Читать книгу Слёзы живут в животе, или Записки психоаналитика. Как научиться выдерживать неидеальную жизнь - Юлия Мелащук - Страница 4

3. Люди в моментах

Оглавление

Я привыкаю к людям. Они врастают в меня за короткий срок.


Не все люди, бывают и такие, которые мне безразличны. По разным причинам они не входят в мое поле – пространство, в которое человек если попадает, то остаётся в нём навсегда.


Это поле особенных ощущений, мой калейдоскоп моментов.


Эски Кермен, Крым. Ретрит по йоге.


Я и 12 абсолютно незнакомых мне людей живём в палаточном городке на красивейшем горном плато.

В один из вечеров мы валяемся на прогретой земле и смотрим на звёзды с девушкой из Екатеринбурга. Я даже не помню её имени.


Но я помню этот момент.

– А ты счастлива? – спросила она.

У неё вьющиеся волосы и милые веснушки по всему лицу. На ней выцветшая длинная футболка, видимо из разряда старых, любимых вещей.

На траве лежит книга, на которой притихла божья коровка и как будто прислушивается, что же я отвечу.

Под обложкой видна закладка в виде маленькой деревянной прищепки. Такую, наверное, используют гномики для сушки своих крошечных вещей и занавесок в горошек.

Здесь, вдали от цивилизации, вокруг настолько тихо, что я слышу, как хрустит воздух от горной чистоты, и хочется говорить шёпотом.


– Я не знаю, – просто ответила я.


А потом подумала, что это слишком просто, и добавила:

– Если исходить из теории, что счастье – это ощущение в моменте, то надо посчитать в процентном соотношении, сколько таких моментов было в моей жизни.


Сказала и скривилась: «Господи, я зануда. Будто я говорю не о счастье, а о статистике количества опасных насекомых в Азии».


Я не помню, сколько часов мы рассказывали друг другу о своей жизни, глядя в небо на жирную жёлтую луну.


О мужчинах, по которым плакали.

О подругах, которых теряли.

О фильмах, названий которых не помним, но помним, какие сильные эмоции они вызывали.


Она попала в моё поле, в нём я с людьми переплетаюсь невидимыми ниточками особых ощущений. Эти ниточки узнаваемы моим сердцем, они близки по структуре, по цвету, по настроению.


*****

А ещё саксофонист.

То была пятидневная школа обучения для тренеров, где общение с ребятами с утра до вечера создавало атмосферу «семья напрокат».


Руслан излучал убойную жизнерадостность и какую-то непоколебимую уверенность. К таким всегда тянутся люди за порцией оптимизма и стабильности. Именно такой типаж героя в каком-нибудь боевике или фильме-катастрофе спасает всех вокруг и всегда знает, что делать.

Как-то мы с ним пили кофе, и он сказал:

– Моей жене нужен психолог.


Воздух вдруг потяжелел, а синие глаза Руслана стали такими печальными, что в тот момент я его не узнала.


– Ей нужна помощь. У меня рак. И она не может с этим справиться.


Внутри всё сжалось, а сердце на мгновение притихло. Захотелось замолчать.

Вокруг продолжали смеяться и переговариваться люди, но теперь это казалось нелепым..

На столике стояла вазочка с круглыми разноцветными камешками. На одном из них мой взгляд задержался – камень был черным.

Он затерялся в красках других камней, так же, как и горе Руслана спряталось под маской его жизнерадостности.

Руслан тоже смотрел на этот камень, пряча свой подбородок в голубой шарф.

Жутким было то, что он говорил не о своей боли. Он абсолютно не переживал за свою жизнь, но его душа разрывалась на куски от страданий жены.


– Что это? – Пустилась я в психоаналитические размышления.

Психологическая защита в виде отрицания? Или запрет на переживание своих эмоций?


Я внимательно посмотрела ему в лицо. И увидела сильного человека, который справился с наличием монстра, пожирающего его организм. Он стоически пережил бы любой исход ситуации, если бы не страдания близких.


В конце обучения был мини-выпускной. Руслан достал саксофон, который привез с собой, и заиграл. А я разрыдалась.


Ребята наслаждались музыкой. А я плакала так, что не могла остановиться.

Я чувствовала в своих слезах всю горечь несчастья, и неозвученное отчаяние Руслана, и страх его жены.


А ещё захотелось скорее прибежать домой, перецеловать тёплые макушки своих родных, обнять всех и замереть, забетонировать это мгновение.


******

Воображаемое и реальное.


С Алей мы могли болтать сутками напролёт. Тот, кто услышал бы эти разговоры, сдал бы нас в психушку.


И скорее всего, мы бы этого даже не заметили, а продолжали бы увлечённо дискутировать на темы метафизики, многослойной реальности и снов во снах.


Особенно философский поток любил нас догонять на природе. Идём мы как-то по лесу и выбираем полянку. С собой плед, бутерброды и бутылочка вина. При этом обсуждаем, как отличить объективную реальность от воображаемой.


– Откуда ты знаешь, что я существую? Может, ты сейчас идешь пить вино со своим воображением? – спрашивает Аля.


Стало как-то не по себе. Большие наивные глаза смотрят на меня абсолютно серьёзно. За ее ухом торчит огрызок от карандаша (в мире смартфонов она до сих пор любит всё записывать в блокнот).


Аля – писательница, и она всегда должна быть наготове, если вдруг муза будет пролетать и стрелять в нее сюжетами.


Худые коленки сиротливо выглядывают сквозь рваные джинсы. В руках клетчатый плед и картонные стаканчики.


Несмотря на сказочную атмосферу леса, Аля выглядит абсолютно реальной.


– Да ну тебя, напугала, – говорю я.

Продолжая шумно обсуждать реальное с нереальным, мы располагаемся на милой полянке. Открываем вино, достаем бутерброды.


Я поднимаю свой картонный бокал, чтобы сказать что-то многозначительное, и вдруг…


– Аля, а ты в курсе, что мы сидим в центре собачьего кладбища?


С ней мы всегда вляпывались в какие-то истории, которые потом разбирали и находили в них что-то символическое и очень знаковое.

Мы были, как два археолога на раскопках метафизического, и это было бесконечно увлекательным.

А потом она уехала. Расстояние надломило ту мистическую, с шизоидным наклоном, атмосферу наших диалогов.


Но в моём поле она останется навсегда. И не важно, реальной она была или воображаемой.

Слёзы живут в животе, или Записки психоаналитика. Как научиться выдерживать неидеальную жизнь

Подняться наверх