Читать книгу The Шелтер. Призраки прошлого - Юля Дэль, Лия Дэль - Страница 6

Чувство тревоги не покидало до самых дверей Патрулата. А за ними стало ещё хуже. Еве всё время казалось, что на неё подозрительно смотрят.

– Рядовой, – окликнул высокий женский голос. Ева обернулась. Перед ней стояла высокая худенькая медсестра в шикарном брючном костюме с широкими штанинами. Её волосы забраны в тугую косу, а выправке мог позавидовать любой генерал.

– Да, – Ева вздрогнула и вытянулась по струнке, стараясь походить на медсестру.

– У вашего отряда сейчас осмотр, а сразу после него всех собирает Марк.

Девушка кивнула и, вытягивая носочек своих острых белых туфель, замаршировала в сторону кабинета. Ева знала, что заставлять ждать медиков нельзя.

У кабинета стояла такая же длинная очередь, как прошлым вечером, только теперь она делилась на мужскую и женскую. Ева оглядела всех и довольно улыбнулась. Ей нравилось, когда все делились на две колонны и молча стояли в ожидании. В этой чёткости она видела идеальную модель мира. Мужчины смотрели вперёд, сжимая в руках жетоны с номерами, женщины, даже не снимали их с шеи. Вокруг витал запах перечной мяты. Эфирные масла распыляли каждый раз, когда проходил осмотр. Помогал ли аромат сдержать эмоции, Ева не знала. Но на её памяти никаких инцидентов во время ожидания не было.

Через двадцать минут после того, как Ева встала в очередь, её вызвали в кабинет. Привычные светлые стены и безразличное лицо медработника. Ева боялась любых манипуляций со своим телом, а здесь ещё и абсолютное равнодушие.

Агнесса – М1/1, легенда Патрулата. Получившая повышение до лейтенанта уже в пятнадцать, она автоматически стала примером для всех молодых патрульных. Высокая, стройная, словно над её телом и лицом трудились лучшие медики Шелтера. Длинные каштановые волосы собраны в хвост, длинные ресницы идеально разделены, создавалось ощущение, что они не настоящие. Агнесса жестом показала на серебристый стул, даже не обернувшись в сторону Евы. Она села и от неожиданности вздрогнула. Он был невероятно холодный, словно до Евы на нём не сидели живые люди. Острые ледяные кинжалы впивались в ноги и спину, заставляя девушку скривить и без того унылое лицо.

– Утром принимали энзомон? – голос Агнессы оказался не теплее стула.

– Да, я не пропускаю времени приёма, – Ева сглотнула, накопившуюся слюну и, вытянувшись в струну, снова посмотрела на Агнессу. Она напрочь забыла про энзомон. Слишком много событий. Глубокий вдох. Утром Ева проснулась раньше будильника. Не включила телевизор. Несколько минут стояла у окна, разглядывая просыпающийся город. Пустые улицы дышали тяжело и медленно. Они неспешно заполнялись прохожими. После позавтракала. Привела себя в порядок. Подошла к двери. Ева с облегчением выдохнула. Уже на выходе она вспомнила про энзомон. Вернулась и, стараясь не дышать, развела в стакане порошок и поспешно влила его в себя.

– Хорошо, тогда проблем не будет, снимите куртку, – Агнесса, совершенно не замечая присутствия Евы, молча делала все необходимые записи. Она дрожащей рукой выводила идеальные буквы. Иногда спотыкалась о сложные слова, поджимала губы и напрягала брови. Конечно, она боялась. Боялась допустить ошибку, сделать неправильный вывод или пропустить виновного из-за своей невнимательности. Но этого никто не должен был знать и видеть. Агнесса стремилась в высшие чины, а там трусы не в почёте. Бояться можно было только государство, разумеется, и уважать тоже.

Ева склонила голову, будто пыталась понять, почему медицинский работник замешкался, но, когда Агнесса повернулась с огромным, как её показалось, Артерием, инструментом, напоминающим старинные шприцы, она забыла обо всём на свете.

– Снимите куртку, – повторила Агнесса.

– Угу.

Сняв куртку и аккуратно повесив её на спинку стула, Ева изо всех сил попыталась расслабиться. С самого детства она боялась вида иголок.

Страх появился ещё в пятилетнем возрасте, когда она жила в школе распределения. Как-то ночью, часа в два, их разбудила сирена. Это было в порядке вещей, поэтому никто не испугался и не начал паниковать. Кроме мальчика, которого только на прошлой неделе привезли из Санктума. Совсем худого и вымотанного дорогой. Дети решили, что его спасли из лап предателей. Может, его серые глаза, казавшиеся чересчур большими, синяки под ними или чёткие скулы, а может, постоянная усталость навела их на такие мысли. Когда его только привезли, он несколько часов проплакал, сидя в углу общей спальни. А Ева садилась напротив, пока никто не видит, и с любопытством рассматривала мальчика.

Его рыжие волосы, прилипшие от пота ко лбу, напоминали о солнечных днях, когда разрешалось гулять на площадке. Разрешалось бегать. Только никто этого всё равно не делал. Дети уже тогда знали, что редкие прогулки были не чем иным, как проверкой. А ты достойный гражданин? Или жалкий предатель? Что ты выберешь – прогулки с визгами и смехом или тихие игры, развивающие умственные способности? Никому не нравятся шумные дети. Они испорченные детали в механизме счастливого будущего.

Мальчик несколько дней не поднимал глаз. Ева видела, как сильно он устал сидеть в этом углу, как изголодался. Она знала, что не должна ничего предпринимать, чтобы облегчить его немой протест, но сердце подсказывало другое.

По ночам, когда все уже крепко спали, мальчик вставал, на цыпочках пробирался в туалет и возвращался на место. Ева лежала неподвижно, спрятав голову под одеяло, она наблюдала за каждым его движением. Иногда подходил к окну. Забирался на стул, цеплялся за узкий подоконник и всматривался в серую стену. Однажды она решилась заговорить.

– Ты не сможешь.

Мальчик вздрогнул, но с места не двинулся. Он был на три года старше, от того, как сам говорил смелее. Ева встала и босыми ногами дошлёпала до него.

– Не сможешь выбраться. Они всё охраняют. Даже нас сейчас могут увидеть. Ты меня понимаешь? Нет выхода.

Мальчик продолжал молчать. Его серые глаза в свете луны казались серебристыми и очень яркими. Ева тогда подумала, что смотрела бы на эти глаза вечно. Они успокаивали, внушали доверие и мысль, что всё будет хорошо. Нечего бояться.

– Выход есть всегда. Только он тебе не всегда нравится. Ты хорошая. Не такая, как другие. У тебя есть сердце.

– Сердце?

– Ну это когда ты добрый и честный. Когда тебе жаль других, когда помогаешь им.

– Я ещё никому не помогала.

– Прямо сейчас ты помогаешь мне, – мальчик улыбнулся и взял Еву за руку. Она показалась ему хрупкой, готовой рассыпаться от одного только прикосновения.

– Подожди, у меня что-то есть, – Ева мелкими, но быстрыми и уверенными шагами вернулась к своей постели. Залезла в кармашек платья, висевшего на стуле рядом, что-то достала и вернулась к мальчику, – вот.

Она протянула ему сухой пористый хлебный квадратик и смущённо опустила глаза. Мальчик тут же схватил его и прижал к носу. Аромат наполнил всё его тело как живительный эликсир. Но он не съел его сразу. Мальчик тянул удовольствие. Он вдыхал аромат раз за разом и глотал невидимые кусочки вместе со слюной. А когда он привык к запаху, хлеб отправился к нему прямиком в рот.

– Спасибо.

Это обыкновенное «спасибо» Ева вспоминала каждый день. Слово было глотком воздуха. Чужая. Каждый раз ей казалось, что она здесь чужая. Словно лишняя деталь в конструкторе. Такой лишней она ощущала себя и в детстве, и будучи взрослой. Чувство, от которого невозможно избавиться. И куда бы ты ни бежал, с кем бы ни говорил, ты всегда будешь чужим, не на своём месте. Ева не знала, где оно, её место, оттого жила идеей создать его самой. А тогда в детстве, встреча с мальчиков вселила надежду, что есть такие же потерянные, как и она, такие же внесистемные.

Постепенно мальчик и Ева стали близки. По ночам он будил её, садился на кровать у стены и рассказывал про свободу, которой обладал раньше. Он обещал Еве защиту. Говорил, что теперь всегда будет рядом.

А когда их однажды разбудили в два часа ночи, мальчик заплакал, и Ева взяла его за руку. Это была, наверное, одна из самых её больших ошибок.

Их обоих отвели в медицинский отдел школы. Состоялся сложный для пятилетнего ребёнка разговор о предательстве, силе воли и воспитании. После они вытерпели по тридцать восемь уколов. Ева мало помнила о том, что было дальше. Она лишилась воли и остатков чувств. Ежедневные встречи с психологом, разговоры про мальчика и чувства в скором времени превратились лишь в смутное воспоминание маленькой девочки. Словно в одном из её снов. Через неделю мальчик исчез.

Пока Ева проваливалась в воспоминания, Агнесса, не мешкая, вонзила в вену тонкую иглу, и пробирка моментально наполнилась тёмной кровью. Ева вздрогнула и зажмурилась так сильно, что перед глазами появились тёмные пятна.

– Хорошо, теперь откройте рот.

Пока Агнесса брала со стеклянного стола лакмусовую полоску, пропитанную веществом с резким запахом, Ева пыталась не грохнуться со стула, потому что голова кружилась так, что с координацией явно было что-то не в порядке. Она снова сглотнула, открыла рот, невольно вдохнув запах, и почувствовала, как из низа живота вверх поднимается неприятное ощущение. Агнесса мгновенно провела полоской по внутренней стороне щеки, ярко-синяя.

– Всё в порядке! Волноваться не о чем, – всё о чём Ева могла думать.

Втайне каждый гражданин боялся, если полоска окрасится в другой цвет. Синий: количество энзомона на нужном уровне. Можно не бояться. Но если полоска оказывалась зелёной или ещё хуже – оставалась белой, значило одно, среди граждан предатель. И не просто предатель, он самоубийца. Агнесса, вежливо улыбнулась, положила полоску в контейнер с именем «Ева», туда же отправила пробирку с кровью.

– Осталось только сделать укол.

– Я готова.

Кого я обманываю?! Я совершенно не готова. Пожалуйста, пусть это будет не больно, Ева уговаривала себя, мысленно обнимая ту маленькую девочку, на долю которой выпало мучение в виде тридцати восеми уколов.

Агнесса поднесла к шее Артерий, аппарат похожий на обыкновенную ручку, только вместо стержня игла и энзониум внутри, и Ева снова зажмурилась. Небольшой укол вызывает состояние, похожее на сон.

Глаза непроизвольно начали закрываться. Они слезились и неприятно пощипывали. Ева опустила голову и сглотнула очередной комок, подкативший к горлу. Казалось, её сейчас стошнит прямо на белые брюки Агнессы, которая, сложа руки на груди, с любопытством рассматривала Еву. Перед глазами всё плыло, очертания предметов становились всё более размытыми. Из носа текло из глаз тоже. Ева шмыгнула носом и втянула резкий неприятный запах лекарств и еле уловимый привкус крови.

– Вы готовы покинуть кабинет? После вас ещё многих нужно осмотреть, – Агнесса крепче сжала руки на груди и скрестила ноги.

– Да, я уже ухожу.

Ева встала с места, но тут же чуть не свалилась под стул, ухватившись за железную спинку. В ушах звенело, она почти не понимала, куда идти. Единственное, что она могла – считать секунды, через которые сонезия должна пройти. Эффект от энзониума, введённого напрямую в вену никогда не был для Евы простым. Однажды она потеряла сознание на несколько часов. А когда очнулась, перед ней сидела доктор Р. и что-то записывала в свой невыносимо яркий ежедневник. Ручка бегала от одного края листа к другому, а доктор шептала себе под нос: «Интересно! В три раза больше. Феноменально». Ева не понимала этого бормотания, но одно уяснила для себя на сто процентов – такого больше не должно повториться.

Забрав документы и покачиваясь, ей всё-таки удалось самостоятельно выйти из кабинета. Она непроизвольно потёрла глаза и поняла, что текут слёзы. Добравшись до рабочего места, упала на стул, уставившись в одну точку, каждый раз это помогало сосредоточиться и позволяет организму скорее прийти в себя после сонезии.

По плечу кто-то постучал, но Ева была не в силах повернуться, поэтому проигнорировала повторное постукивание.

– Ева…Ева! – Марта. Она стояла рядом и тыкала пальцем в плечо, – ты как?

– Сонезия не прошла, до сих пор чувствую себя неважно, – Ева выдавливала слово за словом, пытаясь дышать ровно.

– Такое бывает, – улыбнулась Марта и снова похлопала подругу по плечу, отчего к горлу подкатил рвотный ком, Ева сделала несколько глубоких вдохов, поморщилась и попыталась сосредоточиться на лице подруги.

– Ты уже посещала Медицинариум?

– Нет, наш отряд не участвует в Зачистке. Так что осмотр будет по расписанию.

Евы хватило только на то, чтобы кивнуть и снова склониться над столом, пытаясь сдержать рвотные позывы.

– Эй, – прошептала Марта, – я думаю, тебе стоит вернуться к Агнессе, кажется, что-то не так!

– Нет, всё в порядке, – Ева старательно выдавила улыбку и выпрямила спину, – иди работай. Мне тоже нужно ещё много сделать.

Марта недоверчиво кивнула. Она несколько раз видела Еву в таком состоянии и сейчас не имела представления, как та отправится на ночную Зачистку. Марта надеялась, что Еве станет ещё хуже, и это заставит её остаться дома или в Медицинариуме под наблюдением. Марта тоже готовилась сражаться, но только по другую сторону баррикад. Она несколько месяцев устраивала вылазки за стену, вербовала людей, хотя знала, что открывает им дорогу к быстрой смерти.

Ева уже не могла сдерживаться и растеклась по столу, чем привлекала внимание не только подруги, но и проходящих мимо патрульных. Через какое-то время страх сменился тревогой. Голова не переставала кружиться. Появилось незнакомое ощущение – волнение. Но к Агнессе возвращаться Ева не хотела, ведь если бы что-то действительно пошло не так, она имела право отстранить её от участия в операции, а ей этого очень не хотелось.

Я всю свою жизнь шла к цели – стать патрульным и дослужиться до высшего чина, чтобы помогать Шелте в управлении городом. А Зачистка – прекрасная возможность показать, на что я способна. «Соберись», – скомандовала себе Ева выпрямилась, чуть склонив голову, потому что в этом положении не так сильно тошнило.

До вечера она просидела за столом, вглядываясь в документы. Папка с бумагами на выдачу энзомона, положение о переводе некоторых предметов искусства, список прилагается, есть и другой список, в нём указывается, что и каким образом необходимо сдать в ОИ*-3 и ОИ-1.

Однажды Ева посещала ОИ-1, около года назад. Больше сорока этажей вверх и двадцати под землю. Всё разбито на секции: живопись, музыка, литература и так далее. Именно там она впервые увидела книги. Их нельзя сравнить с привычными электронными носителями, до отказа забитыми правилами и законами. ЖАБА в девяти томах – самое ценное, что там находилось. В настоящих книгах было что-то, чего она не понимала, какая-то тайна, которую хотелось разгадать.

После первого посещения Ева стала чаще ходить в библиотеку, садилась на самые дальние ряды, брала какую-нибудь совершенно глупую книгу, что-то вроде «Преступления и наказания», и читала, пытаясь осознать то, какими ужасными были люди до Великой войны. Их мысли и слова, лишённые логики и здравого смысла, не переставали затягивать в пучину таких опасных размышлений. Но больше всего удивляло убийство, его смысл был понятен меньше всего. Например, Раскольников убил старуху, чтобы проверить свою теорию, просто проверить. Жизнь не представляла для него ценности. Да и люди, которых он встречал на своём пути, не ценили её. А концовка, по мнению Евы, была прекрасна. Она перечитывала её сотни раз. Служители закона арестовали убийцу и казнили. На последней странице красовалась пометка «Сюжет сохранён, изменены лишь незначительные детали».

Ровно в 18:00 Марк собрал весь отряд в большом зале. Он встал на какой-то ящик, чтобы возвыситься даже над самыми рослыми парнями.

Наполеон, подумала Ева и невольно хихинула. Кто-то ткнул её в бок, но кто именно она не успела рассмотреть, толпа начала двигаться вперёд, выталкивая Еву прямо под струю из зловонной слюны Марка.

– Сегодня мы не будем весь день просиживать штаны, – громким и писклявым голосом застонал Марк, – нашему отряду оказали честь, мы поможем в задержании нарушителя.

– Ещё одного? – непроизвольно вырвалось из груди, и Ева тысячу раз пожалела о вопросе.

– Что значит ещё одного? – громче сказал Марк и, встав с места, подошёл к Еве так близко, что она в полной мере ощутила запах у него изо рта. Запах гниющих остатков пищи между зубами. Она слегка прищурилась, и к горлу подкатил ком.

О нет, меня сейчас стошнит.

Раньше Марта спрашивала подругу, чувствует ли она этот жуткий запах, Еве всегда казалось, что нет…Но сейчас она была готова извергнуть из себя не только еду, но и сам желудок.

– Я… я просто слышала, что Сару, из секретариата, поймали не так давно с мужчиной. Они нарушили статью 25/2934…кажется, – выдавила она из себя, стараясь удержать подкатывающий ком внутри.

– Да, – с довольной ухмылкой протянул Марк и вернулся на своё место.

– А кого будем задерживать мы? – спросил высокий, худощавый, с копной кудрявых чёрных волос парень.

Кажется, он не из нашего отряда.

– Подвальные, – сквозь зубы процедил Марк, даже не обернувшись на него, – эти крысы начинают выбираться из своих нор.

Подвальные – так зовут тех, кто чувствует, предателей. Кто-то из них не прошёл элем, кто-то не принимал энзомон, но все они нарушители, распространители заразы. Около двадцати лет назад накрыли базу сопротивления, она находилась в самом центре Шелтера, в подвале Народного дворца. Тогда погибло много патрульных, а Марк получил тяжёлое ранение и должность командира. Никто и подумать не мог, что им хватит смелости расположиться именно там. С тех пор их зовут подвальными. Ещё были смертники – те, кто решился уйти за стену. Их боялись больше всего.

Раздался громкий звук сирены, и все патрульные вышли на площадь перед Патрулатом. На огромном экране, который видно за сотни метров, появился Консолидатор Тиг. Он говорил громко, отчеканивая каждое слово.

– Чувства ради чувств, вот, что мешало людям мыслить разумно. Кто сейчас может сказать – я так чувствую, мне подсказало сердце. Я думаю, я знаю, я уверен – вот те слова, которые заставляют историю двигаться вперёд. Из-за чувств разгорались войны. Мужчины убивали друг друга на дуэлях, женщины, ведомые эмоциями, становились похожими на животных. Сейчас, благодаря Шелте, мы можем быть спокойны. Да, славится Шелта! – громко, переходя на крик, говорил Тиг, и толпа вдохновенно повторяла за ним

«Да, славится Шелта! Шелта!» – отражалось от стен Патрулата и эхом катилось по площади.

Ева всматривалась в лица и пыталась понять, почему все они готовы в одном порыве кричать и восхвалять. Нет, она чувствовала то же самое, наверняка. Гордость за город и его достижение, уважение к Тигу и безграничную любовь к Шелте, но она не понимала этого ощущения единства в толпе. Все эти люди казались ей такими одинаковыми. Даже выражение их лиц ничего не говорило о том, кем они являются на самом деле. Сейчас каждый из них, пропитанный духом толпы, готовый делать всё, что ему говорят, скорее походил на безвольное животное, которое идёт на убой. Ева видела эти стада под предводительством пастуха-убийцы.

После речи Консолидатора патрульные разбрелись по рабочим местам и как обычно уселись за столы. Ева была в восторге от одной только мысли, что ей представится возможность очистить город от преступников и, возможно, шанс отметиться перед начальниками отрядов. Она вдохновенно взялась за документы, фантазируя о том, как получит свой первый пистолет, как засунет его в кобуру на поясе и гордо пройдётся мимо новичков, которым ещё только предстоит получение оружия. Ей больше всего на свете хотелось быть замеченной в этот важный день. Она не представляла, что будет происходить на самом деле, но мысль о перспективах грела сердце.

Стрелка на огромных часах на стене спустилась со щелчком, обратив на себя внимание. Двадцать два часа сорок семь минут. Через восемь минут всех соберут в холле на нулевом этаже, выдадут оружие, посадят в автобусы и повезут к окраине города, где предположительно находятся Подвальные.

– Ты боишься? – Марта прикоснулась к плечу подруги и нежно его сжала.

– Нет, – отрезала Ева и резко встала с места, – нужно идти, почти одиннадцать.

– А, я боюсь, – прошептала Марта, словно самой себе.

Она, не дождавшись ответа, встала и ушла, оставив подругу одну наблюдать за её удаляющимся силуэтом.

Ева напряглась, немного привстала, готовая сорваться, пробежать по коридорам Патрулата, расталкивая всех и каждого. Она смотрела вслед Марте. Напряжённая и сжавшаяся в один большой ком. Марта прощалась, – стукнуло в голове, Ева непроизвольно свела брови и сжала кулаки. Прощалась.

Ровно в одиннадцать часов все патрульные выстроились в идеальные ряды в ожидании начальников. Потом длинная речь с наставлениями, каждый командир считал, что именно он должен сказать, как будет гордиться своим отрядом, который убьёт больше всех подвальных. Все они ждали этого дня как праздника. За речью следовало торжественное вручение оружия. Каждому молодому патрульному на стволе проставлялся номер, за его потерю грозило увольнение, а это было хуже смерти. Ближе к одиннадцати молодые патрульные и их командиры уже сидели в автобусах.