Читать книгу Найденная - Юлия Михалева - Страница 4

Брайс решила больше не понимать по-русски. Чем больше она узнавала новых слов, тем менее ясным становилось происходящее.

Сначала она не могла взять в толк, почему прислуга миссис Орлов называет существо, которое хозяйка сунула в печь, малышом? Не иначе, как очередное жуткое верование, которыми так богаты эти странные земли. Дрожь охватывала при мысли, чьим ребенком тут считают такое создание – и Брайс быстрее перебирала четки, прося Деву Марию избавить ее от знания этой легенды.

Но дальше стало еще более непонятно. И Брайс, хотя была уверена, что значение слова, которое повторялось вокруг беспрестанно, ей ясно, на всякий случай сверилась со словарем, захваченным из Гилфорда и стоившим ей пять пенсов. Книга уверенно подтвердила: прислуга с необъятной, недоступной для определения наглостью убеждала мистера, что не чудовище пыталась сжечь хозяйка, а живого человеческого младенца.

Явно заранее сговорившись, они гнусно оклеветали миссис – и причины столь подлой лжи также оказались недоступны пониманию Брайс. Что хотели с ее помощью выгадать эти низкие люди?

А что же сам мистер Орлов? Перед тем, как лишиться чувств в кухне, Брайс четко слышала его голос. Значит, он видел все собственными глазами – но тогда зачем расспрашивать слуг?

Нет. Больше ничего из того, о чем говорили в усадьбе, Брайс понимать не желала.

Однако и миссис Орлов внезапно перестала понимать Брайс. Раньше она говорила с экономкой по-русски, а та отвечала ей по-английски. Теперь же, услышав британскую речь, она сказала:

– Я тебя не понимаю.

Это произошло через несколько дней после того, как проклятое любопытство толкнуло Брайс заглянуть в траву. Миссис Орлов, очевидно, потрясенная реакцией супруга, поверившего наветам слуг, наверняка получила нервное расстройство и потому не покидала своей спальни. А затем вышла оттуда ранним утром, едва рассвело.

Сама Брайс только-только проснулась и направлялась в кухню. Хотя и экономка, и управляющий обычно трапезничали в столовой, лгунья кухарка еще ни разу не смогла приготовить правильную глазунью. Брайс сейчас совсем не хотела заниматься ее обучением и собралась поджарить пару яиц на завтрак сама. И по пути из своей коморки на третьем полуэтаже – здесь его называли словом «чердак» – едва не столкнулась с неожиданно вышедшей из спальни миссис Орлов.

– Гуд монинг, мэм! Итс ту сун, – приветливо поздоровалась Брайс. И в ответ услышала ту самую фразу, которую никак не ожидала.

Но дальше стало хуже.

– Кто ты? – спросила миссис Орлов.

Душевное спокойствие, очевидно, к ней еще не вернулось.

– Брайс, мэм. Энн Брайс. Ер хаускипэр.

– Брайс, – повторила миссис. И вдруг глаза ее помутнели: их как будто заволокло изнутри дымом. Ошарашенная Брайс непроизвольно сделала шаг назад, но взгляд миссис Орлов снова стал обычным.

– Нюта, – сказала она.

Экономка с облегчением несколько раз кивнула. Как видно, расшатались от ужасного зрелища в кухне и жизни в непривычной среде и нервы Брайс: она стала слишком впечатлительной.

Миссис Орлов направилась к узкой лестнице, ведущей наверх. И зачем хозяйке с утра пораньше лично идти в комнаты прислуги, тем более, когда в доме, как и положено, появились колокольчики? Брайс невесело отметила, что обитатели имения не торопятся к ним привыкнуть, и предложила помощь миссис Орлов. Но та скривила губы и проследовала дальше.

К полудню Брайс вполне убедила себя, что поведение миссис показалось ей странным лишь из-за игр собственной фантазии. Но после произошла очередная непостижимая вещь: миссис Орлов призналась мистеру в том, чего не делала.

Когда мистер Орлов бывал дома, он любил совместные ланчи (тут их называли обедами), потому все – хозяева, экономка и управляющий с непроизносимой фамилией – собрались в столовой. Брайс не слишком нравились эти общие приемы пищи: она ощущала себя не вполне на своем месте и стеснялась общества мистера и его помощника. Брайс охотно бы поела у себя в комнате, заодно оценив ее взглядом хозяйки: какой предстала перед нею экономка?

Подавали на стол не по правилам. С самого прибытия Брайс пыталась обучать прислугу, но та упрямо ссылалась на непонимание и продолжала делать все по-своему. Экономка в очередной раз отметила про себя с глубоким неудовольствием, что исключительно неверно первым блюдом подавать пироги, и только за ними – столовые приборы, да еще и охапкой, а следом суп.

До супа говорил управляющий. Если Брайс верно разобрала его речь, которую некультурно затрудняло жевание, он жаловался хозяину на помещение для хранения продуктов. Расположенное в деревне, оно было сломано. Хмурый мистер Орлов слушал явно невнимательно. Но когда кухарка – за столом в таком большом доме прислуживала кухарка! – принесла суп в общем блюде, миссис Орлов прервала управляющего.

– Сережа, – обратилась она к мистеру. – Зачем я это сделала?

– Что сделала, Оленька? – хозяин всегда ласков с миссис, словно с больным ребенком.

– Зачем я бросила младенца в огонь?

Именно так. И можно больше не заглядывать в словарь: все равно он в очередной раз подтвердит, что «младенец» – это именно baby, и ничто иное.

Кухарка замерла в дверном проеме, жадно слушая. В Гилфорде бы за это отказали от места: там слуги подслушивали под дверью, а не прямо в ней. Не на глазах хозяев!

– Мне не дано знать, а тебе лучше сейчас и не думать, – по-прежнему нежно ответил мистер Орлов. И накрыл ладонью руку супруги.

Но что же происходило? Рассудок миссис Орлов настолько повредился от переживаний, что вытеснил страшные воспоминания, и взамен их она поверила услышанным наветам прислуги? А может, все это только странная игра – элемент какого-то ритуала?

Чересчур для одного несчастного дня, правда? И потому вскоре после ланча Брайс направилась в библиотеку, лелея надежду обнаружить там книгу – любую! – на родном языке. Она бы утешила, навеяла мысли о доме и, пусть только на время, отогнала иные: о природе жуткого существа в печи, о помешательстве миссис и о заговоре прислуги. Но, проходя мимо кабинета мистера Орлова, Брайс услышала крик младенца.

– Мла-дэн-етс, – прошептала она.

Являться к хозяину без его зова и без веской причины недопустимо. Что бы сказала матушка? Но она не узнает: Брайс не напишет ей в своих длинных письмах, где говорит о местной природе и том, как любопытны здешние нравы.

Думая так, Брайс постучала в массивную дверь костяшками пальцев. Получилось тихо – мышиный писк куда громче. Но мистер Орлов услышал:

– Войдите!

Он стоял у окна, прижав одной рукой к груди шевелящийся сверток. В другой – ложка. На столе чашка с молоком.

– Третий день кормилицу ищем, – объяснил мистер.

Брайс не знала, что значит «кормилица». А из свертка, тем временем, показалась крохотная рука. Младенческая.

Поймав взгляд Брайс, мистер Орлов повернул к ней сверток. Теперь она видела и лицо. Вполне человеческое.

– Видите, Анна, она цела. С девочкой все в порядке.

Цела? Девочка?

– Ноу! Ноу бэби! – воскликнула Брайс.

– Да, та самая девочка. Это ее Ольга Михайловна тогда…– он запнулся. – Но вы же сами все видели, верно? Понимаю, что сложно поверить. Настоящее чудо, что на ней ни царапины.

Да, Брайс все видела. Но то, что она видела, определенно не было девочкой. И человеком тоже. Зубы… Язык… А кожа! О, пресвятая Дева Мария!..

– Потэйто! – с брезгливостью Брайс вспоминала отростки, похожие на картофельные ростки.

– Потита, – кивнул мистер Орлов, покачивая сверток. – Фемида – правосудие, Афродита, как помню, любовь. А богиня чего Потита? Я позабыл. Но неважно, имя хорошее. Пусть будет Потита.

Нет, Брайс определенно больше не хотела понимать по-русски.