Читать книгу Выборы на фоне Крыма: электоральный цикл 2016-2018 гг. и перспективы политического транзита - Юлия Михайловна Баскакова - Страница 12

В избирательный цикл 2016–2018 гг. Россия вступила принципиально иной, чем пять лет назад. Причина этого – качественное изменение внешнеполитической ситуации, мобилизация электората вокруг власти («посткрымский консенсус»). Естественный процесс общественно-политического развития был прерван этими событиями и принял совершенно другое направление, что резко усилило позиции власти и обрушило привлекательность оппозиции для избирателей. Отношение к крымским событиям стало бесспорно консолидирующим моментом: более 90 % избирателей одобряют воссоединение Крыма с Россией. Ситуация устойчива на протяжении последних лет.

Таблица 26. Оценка правильности включения Крыма в состав России (в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600)

Причина столь высокого уровня одобрения факта воссоединения Крыма с Россией в том, что ситуация оценивается россиянами преимущественно в контексте восстановления исторической справедливости. Это определяет и эмоциональность оценок, и их устойчивость.

Таблица 27. Мотивы положительного отношения к присоединению Крыма (в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, открытый вопрос, любое число ответов)

Источник: Крым: четыре года с Россией // ВЦИОМ. 14 марта 2018 г. URL: https://wciom.ru/index.php?id=236&uid=8993 (дата обращения: 10.08.2018).

Введение Западом санкций против России «за Крым» не привело к существенному и долгосрочному повышению доли россиян, которые считают, что последствия присоединения Крыма принесли России больше вреда, чем пользы, хотя в 2016 г. такая тенденция намечалась.

Таблица 28. Оценка последствий присоединения Крыма (в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600)

Одним из ближайших последствий присоединения Крыма и Севастополя к России стало резкое повышение международного статуса страны в глазах россиян. Это привело к усилению патриотических настроений и новому легендированию власти как «своей», патриотичной и эффективной. Тема патриотизма стала одной из ключевых в избирательной кампании 2016–2018 гг., даже цементирующей – для электората правящей партии и Владимира Путина.

Таблица 29. Оценка вероятности того, что Россия в ближайшие 15–20 лет станет великой державой (в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600)

Стартовые условия избирательной кампании 2016–2018 гг. были благоприятными для сохранения общественно-политической стабильности, «посткрымского консенсуса» системных политических сил и структуры их политического представительства в федеральных органах власти. Кампания начиналась в целом в спокойных условиях, дополнительным фактором ее рутинизации стала серия действий власти, направленных на повышение управляемости электоральной ситуацией.

Во-первых, дата выборов была перенесена с декабря на сентябрь 2016 г.,[30] несмотря на то что Государственная Дума РФ, в соответствии с Конституцией, избирается сроком на пять лет и ее полномочия истекают, согласно мировой традиции исчисления сроков полномочий, спустя ровно пять календарных лет после даты предыдущих выборов.

Это резко усложнило проведение партиями и кандидатами избирательных кампаний, приходящихся на сезон массовых летних отпусков, что означало отсутствие в это время на месте проживания многих избирателей и снижение действенности агитации, особенно важной для оппозиционных партий, которые в межвыборный сезон редко получают внимание общенациональных СМИ. День голосования, таким образом, пришелся на один из последних теплых уикендов сезона, что негативно сказалось на явке. «Сценарий вялой кампании и низкой явки был изначально задан самим институциональным форматом предстоящих выборов. Выборы перенесли на сентябрь, так что основная фаза кампании пришлась на сезон летних отпусков. Тут власти явно экстраполировали на федеральные выборы-2016 сценарий региональных выборов предыдущих лет, которые проходили по принципу „чем тише, тем лучше“. Обжегшись на скандалах принудительной мобилизации электората в 2011-м, власть пошла другим путем: стала создавать такие условия, чтобы независимый избиратель вообще поменьше принимал участия в выборах, где при низкой явке доминировал бы административно зависимый и конформистски настроенный электорат».[31]

Во-вторых, в связи с переносом даты выборов и сложившейся структурой потребления медиа, а также повышением политической конкуренции, возросло значение предэлекторальных процедур. «Впервые период прохождения партиями этапа, непосредственно предшествующего избирательной кампании, приобрел самостоятельную ценность. В это время определяется и консолидируется базовый электорат политических партий. Сами партии посредством предэлекторальных процедур выявляют своих сильнейших представителей для участия в выборах, формулируют актуальную политическую повестку, на основе которой определяется электоральное предложение».[32]

В-третьих, была реализована беспрецедентная нарезка избирательных округов в регионах, где образуется более одного избирательного округа: территории крупных городов раздроблены между несколькими избирательными округами вместо образования компактных городских округов. Эта мера не только снизила возможности политического представительства городов, но и увеличила логистические издержки проведения в таких округах избирательных кампаний, резко усложнила в дальнейшем работу избранных депутатов с избирателями.[33] «Все крупные города кроме Москвы и Санкт-Петербурга были поделены между двумя-тремя избирательными округами. Благодаря такой форме джерримендеринга (демаркации избирательных округов) крупный город „исчез“ как субъект электоральной политики. Мотивы очевидны: именно „Россия-1“, как названы в работах экономгеографа Натальи Зубаревич крупные урбанизированные агломерации, в прошлом электоральном цикле показала наихудшие результаты голосования за Владимира Путина и „Единую Россию“. На сей раз в одномандатных округах эти избиратели были уравновешены куда более лояльными власти сельскими жителями».[34]

В-четвертых, изменился порядок отнесения к избирательным округам избирателей, находящихся за пределами Российской Федерации, которые оказались распределены между существенно увеличившимся числом округов (как правило, в регионах протестного голосования) вне какой-либо связи между территорией округа и отнесенными к ней заграничными участками.[35]

Таким образом, конфигурация избирательного законодательства была изменена так, что фактически ресурсы для проведения избирательной кампании во всероссийском масштабе сохранили только четыре парламентские партии. Возможности же малых партий, включая либеральные «Яблоко» и ПАРНАС, и без того ограниченные, были еще больше сокращены введением вышеописанных мер.

Кроме того, часть агитационной кампании правящей партии была перенесена на предварительную фазу путем проведения праймериз. «Денег стало меньше, а кампания – длиннее, и в ней приходится делать паузы. Поэтому на практике расчет, видимо, был такой – раскрутка и тестирование весной кандидатов, которых затем проводят через основные выборы в том числе административным путем. Летняя агитпауза сменяется кампанией итоговой агитационной мобилизации в сентябре. Наконец, третий фактор – на снижение интереса к выборам влияет отсутствие интриги и стимулов к реальной борьбе в условиях договорных матчей между властью и системной оппозицией в большинстве округов».[36]

В число главных политических факторов, определивших общий рисунок выборов-2016, вошли:

• разнесение по времени парламентских и президентскихвыборов. Избирательная кампания не стала, как было прежде, единым целым с точки зрения формирования интереса к выборам. Причины – сезонная специфика (кампания началась до, а закончилась после отпусков), пассивность партий и отдельных кандидатов. Кампания не имела последовательного развертывания, в результате чего процесс формирования электоральных установок был усложнен. Фактически электоральные предпочтения у значительной части избирателей оформились в последний момент – непосредственно в день голосования;

• сохранение «путиноцентричности» политической системы и готовности населения учитывать его рекомендацию. Уровень легитимности В. Путина – высок: около 80 % положительно оценивали его деятельность весь период кампании;

• доминирование запроса на стабильность, поступательные изменения. Неприятие радикальных изменений: «консервативная волна» стала одним из основных драйверов формирования повестки дня населения. Фиксировался настрой на кооперацию политических сил, а не на их конфронтацию;

• ослабление проблематики экономического кризиса. Население адаптировалось к кризису (по официальным оценкам экономистов, он закончился как раз к августу-сентябрю 2016 г.). На фоне общей социально-экономической стабильности это привело к ослаблению значимости кризисной повестки для населения.

Результатами такой конфигурации взаимодействия законодательных и политических факторов стали следующие основные особенности выборов-2016:

• нерезонансный характер выборов. Уровень информированности о выборах на момент голосования был высоким, но интерес к ним оставался крайне слабым. Накануне дня голосования (всероссийский репрезентативный опрос ВЦИОМ 10–11 сентября 2016 г.) лишь 4 % респондентов назвали выборы в числе главного события недели (3–4 сентября – 2 %), при том что дату проведения выборов смогли назвать 83 % респондентов. Даже при ответе на закрытый вопрос за неделю до дня голосования 49 % опрошенных заявили, что выборы им неинтересны. Причины – усталость от политики, делегендирование функциональной значимости Госдумы в общественном сознании («взбесившийся принтер»);

• невыразительность электоральной кампании. Устойчивый запрос населения на яркую избирательную кампанию реализован не был, что привело к ожидаемому снижению уровня интереса к ходу кампании, а также слабой эмоциональной вовлеченности избирателей. В итоге показатели декларируемой явки были стабильны вплоть до начала сентября;

• слабость мотивации голосования за одномандатников. Возврат к смешанной избирательной системе воспринимался скорее как инновация, однако роль одномандатников оказалась фактически не раскрыта в содержательном плане. Причина – отсутствие взаимосвязи федеральных депутатов и избирателей при формировании Думы только по партийным спискам, непонимание их дальнейшей роли в рамках избирательного округа;

• выраженность «маркерного голосования». Слабый интерес к выборам и невыразительная кампания многих участников привели к политической дезориентации избирателей. Доминировала «маркерная» (по партийной принадлежности) модель голосования. При отсутствии (очевидной слабости) кандидата-одномандатника от «Единой России» подавляющая часть респондентов не могла определиться с предпочтительным кандидатом (Воронежская область, ИО № 89 – за три недели до выборов 69 % не смогли сделать выбор; Москва, ИО № 200–66 %; Московская область, ИО № 127–72 %; Республика Башкортостан, ИО № 6–69 %; Республика Саха (Якутия), ИО № 24–50 %; Ростовская область, ИО № 150–61 %; Санкт-Петербург, ИО № 216–65 %; Хабаровский край, ИО № 70–56 %);

• регионализация кампании. Фиксировались локализация электоральной кампании и смещение основного предвыборного фокуса на региональный уровень. Федеральный сигнал оставался слабым, считывался населением ограниченно. Маркеры – повышенная актуальность местной проблематики, а не общефедеральной повестки; низкий интерес населения к предвыборным дебатам на федеральных телеканалах (только 23 % опрошенных за неделю до выборов заявили, что следили за ходом предвыборных дебатов).

Ключевыми факторами избирательной кампании для политических партий стали:

• делегендирование политических партий. Невысокая явка на выборах в Госдуму отразила и еще раз подчеркнула проблему девальвации общественно-политической значимости партий;

• размывание границ между партиями. Политическое позиционирование всех парламентских партий оказалось близко по содержанию. По принципиальным вопросам их позиция не различалась (отношение к В. Путину, Крым, кризис, санкции, поведение России на международной арене). За последние годы восприятие парламентских партий унифицировалось, идеологические различия между ними рефлексировались крайне слабо;

• высокая мобильность электората, слабостьпартийной самоидентификации избирателей. По сравнению с кампанией 2011 г. произошло резкое сокращение «ядерной группы» (тех, кто поддерживает данную партию и исключает возможность голосования за другие партии) электоральной поддержки партий. У ведущей партии, «Единой России», «ядерная группа» сократилась с 21 % до 7–10 %. При этом традиционный электорат «Единой России», решивший на выборах поддержать иные политические силы, не рассматривал это как «измену Путину»;

• на момент начала кампании (март 2016 г.) фиксировался риск усиления левых настроенийнаселения. Это было обусловлено влиянием экономического кризиса и общего запроса на перемены, обновления политики. В этот период был существенен риск значительного ухудшения «Единой Россией» своего электорального результата;

• низкая эффективность предвыборной мобилизации – такназываемого «последнего рывка». В 2011 г. оппозиционные партии (особенно ЛДПР и «Справедливая Россия») провели эффективную мобилизацию «своего» электората на фоне демобилизации электората «Единой России». В 2016 г. мобилизационный результат был выражен слабее, у КПРФ отчетливо фиксировалась демобилизация (см. рис. 6, 7, 8).

Рисунок 6. Уровень декларируемого голосования за КПРФ

(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, в скобках рядом с датой указано количество недель до дня голосования)

Еще одна характерная черта выборов-2016 – дезорганизация протестного электората. Если на выборах-2011 «протестники» отчасти руководствовались предложенной А. Навальным стратегией голосования за любую парламентскую партию, кроме «Единой России», то в 2016 г. у оппозиции не оказалось объединяющей и мобилизующей идеи. Это привело к размыванию протестного голосования и снижению явки оппозиционно настроенных избирателей. В целом падение уровня явки на выборах 2016 г. по сравнению с 2011 г. обусловлено прежде всего сокращением доли колеблющегося электората. В 2011 и 2016 гг. в последнюю неделю перед выборами 44 % опрошенных заявляли о своем строгом намерении принять участие в выборах, однако в первом случае почти столько же (37 %) говорили, что скорее примут участие в выборах, тогда как в 2016 г. таких уже было только 17 %. По-видимому, колеблющиеся избиратели не дождались сигналов, которые могли бы мотивировать их на участие в выборах (см. рис. 9).

Рисунок 7. Уровень декларируемого голосования за ЛДПР

(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, в скобках рядом с датой указано количество недель до дня голосования)

Рисунок 8. Уровень декларируемого голосования за «Справедливую Россию»

(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, в скобках рядом с датой указано количество недель до дня голосования)

Рисунок 9. Декларируемое участие в выборах

(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600)