Читать книгу Gloria mundi - Юлия Линде - Страница 7

Gloria mundi
Глава 5

Оглавление

Варя ждала меня в метро, как обещала. На улице сыпался мелкий колкий снег, какое-то ледяное крошево. По тротуарам размазалось мрачное пюре, оно нагло заползало в кроссовки, которые я сдуру надела вместо зимних сапог… Мы свернули в переулок и оказались возле старого трёхэтажного дома. Спустились в подвал. В подвале было очень светло и уютно. В коридоре светлые пуфики, вешалки на стенах. Я планировала затаиться где-нибудь в углу и посмотреть со стороны, но уже возле пуфиков появились какие-то люди, которые начали радостно здороваться не только с Варей, но и со мной. Все спрашивали, как меня зовут, и вели себя так, будто именно меня они сто лет ждали и наконец дождались.

– Лора, вот свободный крючок, давай я повешу твой пуховик.

– Пойдём, я покажу тебе нашу церковь.

– Ты учишься в театральном? Ничего себе! Очень круто! Да, талант – это большой подарок от Бога.

Варя повела меня на экскурсию. Здесь был буфетик, небольшая библиотека, помещение для занятий по изучению Библии, детский клуб «Голубятня» (вдоль стен стеллажи с поделками), женский клуб «Подруги Марии» и даже фитнес-центр «Prime». Потом мы вошли в просторный белый зал с полукруглой сценой, украшенной свежими цветами, на занавесе была цитата из Библии на разных языках: «Всякий, кто призовёт имя Господне, спасётся» (Деян. 2:21). Зал оказался полным, здесь были не только наши ровесники, но и взрослые, и дети, даже грудные. Почти все были одеты в тёмно-голубую одинаковую одежду: мужчины в голубых рубашках, женщины в голубых платьях свободного покроя. Варя пояснила, что это одежда посвящённых, но её носят не постоянно, а переодеваются, приходя на служение. Сама она тоже переоделась в платье. Когда мы с Варей вошли, все вдруг начали аплодировать и улыбаться. Я не сразу поняла, что хлопают мне.

– У нас гость, – объявила Варя. – Её зовут Глория, или просто Лора.

– Здрасте, – сказала я.

И сразу со всех сторон окружили «приветы», меня посадили в первом ряду, как VIP-персону, многие называли свои имена, хлопали по плечу или протягивали руку. Я была в шоке! У нас бы на курсе такое! А то входишь в аудиторию – и только половина говорит «привет», забыв спросить «Как дела?», а другая половина даже не смотрит в твою сторону, просто продолжает заниматься своими делами. Хотя на мастерстве было упражнение, похожее на то, что я увидела в церкви: все хаотично ходят по кабинету в заданном темпе, и, встречаясь с однокурсником, ты должен посмотреть ему в глаза и сказать «привет».

Потом вышел пастор, я узнала его по фото из паблика. Нет, не тот, который с синими дредами, а стройный брюнет лет сорока пяти. На нём был тёмно-синий костюм (жилет и брюки) и голубая рубашка. Он улыбался американской улыбкой во все 32 зуба и радостно всех приветствовал. Что странно, и меня тоже. Персонально.

– Мы рады тебя видеть, Лора! Я Александр, пастор. Надеюсь, тебе здесь понравится. Все мы – одна семья, в сердце которой Иисус, и мы были бы рады принять тебя в свою дружную семью. Прославлять Иисуса мы начнём с нашей любимой песни «Иисус, веди нас за собой». Лора, держи песенник, страница пять!

Пастор протянул мне небольшую брошюрку голубого цвета. Такое повышенное внимание мне льстило.

На сцену вышли мои знакомые – группа «Fire Generation». Только в расширенном составе. Теперь с ними была ударница, клавишник и ещё одна гитара. Ваня подмигнул мне и сказал в микрофон:

– Мы рады тебе, Глория! Аллилуйя!

Вау!

Припев я запомнила быстро: он повторялся раз десять, не меньше.

Руки протянем к небу, —


пел Ваня, и все поднимали руки.

Руки в молитве сложим, —


все складывали ладони.

Пусть отступают беды,

Пусть нам Иисус поможет.

Он отдаёт нам сердце,

Сердце Он дарит людям, —


весь зал прикладывает руку к сердцу.

Все мы единоверцы, —


каждый кладёт руки на плечо соседа слева и справа.

Все мы просим о чуде.


Это здорово объединяет.

У нас на курсе тоже есть похожие упражнения на взаимодействие и внимание: один садится в центр круга, остальные повторяют за ним движения, которые он показывает. Или мы повторяем по кругу ритм. Первый хлопает или топает (или то и другое) маленький кусочек, следующий повторяет и присоединяет свой кусочек, третий повторяет первые два и придумывает новенькое и так далее. Потом мы ещё в разном темпе гоняем этот ритм.

Ребята спустились в зал, а пастор вдруг попросил выйти на сцену меня и рассказать о себе. Ничоси! Впрочем, мне не привыкать. Меня усадили в уютное бежевое кресло и вручили микрофон. Удивительно: никто не тупил в мобильник, не крутился, не смотрел в стену, не булькал минералкой, не шелестел молитвенником и не копался в сумке. Все как один смотрели на меня и благожелательно улыбались. Такой поддержки я ещё никогда не ощущала.

– Мама заботилась о моей карьере с того момента, как я появилась на свет, – начала я. – Ей казалось, я обречена стать звездой. Она даже имя мне выбрала «Глория» – то есть «слава» по-латыни. Подкачала только фамилия: мама – Тарасова и я – Тарасова соответственно. Родители расстались до моего рождения, но у отца фамилия ещё хуже – Жмодик. Его от позора спасает только солидная должность в «Газпроме», позволяющая нам жить вполне кучеряво. Меня он сроду не видел, но деньги переводит маме на карту третьего числа каждый месяц, чётко в восемнадцать ноль-ноль. Пунктуальнее, чем собес.

Я оглядела зал. Все слушали с сочувствием. Я знаю приёмчик: зал надо брать предельной искренностью.

– Карьеру я начала в трёхмесячном возрасте, снявшись в рекламе подгузников «Plumelet». Вы её наверняка помните по дурацкому слогану: «Подгузники «Пламлит» – лёгкие, как пёрышко, надёжные, как мамины руки». Тут прекрасно всё: и сравнение трусов с мамиными руками, и обманчивая лёгкость (особенно в сыром состоянии). Я тогда была младенчески пухлой, наверное, даже тучной. Но всем нравились мои прекрасные ультрамариновые глаза. Потом они почему-то выцвели, покрылись непонятными крапинками и стали обычными голубыми.

Первые воспоминания у меня связаны с бесконечными переодеваниями, которые я ненавидела: мама решила сделать из меня модель. Я фоткалась для каталога интернет-магазина «Погремушка и компания» и ещё какого-то бабулячьего журнала по вязанию. Никакого восторга от работы моделью я не испытывала: тупое занятие, часами вспышки сверлят глаза, а ты крутишься на жалком пятачке фона, снимаешь и надеваешь горы платьев, туник, комбинезонов, лонгсливов, свитшотов и прочей ереси. Я истерила. Мама и незнакомые тётки засовывали меня в проклятую одежду нон-стоп, заговаривая киндер-сюрпризами и коллекцией мини-бабочек из магазина «Соседи» (там они выдавались за наклейки).

Однажды мне чудом удалось сбежать, ну или почти сбежать. Как раз с той съёмки вязаных вещей. Мама обычно сидела рядом и всё контролировала, но тут она сорвалась куда-то во время кофе-паузы, и я полезла в окно. Его не закрывали, потому что в студии сломался кондей. Снималась я в центре, в старинном полузаброшенном особнячке, у него окна цокольного этажа (где и арендовали студию) буквально впивались в асфальт. Я просунула голову через решётку, примерилась. Я знала правило: где пролезет голова, там пропихнётся и туловище. Голова проскользнула вообще легко, а туловище застряло на полпути: решётка была фигурной, а правило, видимо, срабатывает, только если ты лезешь сквозь забор с ровными высокими прутьями. Я не отступала и упорно лезла наружу, хотя стоило бы включить задний ход. Когда меня обнаружили, началась дикая паника, причём психовали все, кроме меня: мне нравилось висеть и здороваться с прохожими. Я даже успела погладить случайную чёрную кошку с белыми «тапочками». Одни люди пытались втащить меня назад, другие – вытащить вперёд, на улицу. Я дебильно хохотала: это было гораздо интереснее, чем переодеваться и стоять под софитами. Наконец приехали какие-то мужики в синей форме, тогда я думала, что полицейские, но, скорее всего, приезжали эмчеэсники. Я воображала себя зэком, сбегающим из тюрьмы, и была разочарована, что после того, как меня выпилили из решётки, никто мне не нацепил наручники.

Зал смеялся, хлопал, и я окрылилась!

– С карьерой модели было, к счастью, покончено навсегда. И не зря: сейчас мой рост всего сто шестьдесят один сантиметр, никакой карьеры на подиуме я бы не сделала. Переодеваться до сих пор терпеть не могу – я готова годами носить одни и те же голубые джинсы и тельняху, пока до дыр не протру.

Потом мироздание меня услышало! Я стала актрисой. Но приличные роли мне не сразу давали. Фига. Я начинала с сериалов. Бесконечные массовки. «Требуются дети славянской внешности от 5 до 7 лет», «Ищем девочек от 7 до 10 лет». Толпа детдомовцев (мелодрама «Не забывай, не возвращайся»), группа детей-мутантов («Волопас. Затмение», одиннадцатый сезон), узники Чингисхана (психологический триллер «Иго»), жертвы серийного маньяка (ментовский детективный сериал «Зловещая пуля», девятнадцатый сезон). Чаще всего искали блондинок, а у меня, как видите, каштановые волосы. Мама однажды меня даже перекрасила, когда объявили кастинг на роль дочери Снежной королевы (главное – королеву должна была играть Лика Сарычева, мегазвезда), но кастинг я не прошла (мама уверяла, что «там всё заранее куплено»), вдобавок немного пролысела. Удача привалила ко мне на кастинге к фильму «Вошь»: там искали девочку, похожую на актрису Веру Гринёву в детстве. Не знаю, почему фильм назвали «Вошь», вообще-то он снимался по роману «Джейн Эйр». Мне было девять лет. Я вечно пропускала школу, и пришлось перейти на домашнее обучение. Меня это устраивало. Вместо тупого просиживания за партой я работала актрисой.

После «Вши» меня утвердили на роль Ксюхи в сериале «Семейка млекопитающих», ну, который про многодетных мамаш, задвинутых на грудном вскармливании до пяти лет. Четыре года жизни ушло на этот сериал… Утром все люди шли в школу, а я на съёмки. Пока ждала свою сцену, учила сценарий и вперемешку со сценарием читала учебники и решала бесконечные задачи, писала сочинения и рефераты – и всё это, конечно, в комнате, набитой актёрами, где постоянно кто-то куда-то ходит, что-то жрёт, переодевается, болтает… попробуй сосредоточиться! И ладно если съёмки в павильоне, но иногда мы торчали в вагончиках, которые возили нас по всему городу, а иногда и за город. Цыганский табор на выезде! С нами едет костюмерка, гримёрка, куча техники, автобус с массовкой, машина с обедами… В принципе, в вагончике не так уж и плохо: это крошечная квартирка с сортиром, иногда даже с душем, там есть столик, диванчики и телик… Школьную программу я осваивала быстро. Я просто запоминала учебники, как роль. Сдавала и забывала лишнюю информацию.

Если съёмочный день заканчивался рано, вечером приходили репетиторы. В общем, я пыталась разделаться со школой как можно скорее и заняться наконец любимым делом. Да, я амбициозна, я карьеристка. Этим летом я сдала программу одиннадцатого класса экстерном и ЕГЭ, целый год у меня был перерыв в съёмках. А ещё готовилась поступить в театральный. Учила репертуар.

Мне аплодировали! Но я продолжала – уже скромнее:

– Во ВГИКе я слетела с третьего тура: мастеру не нравилось, что у меня большой киношный опыт; в Щепке вообще мой типаж не подошёл, ну там Тугриков курс набирал, сами понимаете, дед-ретроград. Во МХАТе я слетела с конкурса: наверняка там блатных пропихнули, мне платное предложили, но платить я не собиралась. В Щуке и ГИТИСе зато за меня была война. Я понравилась обоим худрукам, но в Щуке Ермаков набирал, он молодой режиссёр, перспектив меньше, и я пошла к Егору Ползухину. Он и фильмы нормальные снимает, и в этом году его назначили худруком Театра драмы на Пречистенке. Он оттуда половину старпёров сразу уволил и взял ребят со своего выпускного курса. Из наших, говорит, тоже возьмёт лучших. Ну и вот, я как бы когти рву и учусь. Пока нигде не снимаюсь: Ползухин нам до третьего курса запрещает.

Мне снова аплодировал весь зал. И пастор аплодировал стоя! Я чувствовала себя как на первом отборочном туре в ГИТИСе, когда Ползухин вместо прозы вдруг попросил меня рассказать историю из жизни. Я рассказала про окно и даже показала, как торчу в решётке. И он меня сразу на конкурс отправил! Тогда я поняла: стопудово это победа! Я понравилась! Я поступлю! Я всех порву!

– Иисус тебя любит, Лора! – темпераментно воскликнул пастор. – Ты с детских лет получила особый дар! Удивительно! Ты не случайно оказалась у нас! Он привёл тебя к прославлению, слава Тебе, Иисус! Слава!

– Слава! – отозвались зрители (или молящиеся?).

– Gloria in excelsis Deo![5] Gloria! Слава в вышних Богу! Слава!

Мне в какой-то момент показалось, что они начали молиться мне. Прикольно. Потом пастор начал проповедовать:

– Мы видим, как проявляется благодать Иисуса на избранных для спасения. «Много званых, мало избранных». Сердце Лоры сразу отозвалось на проповедь! Посмотрите на Лору, посмотрите на её успех: разве это не плоды благодати? Не подарок? Да, это благодать. «Радуйтесь и непрестанно молитесь», – говорит апостол. Добавлю: радуйтесь – и вы спасены! Что такое благодать, как она действует? Это радость, и процветание, и здоровье. Скажите Иисусу: «Дай же мне наконец эту радость, дай здоровье, дай благополучие» – и Он даст. Он слышит нас! Почему же не все здоровы и не все успешны? Потому что не про́сите. Проси́те и требуйте у Бога – и Он даст. Бесы мешают нам наслаждаться дарами Иисуса. Прогоните их, очиститесь – и Бог будет с вами. Всё, всё, что мешает нашей дружбе с Иисусом, мы должны отвергнуть! Изгоним бесов, будем вечно радоваться с Иисусом. Просите и требуйте! «Просите и дастся вам!»

Я заметила, что пастор одни и те же мысли повторяет по сто раз, по-разному их формулируя. Видимо, чтобы мы запомнили получше. Я уже потеряла нить повествования и отвлеклась, переключилась на рассматривание Вани, который сидел возле Вари, справа от меня. Почему я не заметила серёжку в его ухе?

Пастор говорил убаюкивающе, весьма медитативно, мне хотелось кофе, чтобы взбодриться, зря я отказалась перед собранием, поскромничала… погода ещё плющит… охота домой под одеялко. И вдруг я прямо подскочила.

– Аллилуйя! – выкрикнул пастор.

– Аллилуйя! – повторили все.

– Давайте вместе славить и благодарить Иисуса, молиться за тех, кто ещё не получил свой дар, за тех, кто во власти бесов и не научился радости. Мы спасены! Аллилуйя!

– Мы спасены! Аллилуйя! – повторил зал.

– Давайте же петь и радоваться! Мы спасены!

– Мы спасены!

– Аллилуйя!

– Аллилуйя!

На сцену снова выбежали мои знакомые ребята. Музон на сей раз играли очень шустренький. Cо словами «Мы спасены! Аллилуйя!» все встали с мест и протянули руки ладонями вверх. Оказывается, это такая молитва. Я тоже подпевала.

Но новичком сегодня была не только я. Меня просто первую пригласили на сцену. Ещё две девушки и парень рассказали о себе.

Потом вышли на сцену ангелята. Дети в белых балахонах с золотыми обручами. Милота! Пели отлично, не налажали.

– Я хочу слышать ваше дружное «Аминь»! – говорит пастор.

Из него бы вышел крутой артист – не каждый умеет так искренне зажигать!

– Аминь! Аминь! – повторяют все.

– Мы вне религии, вне бюрократии, нам не нужны золотые халаты и раскрашенные стены! Религия – бесовская выдумка, она сеет смерть. Нам нужна не религия, она мертва, как всякая система, нам нужна любовь! Дух Святой любит тебя! Каждого из нас любит Дух Святой, только Он, а не религия спасёт и защитит нас от бесовских напастей! Аллилуйя!


– Аллилуйя!

– А теперь выйдите, свидетели! На сцену, исцелённые! Прославьте Иисуса, друга нашего! Аминь!

– Аминь!

Свидетелями оказались пять человек. Они рассказывали, что на прошлом собрании за них все помолились, и вот кто-то излечился от язвы желудка, кто-то встретил свою любовь, причём сразу после служения, среди новичков, кто-то снял родовое проклятие… Что такое проклятие, я пока не поняла.

Все начали петь какую-то тяжёленькую рок-песню про благодарность. Люди из первого ряда клали руки на плечи соседа и пританцовывали, получалась цепочка. Цепочка становилась всё длиннее, длиннее, мы ходили между рядами, как многоножка.

Кстати, у нас на курсе есть похожее упражнение: туловище многоножки должно повторять все движения за головой. Головой сейчас был пастор. Мне это показалось забавным, и я глупо хихикнула. Я ещё представила, что здесь, как на концерте, может духовный слэм начаться.

– Дух Святой посетил Лору! – провозгласила вдруг Алёна на полном серьёзе, и многоножка остановилась.

Я решила, что облажалась и всё испортила. За ржач во время этюдов и упражнений всегда казнят словом «профнепригодность», да. Но здесь всё было иначе: люди начали мне аплодировать и кричать «Аллилуйя!», подходили поздравлять. Оказалось, что так проявляется Дух Святой. А если на первом же собрании он у тебя проявился – ты почти свят. И принял крещение Духом.

Этого я от себя не ожидала – вот какой-то духовной избранности. Может быть, их Бог был простоват, но он показался мне очень человечным. Я впервые ощутила настоящее душевное тепло, мне вдруг захотелось узнать о самом главном, самом настоящем в жизни – о смысле существования, о смерти, о Боге, о делах милосердия. Вся моя жизнь начала мне казаться искусственной, пластмассовой… Я ведь всегда жила в собственных фантазиях, в мыльном пузыре. А эти люди действительно желали сделать мир лучше. Скоро они будут собирать подарки для домов престарелых, для сирот, для пациентов хосписа. А что делала я все свои пятнадцать лет? Развлекалась только…

Правда, я вспомнила, что ещё в детстве проявляла интерес к невидимому и чудесному: может быть, действительно была избранной. Ещё ничего не зная о существовании Бога, я придумала себе «пожеланников». Это были некие неведомые, но могущественные силы, которые могли исполнять мои желания. Каждый вечер я пряталась в тёмной ванной и говорила с ними, рассказывала о своих делах и просила помочь.

5

Gloria in excelsis Deo! – Слава в Вышних Богу! (лат.) – христианский гимн в католическом и православном богослужении.

Gloria mundi

Подняться наверх