Читать книгу Фисташки на губах, или Как любят люди - Юлия Мелащук - Страница 9

Я так больше не могу.

Если любовь – это боль, то будь она проклята.

Я не могу больше распадаться на молекулы после каждой ссоры.

Я собираю себя снова и снова, по частям, по крупинкам.

А они, как рассыпавшийся горох, закатываются под кровать, теряются в щелях под плинтусом и исчезают в пушистом ковре.

Я выметаю их веником из углов, выковыриваю из ворсинок ковра, выстраиваю себя заново, но всё равно что-то теряется

Этих пустот всё больше и больше.

Я исчезаю. Но я не хочу исчезнуть.

Если любовь – это потеря себя, то она мне не нужна.

Я так больше не могу. Я устала кричать, я устала молчать, я устала понимать.

Если в отношениях слишком много усталости, то к чёрту эту любовь.

***

Я сбежала из дома, от тебя, от нас… Я иду по улице и смотрю на ноябрьские деревья, которые так на нас похожи. Голые и беззащитные, они стоят на ветру, сбросив свои оранжевые одежды. Но они не всегда были такими.

И мы не всегда были уставшими и истощенными. Мы были счастливы. Да, бесконечно счастливы.

Я помню, как мы удивлялись, почему люди на улицах редко целуются.

Как-то мы ждали в аэропорту самолёт в Мадрид и фантазировали о том, как на центральной площади Пласа Майор мы поставим твою синюю кепку на землю и будем целоваться несколько часов подряд. А все деньги, которые нам набросают в кепку (мы были уверены, что нам будут кидать деньги) мы потратим на самый дорогой ресторан Мадрида.

Мы не целовались в Мадриде.

Мы ссорились. Несколько часов подряд возле памятника Дон Кихоту. В кафе, совсем не выделяясь среди шумных испанцев.

А потом мы целовались в парке напротив Королевского дворца. Прямо на траве, устроив пикник с сангрией, нарезанным кубиками хамоном и сыром бри по акции за полтора евро из ближайшего супермаркета.

Мы целовались и ссорились, целовались и ссорились. И чем больше ссорились, тем меньше целовались.

Теперь я не удивляюсь, почему люди не целуются на улицах.

Может быть, мы слишком сильно любили?

А может, объем любви выдаётся дозированно? И её нужно распределять на всю жизнь?

А мы тратили её слишком быстро. Жадно глотали, захлёбываясь и задыхаясь от счастья.

Да, мы выпили её всю до дна. И теперь мы пустые и голые, как эти ноябрьские деревья.

И только фотографии счастливых нас в телефонах и на холодильнике говорят о том, что мы были, что были Мы.

И что теперь? Мы не можем вернуться в то сумасшедшее счастье, как не можем вернуть и листья деревьям.

Но ведь дерево не ждёт, что кто-то вернёт ему опавшие листья. Оно готово к новым, нежно-салатовым.

А мы? Мы готовы к переходу на новый этап?

Мы же неистово боремся, тратим силы на то, чтобы остаться там, где были.

Мы горюем, что уже не хотим целоваться круглосуточно.

Мы злимся, что нам нужен ещё кто-то, кроме друг друга.

Мы тоскуем за тотальным слиянием, за миром, где есть только я и ты.

Но этот мир не может существовать вечно. Мы будто рыбы во временной литровой банке. Мы задыхаемся. Нам тесно. Мы хотим в большой аквариум, но не можем признаться в этом и превращаемся в рыб-пираний, которые поедают друг друга.

Если любовь – это теснота, то к чёрту такую любовь.

Я так больше не могу. Я хочу сбросить засохшие листья и больше не держаться за них. Если любовь – это борьба за выживание, то к чёрту её.

Я выбираю новые листья. А ты?