Читать книгу Шесть имен кота-демона - Юн Чжан - Страница 3

Бум! Далеко-далеко отозвался эхом восьмисотый удар барабана уличного стражника.

– Комендантский час! Не выходить! Закрываем все ворота! – прокричал кто-то, надрывая горло. Его возгласу вторил скрип, смутно отозвавшийся в темноте.

Дождь, шелестя, омывал западную часть города. Ноябрь уже вступил в свои права – и трескучий мороз опустился на землю. Луна скрывалась в огромных клубящихся угольных тучах. На землю, словно по невидимым стенам, стекал седой туман, и безмолвный Чанъань утопал в сребристой дымке. Тридцать восемь улиц, испещренных вдоль и поперек кварталами, коих всего насчитывалось сто восемь, погрузились в густую серую пелену. И в этот миг одновременно щелкнули замки всех ворот сразу.

– Если задуматься, то, что произошло, в высшей степени странно…

Эти слова сорвались с губ худого и сгорбленного человека, подбородок которого украшала жесткая короткая бородка. Горб его чем-то напоминал верблюжий, именно поэтому его так и прозвали – Верблюд. Он был облачен в коричневый халат с круглым вырезом и плотно прилегающими к худощавому телу рукавами. На спине его висела алого цвета театральная маска, изображавшая окровавленного ракшаса – демона, пожирающего людей. За черный пояс была заткнута длинная флейта с семью духовыми отверстиями. Не совсем было понятно, из чего же был изготовлен гладкий, изящный инструмент, – возможно, флейта была выточена из кости.

Напротив Верблюда сидели семь или восемь человек, чьи лица было совершенно невозможно различить в тусклом свете лампы. Несмотря на то что уже объявили начало комендантского часа, когда запрещено передвигаться по улицам, спрятавшимся под покровом ночи, здесь, в небольшом трактире, скрывшемся в одном из кварталов, люди могли не бояться того, что их схватят и изобьют до полусмерти вояки, патрулирующие улицы. Подобные разговоры, что каждый раз случались под покровом ночи, были прекрасным способом хоть немного развеяться после тяжелого дня, проведенного в трудах и заботах. Мужчина, скорее всего, был вусмерть пьян: глаза его подернулись дымкой, а лицо стало белее снега. Кажется, он испугался не на шутку.

– Ты хочешь сказать, что в этом мире, кроме тебя самого, есть и другие… такие же? – прошептал мужчина, опустив взгляд на дрожавшие руки.

– Эй, Верблюд, ты, стало быть, никогда не слышал о двойниках? – усмехнулся один из слушателей – чужеземец.

Голову его венчал черный тюрбан, а одет он был в халат оранжевого цвета с узкими рукавами, под которым красовалась пара штанов, испещренных красными и белыми полосами. Картину завершали черные сапоги с высоким голенищем. Чужеземец был низкорослым и тучным, а его борода цвета бурой ржавчины устилала грудь и колыхалась, стоило ему зашевелиться. Осклабившись, он бросил ехидный взгляд на человека, известного по прозвищу Верблюд.

– Ваньнянь, мой уважаемый друг, пожалуйста, не шути так, – попросил Верблюд. Затем он замер, отвернулся и вперил взгляд в окно, за стеклом которого вился белесый туман. Помолчав какое-то время, Верблюд произнес:

– Я говорю о… о… точно таком же… себе!

Все вокруг удивленно вскрикнули.

– Чушь, такого не бывает! Увидеть человека, который точь-в-точь похож на тебя… другого себя… это ли не безумие?! – скептически хмыкнул чужеземец.

Верблюд, казалось, предвидел, что ему никто не поверит, и потому не стал сразу отвечать. Он поднял свою чарку с вином, осушил ее, тяжело опустил на стол и, повесив голову, ответил:

– Я видел другого себя совсем недавно… своими глазами… на обратном пути в…

В комнате воцарилась мертвая тишина. Те, кто жадно внимал словам Верблюда, скрываясь в полумраке, были поражены до глубины души. Даже чужеземца по имени Ваньнянь, кажется, эта история заинтересовала. Верблюд обнял себя за плечи и задрожал.

– Вы же знаете, что я кукловод. Каждый день я беру в руки деревянный посох и от зари до заката показываю спектакли, чтобы хоть как-то прокормить себя.

Он склонил голову в другую сторону. Проследив за его взглядом, можно было увидеть деревянную тележку, внутри которой на матерчатом разноцветном покрывале лежали бесчисленные марионетки – маленькие, меньше чем в половину руки, и большие, ростом с настоящего человека. У каждой из кукол были цветастые одежды и казавшиеся настоящими лица. Днем, при солнечном свете, марионетки не казались пугающими. Сейчас, под покровом ночи, в тусклых, белесых лучах ламп черные глазурные глаза кукол, хранящих мертвое молчание, блестели и внушали страх.

Так называемый театр марионеток – это вид театрального искусства, в котором актер использует деревянный посох, чтобы управлять движениями полой внутри куклы. С помощью стержня, соединяющего нижнюю часть шеи с посохом, за который держится актер, можно двигать глазами и ртом. Актер зовется кукловодом или же мастером над марионетками. Он выходит на театральную сцену и рассказывает историю, используя два деревянных стержня, благодаря которым управляет куклой, – это действие называется «поднимать марионетку».

Жители Чанъани знают толк в досуге. Наибольшей популярностью пользуются кукольные представления, а спектакли Верблюда известны тем, что в дополнение к обычному пению, декламации, сценическому действу и боевым искусствам включают еще и иллюзионные трюки.

– Сегодня вечером мне повезло с работой – мне заплатили много золотых и серебряных монет. Я давал спектакль одному очень знатному уважаемому человеку, поэтому и закончил так поздно.

Плечи Верблюда поникли. Он продолжил:

– Выйдя из особняка, я увидел, что уже почти наступила ночь и идет дождь, потому поспешил вернуться домой, из последних сил толкая перед собой телегу. На улицах не было ни единой души. Перед глазами стояла стена дождя, плотная настолько, что я едва мог различить дорогу. Сначала до меня доносились человеческие голоса с соседних улиц, но в конце концов даже голоса исчезли, и я слышал лишь собственное дыхание и биение сердца. Я миновал ворота Чжуцюэмэнь и двинулся на юг по одноименной улице. Я шел, шел, и неожиданно у меня закружилась голова. Сбившись с пути, я оказался за западными воротами квартала Убэньфан.

Ваньнянь пораженно воскликнул:

– Неужто ты забрел на Демонический рынок?!

Верблюд кивнул.

Кто-то спросил:

– Где он находится?

Ваньнянь окинул взглядом проявившего любопытство мужчину и остро заметил:

– Полагаю, что вы не местный человек и ничего не знаете о Демоническом рынке. У него нет определенного места. Скорее, это территория за западными воротами квартала Убэньфан. Каждый раз, когда поднимается ветер, горожанам мерещатся доносящиеся оттуда голоса. Осенними и зимними холодными вечерами мне доводилось видеть людей, продающих сухие дрова, и простаки, не знающие ничего о Демоническом рынке, охотно покупали связки. Вернувшись домой, они понимали, что принесли не сухие дрова, а непогребенные кости. Еще я слышал, что некоторые видели двух диких призраков, читающих стихи в лунную ночь. Один из них декламировал: «Мертвая тишина опустилась на улицы, и громом поющие барабаны замолкли. Опустели кварталы города, лишь свет луны нарушает ночную тьму». Второй призрак ему вторил: «Люди живые, что здесь обитают, рабским трудом утомлены. Воины, что стерегут Чанъань, высоки, как длинны корни древа Софоры». Иными словами, ночью Демонический рынок превращается в место, куда никто не отважится пойти.

Закончив рассказ, Ваньнянь нахмурился и искоса посмотрел на Верблюда:

– Ты же шел на юг по кварталу Чжуцюэфан, на кой черт ты забрел на Демонический рынок у западных ворот Убэньмэнь?

– И правда, зачем?! Как ты вообще там оказался? Разве южный конец квартала Чжуцюэфан и западные ворота Убэньмэнь не разделяет площадь квартала Синьдаофан?! – поддержал кто-то Ваньняня.

Верблюд лишь покачал головой в ответ:

– Не знаю… Я понял, куда забрел, только когда оказался там.

Толпа зевак покачала головами. Верблюд тяжело вздохнул и продолжил:

– Я хотел убраться оттуда как можно скорее, но шел сильный дождь. Несмотря на то что мои марионетки были накрыты защитной тканью, все они промокли до единой ниточки их костюмов. Я боялся, что от сырости они испортятся, и потому перестал толкать тележку и укрылся от дождя под молельней святилища Хоу-ту[1] за западными воротами Убэньмэнь, чтобы переждать непогоду. Уже успела догореть целая курительная свеча, а дождь все не прекращался. Я промерз до костей. Мне казалось, что я вот-вот потеряю всякое терпение, когда из серебристых потоков дождя выехала роскошная, украшенная узорами колесница, которую волочил за собой бык.

Слушатели обменялись недоумевающими взглядами. Верблюд же продолжил свой рассказ:

– На столь великолепной колеснице может передвигаться только кто-то с высоким статусом. Тот, кому тепло даже в самые холодные дни, тот, чьи карманы рвутся от звенящих в них золотых.

Заметив удивленные взгляды людей, Верблюд добавил:

– Меня удивило, что эта повозка возникла словно из воздуха, я не услышал ни звука. И в колеснице той не было никого, кто управлял бы ей… Бык, качаясь на каждом шагу, подошел ко входу в молельню. Он остановился прямо передо мной, и его оцепенелый взгляд пробрал меня до мурашек. Внезапно из колесницы показался человек.

Страх мелькнул в глазах Верблюда, стоило ему это сказать.

– Человек вышел из колесницы, подошел к углу молельни и застыл как вкопанный, не издавая ни звука.

Ваньнянь ойкнул и спросил:

– Один человек?

– Один.

– Мужчина или женщина?

– Мужчина.

– Ты смог рассмотреть его лицо?

Верблюд, почесав голову, ответил:

– Было темно, и дождь лил стеной. Тот человек был в нескольких шагах от меня, и в тени молельни я не смог разглядеть его лица.

В комнате снова воцарилась тишина.

– Сначала я подумал, что человек, как и я, просто прячется от дождя, и потому не придал этому значения. Но потом я задумался… Если у этого человека есть колесница… и он не боится дождя… Почему же он вышел и подошел к молельне? Я не удержался и посмотрел на него еще несколько раз. Странное ощущение не покидало меня.

– Что за странное ощущение? – поинтересовался Ваньнянь.

Верблюд открыл рот, чтобы ответить, и тут же закрыл его. Наконец он нашел слова и продолжил:

– Я не мог разглядеть его лица, но чем больше я смотрел на него, тем более знакомым он казался: и его внешность, и манера поведения… Будто какой-то знакомый, с которым меня связывали далекие от обычных отношения!

Люди, заполонившие комнату, пристально смотрели на Верблюда, ожидая продолжения его истории. В их глазах искрилось любопытство.

– Я ломал голову, вспоминая всех людей, которых знал, но никак не мог вспомнить этого человека. Но он точно был мне знаком, очень знаком! – Голос Верблюда дрогнул. – Наконец я не удержался, поклонился и задал вопрос…

– А дальше?! – спросил Ваньнянь, затаив дыхание.

– Я задал несколько вопросов, но тот человек не ответил ни на один из них. Он даже не пошевелился. Дождь начал стихать. Я толкнул тележку, намереваясь уйти, но стоило мне сделать шаг, как я услышал позади себя голос мужчины. Он сказал: «Я третий сын из семьи Цюй, живущий во втором доме в Южном переулке в квартале Кайминфан».

Верблюд проглотил вязкую слюну, заполнившую его рот, и сказал:

– Мне было так стыдно в тот момент! Неудивительно, что человек показался мне знакомым. Мы же, оказывается, соседи. Живем в одном квартале! Я усмехнулся и, откланявшись, направился на юг, толкая перед собой тележку. Стоило мне пройти десять чжанов[2], как странное чувство охватило меня. Что-то мне показалось неправильным. Я не выдержал и пронзительно закричал!

– Почему?! – со всех сторон посыпались на него вопросы.

Верблюд поднял голову, окинул всех диким взглядом и, широко выпучив глаза, ответил:

– Второй дом в Южном переулке в квартале Кайминфан – это мой дом! Я – старший из братьев, я – третий сын из семьи Цюй!

– Невероятно! Этого не может быть! – тут же загалдели все вокруг.

– Как такое возможно? – недоверчиво спросил Ваньнянь.

Верблюд, трясясь от страха, воскликнул:

– Вот почему меня не покидало странное чувство! Фигура мужчины, его манера поведения и даже тон голоса были точно такими же, как у меня! А когда я обернулся, он уже исчез и колесница тоже испарилась! Это уже совсем ни в какие ворота!

Слушатели, внимавшие рассказу Верблюда, были ошеломлены.

– Раз так, то это действительно странно! – пробормотал Ваньнянь, схватившись за бороду.

– Да что тут странного? В городе Чанъань такое не редкость! Я столкнулся с кое-чем в десять тысяч раз более странным! – возразил чей-то голос. В этот момент в трактир вошел старик, который, расплывшись в широкой улыбке, подошел к столику и сел. На вид ему было лет шестьдесят-семьдесят, а одет он был в черный засаленный халат. Один его глаз был поражен слепотой, а другой выглядел мутным, словно налитое в бочку масло. Громадная черная птица, ворон или хохлатая майна, сидела у него на плече, трепеща крыльями.

– Это же наместник квартала! – воскликнул кто-то из гостей, вскочив на ноги.

Так называемый наместник – тот, кто стоит во главе определенного квартала. Несмотря на то что это незначительный мелкий чинуша, простолюдины все равно должны относиться к нему с уважением. Старик, разминая ногу, поморщился.

– Черт, старость не радость. Когда дует сильный ветер, мои ноги деревенеют и годятся лишь для того, чтобы бросить их в костер вместо поленьев.

– Дядюшка Вэй, вы и правда тоже видели что-то странное? – Ваньнянь налил старику чарку вина.

– Конечно, правда! Я прожил в Чанъани всю свою жизнь и видел несчетное множество странных вещей. – Старик повернулся, чтобы посмотреть на Верблюда, и проскрипел: – Нет ничего удивительного в том, что мальчишка наткнулся на подобное в столь поздний час.

– Что вы имеете в виду? – поинтересовался Ваньнянь.

Старик хмыкнул и сделал глоток вина.

– Ты никогда не слышал о времени демонов?

– О времени демонов? Нет, не доводилось.

– Эх, Ваньнянь! Ты же согдиец! Столько лет уже путешествуешь и занимаешься торговлей, многое повидал… А о времени демонов не слышал? – Старик бросил на Ваньняня укоризненный взгляд.

Ваньнянь слегка усмехнулся в ответ:

– Просветите меня, дядюшка Вэй!

Видящий глаз старика затуманился.

– Так называемое время демонов – это когда Небо и Земля, Инь и Ян меняются местами. В моменты, когда они перевернуты, на землю спускаются демоны, несущие бедствия и недуги. Когда полчища нечистой силы вступают в свои права, небо темнеет, а голова кружится так, что человек не может различить добро и зло, творятся странные вещи. В том числе люди часто встречают демонов и призраков, поэтому это время и называется временем демонов. Оно бывает дважды в течение дня. Первый раз – после наступления сумерек, – объяснил старик.

Все слушали его, затаив дыхание.

– Дядюшка Вэй, вы сказали, что видели нечто в десять тысяч раз более странное, чем видел Верблюд?

– Так и есть! Это случилось перед рассветом.

– Нет ничего лучше долгой ночной прогулки, чтобы развеять тоску, да? – усмехнулся Ваньнянь.

Улыбка, что светилась на лице старика, постепенно потухла, а голос его стал ниже:

– Случай, о котором я собираюсь рассказать, произошел три дня назад, в ночь на седьмой день первого месяца, в то же время, в тот самый момент, когда и Верблюд столкнулся с чем-то странным.

В трактире воцарилась тишина. Был слышен лишь звук дождя, стучащего по черепице.

– В тот день я отправился на Западный рынок, чтобы купить несколько кляч. По дороге я встретил старых друзей из армии, выпил много вина, задержался на час и не спеша вернулся обратно, свернув перед воротами Дуншаньмэнь, ведущих к храму Цзяньфу на площади Кайхуа, – сказал старик, покачав головой.

Ваньнянь воскликнул:

– Так вот где это случилось!

Место, где Верблюд столкнулся с самим собой, было очень близко к западным воротам квартала Убэньфан, разделенного улицей, на юго-западе которой находится площадь Кайхуа, а на северо-востоке – площадь Убэнь. В Чанъани не найдется человека, который не знал бы об этом месте. Раньше это была резиденция императоров династии Тан – до того, как Суй Ян-ди пришел к власти. Нынешний наследник, Ли Сянь, жил в месте, известном как резиденция императора, или старый дом прячущегося дракона. Во второй год правления под девизом Юнчунь, после смерти великого императора Гао-цзуна, здесь был возведен храм Цзяньфу, чтобы почтить память императора. Храм этот занимал земли кварталов Кайхуафан и Аньжэньфан и был одним из самых величественных императорских храмов в Чанъани. Даже в наши дни императрица придает ему большое значение, зачастую посещая храм Цзяньфу, чтобы возжечь благовония и почтить память умерших.

Старик Вэй проигнорировал Ваньняня и продолжил:

– В то время лил дождь и стоял густой туман. На улице было мало людей. Я, ссутулившись и дремля, ехал на старой лошади, как вдруг услышал звук барабанов и музыку.

– Наверное, звуки доносились из буддийского храма? – предположил Ваньнянь. – И в этом нет ничего удивительного, там ведь по вечерам читают сутры.

Старик Вэй лишь отмахнулся:

– Ты думаешь, я не могу отличить буддийские чтения сутр от музыки? Музыка, что я слышал, сопровождает самый известный танец династии Тан. Она может исполняться народом, но вряд ли зазвучит в буддийском храме, поскольку цель ее исполнения – увеселение. Я был удивлен до глубины души. Почему же «Песнь умеющих радоваться» доносится из храма Цзяньфу? Я широко открыл глаз, чтобы присмотреться, взглянул на Восточные ворота, и… Это было нечто… невозможное!

Вытянув вперед шею и выпучив единственный видящий глаз, старик Вэй воскликнул:

– У тех ворот… сидела стая котов!

– Котов?

– Да, котов! – Старик выпрямился на своем стуле. – Они были облачены в фиолетовые одежды для верховой езды, которые обычно носят дети, а на головах их красовались шапки, которые надевали императорские фавориты в династию Тан, а под ними – шиньоны! Коты эти были размером с обычных людей, они весело танцевали, играя длинными рукавами, и волосы их, завязанные в узлы, блестели, словно покрытые лаком. Некоторые из них играли на инструментах и пели. Такого зрелища я раньше не видал!

Сидящие в трактире люди удивленно загалдели.

– Наместник квартала, быть может, твой старый глаз обманывает тебя? Как кот может носить человеческую одежду, петь и танцевать?

Старик Вэй сердито крикнул:

– Не неси ерунды! Может быть, я стар и дряхл, но в прошлом я был великим воином при императоре Тай-цзуне и мог даже понять, что за муха пролетает перед моими глазами, самец или самка. Разве я мог ошибиться и увидеть наяву то, чего не было?

– Если так, то это… странно! – сказал Ваньнянь. – Куда более странно, чем то, что рассказал нам Верблюд!

Старик Вэй оживился, сделал глоток вина и закашлялся. Переведя дух, он продолжил:

– Коты, что стояли впереди, танцевали под аккомпанемент музыкальных инструментов, а те, что позади, – их было, кажется, около дюжины – толкали большую телегу на деревянных колесах.

Старик на мгновение замолчал.

– Что это была за телега?

– Телега была… доверху заполнена серебряными монетами, которые сияли, словно белый снег в лучах солнца, так ярко, что я зажмурился и не мог открыть глаз.

– Ого! – воскликнула толпа хором.

Стая котов, одетых в человеческие одежды, играющих музыку и танцующих, – уже удивительно, но то, что их сопровождала телега, доверху набитая серебром, казалось еще более немыслимым!

– И что потом? – Ваньнянь знал, что старик Вэй не станет лгать, и слушал с большим интересом.

Искорки, светившиеся в глазу старика Вэя, погасли. Он ответил:

– Вино придало мне храбрости. Я подстегнул лошадь и галопом помчался к ним, но не ожидал, что, прежде чем я приближусь, звук барабанов и музыка резко прекратятся.

Слушатели замерли, как изваяния, в ожидании продолжения истории.

Только Верблюд рассмеялся:

– Наместник, неужто ты, узнав, что я столкнулся с демоном или призраком, выдумал эту историю специально, чтобы напугать меня?

Старик Вэй раздраженно вспыхнул:

– Вот же бессовестный сопляк! Разве я когда-нибудь лгал?! Не один я в ту ночь видел это.

– Неужто ты говоришь о внуке канцлера Ди?

Ди Жэньцзе, чиновник старшего ранга, исполнявший обязанности канцлера, был любим всеми, и императрица уважительно называла его Ди Голао, что значило «старейшина государства из рода Ди». Но, к сожалению, он умер два года назад после продолжительной болезни.

– Именно! – торжествующе кивнул старик Вэй. – В ту ночь внук канцлера Ди проезжал мимо по государственным делам и видел это своими глазами. Кроме того, с юга двигалась толпа, одетых как чужеземцы, и они ясно увидели то же, что и мы. Эта новость разлетелась по всей Чанъани, а вы даже не слышали об этом. Вот невежи!

Все замолчали, уставившись друг на друга широко раскрытыми глазами.

– В городе Чанъань людей – как пыли на дорогах. Дворцовые здания и дома простолюдинов тянутся бесконечной лентой. Зажигающиеся в ночи фонари и лампы напоминают мириады звезд, разбросанных по небесному полотну. До чего же величественное зрелище! Днем, когда светит солнце, ты, я и другие люди беззаботно копошимся, снуя туда-сюда по своим делам, но вечером наступает время хождения сотни чудовищ. И это не кажется чем-то необычным! – пробормотал себе под нос старик Вэй.

– В таком случае это действительно более странно, чем то, с чем столкнулся Верблюд, – согласно кивнул Ваньнянь.

Старик Вэй усмехнулся:

– Хоть и кажется, будто сейчас в мире воцарилось шаткое равновесие, на самом деле в нем есть темные, скрытые течения. Инь и Ян перевернуты, Небо и Земля не разделены. Все, что происходит, на самом деле совершенно неудивительно. Я советую вам всем успокоиться. Не следует говорить об этом среди ночи, иначе вы накличете на себя беду, и вас будут ждать неприятности.

С этими словами старик Вэй поднялся с места. Дойдя до двери, он остановился и, казалось, заинтересовался куклами, что лежали на тележке, принадлежавшей Верблюду.

– Эти куклы… Когда я их сегодня увидел… Не знаю почему, но мне показалось, что брови у них стали более… настоящими, нежели ранее. Совсем как у человека! – сказал старик Вэй.

– Вы явно перебрали вина! – С этими словами Верблюд вытащил горстку серебряных монет, бросил на стол, выскочил на улицу и толкнул телегу.

– Бессовестный наглец! Боишься, что я заберу твоих кукол?

Старик Вэй выплюнул пару проклятий и, громко усмехнувшись, удалился.

Толпа зевак, что сидела вокруг Верблюда, Ваньняня и старика Вэя, разбрелась по сторонам, будто стая диких зверей.

Лишь чужеземец Ваньнянь задумчиво поднес к губам чарку с вином и, осушив ее, покачал головой:

– Ну и чертовщина!

Дождь за окном разыгрался вновь.

На город опускался белый туман. Хаос воцарился между Небом и Землей. Необъятный город Чанъань тонул в густой дымке, и казалось, будто в этом тумане что-то прячется. Никто не мог сказать, что именно.

В конце концов, это время демонов.