Читать книгу Штормовое предупреждение - Юрий Иваниченко - Страница 11

В Симферополе, на углу Караимской и Одесской улиц, недалеко от лавки с табличкой «КЕРОСИНЪ», остановился милицейский патруль. Три человека: один в шинели и обмотках, другой в бушлате и форменных – только английской армии, – ботинках и заломленной кубанке без кокарды, а третий, старший, в перехваченном офицерским ремнем с кобурой цивильном пальто с бархатной опушкой по воротнику.

Место было выбрано достаточно удачно, – и чтобы покурить, и чтобы проверять документы у проходящих по обеим улицам. А проходило достаточно много: и к обедне в недальний православный собор или в армянскую церковь, и на призыв муэдзина в мечеть, по легенде, наделившую город прежним, допотёмкинским названием Ак-Месджит, и к главной караимской кенассе[3]. Шли и дальше вниз, по Одесской улице – кто к хоральной синагоге на Салгирной, а кто просто в деловую часть города.

Несознательный богомольный народ, всё больше старушки в платочках или хиджабах – смотря кто куда направлялся, – старички да аксакалы, интересу у троих милиционеров особого не вызывали. Так, останавливали кого помоложе и попримечательнее, проверяли документы и отпускали с богом. То есть к тому из богов, на молитву к которому несознательные гражданки и граждане и направлялись. Тех же, кто шёл с пустыми бидончиками или какой ещё посудиной к керосиновой лавке, или с полными – от неё, останавливали чаще, но тоже выборочно: молодок, с которыми можно словцом-другим перекинуться, а то и шлёпнуть легонько пониже спины, чтоб следующий раз не забывала документ дома на комоде, или же мужиков призывного возраста – чегой-то не на работе или службе средь бела дня?

Так вот и остановили прилично одетого мужчину лет сорока, вышедшего из керосиновой лавки с бидончиком.

Тот не выразил никаких особых эмоций, спокойно поставил на мощённый мелким булыжником тротуар пахучий бидончик и предъявил удостоверение.

Старший патруля прочитал вслух:

– Игнатенко Николай Игнатьевич, мещанин, 37 лет, проживает в Симферополе по улице Салгирной в доме Казакевича. Керосинчиком балуетесь, гражданин Игнатенко?

– Да, вот керосин приходится жечь. Я комнатку снимаю. Жить можно, а со светом проблемы – окошко маленькое.

Вдруг один из патрульных, тот, который в бушлате и не слишком уместной кубанке, спросил, приглядевшись и прислушавшись:

– Давно ли мещанином стали, ваше благородие?

Гражданин, который Игнатенко по документам, громко, даже слишком громко воскликнул, глядя на милиционера в английских ботинках, флотском бушлате и кубанке:

– Помилуйте, какое такое «благородие»? Я на телеграфе служу и сейчас же… – и отступил на шаг, будто собираясь бежать.

– Стоять! – прикрикнул старший патруля, а милиционер в обмотках мигом сорвал с плеча кавалерийский карабин и передёрнул затвор.

Гражданин, который Игнатенко по документам, замер.

– Так он что – благородие? – повернулся старший патруля к бушлатнику. – Ты, что ли, его знаешь?

– Да видел в Керчи пару раз, – подтвердил неделю как милиции рядовой Дьяков, поступивший на эту службу после малоудачного артельного труда в Керчи.

А в совсем недалеком прошлом был Дьяков бойцом отряда «зелёных» под командованием Лёхи Мокроусова, да осознал и раскаялся он одномоментно с командиром.

– При погонах и в мундире, – добавил Дьяков. – Капитан по какой-то морской службе.

– Да что вы, какая такая Керчь? – начал гражданин, который Игнатенко по документам. – Меня уже сто раз проверяли…

И вдруг, улучив момент, когда все трое патрульных смотрели друг на друга, а карабин и вовсе в сторону, выхватил своё удостоверение и рванул вниз по Одесской.

– Не стрелять! – крикнул старший патруля и с неожиданной прытью бросился следом. А тут ещё беглец чуть замешкался – пятеро богомолок остановились и невзначай почти что перегородили неширокую Одесскую улицу, – и погоня на том и закончилась.

Старший патруля, с разгону толкнув в спину, свалил «Игнатенко» на мостовую, а тут и остальные патрульные подоспели…

Бидончик с керосином остался на тротуаре. Но ненадолго: проходившая мимо тётка в тёплом платке подхватила, не замедляя шаг, весьма ценную в полуголодном городе «добычу» и, перейдя Караимскую, скрылась в ближайшем переулке.