Читать книгу Маленькие истории Большой жизни - Юлия Владиславовна Киви - Страница 4

Максим сидел на лавочке в парке и улыбался солнечному дню. Впервые за долгое время ему стало как-то… легче на душе что ли, кажется, так говорится. Ни в душу, ни в Бога Максим не верил, был таким атеистом-скептиком и даже посмеивался над дураками, которые верили в карму, Божий суд и всё такое. Но в этот день он ощутил именно облегчение и какую-то особую радость внутри. Как будто тяжелый груз сбросил с плеч. А сбрасывать было что.

Уже прошло два года, как они расстались с женой. Уйти – была её инициатива, и сказать, что Максим был в бешенстве, значит, ничего не сказать! Он просто рвал и метал! Весь такой правильный и крутой, состоятельный, видный, Максим часто бывал на публике, имел кучу поклонников и позиционировал себя успешным во всём, и тут такое. Страх потерять свой статус был таким сильным, что Максим перестал спать ночами. Все его планы на будущее рушились, как карточный домик, и вместе с ними пропадал и он сам, пропадала его значимость, уверенность в себе и даже его тело, он как будто растворялся, переставал существовать.

Кроме жены у Максима был ещё и сын. Сыном он скорее гордился, чем любил, и всё по той же причине. Сын полностью вписывался в его картину мира и поддерживал его «пьедестал», как и красавица жена.

Удерживать жену силой Максим не мог, но позволить ей уйти и разрушить его жизнь – тем более. И Максим принял единственное, на его взгляд тогда, верное решение. Он решил опорочить жену и забрать у неё сына.

Осуществить задуманное оказалось проще простого. Жену он привёз из другого города, когда она была ещё девчонкой. Ни квартиры, ни работы, ни денег у неё не было. Уйдя от мужа, она сняла жалкую лачугу и устроилась на самую простую работу, которую только смогла найти, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. На фоне мужа с его хоромами в центре города и прибыльным бизнесом, она выглядела жалко. Ювенальщики только потирали руки от радости. Конечно, условия для проживания ребёнка у отца были признаны лучшими, тем более Максим вовремя подсуетился и сделал благотворительные взносы в разные городские фонды и выглядел очень заботливым и респектабельным. Судья, оценив ситуацию и доводы социальной службы, вынесла решение в пользу отца.

Убедить сына, что мама плохая и разрушила их семью, тоже было не трудно. Максим не давал жене видеться с сыном, и тот считал, что мама его бросила. Когда украдкой мать, подкараулив сына у школы или на улице, пыталась с ним заговорить или обнять, сын только супился и не поднимал на мать глаз, а то и вовсе, отталкивал и убегал.

Окружающие и друзья тоже вздыхали, осуждали горе-женщину, бросившую семью, а Максима жалели и сочувствовали.

В общем, план Максима удался на все 100%. Бывшая уже жена тоже вела себя тихо и незаметно, никому не жаловалась, на Максима не наговаривала, с общими знакомыми не общалась, она вообще, как будто испарилась, как будто её и не было вовсе. Можно было бы и выдохнуть Максиму, но он не мог. Что-то мешало ему даже физически. В груди, повыше сердца, что-то свербело и давило. И всякие мысли лезли в голову. Но с мыслями было проще. Когда они появлялись, Максим говорил сам себе: «Я прав. И всё сделал правильно. Ушла из семьи – и на здоровье! Новое счастье найду, вынужден буду найти. И всё будет в шоколаде. А она пусть локти потом кусает».

Примерно с такими мыслями Максим и жил. Но новое счастье почему-то не находилось, с бизнесом тоже начались какие-то заморочки, но главное сын. День ото дня он становился всё грустнее и замкнутее. Если раньше они вдвоём с радостью устраивали какие-то вылазки и походы, то сейчас ничего этого сын не хотел, от всего отказывался. Да и сам Максим больше по делам, да по командировкам мотался, оставляя сына на мамок, да нянек.

Так и жили два года. Вдвоём, но каждый сам по себе. Измотался Максим в конец, дёрганый стал, со здоровьем сбои начались. Чаще, чем раньше, стала посещать Максима мысль, что если бы не гордыня его и не амбиции, можно было бы решить всё по-другому. Всё равно ничего хорошего не вышло. Как бы он не хорохорился перед людьми, себя-то не обманешь. Была у Максима в городе ещё старая «двушка», доставшаяся ему от тётки. Он всё собирался там косметический ремонт сделать и сдать, да так и не собрался. Стояла квартира, пылилась, никому не нужная, а ведь мог отдать её бывшей жене и пусть бы жили они там с сыном.

И отношения бы могли поддерживать ровные, и сын бы при матери рос, и у самого Максима руки бы развязались, и уважение к себе бы появилось. Какой он благородный и щедрый! Да и сыну пример бы дал, каким можно быть в сложной ситуации. Почему-то эта мысль грела его и вдохновляла.

И вот в это весеннее солнечное утро проснулся Максим раньше обычно и понял! Сделает так, как решил! Поедет к бывшей жене и скажет: «Ну, всё, хватит мыкаться, собирайся! Сын уж заждался тебя, плохо ему без матери!» И выложит ключи от квартиры. А потом с сыном сделают там ремонт, глядишь, и сын переменит к нему отношение. С такими мыслями Максим и сидел в парке не далеко от дома бывшей жены. Он знал её адрес из документов суда.

Совладав с волнением, Максим позвонил в дверь. Заворочался дверной замок, дверь открылась, и на пороге появилась неопределенного вида и возраста женщина. Она была явно пьяна. Посмотрев на Максима какими-то стеклянными глазами, женщина распахнула дверь и сказала: «Заходь». Сама она на шатающихся ногах отправилась, видимо, на кухню, откуда доносились тихие разговоры и стук посуды. Максим перешагнул через порог и обмяк. В коридоре на тумбочке стояла фотография его жены в черной рамке, а рядом – две гвоздики в бутылке из-под водки.

Максима обдало жаром и оглушило. Внешние звуки вдруг исчезли, и не только звуки. Вся реальность как будто поплыла. Максим пытался поймать хоть какую-нибудь мысль, чтобы сосредоточиться на ней, но не мог. Его голова словно отключилась, и всё, что он мог, это слышать тяжёлые медленные удары в груди, которые отзывались гулким эхом в ушах и голове, и видеть улыбающиеся до боли знакомые глаза.

Из оцепенения его вывел раздавшийся рядом голос: «Парень, ты кто?» Максим повернул голову. Перед ним стоял средних лет мужик, за ним ещё одна дама, тоже без возраста. Мужик, в отличие от дам, был трезвым. «Знаешь её?» – кивком головы он показал на фото. Максим еле заметно кивнул. «Так ты родственник чё ли?» Максим снова кивнул.

«Вона что, родственник, – удивился мужик, – а мы думали, что у неё никого нет и искать не стали родню-то. Да и сама давеча сказывала, что одна она совсем…»

«Эх беда, беда, жалко девку, уж больно хорошая была, добрая, приветливая, – продолжал мужик, – заболела только вот сильно, второго дня и преставилась… Как чё и есть, в кровати при параде одетая лежала. Валька, соседка-от, так её и нашла… А нонче вот, поминки…»

Реальность возвращалась к Максиму, а вместе с ней до него стал доходить весь ужас происходящего. Нарастающий ком в горле сдавил шею, и Максиму стало тяжело дышать. На негнущихся ногах он развернулся и вышел за дверь. «Погодь, – крикнул в спину мужик. – Вот, тут вещи ейные, сама и сумку собрала». И он подал Максиму небольшой дорожный саквояж.

Максим выскочил на улицу и пошёл, не разбирая дороги. Боль от осознания непоправимости произошедшего была невыносима. Как шелуха отлетели всякие мысли о правости и гордости, которые роем витали в голове у Максима. Всё, некому больше что-то доказывать. Финита ля комедия. И почему-то сразу стало всё равно, что скажут люди вокруг. Да и все эти люди тоже как будто перестали существовать. Город словно опустел. Только один он, Максим и остался. Максим и сын.

Сын!.. Что он скажет сыну? Эта мысль пронзила его насквозь. Он вдруг вспомнил, как мама обнимала его, когда он был маленьким, гладила по головке, дула на ранки и приговаривала: «До свадьбы заживёт!» Или как он с радостью бежал домой, чтобы сказать маме, что у него пятерка за контрольную по математике!.. Его сын никогда уже не сможет уткнуться в мамины объятия… Никогда! И виноват в этом он, Максим, родной отец своего единственного сына, рассказывающий всем вокруг, как сильно он его любит…

Максим поёжился от пробиравшегося внутрь холода и повыше натянул куртку. Он вдруг понял тех людей, которые стрелялись, вешались, прыгали с моста. Невыносимость душевных мук гнала их. Как преодолеть физическую боль хотя бы понятно, а что делать с этой, Максим не знал. А что, если, правда, сигануть с моста и дело с концом? Как жить с таким грузом… Да и сын не простит ему, когда поймёт. С такими мыслями, полностью погружённый в себя, он вдруг оказался перед калиткой, которая взялась ниоткуда. Максим поднял глаза – перед ним стояла маленькая деревянная часовенка, которую венчал позолоченный купол с крестом. Максим решительно вошёл внутрь.

В храме почти никого не было. В дальнем углу на маленькой лавочке сидел священник в черной рясе с крестом, рядом с ним на коленях стояла женщина, и они о чём-то очень тихо говорили. Максим огляделся. Вокруг висели иконы, у некоторых горели свечи и стояли живые цветы. Максим прикрыл глаза. Боль немного отступила вместе с мыслями, и появилось что-то вроде полного бесчувствия.

«Что привело тебя в храм, сын мой», – раздалось вдруг рядом. Максим пришёл в себя. Прямо на него смотрели голубые необыкновенно глубокие сияющие глаза! Они были как небо или как чистейшие горные озера с прозрачной водой! Исходящий из них свет и тепло проникли в самое сердце Максима, и оно… разжалось, как будто сковывавшая его сила вдруг отступила, и всё содержимое прорвалось наружу.

Максим рухнул на колени и зарыдал. Он почувствовал себя снова маленьким мальчиком, который плакал, уткнувшись в мамину юбку, от которой пахло цветами и молоком. Со слезами выходил из горла ком, боль, тяжесть, накопленная за последние два года. Батюшка не останавливал Максима и ни о чём не спрашивал. Он положил ему на голову руку тёплую ладонь и что-то шептал сверху. А потом, как мама в детстве, погладил его по голове и сказал: «Ничего, сынок, ничего. Болит – это хорошо. Значит живой. Плохо, когда уже не болит… Божий промысел не всегда ясен человеку, но он всегда прекрасен, ибо испытаниями очищается душа».

Спустя время опустошённый и ослабленный Максим сидел на скамейке под деревом во дворе часовни. Как ни странно, внутри больше ничего не болело. Максим только сейчас заметил, что сжимает в руке сумку, которую всунул ему мужик в квартире жены. Он открыл её. Аккуратно сложенные знакомые вещи. Он провёл по ним рукой, ощутил запах. Такой знакомый и родной… Расстегнул молнию на внутреннем кармане. Внутри лежало два конверта. Дрожащей рукой Максим достал их. «Любимому сыну» было написано на одном, «Максиму» – на другом. Максим прижал письма к груди и лёг на скамейку. По небу недружным строем проплывали облака. «Какие они лёгкие и воздушные, – думал Максим, – плывут, как кораблики по морю, только вверх ногами… А ведь если бы со мной не случилось всё это, я может быть никогда бы и не увидел их. Не почувствовал, что есть что-то другое, другой мир, настоящий. Мир, о котором я даже не подозревал… или забыл… Наверное, только такое сильное потрясение могло разбудить меня…»

Максим не знал, что ждёт его впереди, но он точно знал, что жизнь уже больше никогда не будет такой, как прежде. И ещё он знал, что впереди его ждёт разговор с женой. Последний разговор. Может быть, не простой для него и не радостный, но который поможет ему, Максиму, жить дальше. Он точно это знал.

А сейчас он просто лежал, смотрел на небо и прижимал к груди сокровище, которое не променял бы ни на какие блага мира. Письмо своей единственной любимой женщины.