Читать книгу Невозможная музыка - Юлия Лавряшина - Страница 2
ОглавлениеГлава 2
И он ей приснился.
Не дедушка, хотя его она с радостью повидала бы… Лилька увидела во сне орган – огромный, старый, тёмный и, вроде бы, пугающий, но никакого страха он не вызывал. Её мучило только то, что орган молчит, лишь мрачно поблёскивает рядами труб. Хотя это было вполне понятно, не мог же он играть сам по себе! А Лилька не умела…
«Дура! – кричала она себе, не просыпаясь. – Учиться надо было! Дедушка же хотел…»
Неожиданно орган заиграл, хотя никто к нему и не приближался. Заиграл какую-то свою, очень подходящую ему музыку, переполненную звуками. Только вот они выходили немного странными… Лилька воображала совсем не такие.
– Да это же пианино!
Она подскочила и села на своём топчане, ещё не проснувшись окончательно, но уже достаточно для того, чтобы сообразить – сон кончился. А вот музыка и не думала кончаться. Наоборот, она набирала уверенности с каждым звуком, и Лильке показалось, что мелодия становится всё красивее и насыщеннее.
«Это Бах, – решила она, припомнив, какие пластинки слушает дедушка. – Может, и нет, но здорово смахивает… Как это называется? Многоголосье… Да. А ведь Баха-то как раз на органе и играют! На конверте есть фотография…»
Её так и сдуло с топчана. Забыв об осторожности, Лилька вылетела из сарайчика. И первым делом увидела, что на верёвке больше нет никакого белья. И её майки, которая давно уже должна была высохнуть, тоже нет. Перед сном Лилька не загадывала совершить обратный обмен, эта мысль мелькнула у неё только что, но девочка растерялась так, будто лишь на это и рассчитывала.
Можно было, конечно, потихоньку ускользнуть через забор или даже прямо через калитку – попробуй ещё догони её, лыжницу-то! И она именно это и сделала бы, если б не музыка, заполнившая сад целым потоком звуков. Лилька чувствовала себя так, будто плыла против течения, уже слабея, но ни на секунду не забывая о том, что добраться просто необходимо.
Тот человек, что играл… Почему-то ей представилась молодая, длинноволосая женщина с тонкими, почти прозрачными руками… Так вот, эта женщина могла что-нибудь слышать о том самом органе, раз уж она играет именно Баха. Может, хоть одним ухом слышала, Лильке и этого хватит, чтобы додумать остальное! Она ведь только так щёлкала всякие головоломки и решала кроссворды. Дедушка говорил, будто у неё очень развито логическое мышление. И с сожалением добавлял: «Это не в меня».
Лильку его слова жутко обижали. Она предпочла бы обойтись вообще безо всякого мышления, только чтобы во всём походить на дедушку Ярослава.
«Сколько у них деревьев, – отвлекшись от мыслей о нём, она с удивлением огляделась. – Это уже не огород, а прямо сад какой-то! В мае, наверное, красотища такая! Ранетка вон… И на черёмуху надо будет слазить. Не сейчас, конечно!»
– Я только на минутку зайду. Просто отдам майку и, как бы между делом, спрошу про орган, – шёпотом объяснила Лилька себе, не потрудившись уточнить, – между каким это делом?
Продышавшись, как перед стартом, Лилька тихонько открыла дверь в дом – не отвлекать же стуком! И попала на небольшую веранду, всю кружевную и полную воздуха. Кружева были и деревянными, и нитяными, Лильке это ужасно понравилось, тем более что снаружи дом выглядел мрачноватым.
Но ещё больше понравились плетёные из бежевых нитей маленькие черепашки, стайкой сидевшие на узком белом подоконнике. Лилька взяла одну и пальцем погладила бугристый панцирь.
«Если я хорошенько попрошу, может, она мне подарит?» – Лилька посадила черепашку на место и также без стука приоткрыла дверь в комнату.
Сидевший за пианино мальчик стремительно повернулся на своём вращающемся стульчике. Лилька едва не вскрикнула от неожиданности и уставилась на него, не зная, что и сказать.
Он прищурился:
– Откуда у тебя эта майка? Здесь таких ни у кого больше нет.
– Это твоя, – сразу призналась она и наспех соврала: – Я как раз и зашла её отдать.
– Снимай. Это, между прочим, моя любимая. Твоя вон там, – он указал на соседнюю комнату. – Ищи в общей куче. Я всё снял и никак понять не мог: чья это майка? Для мамы маловата. Теперь ясно.
Осторожно продвигаясь к другой комнате, Лилька заискивающе улыбнулась:
– Ты не злишься? Я же её возвращаю. Я и не думала воровать!
– Да ладно, – он немного помолчал. – Только маме опять стирать придётся.
Лилька обиделась:
– Можно подумать, я такая грязная!
– Ну, всё равно… Ты ж мне не сестра.
– А у тебя и сестра есть? – это её обрадовало бы.
Если у мальчишки имеется сестра, он уже научен общаться с девчонками. С такими легче иметь дело.
Но он сказал:
– Нет. И брата тоже нет. Я один.
«С чего это вдруг мне стало его жалко?» – удивилась Лилька, но уже произнесла:
– Я тоже одна. То есть с дедушкой…
– Ого! – его тёмные глаза сразу как-то потеплели. – С одним только дедушкой?
– Ну да. Это ничего, спрашивай! Мои родители так давно погибли, что я их даже не помню. Мне кажется, я всегда с дедушкой жила…
И вдруг её с такой силой обдало жаром, даже слёзы выступили: «Как же я совсем не вспоминаю про дедушку?! Что я за дура такая! Про какую-то идиотскую майку думаю, про черемуху, про Баха… А вдруг они уже убили его? Ясно же, что бандиты…»
– Ты что? – мальчик начал сползать со своего стульчика, внимательно всматриваясь в её лицо.
Лилька умоляюще улыбнулась:
– Ты… Слушай, тебя как зовут?
– Саша…
– А я – Лилька. Саш, а ты не мог бы…
«А чего – не мог бы? Я же ещё не придумала?»
– …помочь мне.
– А что надо сделать? – он всё ещё смотрел на неё недоверчиво. А кто сразу поверил бы девчонке, стянувшей среди ночи любимую майку?
В свою очередь Лилька спросила с подозрением:
– А ты не болтун?
– А я из тебя секреты и не вытягиваю! – лицо у Сашки сразу сделалось надменным, как у какого-нибудь принца из фильма-сказки.
Он снова уселся на свой стульчик, выпрямив спину и слегка задрав подбородок.
«Наверное, точно так сидят на троне», – подумалось Лильке. Она поспешила загладить вину:
– Знаешь, а ты здорово играл!
– Знаю, – ответил он с тем же выражением.
– Это Бах, да?
Большие Сашкины глаза ещё выросли:
– А ты откуда знаешь?
Лилька небрежно бросила:
– Слышала… В жизни бы не подумала, что ты – пианист!
– Ну, я ещё не настоящий пианист… А почему это ты не подумала бы?
– Да ты бритый такой, здоровый, – она фыркнула. – Ты больше на спортсмена похож. На хоккеиста какого-нибудь.
Сашку так и перекосило от досады:
– Как же… Я даже на коньках не умею кататься. Мама всё боится, что я головой о лёд шарахнусь. Кинга начиталась…
– «Мёртвую зону»? – догадалась Лилька. – А я тоже читала!
– Ты? Читала?
«Вот за это уже и вмазать можно!» Она сердито спросила:
– А я что – похожа на малограмотную?
– Да нет…
У него оказалась такая улыбка, что Лилька сразу всё ему простила.
– Нет, – повторил Саша. – Я, наверное, как-то привык уже, что у нас в классе никто ничего не читает, только телевизор смотрят. Но мама говорит, что всегда так было, а в газетах врали про самую читающую страну. Когда она сама в школе училась, тоже человека три из класса любили читать, а остальные – нет.
– Это она вязала тех черепашек на веранде? Такие хорошенькие!
Сашка вдруг заметно покраснел и произнёс сердито:
– Это не мама. Это я делал. У нас в начале года трудовика в гимназии не было, и нас вместе с девчонками технике макраме учили.
– А нас не учили, – сказала Лилька с сожалением. – Может, покажешь потом? Мне бы тоже такую черепашку хотелось…
– Я тебе подарю.
– Правда?! Ой, я и не ожидала!
Про себя она, как раз на это и рассчитывала, заведя разговор, и ей стало приятно оттого, что Сашка оказался таким, как ей хотелось. По крайней мере, в этом…
Заглядевшись на золотистый пейзаж за его головой, Лилька легко вздохнула:
– Красиво как… Сосны такие ровные и море. Это где-то не у нас?
Он ловко повернулся, оттолкнувшись ногой, потом глянул на неё через плечо и хмыкнул:
– Да уж, конечно, не у нас. Не здесь. Это мой дядя Латвию рисовал. По памяти. У него много картин по памяти сделано.
– Хорошая память, – уважительно отозвалась Лилька.
Ей всегда полдня приходилось заучивать стихи. Дедушка говорил, что совсем не обязательно знать их наизусть, главное – любить.
Осторожно опустив крышку инструмента, Саша опять повернулся к ней:
– Так тебе чем помочь надо?
Лильку даже затошнило от стыда: «Он вперёд меня вспомнил! Что ж у меня – дырка в голове, что ли?!» И следом удивилась: «А почему это я ему так верю? Вот ведь расскажу сейчас всё…»
– Саш, – неуверенно начала она, пристально вглядываясь в тёмные глаза, в которых ей так не хотелось обнаружить что-нибудь похожее на равнодушие, – вот ты ведь музыкант…
И заметив, как он протестующе дернулся, поспешно добавила:
– Ну, будущий! Какая разница? Ты, может, слышал, где у нас в городе есть орган?
Он вздрогнул и отвёл взгляд. Потом встал и начал складывать растрепанные ноты, слишком тщательно подравнивая края.
– В филармонии есть, – наконец, ответил Саша, по-прежнему не глядя на неё. – А почему это ты про орган спрашиваешь?
С досадой охнув, Лилька в сердцах стукнула себя кулаком по бедру:
– Ну, точно! Я же знала. Только… Нет, это, наверное, не тот орган. О нём же всем известно.
– А тебе какой нужен? – у него насмешливо заблестели глаза. – На сто семнадцать регистров?
Не совсем поняв, о чем идёт речь, Лилька уклончиво ответила:
– Не знаю.
Не скажешь ведь так напрямик: «Волшебный»! Может, если на сто семнадцать регистров, так это и есть волшебный? Ещё бы знать, что такое регистры…
Она с надеждой спросила:
– А другой есть?
– Здесь? Не слышал. А тебе зачем?
– Надо.
И решившись пока ограничиться возможной полуправдой, пояснила:
– К моему дедушке ночью заявились какие-то… Трое. Хотя, может, их и больше было, я же в другой комнате была. Наверняка бандиты! Они хотели из него вытрясти, где находится какой-то орган. Уж филармонию они и сами нашли бы, точно?
– Вытрясти? – Сашка выпрямился. – Хочешь сказать, что они его били?
Лильке захотелось немедленно сломать что-нибудь, ну хоть вот эту фигурку Будды, а может, и не Будды, но кинуть её в стенку, что есть сил. Может, тогда эти проклятые слёзы напугались бы и отступили…
Слегка отвернувшись от Сашки, она произнесла металлическим голосом, каким разговаривала с учителями, которые по незнанию или со злости требовали, чтобы в школу пришла её мама:
– Я не знаю. Я убежала. В окно выпрыгнула… Они хотели мою комнату проверить.
– Померь мои кроссовки, – неожиданно предложил Сашка. – Вон те, белые. Они мне малые уже, тебе должны быть как раз. Только иди ноги помой во дворе… Полотенце я дам.
«Чистюля!» – она обозвала Сашку только мысленно и совсем не сердито, потому что почувствовала, как полегчало от его слов. Непонятно почему…
Сашка вышел за ней следом с жёлтым полотенцем на плече, сурово схватил за локоть, чтобы Лилька не поскользнулась на промокшей насквозь деревяшке. И отвернулся, чтобы не смущать, пока она возится со своими ногами. Хотя Лилька нисколько и не смущалась.
Когда девочка, наконец, обулась, предварительно натянув его носки с вышитыми по бокам теннисными ракетками, Саша, глядя только на кроссовки, сказал:
– Ну вот. Я знал, что ты в них влезешь. Ноги у тебя совсем маленькие, – и добавил уже с насмешкой, поглядев на неё сверху: – Ты и сама-то… Метр с кепкой. Я, вроде, понял, чего ты от меня хочешь. Чтобы я заглянул к твоему дедушке? Проверил территорию?
– Точно, – Лилька посмотрела на него с уважением. – А ты как догадался?
– Ох, уж задача! Ты снимешь когда-нибудь мою майку? Кроссовки можешь потом себе оставить, мне они все равно не пригодятся.
Лилька метнулась к дому:
– Подожди здесь! Я сейчас.
Все бельё, даже её майка, пахло утренним ветром. Проскользнув в неё, Лилька с удовольствием прижала к рёбрам ладони: «Родненькая…»
А следом почему-то подумала о Сашке: «Вот бы такого брата! У нас в школе даже похожих нет. И во дворе тоже. Или нет… Даже лучше, что не брат».
Продолжая разглаживать ткань, она вскользь оглядела комнату. Здесь тоже всё было не как у всех: какой-то совсем старинный диван с изогнутой спинкой и неяркой цветной обивкой (она от дедушки знала, что такие цвета называют пастельными), высокий сервант с округлыми боками, в стёклах которого были вытянуты острые блики солнца, а внутри – золотая посуда, и поставленные на ребро тарелочки с картинками.
Лильке стало жаль, что некогда рассмотреть каждую. Наверняка там нарисовано что-то необычное! Может быть, та самая Латвия, откуда был родом таинственный Сашкин дядя, рисующий по памяти. Её взгляд опять вернулся к пейзажу над фортепиано…
А ещё в комнате стоял большой круглый стол, и на нём лампа с абажуром, про какие она только читала. Ей представилось, как Сашка садится вечером с книжкой поближе к этой лампе, и захотелось увидеть это не в воображении, а на самом деле.
«А в башенке что?» – от любопытства Лильку так и распирало, но ей самой было противно, что сейчас хотя бы думается о чём-то, кроме дедушки. Она и о нём думала, конечно, только кроме этой, в её голову просачивались и другие мысли. А это было совсем ни к чему.
Стараясь ни на что больше не смотреть, чтобы не застрять тут ещё на час, она выскочила из дома и обнаружила Сашу уже возле калитки.
«Надо же…Не подглядывал!»
У него тоже могло родиться подозрение, что Лилька там рассматривает всё, разинув рот, только спрашивать он не стал.
«Точно не болтун!» – ей сразу же захотелось рассказать ему главное об органе, чего, наверное, никто не должен был знать. Только разве человеку захочется искать «то, не знаю что»? Так ведь только в сказках бывает, да и там это делают не по своей воле. Лильке почему-то хотелось, чтобы Саша сам захотел помогать ей и дальше.
– Ты давно учишься? – спросила она, не потрудившись уточнить – чему?
Но Саша понял:
– Пять лет. Это с подготовительным классом считается. Я поздно пошёл… Мама не очень хотела, чтоб я учился, у нас ведь все музыканты. Но я её уговорил… А в обычной школе я уже в седьмой перешёл.
– А я только в шестой, – огорчилась Лилька. Её испугало, что он сейчас же задерет нос.
Только Саша этой разницы будто и не заметил:
– Я бы вообще не ходил в ту школу, если б можно было. Хоть она и гимназия… Мне одной только музыкой нравится заниматься.
– У тебя талант, – Лилька уважительно кивнула, подтвердив свои слова.
Саша рассмеялся, опустив глаза:
– Много ты в этом понимаешь!
– Я же узнала Баха, когда ты играл! А если б таланта не было, ты бы его так изуродовал, что и не узнать!
– Дело не в том, чтоб все правильно сыграть… Это ещё не талант. Каждый должен в Бахе что-то своё открыть. В любом композиторе.
Лильке стало не по себе:
– Ты говоришь, прямо как взрослый.
– Я же о музыке говорю, – не совсем понятно ответил Саша.
– Значит, ты сам захотел учиться? Надо же… А я думала, что тех, кто музыкой занимается, родители заставляют. А ты ещё и уговаривал? Ну, ты даёшь! Значит, точно талант требовал. Я вон лыжами тоже сама стала заниматься. Дедушка против был. Он говорил, что это лошадиный спорт…
– Интересно, зачем тем типам понадобился орган? – опять первым вспомнил Сашка. – Его же не украдёшь, он ведь огромный!
– А чёрт их знает! – она никак не могла побороть возникшее смущение. Ей стало казаться, что Саша считает её какой-то дурочкой, ведь она почти ничего не смыслила в музыке…
Неожиданно он остановился и так прищурился на неё, что чёрные ресницы почти сцепились:
– Значит, так… Дурака ты из меня не сделаешь, поняла? И не пытайся.
– Да я и не…
– Это ты, между прочим, забралась к нам в дом…
– Не в дом…
– …стащила мою майку…
– Я же её вернула!
– И почему-то я все равно тебе поверил! Потащился с тобой неизвестно куда… А может, ты из шайки какой-нибудь? Запрёте меня в подвале и будете требовать с мамы выкуп? Сейчас о таком все газеты пишут.
Лилька заинтересовалась:
– А у твоей мамы много денег? Ну да… Домик у вас не слабый!
– Он нам в наследство достался, – Саша мотнул головой и быстро пошёл, не дожидаясь её. – А денег у нас вечно в обрез. Она музыкальным работником в детском саду устроилась. Знаешь, сколько там платят?
Забежав вперёд, Лилька пошла, отступая:
– Она тоже на пианино играет?
– Тоже, – он ответил как-то неохотно.
– Точно – сплошные музыканты! А вот на органе она… или ты… смогли бы?
Взгляд у него снова заискрился:
– Ага! Сама к органу вернулась.
– Так ты смог бы? – нетерпеливо повторила Лилька.
– Нет. Это же совсем другое.
– А что там другого? Те же клавиши.
– Дурочка, – снисходительно процедил Саша. – Орган – это как целый оркестр. Там же труб всяких несколько тысяч может быть. И пульт управления есть.
Лилька заворожено повторила:
– Несколько тысяч? И пульт управления? Как у космического корабля? Ты не врёшь?
– Нет. Я знаю.
– Откуда, если не играл?
Он ответил не сразу:
– Мы же изучаем разные инструменты. И потом у меня книжки есть. Ещё мамины… Слушай, ты свалишься, если будешь так пятиться! Так что там особенного в этом органе? В нём что-то спрятано?
– Спрятано? – эта мысль как-то не приходила ей в голову.
– Золотые слитки в трубах?
– Ты издеваешься?! – она резко толкнула его в плечо и отскочила, чтоб Саша не дотянулся.
Но он лишь рассмеялся:
– Вот дурочка! Поприкалываться нельзя? Ты сама виновата: не говоришь, что там на самом деле, вот мне и приходится версии выдвигать.
Изобразив улыбку, которая вышла такой кривой, будто Лильку перекосило после страшной болезни, она умоляюще забормотала:
– Саш, я только у дедушки спрошу: можно тебе сказать или нет. Ладно? Ты не злись, пожалуйста.
– Да я не злюсь, – удивился он.
– Да я бы тоже разозлилась. Но вдруг эта какая-то особая тайна? Что если о ней вообще никому говорить нельзя?
– Как это – никому, когда о ней уже целая толпа знает? Вот интересно!
– Ну… Может, они неправильно знают!
«Тогда и я неправильно знаю, – сообразила она. – Я же только их слова слышала. Дедушка вообще ничего не говорил».
Она мрачно вздохнула:
– Дедушка никогда не рассказывал мне об этом органе. Выходит, даже мне нельзя было знать.
Сашка прищурился:
– А почему, интересно, они именно у него выпытывали про этот орган? Он что – музыкант?
– Настройщик, – с гордостью сообщила Лилька. – Ты вот знаешь, что чехи – самые лучшие настройщики? А мой дедушка, как раз – чех. Его зовут, как писателя Гашека – Ярослав.
– Я ещё не читал, – у него недовольно съехались брови. – У нас есть книжка про солдата Швейка, но мама говорит, что нужно подрасти, чтобы оценить его юмор.
Лилька беззаботно махнула рукой:
– Я тоже не читала. Она такая толстенная! Я всё боюсь, что начну, а вдруг неинтересная окажется? И мучиться над ней три года!
– А ты всё равно дочитываешь, даже если книга неинтересная?
Лильке показалось, что он посмотрел на неё испытующе, но решилась на правду:
– Только не смейся… Мне, знаешь, как-то жалко писателя становится.
– За что жалко?
– Ну, как же! Я не дочитаю, ему же обидно будет. Мне всегда кажется, как будто писатель меня видит. Или чувствует.
Сашка слегка улыбнулся:
– Ты – фантазёрка. Совсем, как моя мама.
– А она что такого нафантазировала?
Но ему уже расхотелось рассказывать. Он нервно дёрнул щекой:
– Да это тоже не моя тайна…
«Ладно, – смирилась Лилька. – Он скажет, когда я скажу…»
А через несколько шагов уже и думать забыла про Сашкину маму, потому что между тополями проглянул их деревянный дом. Его часто называли просто «бараком», и тогда Лилька распалялась в одну секунду и начинала кричать, что никакой это вам не барак, а самый настоящий дом. То, что он сделан из дерева, так ещё и лучше! Это же самый полезный материал, а значит, её дедушка в таком доме двести лет проживёт. Ну, и пусть у них печки вместо газовых плит! Это тоже одно сплошное удовольствие. Что за радость сидеть вечером перед газовой плитой?!
У неё заколотилось сердце, и она покосилась на Сашку: слышит? Лилька ещё даже не намекнула, что это их с дедушкой дом выплывает навстречу старым корабликом, а Сашка, похоже, сам догадался: замолчал и огляделся пристально, как шпион, замаскированный под мальчишку.
Но ничего подозрительного вокруг не было: соседку тетю Аню, развешивавшую бельё на верёвке, натянутой между тополями, Лилька знала чуть ли не с рождения. И старика Голубева, который заводил свой мотоцикл с коляской, называвшейся смешно – «люлькой», тоже можно было не опасаться. Он, конечно, не раз гонял Лильку, когда она с мальчишками скакала зимой по скользким крышам металлических гаражей, но это единственное время, когда его следует опасаться. Летом-то на гаражах нечего делать – жутко горячо!
– Давай сначала в окно заглянем, – предложила она шёпотом.
– У вас первый этаж?
– А ты думал, я со второго выпрыгнула?
Лилька подкралась к окну дедушкиной комнаты и встала на завалинку чуть правее рамы. Замерев у другой стороны окна, Саша смотрел на неё такими глазами, точно Лилька собиралась выбить стекло ногой и перестрелять всех бандитов, ввалившись в комнату с тяжеленным «калашниковым». Ей сделалось так смешно, что она даже бояться перестала.
Задержав дыхание, в котором прорывался непрошеный смех, Лилька осторожно посмотрела сквозь пыльное стекло и разочарованно обмякла. В комнате никого не было. И дедушки не было.
– Моё на другой стороне! – она спрыгнула вниз и побежала за угол, не сомневаясь, что Сашка от неё не отстанет.
С этого бока дом ещё глубже просел в землю, и уже не нужно было забираться на завалинку. Схватившись за раму, Лилька заглянула внутрь, почти не таясь, и молча перешла к кухонному окну.
– Пусто, – за неё сказал Саша. – Может, он тебя ищет? Ключей у тебя нет? Вдруг он на столе записку оставил? Мы с мамой всегда так делаем.
– Мы тоже. Ключа нет.
Она обнаружила, что у неё плохо слушаются губы, и поняла, что может разреветься прямо на глазах у этого мальчишки, если сейчас же не замолчит.
– Пойдем-ка…
Саша сжал её ладонь, и Лилька на миг отвлеклась от той горечи, что разлилась в ней. Удивилась: какая у него, оказывается, сильная и твёрдая рука! Она думала, у пианистов они нежные и тонкие…
У неё самой на ладонях вечно были мозоли от лыжных палок, потому что настоящих спортивных перчаток дедушка ей пока не купил. Он еле осилил ранец, который Лильке захотелось ещё больше.
В подъезде Саша сам вычислил её дверь и, ни на секунду не усомнившись, толкнул её.
– Заперто… – он посмотрел на неё с сомнением. – Если это они увели твоего дедушку, стал бы он закрывать дверь? Или они специально заставили, чтобы никто из соседей не заподозрил?
Лилька пожала плечами и тоже потрогала дверь, как будто та могла открыться, узнав прикосновение. Ручка показалась ледяной, а ведь в подъезде было тепло. Не так, как летом в кирпичных домах.
Отдёрнув руку, Лилька медленно спустилась с трёх ступенек и оглянулась:
– Что нам делать?
Она даже не обратила внимания на то, что сказала «нам», хотя Сашка и не клялся помогать ей до скончания века. Но возражать он не стал.
– Может, в полицию пойти?
Уверенности в его голосе не слышалось, и Лилька хорошо понимала – почему. Когда в их переулке случалось какое-нибудь неприятное событие, даже самое ужасное – грабили кого-нибудь или избивали, – то бежали к соседям, звонили друзьям или родственникам, но в полицию обращались в последнюю очередь. Видно, и на Сашкиной улице тоже…
Старательно припоминая, Лилька сказала, следя за тем, чтоб не дрогнул голос:
– В том году у нас тут один мальчишка потерялся… На самом деле он в Москву сбежал, на Ленина посмотреть, пока не убрали из Мавзолея. Вот чокнутый, да? Так его родителям в милиции сказали, что только через… сколько-то там дней искать начнут. Через десять, что ли. Я не собираюсь десять дней ждать! Они же запросто убьют его за десять дней!
– Тихо! – широкая ладошка зажала ей рот. – Не кричи, а то соседи повыскакивают.
Лилька вырвалась и зашептала:
– Ну, и пусть выскакивают! А вдруг кто-то видел, как он ушёл? Или хоть что-нибудь!
– Они всё равно ничего не скажут, – угрюмо заметил Саша.
– Почему? Если видели…
– Им дела нет. Я знаю. Они всегда молчат. Знают что-нибудь, а не говорят.
«А вот сейчас он готов расплакаться», – она торопливо потащила Сашу из подъезда. На солнце всегда как-то легче. И слёзы сами собой высыхают.
Не выпуская его руки, Лилька пересекла двор наискосок, перепрыгнув через совсем развалившуюся песочницу. Когда ей было года три, дедушка фотографировал её здесь. На снимке Лилька вышла похожей на толстенького птенца с разинутым клювом.
Сейчас малышей в их дворе совсем не было, и песочница развалилась за ненадобностью. Дедушка говорил: женщины боятся рожать в такое нестабильное время. Лилька запомнила это слово «нестабильное». Про себя она решила, что это значит – страшное.
– Ну, и куда мы?
Лилька удивлённо обернулась, потом сообразила: «Он же не знает!»
– Здесь за гаражами такое тайное место есть. Мы там только в самых важных случаях собираемся. Пойдём, я расскажу тебе…
