Читать книгу ЛУЧНИК. Книга пятая. Часть 1. Под созвездием Волка. Рождение Государя - Юрий Каранин - Страница 12

Гнилого Следопыт узнал по распухшему носу, хотя и другого налетчика нос не на много краше был.

– Жаль, что тебя повесят раньше, чем доберусь до тебя. – Прошептал Гнилому Следопыт, но тот только хмуро усмехнулся.

Все дальнейшее слилось для Следопыта в калейдоскоп из растерянных лиц, и криков, сопровождаемых оглушительным звоном в голове.

Нет, он отчетливо видел, как метнулась к фигуре Гнилого Ленарис – и ногтями вцепилась ему в лицо. И это ….

Поговаривали, что Гнилого побаивался даже Пес. Он был способен убить любого, кто ему чем-то не понравился. И, все же, у Гнилого были такие покровители, что самое большее, что он получал за свои выходки, – суток десять тюрьмы.

От порыва Ленарис растерялись, в первую очередь, стражники. От растерянности они ослабили захват, – и Гнилой рывком освободил свои заведенные за спину руки. Откуда-то в его руке возник нож, но сейчас для него спасение жизни было важнее задания Пса. Левой рукой он обхватил грудь Ленарис, и… нож выскользнул из его руки.

Следопыт, как в тумане, видел, что Гнилой медленно оседает на землю, увлекая за собой и Ленарис. И уже не он, а Хромый выхватывает из рук Гнилого жену.

Следопыт не замечает, что и сам начинает оседать вниз, И его подхватывают также, как Хромый Ленарис.

Следопыт, наконец, вырвался из крепких рук, – и словно от порыва свежего ветра, рассосалась мутная пелена перед глазами.

Первое, что разглядел Следопыт, – так это – богато одетый … – ну, как же, да это же Краст – городской Вершак, узнал Следопыт.

– За самосуд требую арестовать. – Прорываются, наконец, и звуки.

– Это невозможно. – Ну, полковника-то невозможно не узнать ни по фигуре, ни по голосу. – Мертв ваш племянник.

– Я требую арестовать убийцу. – Взвился в истерике Вершак.

– Так я и говорю, мертв он. – Мягко проговорил Полковник.

Следопыт увидел, как у Вершака медленно расширяются глаза. Он понимал, что происходит что-то неординарное, непра….

А посему вовремя увидел, как площадь перед тюрьмой пришла в непонятное движение.

Нет, сама площадь тут же выровнялась, а в движение пришли военные.

И… Вершак еще брызгал слюной, требуя арестовать полковника, но уже городская стража переходила на сторону армии.

– Тебя повесят. – Все еще не понимал происходящего Вершак, но его самого уже мягко оттесняли в направлении тюрьмы.

К вечеру бурлил не только город, но и штаб.

Еще бы! Никогда такого не бывало.

А на полковника было больно смотреть. Но «если бы кто-то заглянул в его душу!». Все там было, не было только радости. Честно говоря, он был настолько мирным человеком, что иногда испытывал угрызение совести, что занимает чужое место. Но его откровенно любили, поскольку был он в силу своей доброты справедлив. Он, признаться, догадывался, что от его имени, хоть и редко, осуществляются смертные казни, – он знал это, поскольку под такими бумагами должна быть его подпись. Он иногда видел эти бумаги, но, откровенно, не помнил, когда их подписывал.

Сегодняшний конфликт – тоже результат его характера. Не стерпел несправедливости. Это-то – в порядке вещей. Но откуда в нем появилась эта смелость, – или безрассудность?

Вершак испокон веков назначается сверху. Его, по закону, можно заменить, но для этого требуется выборный сход. Тут-то все и заканчивается: пока сход готовится, зачинщики либо оказываются в тюрьме, либо пропадают.

Либо умирают. Банда Пса хорошо умела это делать.

Полковник медленно подошел к окну. Его увидели, – и все стали один за другим подниматься, но строиться не начинали.

Что-то будет завтра? В гипотетическом завтра, И в завтра действительном.

Возможно, уже завтра его закуют в оковы, либо повесят.

Полковник отошел от окна, постоял немного посреди комнаты, затем вышел к сотникам.

Окинув помещение, он понял, что и до его выхода разговоров серьезных не было, но подавленное состояние ощущалось во всем.

Все ждали его слов, но что он мог им сказать? Нечего было сказать, нечего. Что подставил их? Этим же оправданием все еще глубже сдвинуть можно. Сказать, что …?

Не все, однако, сотники в штабе.

– А где Трубач?

Все начали многозначительно переглядываться, – и пришлось повторять свой вопрос.

– Свою сотню на учения повел. – Наконец, ответил писарь.

Но теперь уже не переглядывание последовало, а облегченный вздох.

– Та-ак! – Протянул Полковник. – Что все-таки происходит? Где Трубач?

– На Красных Раскопах он. – Тихим голосом ответил Отан.

Полковник пождал-пождал продолжения ответа, не дождался, да и вдарил кулаком по столу писаря.

– Мне что? По очереди в кабинет вас вызывать?

– Да там он учения и проводит.

– Почему там? – Но запоздал ответ, – самому стало ясно, почему. Тому, кто из столицы поедет, Раскопы никак не объехать.

– У нас что? – общее помешательство? – Давненько не бывал таким Полковник: лицо побагровело, «дым из ноздрей пышет». – Я начал – я и отвечу.

– А отвечать-то и не за что. – Сделал хитрющую ухмылку сотник-артиллерист. – Смекнули мы, что Вершаку опасность грозит, – вот, и спрятали его от греха подальше.

– Этим ты МНЕ зубы заговорить можешь. – Возразил Полковник, но, как отметили многие, расслабился-таки. – Сотню Трубача назад вернуть немедленно.

– Никак нельзя, – сегодня ночью столицу совсем пожгли. – Отозвался из своего угла Стольник. – Нарочный и отдыхать не стал: бумагу вручил, – и сразу в обратный путь ускакал. Велено полк в поход собирать.

Сотня Трубача, однако, не на учения ушла, а в заслон.