Читать книгу Времён связующая мысль - Юрий Бевзюк - Страница 5

Сложнейший феномен – Победа, – в нем бесконечны переменные, – и много надо разума отваги, чтоб к истине сквозь них пробраться… Победа мнится победителю добычей, – но побежденный должен шевелиться шибче: в итоге будто впереди развитием (да все ведь в этом мире относительно)…

Победа – есть такой закон, – побольше к побежденным благосклонна, – их заставляя шибче размышлять, как победителей и где ужать… В итоге победители – в немилости у Ники: она стагнации у них причиной! Зане Победа – стык противоречий, – и воплощение той самой «диалектики»: в итоге «черная ирония» истории, – вся суть которой разрушая – строить…

Вот так напрасно прошел века 20-го остаток – с шестидесятых – наш, – за исключеньем самым малым: – кто наделен был силою характера… И я тем паче жизни благодарен, что есть еще чем жить мне в старости, есть чем еще себя занять: могу помочь векам двадцатый век понять… 28 сентября – 6 октября 2010 г. – 16 апреля 2011 г.

________________

*Из песни на слова Сергея Михалкова «Партия – наш рулевой», мелодия коей торжественно-величавая в отдаленные годы моей молодости частенько звучала… И хотя я уже летом 64-го определил в дневнике верхи партии, как новый паразитический класс (а в 74-м подал заявление из КПСС, – грандиозными ее в прошлом делами (как поэт неявный, латентный, – всю жизнь восторг в душе неся) не мог не восхищаться. В поэзии это нашло наивысшее отражение (по моему, разумеется, мнению) в поименованном выше стихотворении, – в коем наисильнейший куплет: «Думы народные в жизнь воплощая, / в бурях крепка, как скала, / в грозных сраженьях врагов сокрушая, / партия наша росла»; выделенной строкой куплета до сих пор восхищаюсь, невзирая на полнейшую солидарность с Гафтом («Россия, слышишь страшный зуд? \ Три Михалкова по тебе ползут»). …Только бы я, для полной точности, у Сергея Михалкова расплывчато-популистское «Думы народные» (каковые всегда розны: народ это и трудящиеся – и захребетники, – искоренить коих у нас доблестно стремился век прошлый), заменил бы на «Волю трудящихся»; с таковой моей поправкою строфа выражает уже возможно точно ту судьбоносную эпоху И хотя уж лет двадцать у нас давно проклятого историей старья архинапрасная реставрация, – но впереди – без сомнения (под угрозой всеобщего нет!) – к тем великим идеям возвращение…

8 сентября …Поскольку езжу уже четвертый год не далее Надеждинской, то пополняю свою четвертую библиотеку отобранной второпях букинистикой из тамошнего книжного магазина в двух-трех моих на люди вылазках Оттуда и 128-страничная «Избранного» С. Михалкова книжица, 1975-го года выпуска В ней, помимо того, что Сергей Владимирович с 1913-го, моего отца ровесник, – очень для меня интересная характеристика Александра Фадеева, которая ярко характеризует и самого Михалкова Сергея – и, в Гафтовском преломлении (см. начало под * пояснения), – не только михалковский род весь, – но и всё российское высшее холопство с самого его зарождения… Видна вся недалекость михалковского ума – при несомненной службистской талантливости, – вплоть до высших проявлений: шедевров поэзии отца Сергея (актерства – но уже не режиссуры сына Никиты, – и уже откровенного сексизма другого сына, забыл имя… Андрона, вспомнил):

«Решающую роль в моей литературной судьбе сыграло знакомство с замечательным человеком и писателем А.А.Фадеевым. … Он был щедр и скромен, добр и отзывчив, резок и принципиален… даже …когда в чем-либо ошибался. Он любил читать вслух стихи, петь протяжные русские песни, бродить с ружьем по лесам и болотам, общаться с друзьями. Он умел спорить, защищать то, что ему нравилось, и нападать на то, что было противно его натуре. … Он был демократичен в самом прямом смысле этого слова, и его подкупающее человеческое обаяние покоряло собеседника раз и навсегда. … Таким я знал Александра Фадеева на протяжении двадцати пяти лет. Мне было 23 года, когда я, почитатель его „Разгрома“, опубликовал в „Огоньке“ стихотворение, посвященное А. Фадееву. Это ему не понравилось (право на восхваления в стране имел лишь один человек! – Ю.Б.). Он заподозрил начинающего поэта польстить ему, одному из руководителей Союза писателей. Увидев автора, он так и сказал ему, глядя прямо в глаза…».

Разумеется, всепобеждающая михалковская искательность, вкупе с юношеской обаятельностью победили быстро некоторое фадеевское к искательству отвращение, – все вскоре же, несомненно, стало совсем о`кей… Мой к Фадееву в том интерес, – что в нем отражается суть 20-го века… (Кроме того – где он в юности партизанскими тропами ходил, – я, через 37 лет, путешествовал) … Строка, чуть выше выделенная курсивом, о врожденной демократичности Фадеева, – отражает в нём и со Сталиным общее: то есть демократичность та была сущностная, не показная, – из самых глубин духовного* нутра… То была демократичность рыцарственная, боевая, – потому беспощадная… В жизни она прикрывалась самыми разными психологическими ипостасями – в зависимости от общественных обстоятельств, – но все силы личности к главной цели направлялись – освобождению трудящихся… Великие цели достигаются лишь к себе и другим беспощадностью… Все Это проясняет также сродство Сталина с Лениным весьма важное: как то – ненависть последнего к тунеядцам-попам, – и гнев сталинский к перерожденцам-соратникам, из рыцарей революции пролетарской переродившихся в животных- пи… дострадателей»… _____________

*Людство – огромнейший есть рой, – скрепленный не вещественным – духовным… Не запахами-феромонами, как муравьи и пчелы: идеями-эмоциями, – стремлением обеспечить в людстве – довление человеческого… Что к правде есть стремление, – к красоте между людьми отношений…

Михалков Сергей не только превосходной аллитерацией, – по-моему, наиболее созвучной грозовому 20-му веку («в грозных сраженьях врагов сокрушая, партия наша росла»), – в ней более чем даже в симфониях Шостаковича и Оннегера слышатся раскаты тяжких канонад, планету сотрясавших, и скрежет страшный грандиозных сражений танковых (все-таки, поэзия – царица искусств!: – в восьми всего словах – суть века судного; но сам автор по своей природе холопской этого не мог ни понять, – ни даже прочувствовать: тому доказательство – дебильный новый гимн, доказательство немного ниже), – но и соавтор, наряду с Регистаном великого СССР Гимна, – редактором которого был сам Сталин, – тоже в юности поэт, опубликовал по-грузински и предчувствие своего возвышения выше самых высоких гор, и грядущей (возможной) гибели отравлением от людей, которым слишком тяжела несомая им правда, – это Иосиф Джугашвили опубликовал в 17 лет; позднее он был захвачен всецело грандизнейшей поэзией колоссальнейшего политического действия, каковое происходило только один раз в истории всей человечества (и в Гимн СССР, эпохе соответствовавший, внес существенные уточнения)…

И вот Михалков Сергей, более всех из русских поэтов (Федора Глинки, разве, тоже пережившего 90-летие, за исключением) одарен долголетием, – пишет гимн и «новой» России: – от «старого» энергичного Гимна отличие ухудшительное разительное! В том разве «сплотила навеки великая Русь» несколько самонадеянно, – в новом… лепет какой-то детский, притом с реальностью в постыдном расхождении… «широкий простор для мечты и для жизни грядущие нам открывают года» – после 25-ти уже не мечтают люди самостоятельные, – маниловы разве; что простора касается – попробуйте оформить на «дачный» участок без дачи на лапу «кадастр»!.. И совсем уж дебильные, сверхлицемерные слова: «одна ты на свете, одна ты такая, хранимая богом родная страна» того же самого автора, – некогда написавшего: «Слава борцам, что за правду вставали, знамя свободы (в том числе и от мракобесия поповского – Ю.Б.) высоко несли, партию нашу они создавали, к цели заветной вели. Долгие, тяжкие (и поповским засильем! – Ю.Б.) годы царизма жил наш народ в кабале. Ленинской правдой заря коммунизма нам засияла во мгле»…

В позапрошлом еще январе, отслушав нынешний гимн чуть свет в «модерновом» издевательском, пожалуй, исполнении, – и без того в самом нестерпимом диссонансе мелодии величавой (бывало, лет в 15, заслышав Гимн, даже вставал) дебильно-детским, мракобесным словам текста, – в негодовании сочинил за час снаружи на морозе на сопке, «на дровах», основу своего обращения к России (с прицелом на текст грядущего гимна, – когда, наконец, выздоровев, страна сбросит все же – сто лет назад отжившего старья – корыстно-лицемерно-бездарных реставраторов); после ряда, понятно, более чем трехлетних поправок, текст окончательный: