Читать книгу Моя война - Юрий Алексеевич Слатов - Страница 12

На утренний развод следующего дня старшина меня не поднял. Пожалел. Решил, наверное, что закалка у замполита ещё не та. Правильно решил. Я проснулся от жажды. В каптёрке никого не было. Тяжело оторвал голову от подушки. С трудом сел. На часах уже десять. Горели «трубы» отравленного организма. Начали пригорать щёки. От стыда. «Ничего себе, Фадеев! – стучала в лоб нетрезвая совесть. – Вот это «дебютировал» в коллективе!» А когда вспомнил, что умудрился в первый же день получить от комбата взыскание, – совсем поплохело. Одним словом, как говорится, поймал «отходняк» по полной программе. Умылся водой из ведра прямо в комнате. Пить её Олег строго-настрого запретил. Оделся. К зеркалу не походил, чтобы не видеть свои печальные, укоризненные глаза. Вышел в коридор. На тумбочке всё тот же Рахматуллин.

– Дневальный! А где старшина?

Солдат встрепенулся и уставился на меня непонимающими глазами.

– Где дежурный по роте?

– Спыт!

– Как спит?! Ну-ка давай его сюда!

Рахматуллин засеменил в сторону кроватей. Через минуту показался Рубан:

– Вызывали, товарищ лейтенант?

– Ты что, спишь, что ли?

– Никак нет! Откуда вы взяли?

– Рахматуллин сказал.

Сержант повернулся к солдату:

– Ты чо, чуркистанец! Совсем нюх потерял?! Кто спит? Ты сказал?

Дневальный испуганно залепетал:

– Нэт, тыварыша сержант! Я сказала – вы койка смотрите…

– Чо я смотрю?

Рубан взял Рахматуллина за пряжку ремня и сильно дёрнул на себя. Боец с трудом удержал равновесие. Я вмешался:

– Э, Рубан! Прекрати!

– А что он, товарищ лейтенант, всякую херню несёт? Мы с Куничкиным в нарды играли.

– Где старшина?

– Он вроде на баню пошёл. Что, товарищ лейтенант, смотрю неважно вам? Небось во рту пересохло?

Сержант откровенно подкалывал меня, но ломать комедию было глупо:

– Есть немного. Перебрал вчера.

Было заметно, что Рубану понравился мой откровенный ответ:

– Зато поёте вы здорово! Мы слышали.

Я поморщился. Совесть продолжала давить на нервные окончания. К нам подошёл Куничкин:

– Здравия желаю, товарищ лейтенант!

– Привет!

– В магазин «Си-Си» привезли.

– Что привезли? – я подумал, что сержанты решили поиздеваться надо мной на пару.

– Напиток такой. Вкусный! Вы в Союзе не пробовали! В баночках.

– Ну, до магазина мне ещё далеко. Денег нет!

– Да какие вопросы, товарищ лейтенант, – они одновременно полезли в свои карманы, и каждый достал по несколько купюр, – вот, возьмите!

Обратив внимание, что денег у ребят много, я для себя тут же сделал вывод: бойцы здесь получают достойно!

– Спасибо, мужики! С получки отдам, – сказал я им, принимая банкноту в двадцать чеков.

– Да бросьте вы, товарищ лейтенант, – хитро улыбнувшись, переглянулись они, – какие мелочи!

В магазине, пытаясь не замечать изучающий взгляд продавщицы – миловидной женщины за тридцать, я рассматривал витрину, пытаясь сообразить, что же это такое, «Си-Си».

– Новенький? – вопрос, конкретика которого не заставляет задумываться.

– Да.

– С пятой роты?

– Да!

– Говорят, на гитаре играешь и поёшь?

– Бывает.

Мне хотелось только одного, вернее, двух: влаги и удалиться.

– А нам споёшь?

Из подсобного помещения вышла ещё одна девушка:

– Ух ты, какой большой!

Женщины рассмеялись. Первая продолжала:

– Что хочешь, касатик?

– «Си-Си»!

– Свет, смотри! Надо же! Второй день в Афгане, а уже в магазин пришёл и «Си-Си» спрашивает… Шустрый! Сколько тебе?

– Не знаю. У меня вот двадцать чеков…

– Ну!? Так это двадцать банок!

– Нет, двадцать не надо. Две, пожалуйста!

– А ещё и культурный какой!

Схватив две железные банки с каким-то неизвестным для меня напитком, я выскочил из магазина.

Соснович встретил меня в расположении роты широкой белозубой улыбкой. Я с завистью отметил про себя, что выглядел он не в пример мне отлично.

– Как здоровьечко, замполит?

В ответ я только криво усмехнулся и показал ему две банки «Си-Си».

– Ух ты! Уже в магазин сходил? А деньги откуда?

– Рубан занял. Они с Куничкиным подкалывали меня, когда я нарисовался в роте. Потом денег предложили. Я говорю – с получки отдам, а они смеются. Слушай, а сколько бойцы здесь получают?

– Ни хрена не получают! Семь чеков в месяц.

– Я не понял тогда. У них же по пачке в руках было.

– Дембеля. Поднакопили!

Что-то не очень верилось в это. Олег хитро мне подмигнул.

– Подлечиться не хочешь? Может, по маленькой?

Я отшатнулся от него. Даже мысль о спиртном вызывала рвоту.

– Не. Вчера перебрал. Хватит.

– Ну, ладненько. Тогда вечерком. Мужики вернутся, и посидим по-человечески.

Соснович опять улыбнулся:

– Командир на утреннем разводе интересовался – где новый замполит пятой роты? Я говорю: приболел малость.

Стыд снова ударил мне в лицо.

– Вот, блин, опозорился. В первый же день…

– Да брось ты! С кем не бывает! Кушнаренко сам иногда так забухает – по три дня не видим! А как трезвый – всех дерёт! Так что не бери в голову! Я вот уже на баню сходил, наши вечером придут с рейса – мыть их надо.

– Так ты говорил, что сгорела баня-то.

– Офицерская – да. Пока все в солдатской моются. Ну, ничего, скоро отделаю новую – будет лучшая в дивизии! Здесь по баням – ух! – какое соревнование! Баня – это жизнь!

Около пяти вечера Олег зашёл в ленинскую комнату, где я просматривал подшивки газет.

– Юрка! Пошли роту встречать!

Мы обошли крайний модуль. Я увидел столбы пыли над площадкой перед въездом в парк ОБМО: крытые брезентом, высокие тяжелые КамАЗы выстраивались в линию. Захлопали двери кабин. Сначала из них на землю падали бронежилет и каска, спальный мешок и противогаз, затем сыпались дымовые гранаты и шашки, боеприпасы и медицинские принадлежности, потом ещё что-то… И наконец показывался грязный, небритый, но с автоматом в руке воин. Он что-то кричал соседу, собирал в охапку свои шмотки и шёл к месту построения. К нам со старшиной подошёл маленький лохматый капитан.

– Олег, это кого ты привёл? – весело спросил он, протягивая руку мне и Сосновичу.

– Замполит наш новый.

– Да ты что?! – Ротный Климцов, а это был именно он, крутился вокруг меня, потирая руки от удовольствия. Подошёл старший лейтенант с удивительно нежным, почти девичьим лицом.

– Марков Коля, замкомроты.

– Юра. Замполит.

– Марчелло, смотри! – ротный примерился со мной ростом и оказался ровно по плечо, – Это ж просто лом какой-то! Как кувалдой своей шмякнет – бойцу кранты!

Соснович и Марков рассмеялись. Старшина добавил:

– Это что, командир! Он до нас полтора года в дисбате служил!

– Да ну?! Ну, тогда полный пиндец!

Ротный обернулся к солдатам, которые с неподдельным интересом наблюдали всю эту картину.

– Так, банда! – Климцов обратился к строю роты. Слово «банда» прозвучало не зло, а, скорее, по-братски. – У нас новый замполит! Глядите, какой здоровый! Прям как… – ротный оглянулся на меня, хмыкнул, – бронепоезд! Не советую портить с ним отношения!

Кто-то в строю засмеялся, кто-то просто хрюкнул в кулак. По глазам бойцов я видел, что страха никто не испытал. Ещё я сразу понял, что солдаты любят Климцова. Это меня обрадовало. Значит, в роте есть коллектив. Правда, какой он – воинский или бандитский, мне только предстояло узнать.

Ко мне подошли три прапорщика. «Взводные», – догадался я. От солдат они отличались только солидным возрастом. Всем троим было за сорок.

– Краснянский Миша.

– Бочковский Анатолий.

– Гергель Саша.

– Юра. Фадеев. Замполит роты.

– Да мы поняли уже. Значит Омеля отслужился. Небось пьяный уже?!

Я не успел ответить. Климцов снова обратился к роте:

– Так, оружие сдать в ружпарк – и в баню! Старшина, командуй!

Подхватив свой автомат, ротный обнял меня за плечи и повёл к модулю.

– Ну что, замполит, после баньки гуляем! Сейчас пойду, доложу командиру. Разгружаться будем завтра. А вы, комиссар со старшиной, стол готовьте!

Капитан помчался в сторону штаба. Я направился в роту.

– Товарищ лейтенант, – меня легко тронул сзади боец, – сержант Багнюк. Климцов сказал вам отдать, – он протянул вещевой мешок, который характерно звякнул и булькнул.

В каптёрке я открыл мешок: так и есть – водка. Пятнадцать бутылок. Меня удивило, что все пробки обмотаны изолентой.

– Чтобы солярка не попала, – пояснил старшина. – В баках через кордон везут. Но всё равно какой-то нефтью отдаёт. Мы эту водку «ашхабадкой» зовём. На Кушке к полевой стоянке, где наши ночуют, её фургонами подвозят.

– Кто подвозит?

– Кто? Туркмены. Они у бойцов скупают джинсы и шифон, мелочёвку всякую типа очков да жвачек. И тарят наших водкой. Что ещё-то из Союза везти? Вот поэтому, Юрок, и водятся у наших бойцов денежки. У кого больше, у кого меньше. Я когда в Афган пришёл – тут мне такие легенды про дембелей из ОБМО рассказывали! Что типа были такие ушлые хлопцы, что по увольнении из Кушки на своих «Волгах» и «Жигулях» домой уезжали.

Я в очередной раз округлил глаза:

– Как это?

– А что «как»? В принципе, очень просто! В Кушке клали деньги на сберкнижку, а не транжирили направо-налево. Вот и накапливалась такая сумма, что на машину хватало… Хотя что-то не особо я в это верю!

– Почему?

– Да это сколько ж надо туда-сюда перевезти товару… Просто физически невозможно! Не каждый же день на Кушку колонны ходят. Да и деньги уж больно большие… Не, врут, наверно!

– Олег! Ну, то, что приторговывает помаленьку народ, я понял. А откуда деньги-то берут на те же джинсы? Если получают по семь чеков…

– Вот тут уже твоя работа, замполит! Следить за нашими бандитами, чтоб не сливали духам соляру, не сдавали аккумуляторы, запаски… Ну, и так, по мелочам… Всё, охламоны, готовы продать… Правда, слава Богу, есть один негласный, но жёсткий закон – не сдавать душарам боеприпасы, гранаты, короче, оружие. Это уже великое западло! За это сами свои так отмудохают, что мама не горюй!

– А что, были случаи?

– При мне ни разу! Но, сам понимаешь, тому же нар-коше, когда плотно сидит на игле, уже насрать на все законы. Так что воспитывай этих раздолбаев!

Я с удивлением осознал, что очередная афганская страшилка не произвела на меня того гнетущего впечатления, как вчера. Наверное, мозг уже начал адаптироваться к новой жизненной ситуации. А может, несколько успокаивала та обыденность, с которой вся эта информация доходила до меня.

Вечером за дружеским столом я увидел весь командный состав пятой роты. Из всех я был самым молодым в Афгане. Ротный и взводные собирались домой, зам и старшина отвоевали почти по году. Пили меньше, чем накануне. Зато сколько интересных историй и баек из жизни автомобилистов я услышал! Побритый и причёсанный Омеля оказался замечательным рассказчиком. В его поведении, настроении, не было ни грамма уныния или обиды по поводу тех служебных неприятностей, с которыми ему предстояло возвратиться домой. На мой сердобольный вопрос: «Как теперь дальше думаешь служить?» – Славка ответил просто:

– Юрка! Да хрен его знает! Как получится, так и получится! Живут же люди беспартийными. И ничего, не помирают. Пойду «Ванькой взводным» долбить. После Афгана ничего не страшно! Были бы люди хорошие!

Климцов хлопнул своего, уже бывшего, замполита по плечу:

– Омеля! Поехали вместе! В Ленинградский округ. Я без партийного билета, может, до замкомбата дослужусь, а ты у меня ротным будешь! Зато, блин, на собрания ходить не надо! Взносы платить тоже не надо! Красота!

Все засмеялись. Мне стало чуть не по себе: так о родной коммунистической партии при мне ещё никто не говорил. Комиссарская совесть приказывала: «Встань, Фадеев! Прекрати эти крамольные разговоры!» Приказ совести я не выполнил. Наверное, если бы сказал что-нибудь подобное, то эти нормальные мужики – военные работяги, взяв меня за ухо, выставили бы из комнаты. А мне было с ними спокойно и комфортно. Я почти чувствовал себя равным в этой сплочённой команде. И это было замечательно.

На шутливое приглашение ротного вместе отправиться в Ленинградский военный округ Омеля только хмыкнул:

– На север? Ага, щас! Я – на ридну нэньку Украину! Вон только теперь непонятно как – Юрка-то с Кавказа приехал.

Всё внимание переключилось на меня. Коля Марков, оторвавшись от тарелки с жареной картошкой, спросил:

– Юр, что, правда в дисбате служил?

– Служил.

– Расскажи!

Ну вот, всё начиналось сначала.

На следующий день, на утреннем разводе, я увидел свою роту в полном составе. Бойцы как бойцы. Чернявые и белоголовые, высокие и маленькие. Худые и… совсем худенькие. Загорелые лица. Обветренные губы. Солдаты.

Меня официально представили перед всем личным составом. В строй я встал уже полноправным офицером отдельного батальона материального обеспечения. При прохождении торжественным маршем перед командиром мы с Колей шли вслед за Климцовым. Благо, что Марчелло хоть и был ниже меня ростом, но не настолько, как ротный. В противном случае картина выглядела бы комично: совсем не высокий командир, за ним – дылда замполит, и опять крепыши-малыши взводные.

Рота уехала разгружаться по частям и складам дивизии, а я пошёл к Омеле принимать дела и должность. Сонный Славка обматерил меня за то, что разбудил:

– Юрка, что, офигел совсем?! Время-то сколько?! Какие дела? Тетрадки с протоколами собраний где-то у старшины в каптёрке валяются.

– Слушай, Слав, а комсомольская организация в роте есть?

– А как же! Веремеев, младший сержант, – секретарь. И комсгруппорги взводов есть. Всё как положено!

– А партийная? – спросил и тут же осёкся: – Нет?

– Уже нет.

– Ну, ладно. Пошёл в роту.

– Иди. Слушай, давай вечером доложим, что, мол, всё в порядке: «Должность сдал, должность принял». Я тогда послезавтра и укачу!

Прекрасно понимая, что документация у Омели запущена и ничего с этим не поделаешь, я предложил ему доложить хоть сейчас. Славка обрадовался:

– Да? Спасибо, брат! Сейчас приведу себя в порядок и зайду за тобой!

Мои предположения подтвердились. В потрёпанных тетрадках царил хаос: протоколы общих и комсомольских собраний были явной отпиской, журнал учёта ротных нарушений закончил свою работу полгода назад, книга индивидуальных бесед с военнослужащими «умерла» ещё раньше. Надо было восстанавливать или начинать всё сначала.

В каптёрку заскочил Омельченко:

– Ну что, Юрок, пойдём к шефу?

– Да. Пошли!

Майор Силин встретил нас ленивым кивком головы:

– Что, рапортовать пришли? Что-то быстро. Фадеев! Неужто всё в порядке? Не поверю, что у Омельченко дела подбиты, документация в норме. А?

Омеля сузил глаза и жёстко ответил:

– Что есть – то и есть! Делать ничего не буду! Можете держать меня тут, сколько положено, но толку не будет!

Было видно, что отношения этих двух людей далеки от идеальных. Замполит батальона встал из-за стола.

– Омельченко! Ты за тоном-то следи! Не борзей окончательно. Кто виноват, что так получилось у тебя? Я, что ли?

– Да?! Никто не виноват?! Мы с Мишкой одни такие, да? А все остальные прям ангелы!

Славка разгорался на глазах. Из него, как говорится, попёрло:

– Блин, как «Омеля, водочки привези… ой, а как там джинсики сыну в отпуск…» – это нормально! А как на парткомиссии сказать, что, мол, Омельченко хороший замполит, – так язык в жопе!

– Омельченко! – Силин прикрикнул. Лицо его стало красным. Но Славку было не остановить. Видимо, он давно решил, что перед отъездом выскажется на полную:

– Ну, я – Омельченко! Что ж, товарищ майор, так сдавать своих-то? За себя очко сыграло?! – похоже, Славка уже не выбирал выражений. Мне стало неудобно присутствовать при этом разговоре. Силин зло бросил мне:

– Фадеев, выйди!

Закрывая за собой дверь, я слышал монолог Омели:

– А почему «выйди»? Что, не хотите, чтоб новенький услышал, как замполит замполита сдал?

Силин закричал в ответ:

– Да никого я не сдавал!..

Он продолжал что-то кричать. Я плотно закрыл дверь в кабинет и отошёл от неё. Мимо меня по коридору прошёл старший лейтенант. Он протянул мне руку и одновременно сказал:

– Аттестаты занеси! Я – начвещь, Олег. На кого это Силин так орёт? В первый раз слышу, чтоб он так матерился.

– Юра. С Омелей…

– А-а. Понятно. Славка решил напоследок пару «добрых» слов сказать начальнику.

– Угу.

– Чтоб не подрались ещё там!

– А что, могут?

– Ну, сейчас вряд ли. А по пьянке – свободно!