Читать книгу Стихи - Юлия Петровна Долженко - Страница 3

Я помню: ночь, шагаем мы по шпалам,

Пустой, как будто вымерший вокзал.

Я до платформы не дошла – упала,

И ты меня, несчастную, поднял.

Воды! Воды! И шпалы закачались,

До неба поднялись. Хотите – лезьте,

Часы на башне здания смеялись,

Подмигивали цифры два и десять.

– Я не дойду! – Но здесь сидеть опасно!

– Я не дойду! – А я доволоку!

Платформа почему-то стала красной,

Мост, развалившись, дрыхнет на боку.

Напрасно ты старался – я сердилась,

Шепча: «Уйди», – усталыми губами.

И вдруг луна упала… И разбилась…

Осколки пролетели между нами.

Ты помнишь нашу молодость, Юринский?

В нелепых шутках было столько риска

Друг-друга на карнизе целовали,

На смерть с карниза этого плевали.

Ну а сейчас? Недалеко до смерти,

Уже не верим, что когда-то жили.

В аду нас вечно будут жарить черти

За всё, что так недолго мы любили.

Вы думаете, что я бредить стала?

Вы думаете, что я бредить стала?

Нет, это было в Новороссе!

«Приду я в два», – сказала Алла,

Шесть,.. семь,.. восемь…

Вы думаете, что я брежу снова?

Нет, это было в Краснодаре.

«Приду в четыре», – сказала Полякова,

Восемь, девять… и так далее…

Вы думаете, я с ума сошла?

Это было прошлым летом:

«Приду послезавтра», – сказал Николай.

И вот до сих пор его нету.

И глупую нежно мечту лелея,

В душе с нерастраченным пылом (?),

«Ну что же. Подожду», – Сказала судьбе я,

Судьба про меня забыла.

Не боги горшки обжигают, не боги.

Прекрасные строятся где-то дороги.

А я на расшатанном стуле сижу

И эти дороги пером вывожу.

Перо моё кальку без устали режет,

Его вытираю всё реже и реже.

Вода из-под крана холодная – пей,

И пальцы, как десять огромных червей.

Исчезну! Погибну! О, мама, прости!

Нет, выстою! Выживу! Шесть без пяти!

Я чёрной рукою в пространстве махаю,

И тушь на чертёж, на чужой, проливаю.

И стразу же на пол, (Чур! Чур! Наважденье!)

Летят мои ручки, угольники, перья, —

Я тихо рыдаю – душой, не глазами.

Стекло на меня надвигается в раме.

О, только б из рамы оно не упало!

Уж шесть без минуты. Осталось так мало.

К шкафу прислонилась – сопит он и злится

И, чую, сейчас на куски разлетится.

Свобода! Из шатких дверей вылетаю.

Тоска, как снежинка, в руках моих тает.

И в сквере, садясь на скамью ошарашенно,

От счастья целую табличку «Окрашено».

Пусть в глазах несётся скерцо,

Свою душу подготовь:

Существует чьё-то сердце —

Спроектируй в нём любовь.

Подведи лукаво бровь.

Я глупости делаю время от времени,

Я от природы тупица.

И каждая глупость тяжким бременем

На сердце моё ложится.

И каждая глупость необъяснима —

Разит она нежностью грубой.

И ни одна не проходит мимо —

За каждую платят губы.

Довольно, довольно, довольно охать,

Оставлю в покое губы.

Эх, мне теперь бы в свой быстрый локоть

Вонзить ненасытные зубы.

Зачем на обстоятельства валить вину?..

С высокой башни на всё плевать!

Я в пятницу вечером крепко усну

И целых два дня буду спать, спать, спать.

А утром, одуревши от сна,

Поплетусь на завод.

И это опять не моя вина;

Просто время идёт.

Судьбу в его мерзкую пасть сую,

И время – его сиятельство —

Подкидывает новую свинью —

Новые обстоятельства.

Я пью за счастье, пью за горе, —

Пью за себя, за всё подряд,

За то, что я была на море,

За этот жёлтый листопад.

Хоть нет тебя со мною рядом,

Надежда есть, что ты придёшь,

Придёшь, окинешь кротким взглядом,

А за окошком будет дождь.

Я буду плакать и смеяться,

И не понравлюсь я тебе,

Потом я с Любой буду драться,

Я буду гаже и дурней.

И ты уйдёшь, наверно, к Вере,

Поняв, что я уже не я,

Я провожу, закрою двери,

Вернусь и выпью за тебя.

Пусть позавидует кто-то,

Так безнадёжно живой,

Я шрифирую болото

Буйной своей головой.

Коль к жизни неожиданно

Теряешь интерес,

Иди гулять по выгонам,

Зайди в зелёный лес.

Без крупного рогатого скота

Ты не наполнишь алчущего рта!

Беритесь за работу все активно,

Чтоб даже дождик плакал перспективно.

Зелень прекрасных плантаций!

Мне бы пойти прогуляться,

Чтоб в виноградном соку

Смыть с себя грусть и тоску.

Ах, Ирина, Ирина!

Сегодня зарплата,

Выключай-ка машину,

Не будем печатать!

Ах, Людмила, Людмила, Людмила!

Грусть топя во флакончике туши,

Ты тоскуешь по жёлтому мылу,

Что купается с Зубовым в душе.

Ну зачем же душа твоя стонет?

Эту боль успокоив на веки,

Мыла кус сердобольная Тоня

Покупает в ближайшей аптеке.

Всё проходит навсегда.

Был ли мальчик? Ерунда!

Снова в проруби, кошмар,

Тонет чей-то божий дар.

Да не чей-то он, а мой.

Молча я бреду с сумой.

Из надежды и любви

Получилось «Се ля ви».

Жизнь вопит: «Чего? Любви те?

Ну кого вы удивите?

У тебя же был лишь бред,

А любви на свете нет.

Мальчик есть. Лишь божий дар

Тонет. Это ли кошмар?

Зря вы бога не гневите

Не только от себя не убежишь,

Ворвутся в душу, как не замыкай.

Весна. Опять большой зелёный шиш

Мне весело показывает май.

Уймись, весны зелёная печаль,

У пустоты бывают ли истоки?

Умчится скоро он куда-то в даль

Под парусом пока что одиноким.

В мир новый – мир веселья и идей.

Дай бог, чтоб лучших встретил он людей.

Ну что ж… А мы помчимся дальше сами

Под рваными, ей богу, парусами.

Потом без жалости сменяем парус

На быстрый комфортабельный «Икарус».

На перестройку, скорость, дисциплину.

О, боже! Дай мне сил – я тоже сгину.

Через все километры

Я его обниму.

Прилечу тёплым ветром

И спрошу: почему?

Будет думать он где-то:

Что за ласка-вопрос?

Не дождусь я ответа.

Грянет вечный мороз.

Километры! Видала?

Да всего три квартала!

Не поймёт он чужую,

Ничего не спрошу я.

Мне бы плакать над ней, проклятой

Но смеялась и в чёрный провал

Не глядела, а жизнь змея-то

Оказалась во всём права.

Ничего я просить не буду.

Как всегда, ты в своих правах,

И останется это чудо

Только в злобных моих стихах.

Снег косым невесёлым полётом

Сыплет с неба нахально в мае,

Будто есть там на небе кто-то,

Кто ещё меня понимает.