из которой растут ноги.

В следующую секунду мэр краем глаза заметил, как первый из злоумышленников выхватывает из-за пояса бесчувственного телохранителя ТТ и вскидывает руку.

Незнакомец сшиб мэра и покатился с ним за ближайший мусорный бак: что-то дзинькнуло, свистнуло, и перекрывая грохот музыки, в ночной тиши завизжали колеса трогающегося с места «Ауди».

– Рвем когти! – закричал один из злоумышенников, и другой белкой рванулся из-под забора, запрыгивая в пятящийся задом автомобиль.

Телохранитель мэра вяло зашевелился, а потом со стоном сел и принялся ощупывать свой затылок.

* * *

Спустя час Денис Черяга сидел в широких креслах в кабинете мэра. Для градоначальника голодающего Чернореченска служебное обиталище Курочкина выглядело довольно неплохо: жемчужно-серые стены, хрустальная лампа и длинный стол для заседаний, обставленный покойными кожаными креслами.

Городское УВД набилось в кабинет в огромных количествах. Начальство развило бешеную деятельность: в городе был объявлен план «перехват», никаких результатов, разумеется, не давший. Машину мэра нашли через полчаса: она плавала кверху брюхом в Осинке, – злоумышенники въехали на машине на мост, пятый год строящийся через реку, и оттуда, со строящегося моста, ее и спихнули.

Нашли и шофера, валявшегося неподалеку от «Сирены» без сознания. Прибежал выразить соболезнования сильно набравшийся Константин Никишин, директор «Чернореченскугля», набились откуда-то два почти трезвых корреспондента, и господин мэр сказал в микрофон:

– Я расцениваю покушение как провокацию со стороны московских спецслужб. На городскую администрацию давят, потому что она поддерживает справедливые требования шахтеров и не желает идти на поводу грязных чиновников из Москвы, пытающихся нашими руками потушить тот пожар, которые они зажгли своей безответственной экономической политикой.

Руки мэра слегка дрожали, и свет фотовспышек дробился в золотом кольце с одиноким бериллом – камнем, приносящим владельцу счастье. Отчего-то мэр очень любил это кольцо и всегда таскал его на пальце.

Черяга потихоньку открыл дверь и вышел в темный коридор.

На фоне черного квадрата окна красным тлел кончик сигареты. Черяга подошел поближе. Зам начальника городского УВД, Ваня Петраков, курил в полном одиночестве. Из кармана Петракова торчала бутылка водки, и судя по запаху, доносившемуся от мента, большая часть бутылки уже была употреблена в дело.

– Ну что, спаситель, – спросил Петраков, – чего оторвался от коллектива?

Черяга не ответил.

Город за окном казался мертвым: улицы с погасшими фонарями были погружены во тьму, и редкие квадраты освещенных окошек были похожи на прорехи в огромном черном холсте

– Слушай, насчет московских агентов, это он серьезно? – спросил Черяга.

– А ты как считаешь?

– Не справился бы я со спецагентами, – усмехнулся Черяга. – Уделал бы меня спецагент одной левой. Да еще после драки.

– Какой драки? – спросил Петраков.

Черяга помолчал. Петраков с новым интересом оглядел собеседника, задержался взглядом на стремительно вспухающем фингале под глазом заезжего москвича, вздохнул и сказал:

– Как-то так меня смущает, что во всей этой истории единственными пострадавшими были шофер и охранник. А наш дорогой мэр отделался больше моральным потрясением. Если, конечно, он потрясся.

– Вы хотите сказать, что это была инсценировка? Но зачем?

– Ну… приедет в город комиссия, начнет выяснять, кто виноват. Нагрянет к шахтерам, шахтеры начнут орать: «Директор – сволочь, мэр – негодяй». Комиссия что, разбираться будет? Ей кость надо народу кинуть, она директора снимет, а мэру велит подать в отставку. А теперь что комиссия услышит? «Мэр – наш заступник, его москвичи чуть за нас не убили!» Ради таких лестных слов можно и с синяком под глазом походить.

Петраков вытащил из кармана бутылку и, не скрываясь, стал пить из горлышка. Черяга хотел было прочитать ему краткую лекцию о вреде алкоголя, но потом передумал и тихо пошел вниз по мраморной лестнице с пустой нишей, где когда-то стоял бюст певца Чернореченска Панфеева, осененный переходящим красным знаменем.

* * *

– Денис! Дениска! Проснись!

Черяга невнятно забурчал и открыл глаза.

Он лежал дома, в покойной перине, такой огромной, что можно было утонуть в ней целиком, – и перина эта мягко обволакивала все синяки и ушибы, заработанные им вчера как при выяснении отношений с Негативом, так и в драке с неизвестными злоумышленниками, покушавшимися на мэра.

– Дениска! Вставай! Там за тобой от мэра приехали!

Денис окончательно проснулся и перевернулся на спину.

Мать трясла его и будила, и рядом в проеме двери с ноги на ногу переминался здоровый бугай-шофер.

Водитель повез Черяги, противу ожидания, не в мэрию, а к трехэтажному кирпичному особняку в Алаховке. По документам особняк принадлежал дочери мэра Курочкина, учившийся в настоящий момент в Калифорнии. Каким образом девятнадцатилетняя дочка заработала деньги на трехэтажный особняк, документы умалчивали.

По пути Черяга проехал мимо единственной городской гостиницы, расположенной на левом берегу Осинки. Возле гостиницы стояла толпа людей со знаменами и лозунгами. Судя по содержанию лозунгов, толпа требовала выдачи московских спецагентов, которые ночью устроили покушение на дорогого ей мэра. Черяга вспомнил, что вчера мэра на рельсах крыли почем свет стоит и подивился изменчивости людских настроений.

Городской глава принял своего ночного спасителя на просторном балконе с видом на Осинку и металлического болвана. Плетеный стол на балконе был уставлен яствами, подобающими скорее не завтраку, а ланчу, и был городской глава не один, – рядом намазывал красной икрой свежую булочку товарищ Луханов, храбрый деятель профсоюзного движения.

Не успел Денис поразмыслить над тем, что в сем гостеприимном месте делает вожак рабочего класса, как Луханов отставил свой бутерброд, вскочил с удивительной для его веса поспешностью и закричал:

– Денис Федорович! Вы представляете – у меня вчера обстреляли окна!

– Когда? – осведомился Денис.

– Ночью! Через час после того, как пытались похититить Геннадия Владимировича!

– И что – вы полагаете, это как-то связано?

– И думать нечего! Есть люди, которые заинтересованы в том, чтобы шахтеры прекратили забастовку. Люди, которые звонили нам с Геннадием и угрожали!

– Но ведь вчера вы не думали, что вам звонили те же самые люди, которые расстреляли пикет, – возразил Черяга, – вы даже, помнится, винили в этом независимый профсоюз.

– Сразу после обстрела мне опять позвонили, – сказал Луханов, – и сказали, что в следующий раз стрелять будут из гранатомета, если я не прекращу забастовки.

Мэр воздел руки.

– Как будто я или Валентин Юрьич можем прекратить забастовку!

Потом спохватился.

– Да вы садитесь за стол, Денис Федорыч! Позавтракаем, чем бог послал.

Бог послал мэру Чернореченска значительно больше, чем он послал шахтерам, и на некоторое время за столом воцарилась тишина, прерываемая лишь звуком ожесточенно жующих челюстей, – трое взрослых мужчин поглощали свежие кусочки белого хлеба, увенчанные черной икрой да белой рыбой, да хрустели огурчиками.

– А вам, Геннадий Владимирович, звонили тоже? – полюбопытствовал Денис, отправляя в рот хрустящую корейскую капусту.

– Да, несколько раз. Мужской голос. Антиопределитель номера…

– Когда звонили первый раз?

– Через два часа после расстрел пикета.

– Вы никого не известили?

Мэр пожал плечами.

– Я очень испугался, но утром мне позвонили еще раз, а потом еще. И каждый раз это были все новые голоса, которые брали ответственность на себя и угрожали выдрать мне яйца, если забастовка не кончится. К обеду мне уже хотелось смеяться. В конце концов, на дороге скопилось тридцать семь поездов, свыше четырехсот вагонов, – считайте, двести фирм и предприятий ждут свой товар. Все они готовы эту забастовку зубами загрызть. Любой из этих фирмачей мог решить, что это классная возможность – лишний раз попугать шахтеров. Авось да выгорит. Мне позвонили раз восемь.

– И среди восьми фальшивых звонов затесался один настоящий?

Мэр кивнул.

– Вы можете предполагать, от кого был настоящий?

– Тут и думать нечего, – заявил мэр, – это дело рук Извольского.

– Кого?

– Ахтарский металлургический комбинат.

– А, тот самый директор, который любит сам сидеть за рулем?

– Да.

– Он связан с бандитами?

– У него действительно отчаянная ситуация, Денис Федорович. Когда у него кончится кокс, заводу конец.

– И какие признаки того, что это Извольский?

– Помилуйте, он мне раз пять звонил. Требовал послать городской ОМОН для расправы с шахтерами. Последний раз заявил, что… н-да, как бы вам сказать… Если бы в России проводился чемпионат по матюгам, Железный Славик непременно бы вышел в финал… в общем, смысл был такой, что если демонстрацию не разгонят, я еще об этом пожалею.

– А почему вы считаете, что во вчерашней истории не мог быть замешан Негатив?

– Ему-то что в забастовке? – удивился мэр.

– Ну как же. Негатив связан с директорами шахт. Директорам шахт забастовка угрожает потерей работы, комиссиями из Москвы и даже уголовным преследованием. Разве они не могли попросить Негатива пугнуть шахтеров?

– И застрелить при этом собственного солдата?

Черяга промолчал. Относительно смерти Вадика у него уже сложилось смутное, но весьма неприятное для Негатива мнение. Было у Черяги такое чувство, что Негатив особенно не жалел, что Ольга из невесты так и не стала женой.

– Денис Федорович, – сказал мэр, – поверьте моему опыту местного жителя. То, что вы говорите – это неправильно. Понимаете, наши шахты убыточные. Без государственной дотации они существовать не смогут. А дотацию без забастовки не выбьешь. Поэтому в конечном итоге даже директор заинтересован в забастовках.

– Но Никишина снимут из-за забастовки!

– Ну и что? Снимут и опять поставят. Его уже три раза снимали. Снять-то его снимут, а деньги он получит.

Черяга исподлобья взглянул на профсоюзного лидера. «Так вот почему ты так хорошо ладишь с директорами», – подумал он про себя.

– Ну хорошо. А почему именно Извольский, а не сами железнодорожники? У них убытки уже за сколько перевалили?

– За сорок миллионов.

– Так почему не они?

Луханов и мэр видимо замялись.

– А что железнодорожники? Им это только выгодно, – вдруг брякнул мэр.

– Пикет выгоден? – Изумился Черяга, – вы же сами говорите, что тридцать поездов у города стоят.

– Тридцать стоят, а тридцать прошли по обходной ветке. Как вы думаете, на каком основании одни стоят, а другие идут?

Черяга подумал:

– Взятки, что ли, дают?

Мэр усмехнулся:

– Ну можно сказать, что и взятки.

А Луханов неожиданно прибавил:

– Компания есть такая – «Карго-полис».

– Простите?

– Вы когда груз везете, – спросил Луханов, – вы с кем договор о перевозке заключаете?

– С железной дорогой.

– Ну да. Можете и с железной дорогой. Но вот что характерно – если вы везете, к примеру, уголь железной дорогой, то до границы России вы его довезете за пятнадцать долларов тонна. Тариф такой. А фирма «Карго-полис» довезет его вам за пять долларов тонна. Так с кем вы заключите контракт?

– С «Карго-полисом», – ответил Черяга. – Пусть он везет.

– Ну, «Карго-полис» грузов не возит, – улыбнулся Луханов, – он просто продает вам свой тариф. За двенадцать – тринадцать долларов. Все равно дешевле.

Черяга ошеломился.

– То есть «Карго-полис» ничего не возит, но с каждой провезенной по дороге тонны имеет 6 долларов? – спросил он.

– Вы необыкновенно точно уловили суть процесса, – сказал Луханов. Остается добавить, что акционерами этой конторы являются высшие чиновники министерства путей сообщения, – и вам станет ясен источник необыкновенных привилегий фирмы «Карго-полис, лтд», зарегестированной на острове Мэн – центре российских железнодорожных перевозок.

– Так все-таки почему забастовка МПС на пользу? – спросил Черяга.

– Ну не то чтобы именно МПС, – сказал профсоюзный босс, – но вот как вы думаете: если есть два вагона, и один из них принадлежит неизвестно кому, а другой фирме «Карго-полис», и при этом на железной дороге давка, потому что вагоны могут ехать только по обходному пути, то который из вагонов из-за забастовки будет стоять, а который поедет?

– Вагон «Карго-полиса», – сказал Черяга.

– А может «Карго-полис» по этому случаю увеличить ставки втрое и вчетверо?

Черяга кивнул.

– Вот видите, – сказал Луханов, – как все складывается, – обычно «Карго-полис» выигрывает на том, что продает тариф втрое дешевле. А сейчас он продает тариф втрое дороже, а возит столько же, потому что если кто не везет «Карго-полисом», то ему скажут: «Извини, парень. Твой груз в тупике до конца забастовки. А все обходные дороги забиты».

Черяга рассеянно прихлебывал чай. Иногда он был рад, что занимается маньяками. А не работниками МПС, к примеру. Оба его собеседника наблюдали за ним с видимым беспокойством.

– А к Извольскому кокс не может приехать по обходному пути? – спросил Денис.

– В том-то и дело, что нет. По обходному пути можно ехать в Омск или Красноярск. А Ахтарск у нас в тупике. Извольский не может ни получить кокса, ни вывезти продукцию.

И мэр Чернореченска для удобства изобразил на салфетке две параллельные линии путей и отогнутый, как большой палец, ахтарский тупик.

– Ну хорошо, – сказал Денис, – предположим, что с пикетом так невежливо обошелся именно Извольский. Но почему он вздумал давить на вас?

Луханов развел руками.

– Ну как же, – я один из организаторов забастовки…

– Но ведь вы, Геннадий Владимирович, – вы не организатор забастовки? – и Денис вежливо повернулся к мэру.

– Я… не… – мэр неожиданно смутился.

– Город конечно получит выгоду от забастовки, – пришел на помощь Луханов, – если шахтерам заплатят зарплату, то подоходный налог с этой зарплаты пойдет в городской бюджет. А если подоходный налог пойдет в бюджет, то Геннадий сможет выдасть деньги врачам и учителям.

– Понятно, – сказал Денис, – вы, господин мэр, за забастовку, потому что забастовка поможет наполнить местный бюджет?

– Это Извольский может так считать, – запротестовал мэр, – я не могу полностью разделять требования рабочих. Но когда Извольский звонит мне и требует разогнать пикетчиков, я конечно не буду этого делать, потому что я сочувствую рабочим. Они добиваются справедливых целей, но беззаконными методами.

– Очень великодушная формулировка, – усмехнулся Черяга. – Но чем же я могу вам помочь?

– Съездите в Ахтарск. Поговорите с Извольским. Пригрозите ему чем-нибудь, в конце концов!

– А почему я?

– А кто еще? Негатив? Он, наверное, с удовольствием принялся бы за разборку. Но вы, наверное, как представитель Генпрокуратуры, не хотите, чтобы мы обращались к бандиту?.

– А милиция?

– Лучшие представители местной милиции состоят на службе у Негатива, – ответил мэр, – худших туда не берут. Наша милиция, конечно, годится для того, чтобы собирать дань с ларечников и шмонать пьяных, но это все, для чего она годится.

– Все, что от вас требуется, – вмешался Луханов, – это всего лишь объяснить Извольскому, что Москва в курсе его фокусов. Вы в данном случае – представитель федеральных властей.

– Я в отпуске.

– Вот именно. Поэтому вы как бы и представитель, и не представитель. Вы можете действовать как лицо официальное, когда нужна официальность, и как лицо неофициальное, когда она вредна. Вы очень удачная кандидатура, Денис Федорович. К тому же – ведь вы бы хотели посмотреть в глаза человеку, который приказал застрелить вашего брата?

Денис пристально посмотрел на мэра.

– Да, конечно, – сказал он меланхолично, – я очень хочу посмотреть в глаза человеку, по приказу которого убили моего брата.