Читать книгу На ладожских ветрах - Юрий Колонтаевский - Страница 3

Кабинет Замятина, начальника специального конструкторско-технологического бюро опытного завода. Просторная комната, стол самого начальника, поодаль – длинный стол для заседаний. Стулья вдоль стен и стола. Задняя стена кабинета – широкое, от пола до потолка окно. В окно видна территория опытного цеха – обширное пространство с редкими чахлыми деревцами. На отдалении – обвалованная мастерская, над валами возвышается только плоская ее крыша, по валам расставлены громоотводы. С наружной, видимой зрителю стороны вала бункер для наблюдателей – пультовая под бетонным козырьком – навесом.

За столом, сутулясь, сидит озабоченный хозяин кабинета Замятин Иван Егорович. Перебирает бумаги, раскладывая их в стопки – по важности.

На пороге возникает странная, пришибленная фигура. Это Охлобыстин, начальник первого отдела. Небольшого роста, щуплый, незаметный и довольно старый, но взгляд пристальный, цепляющийся, привыкший подмечать мелочи. Он неловок, потому что изрядно пьян. В руках у него стопка свежих газет и писем – утренняя почта. Молча подходит к столу Замятина, все это укладывает на свободный уголок стола. Одну газету разворачивает и помещает перед начальником, наводит на столе порядок, обходя его по кругу. Чувствуется, что он проделывает эту процедуру каждый день, и ему не нравится беспорядок, неизменно возникающий в подопечном хозяйстве. Он жует губами, бубнит самому себе что-то неразборчивое.

З а м я т и н (раздраженно). Ну чего ты мельтешишь? Не надоело? Уходи, без тебя тошно.

О х л о б ы с т и н (невозмутимо, продолжая бубнить). То-то и оно, что без меня тошно. Ты это правильно подметил, угодил, считай, в самую точку. Как ты без меня-то? Ты-то сам-один на что годен? Вот и теперь… Приехал, понимаешь, какой-то хрен с бугра, а у тебя уж и поджилки того… По идее у меня должны трястись эти самые поджилки, мать их за ногу… Так что сиди, не вякай. Не твоего это ума дело, умник, это дело дипломатическое, оно особенного подхода требует…

З а м я т и н (почти кричит, перебивает). Ну что ты несешь?

О х л о б ы с т и н (взрывается). Я несу? И это говоришь мне ты? Тля поганая! Тогда давай сызнова. Давненько не прочищал тебе мозги… Напоминаю по порядку. Когда я этого козла вязал и пускал в разделку, ты, дружок евонный, в каком образе предо мною стоял? Что говорил, что подписывал, помнишь ли, скотина? А я напомню тебе, не постесняюсь: ты натуральный поклеп подписывал – классический поклеп. Доносом называется. Теперь вдруг засвербела душа? Ясно же как божий день. Знаешь, разбойник, что в моем архиве все целехонько, ни одна бумажка не утрачена, уж я постарался… И ведь как далеко смотрел ‒ предвидел, теперь пригодилось. Ты на моих глазах закопал человека. Жевал сопли, мямлил о революционной бдительности… Сучий потрох… Ладно я. Мне по должности положено отлавливать всякую шелупень, и неважно, что я думал обо всем этом, но ты-то, красный специалист, можно сказать, ты-то – как же ты так промахнулся, пес? Заодно хапанул бабу, не побрезговал – с чужим-то брюхом. Это как называется? А? А что как захочется этому, который с бугра, ознакомиться, так сказать, с истоками?..

З а м я т и н . Ты же мне сам сказал, что она следом пойдет, если…

О х л о б ы с т и н . Нашел оправдание? Ничего такого я не говорил. Я дал понять, что лишний довод не помешает, чтобы ты посговорчивей был, а вот говорить не говорил. Сам придумал – себя успокоить. Теперь что же, из обоймы желаешь выскочить? Ничего у тебя не выйдет.

З а м я т и н . Ничего я не придумал. Ты меня сразу вызвал и сказал… Ты не помнишь…

О х л о б ы с т и н . Черта с два, я все помню. Дурак ты, дурак. Они же не расписанные жили, башка, так хороводились, по-скорому.... Вот ежели бы расписаться успели, тогда другое дело, тогда бы ни тебя, ни меня и спрашивать не стали, а взяли бы заодно, чтобы племя, значит… пресечь. Понял, нет? Ты же задолго до того глаз на нее положил, я не слепой – видел. Облизывался как кот на сметану… Немудрено, баба классная…

З а м я т и н . Что мне делать теперь, умник?

О х л о б ы с т и н . А ничего. Сиди на заднице как ни в чем не бывало, помалкивай. Главное – помалкивай. Мы с тобой не прохлаждались, тоже хватили лиха, пахали не за страх, а за совесть. А в войну? Немец по территории чуть ли не прямой наводкой шпарит, головы не поднять, сами – доходяги, а продукцию гоним, да еще какую продукцию – вся, почитай, под микитки этому самому немцу. Помнишь, как тебя контузило и засыпало? Едва откачали. Хорошо еще, этот раздолбай Рабинович вовремя подвернулся, мастак парень, мигом в чувство привел. Мы его позже разоблачили. Ничего, он и там не пропал, как ни крути, а Рабинович всюду Рабинович. Прошлый год явился, память, вишь, ожила, потянуло в знакомые места, все ходил, вынюхивал. Мне докладывали. Человеком стал, книжки писать натыркался. Меня увидал, аж в лице переменился, руки не протянул, скотина. Шкурой помнит мою обработку, медик хренов. Мы с тобой работали, и хорошо работали. Сколько одних диверсантов переловили – пропасть… Тебе орден за что дали? За пороха, за тол? Ничего подобного. Один я знаю, за что. А Николай, что ж, Николай действительно пострадал безвинно, соглашусь. Так не высовывался бы, сидел бы тихо, авось и пронесло бы. Куда там, невтерпеж ему, видишь ли, правду искать схотелось, правдоискатель долбаный. Ненавижу таких, им, оказывается, больше всех надо. Вот и поныне от них происходят все наши беды, от этих уродов с квадратными головами. Уж я ли не повидал недоумков… во всевозможных ракурсах, мать их, перемать…

З а м я т и н (тоскливо). Страшный ты человек, Охлобыстин. Страшнее человека не знаю.

О х л о б ы с т и н . Во мне ничего страшного нет, Ваня. Сказки все это, не слушай – бред. Я строг, этого не отнимешь. Я очень строг, ежели мне поперек стать… Жаль, что у тебя нет опыта общения со мной с глазу на глаз. Вот тогда ты сообразил бы, что я вовсе… не страшен…

З а м я т и н . Упаси бог. Ты… пальцы людям ломал… не страшно ли? Бодягин рассказывал, будто была у тебя приспособлена дверца такая. Туда пальцы совали, а ты как прижмешь неожиданно и… всмятку. Можно ли пальцы живому человеку ломать? Как же они кричали при этом…

О х л о б ы с т и н . А не упорствуй. Упорство до добра не доводит. Этот козел Бодягин у меня еще допрыгается. Мало ему, видать, перепало. Пускай благодарит, что живым ноги унес. Вот скажи на милость, какого черта он сюда притащился, ведь определили на жительство в Казахстане, вроде хорошо устроился, семьей обзавелся, детками, так нет, сюда потянуло… Романтик хренов. Дай срок, займусь этой персоной. Прописки не получит ни в жизнь, а уж комнату свою – тем более. Вишь, чего захотел. Дудки. Дураков нет, чтобы комнаты отнимать у заслуженных тружеников, у наших активистов и отдавать черт знает кому. Нам товарищ Игнатьев помогал безотказно. Мой, можно сказать, актив. И зачем Бодягина взяли на работу, не понимаю директора. Жалко стало? Он-то, приди его время, не пожалеет. До чего же упорный, гад. Представляешь, не углядели, как прописался временно, на той стороне Невы, каждый день на пароме – туда и обратно. Теперь вознамерился здесь прописаться и на постоянно. А хрена не хочешь?

З а м я т и н . Интересно, а ты теперь слышишь голоса тех… кого дверцей?..

О х л о б ы с т и н . Опять за рыбу гроши? В который раз говорю – нет, не слышу. Представь себе, ничего такого не слышу. Голоса, сновидения – сказки для слабаков. Мы руководствовались революционной законностью, остальное – по фигу. Как же свободно дышалось тогда. Руки были развязаны, все твои вины – прошлые, будущие ли – приняли на себя другие, у которых власть и ответственность. А ты всего-навсего винтик жалкий, крутишься, вертишься, ввинчиваешься, вывинчиваешься…

З а м я т и н . А что – как явятся те, которых ты… дверцей? Явятся и предъявят счет. Как будешь выкручиваться?

О х л о б ы с т и н . А выкручусь, Ваня, не боись, Иван – найду, что ответить. За мной не залежится… А вот ты как?

З а м я т и н . А что я? Я дверцей не заведовал.

О х л о б ы с т и н . Ты, хитрован, рядышком отирался. Ладно, Ваня, шутки в сторону. Ну и что, что начальник главка, подумаешь – птица… Было времечко мы таких… волоком по коридору, идти уж не могли, к стенке, бывало-че, прислонишь и… в затылок. Меня частенько на Литейный звали, когда запарка… Выручал товарищей. Да, когда волоком, орали здорово, чуяли паскуды, чем пахнет… И, что показательно, мочились. Все мочились, не веришь?.. Бабы – те мочились скоро, чуть надавишь, а эти – стойкие, но в конце ломались… герои хреновы.

З а м я т и н . Прекрати!

О х л о б ы с т и н . Не будь слабаком, Иван. Слабаки – они первые в очереди… Так что смело гляди в глаза… Мы не в детские игры играли, мы власть берегли. Без нас что было бы, представить страшно. Войну бы проиграли, уж это как пить дать…

З а м я т и н . Что-то ты сегодня разговорился. Молчишь, молчишь, а тут как из прорвы… Ладно, некогда предаваться воспоминаниям. Поеду встречать… А не хочется как, если б ты знал. Плюнул бы на все, закатился бы на охоту…

О х л о б ы с т и н . Так охота еще не открыта.

З а м я т и н . Это я так, к слову. В листья мне хочется закопаться, и чтобы до весны не нашли…

О х л о б ы с т и н . Ладно, пойду. Ты держись, Иван. Если что, информируй. Подключусь, пособлю.

З а м я т и н . Чур меня… Постой. Я тебе вот что хочу сказать, Ваня. Ты того… на глаза ему хотя бы не попадайся. Нам только рукопашной не хватает…

О х л о б ы с т и н . Не боись, тезка, я пока что стою на ногах крепко… Что касается рукопашной, очень даже пожалуйста, как говорится. Всегда готовы…

Охлобыстин плетется к двери, постепенно распрямляется до военной выправки, выходит. Одновременно слышны уверенные щелкающие шаги – в кабинет входит Ольга Владимировна Карякина – вся порыв, энергия, сжатая пружина.

К а р я к и н а (с энтузиазмом). Дорогой шеф, кажется, утряслось. Ребята готовы провести загрузку вручную.

З а м я т и н . Кто же такие смелые?

К а р я к и н а . Слава и Алик.

З а м я т и н . Они, помнится, из института по распределению?

К а р я к и н а . Да. Это важно?

З а м я т и н . Именно. У нас нет права предлагать им работу, связанную с риском для жизни.

К а р я к и н а . Да какой же здесь риск? Ведь только на стадии загрузки…

З а м я т и н (терпеливо объясняя). Несколько лет назад, ты еще не работала у нас, при зачистке пьяной бочки рабочий вместо медного взял стальной молоток. И где он, дубина стоеросовая, откопал этот поганый молоток? Мы тогда не досчитались сразу четырех ребят. Старшему, Павлику, было двадцать шесть. А ведь габарит уже отлили и вывезли. Регламентные работы всегда выполнялись вручную, экономили растворитель и время, конечно… Казалось бы, никакой опасности. А получили четыре полупустых гроба, четыре вдовы, трое ребятишек-сироток. Я не хочу брать ответственность на себя. Последняя авария, уже при тебе, слава Богу, без жертв.

К а р я к и н а (заметно волнуясь). Я была у директора. Он одобрил это решение.

З а м я т и н (внимательно разглядывает Карякину, точно видит впервые). А ты, смотрю, самостоятельная… расторопная, вот и к директору побежала… без моего ведома…

К а р я к и н а . Он сам вызвал меня.

З а м я т и н (сухо). У него есть такое право, а у тебя обязанность – доложить непосредственному начальнику, то есть мне, что идешь к директору. Напоминаю, потому что ты начинаешь об этом забывать. Я должен быть в курсе, о чем ты собираешься толковать, понятно?

К а р я к и н а . Понятно.

З а м я т и н . Вот и договорились. А ты знаешь, это же хорошо. Вот пускай он и подписывает временные инструкции. В них должны быть упомянуты люди.

К а р я к и н а . Зачем же упоминать людей, если только при загрузке?

З а м я т и н . А много ли остается после загрузки? Или людей на самом деле не будет? Ладно. Мне теперь некогда, я уже опаздываю. Начальник главка не должен ждать, еще успею встретить на границе. А вы готовьте испытания, готовьте. На всякий пожарный случай.

Час спустя. Вновь те же щелкающие шаги, в кабинет входит Карякина – та же уверенность и напор. Следом идет Юрий Андреевич, представитель Института и разработчик рецепта топлива.

К а р я к и н а (на ходу). Жанночка, шеф звонил?

Голос Жанны из приемной. Нет, Ольга Владимировна.

К а р я к и н а (возбужденно). Подождем. Садитесь, Юрий… простите, все никак не запомню вашего отчества…

Ю р и й А н д р е е в и ч . Андреевич.

К а р я к и н а . Так вот, Юрий Андреевич, сегодня все решится. В том числе быть нам или не быть. (Смотрит на часы). В эти именно минуты. Странно, никогда так не волновалась… Как перед экзаменом. Нам долго не везло…

Ю р и й А н д р е е в и ч . Наслышан.

К а р я к и н а . И что же говорят? Нет, вы не подумайте, будто мне не терпится вызнать… Просто интересно.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Я читал заключение комиссии.

К а р я к и н а (перебивает раздраженно). Бумажки я тоже читаю, а, бывает, составляю сама. Не в них суть, есть кое-что кроме.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Кроме – только слухи.

К а р я к и н а . Неважно. Иногда в них есть то, что необходимо знать…

Ю р и й А н д р е е в и ч . Ясно. Так вот, вкратце слухи сводятся к тому, что сначала вы напороли с проектом переоборудования старой мастерской, а уж затем благополучно подняли ее на воздух, чтобы, как говорится, концы в воду.

Дверь отворяется – в кабинет заглядывает Леха, муж Карякиной.

Л е х а . Мама… оказывается, ты здесь? Я вот заявление приволок. Как сказала. Подпиши. А папашки, что, нету?

К а р я к и н а . Подожди в приемной, он скоро будет, тогда и подпишем.

Л е х а . Мама…

Карякина. Иди!

Леха, кивнув, скрывается.

К а р я к и н а . Значит, так и болтают? Что ж… этого следовало ожидать. И все – Дима.

Ю р и й А н д р е е в и ч . При чем здесь Дима?

К а р я к и н а . А вы что, не знаете? Между нами война не на живот, а на смерть. Никаких сил не осталось…

Ю р и й А н д р е е в и ч . У Димы действительно зуб на вас, но болтать…

К а р я к и н а . Конечно, мужская солидарность, понимаю. Если бы еще дело не страдало от этой самой солидарности. Впрочем, плевать. Дима меня терпеть не может, но ведь это же не причина, чтобы работать спустя рукава. Так?

Ю р и й А н д р е е в и ч . На него не похоже.

К а р я к и н а . Еще как похоже. Дима не может согласиться с подчиненным положением – убежденный анархист, подчинение его угнетает. А уж подчиняться женщине, бабе, как он говорит, и вовсе позор. Между тем я сплю и вижу, как он избавляется, в первую очередь, от подчинения мне. Я даже проявила инициативу – предложила организовать отдел автоматики. Специально для него. А что? Почему бы нам всерьез не заняться автоматизированным управлением технологическими процессами? У вас в НИИ есть такой отдел?

Ю р и й А н д р е е в и ч . Есть. Я его в меру сил возглавляю.

К а р я к и н а . Вот и у нас должен быть. Я согласна отдать ему десяток единиц для начала. Дальше так работать нельзя… Он на меня бочку катит… Заметили – я уже усвоила жаргон… Впрочем, я тоже не остаюсь в долгу. Так и существуем. Я ему выговор за невыполнение плана, он – в отместку – муженька со двора сведет, накачает до полусмерти, на ночь пристроит в милицию – вот и квиты. Но ведь кто-тo не выдержит… Жанночка!

Ж а н н а (заглядывает в кабинет). Слушаю, Ольга Владимировна.

К а р я к и н а . Вам не трудно пригласить Дмитрия Ивановича?

Ж а н н а . Не трудно.

К а р я к и н а . Если мы не проведем эти испытания, нам крышка. Разгонят к шутам.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Так уж и разгонят?

К а р я к и н а . У Замятина докторская горит, у меня… и не знаю, что, – но тоже горит. Райком на низком старте. Первый не удержался, доложил в обком, там поставили на контроль. Ребята с периферии на пятки наступают. Вы мне вот что скажите, Юрий Андреевич, вы ведь работали с этой рецептурой…

Ю р и й А н д р е е в и ч . Да, но с малыми объемами. У нас нет большой мешалки, к тому же, центр города – никто не позволит…

К а р я к и н а . При чем здесь объем?

Ю р и й А н д р е е в и ч . Как при чем? Эта рецептура требует сверхинтенсивного перемешивания. Мы применили малую шнековую мешалку. У вас пьяные бочки, объем большой, но пьяные бочки для промышленных объемов едва ли годятся. Здесь нужно что-то другое…

К а р я к и н а . Вот это новости! А вы не шутите? И почему же, интересно знать?

Ю р и й А н д р е е в и ч . Я же сказал: темп перемешивания должен быть на порядок выше.

К а р я к и н а . Ну, это еще не довод.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Что ж, как знаете.

К а р я к и н а . Мы никогда не работали на предельных скоростях, некоторый – и немалый – запас, я думаю, есть.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Вы никогда не работали с новыми рецептурами. Чем гарантируется промес? Что вы знаете о температуре и однородности объема при перемешивании и полимеризации? Врезали десяток датчиков и успокоились? На десять кубометров десять точек измерения температуры? А инерцию ваших датчиков учли? А температура охлаждающей воды на входе и выходе? На входе у вас обычный водопровод при температуре воды едва ли не десять градусов. Не годится. Нужна холодильная установка. Уж я не говорю о вязкости, вы даже косвенно ее не измеряете. Как видите, сплошные вопросы…

К а р я к и н а . Мы используем промышленное оборудование, другого нет.

Ю р и й А н д р е е в и ч . О новой рецептуре вы не вчера узнали, а мастерскую спроектировали под старую. Я говорил с Димой, он того же мнения.

К а р я к и н а . Ах, оставьте, оставьте. Опять этот Дима…

Ю р и й А н д р е е в и ч . Дима предлагает отложить испытания, и он прав.

К а р я к и н а . Не вздумайте занять подобную позицию.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Почему же? Я, правда, пока не выслушал всех доводов, но в том, что Дима рассуждает здраво, у меня нет ни малейших сомнений.

К а р я к и н а . Валяйте. Только потом пеняйте на себя.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Ольга Владимировна, одну мастерскую вы подняли на воздух, и вам сошло с рук. Теперь вы решили повторить? Наблюдается некая система. Что ж, в конце концов, вы хозяева в своем доме. Но меня-то зачем вызвали?

К а р я к и н а . Вы ведете эту тему у себя. К тому же ваша диссертация…

Ю р и й А н д р е е в и ч . Какая еще диссертация? Мы надеялись рано или поздно довести рецепт до ума. Если бы вы знали, какого труда стоило выбить испытания на опытном оборудовании. Серийное производство для таких целей не годится, да его и не остановишь…

К а р я к и н а . Но только что вы несли по кочкам наше оборудование…

Ю р и й А н д р е е в и ч . Объясняю. У меня на столе проект, подписанный вами. Рядом с ним техническое задание на проектирование, согласованное с нами. Судя по этим бумагам, оборудование разрабатывалось специально для испытаний новых рецептур. Теперь выясняется, что допущены настолько серьезные отступления от вашего же проекта, что ни о каких испытаниях не может быть и речи.

К а р я к и н а . Незначительные отступления есть всегда.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Незначительные – да. Но вы допустили принципиальные.

К а р я к и н а . Что же вы молчали?

Ю р и й А н д р е е в и ч . Весной, когда все только начиналось, я пытался поговорить с вами. Вы пребывали в странной эйфории и не стали слушать, попросту отмахнулись. А ведь тогда еще была возможность откорректировать разработку.

К а р я к и н а . Хорошо, что все это вы говорите мне с глазу на глаз. Так проще найти общий язык.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Но я обязательно выскажу свои сомнения при заказчиках. Они уже приехали?

К а р я к и н а . Напоминаю еще раз – не вздумайте. Вы всего не знаете… Там не только нынешний заказчик, там новый начальник главка, который прежде был заказчиком. Он принимает дела.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Дима высказал соображение, не лишенное, как я теперь понимаю, смысла: в мастерской должны быть люди. Дистанционно этот процесс не провести.

К а р я к и н а (после заметного раздумья, решившись). А вы удивительно догадливы. Люди действительно будут. Мы введем наших людей.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Лучше бы не наших. Наших жаль.

К а р я к и н а . Ну и шуточки у вас. Мы не можем, не имеем права ждать. В понедельник позвонят из обкома, из Москвы, и ответ должен быть один: все в порядке.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Боюсь, что ответ будет иным…

К а р я к и н а . Иногда следует рисковать. Вам что, не приходилось?

Ю р и й А н д р е е в и ч . Предпочитаю, уж если рисковать, то собственной головой.

К а р я к и н а . Вам проще. Итак, решено, внутри будут измерители. Ю р и й А н д р е е в и ч . Кто ж такие?

К а р я к и н а . Слава и этот… с таким странным именем… А л и к .

Ю р и й А н д р е е в и ч . Хорошие ребята. Я с ними так подружился…

К а р я к и н а . Плохих не держим.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Мне не хотелось бы…

Из прихожей слышен голос Димы, возбужденный и громкий.

Д и м а . Ждешь, горемыка? Женушка твоя там?

Л е х а (уныло). Где ж ей быть – там.

Д и м а (входит). Звали, начальники? Что решили?

Ю р и й А н д р е е в и ч . Обсуждаем с Ольгой Владимировной целесообразность риска.

Д и м а . Ну и как? Есть смысл?

Ю р и й А н д р е е в и ч . Ольга Владимировна решила ввести внутрь людей. Ты был прав.

К а р я к и н а . С чего вы взяли, будто я решила?

Д и м а . Заставила решить, так будет точнее.

К а р я к и н а . Какой же вы демагог, Дмитрий Иванович!

Д и м а . Я демагог, страшный демагог Дима, все меня так и зовут теперь. Ладно, шутки в сторону. Итак, решено вести процесс при участии подопытных кроликов. Кто же эти энтузиасты? Или секрет?

Ю р и й А н д р е е в и ч . Славка с Аликом.

Д и м а . Ну и ну. То-то Славка спешит жениться… камикадзе чертов! Мне ни слова. Утро с ними просидел – молчат, гады. Ваша работа, Ольга Владимировна?

К а р я к и н а . Вы должны понять, Дмитрий Иванович, что это решение вынужденное. Мы очень подумали, прежде чем…

Д и м а . Новости – вы и подумали! Я им устрою!

Выходит, хлопнув за собой дверью.

К а р я к и н а . И всегда так…

Л е х а (просовывает голову в дверь). Мама… я пойду потихоньку, а?

К а р я к и н а (кричит, срываясь). Сиди! Я сказала тебе, сиди!

Л е х а . Мама, ты не расстраивайся, береги нервы, они не восстанавливаются. А я ни при чем…

К а р я к и н а . Закрой дверь, Алексей!

Л е х а . Мама, ты подпиши пропуск. Я пока за картошкой смотаюсь…

К а р я к и н а . Знаю я твою картошку.

Л е х а . Мама, ты не права, картошка – ценный продукт. Как раз сегодня самый подходящий день, чтобы, значит, запастись этим… продуктом.

К а р я к и н а . Ну-ка, поди сюда, поди…

Леха послушно подходит, старательно отворачивая лицо.

Л е х а . Мама, неудобно как-то… При постороннем… У Охлобыстина день варения… а я не виноват.

К а р я к и н а . Дыхни, говорю! Охлобыстин свое получит… Л е х а . А, пошла ты!

Поворачивается, идет к двери – теперь это решительный человек.

К а р я к и н а . Уже принял, негодяй, и когда успел?.. Ведь глаз не спускала… Неужели Охлобыстин?..

Звенит телефон.

Голос Жанны. Да, я слушаю. Пришли, ждут. Передать? Чтобы ждали? Они ждут. Хорошо, скажу. Дмитрий Иванович? У себя. Позвать? Минуточку.

К а р я к и н а (идет к двери). Жанна, кто это?

Голос Жанны. З а м я т и н . Просит Диму.

Голос Карякиной (берет трубку). Иван Егорович? Здравствуйте. Ждем, конечно. Юрий Андреевич? Уже здесь. Я с ним поговорила, он такого наплел… Держаться? Я держусь. Дима несет свое. На словах у него получается замечательно, вы ведь знаете Диму. Ну, конечно, конечно. Идет. Передаю трубку.

Голос Димы. Да. Да. Нет. Нет. Ну что вы! Нет. Да. Кричать не нужно. На меня кричать не нужно. Вот именно. Я все понимаю. Вам позарез нужна точка на графике, единственная и последняя… Опять кричите? А они внутрь полезут?.. Нет, вы не кретин. Нет, не кретин, вы хуже. Вас загнали в угол и заставили лгать. Хорошо, я дождусь. Обязательно, я давно не был в цирке. Что? При чем здесь цирк?

Ну хорошо, хорошо, фольклор иной раз уместен, особенно наш, национальный. Только ведь и я так могу, не посмотрю, что Карякина рядом. Впрочем, ей не привыкать, у нее под боком Леха – знатный специалист… Пока.

К а р я к и н а (кричит). Это низко, низко…

Д и м а (входит). Что именно?

К а р я к и н а . Ваше поведение.

Д и м а . Не нравится? Мне тоже. Разойдемся по-хорошему. Я исчерпал себя, не могу больше… Жанна! Листок бумаги высшего качества!

Входит Жанна с листком бумаги.

Спасибо, девочка. (Идет к столу, садится, пишет). Вы меня достали, Ольга Владимировна, сдаюсь. Итак, в заголовке… Уважаемому Ивану Егоровичу Замятину, кандидату и кавалеру, лауреату и бюрократу, ударнику и прочая, прочая… Заявление. Жанна!

Голос Жанны: «Слушаю».

Д и м а . Ты согласна выйти замуж за Славку?

Голос Жанны: «Согласна!»

Д и м а . Молодец. И Славка молодец. Мы все молодцы. Ольга Владимировна молодец. И Леха, и, конечно же, товарищ Охлобыстин… особенно товарищ Охлобыстин… Ввиду полной профессиональной непригодности, упомянутой Карякиной. Подпись, дата. Точка. Как любит говорить один мой знакомый: нормальный ход! (Протягивает листок Карякиной). Нормальный ход! Это же не шутка на такое решиться, это же детки мои малые могут оказаться в убытке. Но… я сказал себе пару-тройку периодов суровой прозы, и вот оно – полное признание собственной беспомощности. Получайте, Ольга Владимировна, пока не передумал. И не откажите в любезности, проставьте автограф по всей форме.

На пороге возникает Охлобыстин. Он заметно пьян. Подходит молча к столу Замятина, укладывает очередную стопку свежих газет, обходит стол по кругу. Жует губами, бубнит.

О х л о б ы с т и н (сипло, напористо). Кто-то здесь упомянул мое имя всуе. Опрометчивый поступок, доложу я вам…

Д и м а . Это я посмел, Иван Антонович.

О х л о б ы с т и н (усмехнувшись криво и зловеще). А не боишься?

Д и м а (вызывающе). А чего мне вас бояться? Ваше времечко кончилось и, надеюсь, навсегда.

О х л о б ы с т и н . Не скажи, Димка, не скажи… А что, как вернутся благословенные времена, когда народ ходил… по струнке? Не зарекайся… драгоценнейший, не зарекайся…

Д и м а . Во дает! Что, Иван Антонович, первые симптомы уже просматриваются?

О х л о б ы с т и н . Какие еще такие симптомы? Ты мне мозги не пудри… учеными словечками, ты мне по-русски, по-простому…

Д и м а . А по-простому… шлепал бы ты, недоумок, в свою конуру и не путался бы под ногами. Надоел…

О х л о б ы с т и н . Хорошо, я пошлепаю. Но смотри у меня, как бы самому не пошлепать… кое-куда… Еще не вечер…

Идет к двери. У двери останавливается. Ждет ответа. Не дождавшись, выходит, понурившись.

К а р я к и н а (читает заявление). Ничего не понимаю, это же бред какой-то…

Д и м а . Возможно, я сумасшедший, вы намекаете именно на это обстоятельство. Но ведь не исключено и другое: вокруг меня сплошное, повальное сумасшествие… Одно из двух, не иначе. Так что вы тут разбирайтесь, а уж я – к себе, потихоньку…

Дима выходит. Охлобыстин возвращается. Он замечает что-то такое в услышанном разговоре, что заставляет его напрячься.

К а р я к и н а (некоторое время наблюдает за Охлобыстиным). Странный он человек, издерганный… трудно с ним работать.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Он прав, и это вам не нравится.

О х л о б ы с т и н . Никак не понять, о чем вы…

К а р я к и н а . Иван Антонович, у нас свои дела, вас они не касаются…

О х л о б ы с т и н . Как же ты ошибаешься, дорогуша. Нет на моем заводе таких дел, до которых мне не было бы дела. (После паузы, зловеще, точно выплевывает). Понятно излагаю?

Охлобыстин возвращается к столу Замятина, ворошит какие-то бумажки, прислушивается – пес, сделавший стойку.

К а р я к и н а . Помешательство на заботе о ближнем… Дешевка.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Прекрасное помешательство.

К а р я к и н а . Ах, оставьте, и вы туда же… Неужели вы не заинтересованы в скорейшей проверке рецепта? Не поверю…

Ю р и й А н д р е е в и ч . Такой ценой – нет.

К а р я к и н а . А серьезные доводы, кроме упрямства из солидарности, у вас имеются?

Ю р и й А н д р е е в и ч . Конечно. Я изложу их в свое время, не стану скрывать. Из них самый важный: если в наше производство необходимо вводить людей, значит, производство не подготовлено, производства попросту нет. Для меня это аксиома.

К а р я к и н а . Те же ребята провели измерения статэлектричества при загрузке сухих компонентов. Кстати, работали во время процесса… (Обращается к Охлобыстину). Иван Антонович, вам не кажется, что у вас слишком много дней рождения в году?

О х л о б ы с т и н . (подумав). В моем возрасте, голуба, почитай, каждый денек – день рождения. Ведь ежели проснуться сумел, это означает, что вновь народился. Так я теперь понимаю. А чего ты спрашиваешь? Твой благоверный ко мне заходил, было дело… Поздравил, вежливый… Ну и я его – ответно. Приняли помаленьку, так с кем не бывает? День варения… как-никак…

К а р я к и н а . Оставили бы вы Алексея в покое. Он же спивается.

О х л о б ы с т и н (подумав). Ежели всех оставить… так вовсе один будешь. А одному каково?

Охлобыстин неспешно идет к двери.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Что-то зловещее в этом человечке… У меня такое ощущение, будто я его знал когда-то…

К а р я к и н а . Начальник первого отдела Охлобыстин Иван Антонович.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Да-да, конечно. Я предъявлял ему документы, когда приехал. У него странный пронизывающий взгляд – становится холодно… Ну, да ладно… Вы упрямо забываете, что имеете дело с новой рецептурой. Это вам не статэлектричество, опасное, согласен, но не до такой же степени.

К а р я к и н а . Все когда-то было впервые, не так ли?

Ю р и й А н д р е е в и ч . Хорошо. Подойдем с другой стороны. Вводя в процесс людей, вы обязаны указать во временных инструкциях…

К а р я к и н а . Вы нас за идиотов держите?

Ю р и й А н д р е е в и ч . Зачем же? Вы не идиоты. Вы кустари-одиночки с дурными наклонностями. Впервые сталкиваюсь с положением, когда телеизмерительный комплекс столь примитивен. А ведь начинать следовало с него.

К а р я к и н а . Уж вы-то должны бы знать, как обстоят дела со взрывобезопасным оборудованием… Сегодня закажешь, через пару лет получишь и, как всегда, не то....

Ю р и й А н д р е е в и ч . Ну да, я не подумал, человек взрывобезопасен…

К а р я к и н а . Именно так, если хотите.

Ю р и й А н д р е е в и ч . А ведь у Димы канал готов. Через месяц-другой можно было бы пускать безо всякого риска. Сидеть себе в теплой пультовой, следить за процессом…

К а р я к и н а . Вот оно что! Вам известно, что делается в моем отделе, а мне неизвестно. Наслышана, уши прожужжали. Дима, к вашему сведению, возится с каналом несколько лет. Если бы мы стали ждать, пришлось бы остановить мастерские…

Ю р и й А н д р е е в и ч . Вы предпочитаете не останавливать, а время от времени сносить их с лица земли.

К а р я к и н а . На то и заводят опытное производство. Имеем право на риск.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Не возражаю, но до момента, пока в подобные мастерские не входят люди…

К а р я к и н а . Рады бы в рай, да грехи не пускают.

Л е х а (просовывает голову в дверь). Мама… короче…

К а р я к и н а . Простите. (Идет к двери. Голос ее слышен из приемной). Жанночка, приедет шеф, позовите меня, пожалуйста. Я у себя. Алексей!..

Входит Жанна.

Ж а н н а . Юрий Андреевич, это правда? Славка полезет в мастерскую?

Ю р и й А н д р е е в и ч . Правда.

Ж а н н а . Понятно. Ему больше всех нужно.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Сами напросились.

Ж а н н а . Юрий Андреевич, вы послушайте, если позвонят, я на минутку…

Жанна выходит. Юрий Андреевич прохаживается по кабинету, подходит к окну.

Крики из приемной: «Она по проволоке ходила и ничего! А мы…»

Д и м а (входит). Она была в своем уме.

Входит Дима. Следом – Слава с Аликом.

С л а в а . Ты считаешь нас идиотами. Он, Алик, нас ни в грош не ставит. Это правильно, по-твоему?

А л и к . Я всегда говорил тебе, Слава, не слушай стариков, они хорошему не научат.

Д и м а . Садитесь, разбойники, выкладывайте.

С л а в а . Ты нас принял за кого-то другого.

А л и к . Он что-то путает, этот Дмитрий Иванович.

Д и м а . Говорите. Вот здесь, при Андреевиче.

С л а в а . Совершенно недопустимый тон.

А л и к . Мы должны обидеться.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Хватит паясничать.

С л а в а . Пойдем, Алик, нас здесь не понимают.

А л и к . Пойдем, Слава, у нас паяльники включены, еще пожар.

Д и м а . Допрыгаетесь вы у меня…

С л а в а . Он собирается лишить нас заслуженной премии.

А л и к . Я так рассчитывал на эти деньги… Время штаны обновить…

Ю р и й А н д р е е в и ч . Ребята…

С л а в а . Заметил, как изменилась интонация? Это знак того…

А л и к . … что нам не вполне доверяют.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Вы не полезете в мастерскую.

С л а в а . Нас подозревают в трусости.

А л и к . Очень напрасно.

С л а в а . Они еще пожалеют.

Ж а н н а (входит). Славка, что ты мелешь?

С л а в а . Милая, будь добра, выйди вон.

А л и к . И не забудь дверь прикрыть.

Ж а н н а . Ну хорошо, я пойду.

А л и к . Ты слышишь, Славка, в ее голосе явная угроза… А ведь на руках у нее никакого еще свидетельства…

С л а в а . Она у меня допрыгается… Жанночка, выйди вон, радость моя. У нас серьезный разговор. Мужской разговор. Не понимаешь?

А л и к . Не понимает. Я тебе говорил, все они…

С л а в а . Заткнись!

А л и к . Вот и меня обижать, а за что?

С л а в а (поднимается, идет к Жанне, обнимает за плечи, ведет к двери). Ну, пойдем, ну, плакать… не годится, нет, я тебе говорю – нет!

А л и к . Совсем из ума выжил. И что делает с вами эта порода? Женщина! Слово-то какое… со скрипом. Вот и получается, как сапоги у франта, со скрипом.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Не надоело?

А л и к . Нет, а что?

Д и м а . Паяцы. Хлебом не корми, дай покривляться.

А л и к . Не понимаю, Дима, дорогой, почему ты так изменился к нам? Что с тобой, голубчик? Мы-то тебя чем обидели?

Д и м а . Предатели. Подопытные кролики.

А л и к . Очень серьезное обвинение, Д и м а . .. Я должен сказать о нем Славе. (Идет к двери). Славка! Ах ты пес, и не стыдно? Вы на службе, дети мои, нельзя же так… Ладно, не буду, не буду. (Прикрывает дверь). Как хорошо, что Славка под моим влиянием ведет себя прилично. За ним нужен глаз да глаз… Итак, мы предатели. Поясни, Дима, сделай одолжение.

Д и м а . Мы с вами договаривались довести канал, а теперь вы наш договор побоку…

А л и к . Погоди, Дима, дай выступить с оправдательным словом. Мы согласились потому… я тебе объясняю… Только мне хотелось бы, чтобы Славка слышал. Мы, конечно, виноваты, наши сепаратные переговоры с девушкой не делают нам чести, но ведь кто-то должен войти туда, как никак – план, премия и все такое прочее. Понимать нужно…

Ю р и й А н д р е е в и ч . Вы решили рискнуть собственной шкурой ради тех, кому по штату положено вас оберегать.

А л и к . Собственной шкурой, повторяю. Но все же ты груб, Ю р и й А н д р е е в и ч . Ты же нежный человек. И ты, Дима, вот и жена твоя говорила намедни, и дети у тебя хорошие…

Д и м а . Оставь мою жену и детей в покое. Мне непонятно, как вы могли согласиться. Ведь договорились: канал во что бы то ни стало. А теперь я выгляжу дураком. Карякина обвиняет меня в саботаже…

А л и к . Канал будет, не сомневаюсь. В свое время…

Ю р и й А н д р е е в и ч . Будете ли вы?

А л и к . Без Славки не говорю, без Славки – ни слова. И ничего не слышу.

Д и м а . Тогда проваливай, нечего тебе здесь торчать. Убирайся!

А л и к (поднимается). Вот и хорошо, вот и отлично.

Уходит. Кричит в приемной: «Славка, нам предлагают отвалить. Пойдем. Они строят козни против девушки, а мы ни при чем».

Д и м а . Поговорили. Хоть кол на голове теши.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Дима, почему они Карякину девушкой кличут?

Д и м а . Славка окрестил. Она здесь появилась три года назад, пришлась ко двору, лишнего не скажет – в нашей фирме это самое ценное качество. Поработала до отпуска, взяла путевку и к теплому морю – погреться. А вторая путевка досталась Лехе Замятину, у нас всегда по две заказывают. Он сменным мастером был здесь же, в КБ, при папашке. Остальное, как говорится, дело техники. Уехал Леха холостым, вернулся женатым. И все бы ничего, только была у него здесь подруга, Люська, хорошая такая девчонка. На шестом месяце ходила, пожениться все откладывали. То комнаты не было, чтобы снять, то дом, в котором квартиру для них купили, никак не могли достроить. Леха с отцом-матерью ни в какую не хотел жить. Он от отца держится на расстоянии. В чем дело – не знаю, какая-то семейная тайна. Люська узнала, собрала чемоданчик и к матери – в Среднюю Азию, только ее и видели. А Леха с тех пор запил горькую, так его проняло. Теперь самый известный алкаш в округе, сообща боремся с ним – милиция и общественность. Пока без заметного успеха. Вот пришел, вижу, снова на работу, да долго ли протянет?

Ю р и й А н д р е е в и ч . Карякина с ним строго…

Д и м а . Знаем мы эти строгости. Посмотрел бы, как он с нею, когда в форме....

Ю р и й А н д р е е в и ч . И жаль ее, и…

Д и м а . Нашел кого жалеть. Она не пожалеет.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Но ведь тебя спросят…

Д и м а . Так же, как тебя. И поступят по-своему. На них камнем висит последний взрыв. Не терпится отыграться, а какой ценой – неважно. Победителей не судят.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Да, шарахнули тогда, дай боже. Представляю, что здесь творилось.

Д и м а . А ты знаешь, ничего особенного. Приехали дяди из центра, походили, понюхали, списали мастерскую, как старую суповую кость, и благополучно отбыли восвояси. Хозяин, правда, перетрухнул, неделю сидел на больничном – сердце. Шутка ли, полуторатонная болванка на двести метров вверх взлетела, мы потом прикинули. И плюхнулась, дура, перед пультовой, козырек, как ножом, срезала. Экскаватором обкапывали, краном тащили… А если бы в перекрытие? Со святыми упокой…

Ю р и й А н д р е е в и ч . Тогда у вас рецепт был тишайший. Теперь – шестьдесят градусов по Цельсию и – разложение. А там… сам понимаешь, финал.

Д и м а . И не жаль тебе нас?

Ю р и й А н д р е е в и ч . Ничего не попишешь. Желаешь обрести вещь выше мировых стандартов, балансируй на острие. Пока ни у кого такого нет, и не скоро появится.

Д и м а . Понятно. Затем и ребят суют…

Ю р и й А н д р е е в и ч . Именно. Один наверху, его забота – температура и вязкость, второй поведет загрузку. Ну и подстрахует, если что.

Д и м а . Вязкость – главный признак непромешивания…

Ю р и й А н д р е е в и ч . Именно. Опасен непромес и перепад плотности на границах. При начале полимеризации происходит локальный и довольно быстрый рост температуры. Если просто, перегрев в единственной точке и кастрюля – в небеса…

Д и м а . Ребят нужно оттащить… Уж лучше я пойду.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Одному не справиться.

Д и м а . Вязкость измеряется по току приводного двигателя мешалки…

Ю р и й А н д р е е в и ч . Интегральная – да. Но недостаточно контролировать среднюю вязкость в объеме реактора. Нужна измерительная система. Или увеличение втрое интенсивности перемешивания. Или уменьшение вдвое загрузки. Последний вариант не годится – массы едва хватит на второй габарит… а его уральцы уже освоили.

Д и м а . Значит, принципиально без людей все же можно?

Ю р и й А н д р е е в и ч . На Луну без людей забрались.

Д и м а . Теперь мне многое становятся понятным. Нас оттирают от этого дела, как от пирога с капустой. Простое правило арифметики – частное растет с уменьшением знаменателя… Но при чем здесь ребята?

Ю р и й А н д р е е в и ч . Воспитанная готовность к самопожертвованию.

Д и м а . Оставь! Готовность делать глупости – так точнее.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Карякина рискует.

Д и м а . Чем? Неужели ты думаешь, что она упомянет людей во временной инструкции?

Ю р и й А н д р е е в и ч . Вся надежда на заказчика, он должен потребовать…

Д и м а . А на кой ему шут волнения? Примет как миленький. У Замятина примет. К тому же Замятин его приятель еще с довоенных времен. Нельзя ребят пускать.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Они не желают слышать. Твердят: она по проволоке ходила…

Д и м а . Не до смеха мне, Юра. Кролики на пороховой бочке. Смотрите, какие мы смелые, какие мы… Пакость! Нам нужна общая линия. Твое слово кое-что значит, все же представитель головной организации. Я здесь по недоразумению, жалкий измеритель, так, на всякий пожарный случай…

Ю р и й А н д р е е в и ч . Не прибедняйся. Ты мне скажи лучше, в каком состоянии канал, а то я тут наговорил Карякиной.

Д и м а . Канал готов. Остается смонтировать на месте, и можно хоть на версту переносить пультовую. Повезло, откопали на складе старенький оптимизатор, когда-то еще до меня заказывали. Раскулачили его, правда, изрядно, да мы подлатали. Пятьдесят точек возьмем, вязкость захватим, приводы загрузчиков компонентов…

Ю р и й А н д р е е в и ч . Начальство в курсе?

Д и м а . Конечно. Да что толку. Здесь всем заправляет Карякина – какая-никакая, а родственница. Старик докторскую добивает, на одном помешан. Иной раз прихватит ее для порядка, чтобы место знала, а так… со всем согласен, оставили бы в покое. Ребята полезут внутрь, Карякина рассядется в теплой пультовой с удобствами, будет посматривать на экран телека, покрикивать, а случись что, глазки закатит, задергается: я женщина слабая, меня не трожьте… А между тем, у нее технологи – что надо, с головами. Все видят, все понимают, гады, но помалкивают в тряпочку. Ну скажи, как после всего этого жить? Выходит, зажми мне рот, я и лапки кверху? Пообещай ведущего – друга заложу? Так, что ли? И ведь знаю их черт знает с каких времен, вместе, что называется, дерзали. Отчего так меняются люди?

Ю р и й А н д р е е в и ч . Иной раз сам меняешься, а кажется, будто вокруг тебя…

Д и м а . Неужели у вас ажур, и ты всем доволен?

Ю р и й А н д р е е в и ч . Да нет, у нас тоже не все гладко, да только врут меньше… Не хочется попусту воду мутить.

Д и м а . А иной раз и замутить не грех, иной раз и сказать дураку в лицо следует, что дурак и уже без надежды.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Это так, но плодотворно ли?

Д и м а . Ну ты даешь! Что ж, по-твоему, можно крестьянина заставить гнилое зерно бросить в борозду? Да он тебя так далеко пошлет – не вернешься. Мы как солдаты без боеприпасов на исходных позициях – ждем сигнала к бою и не смеем роптать. Нас успокоили, что и противник снарядами не разжился. Ты говоришь, я злой. А я злой и есть. Посуди, отчего мне быть добрым? Мастерскую мы делали, считай, собственными руками, на монтажников не больно-то полагались, вечера прихватывали, выходные… И Алик со Славкой рядом. А канал так и не смогли отстоять, не хватило злости – выходит, сам дурак. Шутка ли – взрывоопасное производство, аппаратура в особом исполнении, шестьдесят милливатт на обрыв в открытом проводе, чего только не понавешали, а главное – рабочие органы – оставили без телеуправления… Я ребят зубами вырывал, мотался на распределение в институт, доказывал, что по профилю, а до того здесь выбивал штаты, возился с жильем, с пропиской… Ну, предположим, рванет бандура, ну, крыша улетит, вынесет кое-какой металл за обваловку, железо потечет, если пожар, – всего-то десяток миллионов на ветер – эксперимент невозможен без риска, и ежу понятно, но они живые… Охламоны на все готовы, им не терпится, видите ли, по проволоке пройтись… Подумаешь, риск… У них жизнь начинается, им еще столько всего увидеть, они же, прости, живой бабы в руках не держали, сопляки, а туда же – головой… Меня попросту продали, за спиной сговорились… Конечно, обидно… Получается, что мне больше всех нужно… вроде бы стыдно. И откуда пошла жить эта дичь: раз мне больше всех нужно, значит я подонок? Не выпячивайся, стой в сторонке, помалкивай, пока не спросят, дыши тихо, незаметно, авось пронесет. Все пронесет мимо, в том числе жизнь…

Входит Карякина.

К а р я к и н а . Дима, мне нужно с вами поговорить.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Мне выйти?

К а р я к и н а . Да, если вас не затруднит.

Д и м а (раздраженно). К чему китайские церемонии, Ольга Владимировна?

К а р я к и н а . Нет… я только хотела сказать… впрочем, ладно. Я вот о чем прошу вас, Дима… Старый спор, оставим его, кто прав, кто виноват… Не нужно. Прошу.

Д и м а . Отложите испытания, и я готов… забыть.

К а р я к и н а . Ни в коем случае. Нам не позволят… И думать не смейте. План…

Д и м а . Ах, план! Тогда все начистоту.

К а р я к и н а . С Замятиным будут заказчики…

Д и м а . Они сами дойдут, не круглые же идиоты приехали…

К а р я к и н а . Пусть сами, только не вы… не нужно, не делайте глупостей.

Д и м а . А знаете, Ольга Владимировна, мне не терпится глупости делать, просто невмоготу.

К а р я к и н а . Я вам запрещаю.

Д и м а . Даже так?

К а р я к и н а . Оставьте этот тон!

Д и м а . И не подумаю. Я этот тон усвоил надолго. Пока вы здесь.

К а р я к и н а . Пока вы здесь, так будет точнее. Вы все думаете, что мы в бирюльки играем…

Ю р и й А н д р е е в и ч . Я просто уверен, что именно в бирюльки…

К а р я к и н а . И вы туда же… Ну, спасибо.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Не за что.

К а р я к и н а . Я думала, вы серьезнее.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Я, представьте себе, думал то же самое о вас. Однако чукча ошибся…

К а р я к и н а . Как вы одинаково… упрямы.

Ю р и й А н д р е е в и ч . Нисколько. Я не шевельну пальцем, если вы в очередной раз поднимете мастерскую на воздух. Только обязательное условие – без ребят.

К а р я к и н а . Послушайте, а не много ли вы на себя берете? Дело-то государственной важности…

Д и м а . Потому и берем…

К а р я к и н а . Вы бы лучше подумали, как обезопасить процесс…

Ю р и й А н д р е е в и ч . И думать нечего. Если есть малейшая вероятность аварии, процесс вести нельзя. Это аксиома…

К а р я к и н а . До сих пор вели…

Ю р и й А н д р е е в и ч . Удивительное упрямство. Карманный воришка так рассуждает: пока не поймали…

К а р я к и н а . Глупая аналогия.

Ю р и й А н д р е е в и ч . По существу – нет.

К а р я к и н а . Работать без риска нельзя.

Ю р и й А н д р е е в и ч . В вашем случае риск запрограммирован.

К а р я к и н а . Вы постоянно намекаете, что я заложила в проект повышенную вероятность аварии…

Д и м а . Так и есть.

К а р я к и н а . Проект прошел все инстанции…

Д и м а . Кроме одной – инстанции совести…

К а р я к и н а . Дима, поумерьте пыл, прошу вас. Некрасиво – так распускаться.

Д и м а . Черт знает что… твердишь, твердишь, а им невдомек, что нельзя всю жизнь халтурить, когда-то нужно напрячь извилины… Если они, конечно, есть…

К а р я к и н а . С минуты на минуту будут заказчики, З а м я т и н . Прошу быть в рамках, последний раз прошу.

Д и м а . Ольга Владимировна, вы спите спокойно?

К а р я к и н а . В основном – да. А почему это вас волнует?

Д и м а . У меня больше нет вопросов. И не будет.

К а р я к и н а . Вот и хорошо. (Дима идет к двери). Нет, вы дождитесь Ивана Егоровича, а там поступайте, как знаете. Ну что я вас упрашиваю?

Д и м а . Я надеялся, что совесть пробуждается в человеке рано или поздно. Чушь собачья… без совести удобнее, проще, просторнее.

К а р я к и н а . Дима, а у вас философский склад ума…

Д и м а . Склад ума… Ключи потеряны от склада… Вот вы, Ольга Владимировна, работаете здесь уже давно, можно бы итог подвести. Вы не просто инженер, с которого взятки гладки, вы начальник ведущего отдела КБ. В вашем подчинении более сотни человек, ребята хоть куда… А что вы успели сделать? Я не беру в расчет ваши личные успехи… Погодите, не перебивайте, вы спроектировали мастерскую и на первом же технологическом цикле подняли ее на воздух… А ведь вас предупреждали, что в вашем представлении о процессе есть некое упрощение, простительное новичку, но ведь вы не новичок. Я предупреждал вас. Погодите… Вы отмахнулись, как от назойливой мухи… Дальше больше. Вы добились восстановления мастерской и повторили старые ошибки. И на этом не остановились – вы наделали новых… Понимаю, не терпится отыграться сразу за все. Это идея, так сказать, в чистом виде. Но зачем вам понадобились мои ребята? Ребят не трогайте…

К а р я к и н а (весело). Вы меня замотали, Дима. Может, хватит? Д и м а . Вас замотаешь, вы сами кого угодно…

Ю р и й А н д р е е в и ч . Столько энергии расходуют люди, чтобы пробиться к истине… Д и м а . Им, бедолагам, невдомек, что истина в вине.

К а р я к и н а . С этого и следовало начинать, а не ходить вокруг да около. Вы, Дима, из тех, кто за истиной в кабак…

Д и м а . А вам очень хотелось бы, чтобы на костер?

К а р я к и н а . Ничего мне не хочется. Я за мир.

Д и м а . Значит, вы за мир, я за мир, Юрий Андреевич за мир… Вот и отыскали общую точку. К чему спорить? Отложим испытания?

В кабинет стремительно входит начальник КБ Иван Егорович Замятин. Следом – заказчики, солидный Николай Иванович и молодой Виктор Афанасьевич. Оба в темных мешковатых костюмах, в белых рубашках, при галстуках.

При их появлении все встают.

Замятин подходит к своему креслу. Он подвижен, решителен.

З а м я т и н . Прошу садиться. Наши гости – Николай Иванович, новый начальник главка, и Виктор Афанасьевич – директор сибирской фирмы, сменивший на этом посту Николая Ивановича. Так что на лицо – смена поколений… Моя гвардия. Начальник конструкторского отдела Ольга Владимировна, ведущий по измерительной части Дмитрий Иванович, представитель головного НИИ Юрий Андреевич . Кстати, он один из авторов рецептуры. Вы, смотрю, заждались. Ничего не поделаешь, задержал директор, решали вопрос в принципе, готовы мы или нет.

Д и м а . Ну и как, готовы?

З а м я т и н . Погоди, Дима. Директор настаивает на проведении процесса, а его мнение для нас закон, не так ли, Дмитрий Иванович?

Д и м а . Вас понял. Но тогда, простите, мне здесь делать нечего, пойду к себе.

З а м я т и н (властно). Сядьте, Дмитрий Иванович, я еще не все сказал.

Д и м а (останавливается, сдержанно). Может быть, еще передумаете?

З а м я т и н . Ничего не выйдет, все решено и подписано. Вы здесь не для того, чтобы переубеждать. Ваши доводы мне известны, найдем время, обсудим. Теперь о деле. Наша главная задача – апробировать новую рецептуру. Насколько мне известно, она хорошо зарекомендовала себя в ограниченном объеме, испытания спутника на стенде тоже прошли успешно. Второй габарит уральцы практически освоили. Мы только увеличиваем объем замеса, а это вопрос не принципиальный. Мастерская на ходу, механизмы обкатаны, компоненты на исходных позициях. Остается, как говорится, исполнить коктейль и посмотреть, что получится. Вы знаете, чем мы грешили до сих пор и почему прежние рецепты нас не устраивают, хотя они устойчивее, спокойнее…

Д и м а . Не сказал бы, не сказал…

З а м я т и н . Не можете удержаться. И все же попрошу меня не перебивать. Итак, послезавтра мы проведем замес по всем правилам, отольем первый габарит и – на стенд. С испытателями есть договоренность – нам по телефонному звонку зеленая улица…

Д и м а . Послезавтра – воскресенье.

З а м я т и н . Ну и что? Таков график. В шесть утра в понедельник все должно быть завершено, подготовлено к упаковке и отправке на стенд. Значит, от шести даем обратный отсчет. (Смотрит на часы). В шесть вечера в воскресенье – начали! Сегодня проворачиваем механизмы, в субботу всем отдыхать – за воскресенье. Отдыхать, а не…

Д и м а . Иван Егорович, можно вопрос?

З а м я т и н . Пока нет. (Заказчикам). У нас, товарищи, вышла неувязка с телеметрией, даже не так следует выразиться – с телеметрией благополучно, да только дистанционно процесс нам не провести, баланс нужно поддерживать особенно четко. Проблему мы решили так: в мастерскую войдут наши люди и на этапе загрузки проведут процесс вручную… Подчеркиваю, на этапе загрузки…

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Ничего себе – новости… (Замятину). Что, любезнейший, нам тоже прикажешь людей ставить? Директор в курсе?

З а м я т и н . Ну зачем же так резко, Коля? У вас есть время на освоение, успеете…

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Как, то есть, успеем? Мы отгрохали мастерскую по вашим чертежам – значит, тоже влипли. Нет, вы уж как-то разберитесь, чтобы без людей…

З а м я т и н . Мы составим для вас рекомендации…

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Послушай, Ваня, у меня серия – не проба, мне твои рекомендации до лампочки, мне технические условия нужны. Не завтра – сегодня. Чуешь, чем пахнет? З а м я т и н . Чую, но теперь поздно…

В и к т о р А ф а н а с ь е в и ч . Я предупреждал, Николай Иванович, здесь липа.

К а р я к и н а . Как вы любите преувеличивать… Не пойму…

В и к т о р А ф а н а с ь е в и ч . Лучше иной раз преувеличить, чем все коту под хвост, простите… Вам легко, у вас мастерскую в момент спишут, точно ее и не бывало, а мне как прикажете?

З а м я т и н . Так мы ни о чем не договоримся. Неужели не понятно, что есть возможность не вводить людей, я же объясняю…

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Черта ли мне в твоих объяснениях! А если есть возможность, почему ты не воспользуешься ею?

З а м я т и н . Не успеваем…

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Вот оно что… Так бы и сказал, прежде чем вызывать нас. Поехал бы я, жди, если бы знал… Нет, Коля, здесь дело нечисто, узнаю известную методу, все в последний момент, авось вывезет. Я возвращаюсь к директору.

З а м я т и н . Он уехал.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Все подготовили. Что ж ты мне при нем-то не сказал? Или он тоже не знает?

З а м я т и н . Какое это имеет значение?

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Огромное. Я принимаю главк и начинать с прокола не намерен. К тому же мой завод мне слишком дорого обошелся, чтобы им рисковать…

З а м я т и н . Хорошо, Коля, обсудим позже, теперь следует подготовить мастерскую. Вы, Дмитрий Иванович, займитесь измериловкой и телевидением. Вот и Юрий Андреевич поможет. Вас же, Ольга Владимировна, попрошу составить необходимые бумаги, мы с вами, в принципе, договорились, так что – действуйте. Я вас больше не держу, товарищи.

Карякина, Дима и Юрий Андреевич выходят. Оставшиеся некоторое время молчат.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Ты мне, Ваня, вола не крути, выкладывай все, как есть. Иначе…

З а м я т и н . Зачем же так? Мы с тобой не первый год знакомы…

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Выражайся точнее, когда-то были знакомы. В прежней жизни. С тех пор прошло много лет. Мы с тобой прожили разные жизни… Но разве я мог подумать, что столь давнее знакомство не защищает меня от подвоха с твоей стороны… Нет, дорогой мой, не выйдет, мы так не договаривались. Ты, значит, проведешь процесс тяп-ляп, а мы – расхлебывай? За серию с меня с живого не слезут. Замятин, мол, в Ленинграде с новым рецептом запросто, а Виктор чего волынит? В каком виде я предстану перед честным народом? Так вот, знай, никаких бумаг я не подпишу, пусть даже замес удастся и все пройдет благополучно. Не подпишу и баста. И свое особое мнение присовокуплю. Вот что я сделаю, Ваня. Понял, нет?

З а м я т и н . Давай-давай, добивай уж, ты последний, кто не оттоптал.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Тебя оттопчешь… Где сядешь, там и слезешь. Мне твоя увертливая натура давно покоя не дает. Да только все же не думал, что до такого допрыгаешься – людей в мастерскую. Или присоветовал кто? Уж не Карякина ли твоя прекрасная? Ты бы хоть рядом с делом бабу не держал, ведь подведет.

З а м я т и н . При чем здесь Карякина? Сознайся, положа руку на сердце, ты поступил бы так же, попади в мое положение…

Н и к о л а й И в а н о в и ч . В твоем положении, слава богу, не бывал и не окажусь, мне в моем привычно.

З а м я т и н . Ну что ты взъелся?

Н и к о л а й И в а н о в и ч . А ты что думал, стесняться буду?

В и к т о р А ф а н а с ь е в и ч . Николай Иванович, мне, может, пройтись пока?

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Иди, голубчик, иди.

Виктор Афанасьевич выходит.

Понять бы, что тебя гонит?

З а м я т и н . Годы гонят, годы. Нужно еще так много успеть…

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Понятно. Только не просчитайся. Мне доложили о вашем прошлогоднем проколе…

З а м я т и н . Ты меня удивляешь, Коля. Ведь было официальное заключение…

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Опять мозги пудришь? Не надо, они у меня в порядке. Так вот, в проекте был просчет, ты его прозевал. Интересно, кто здесь заправляет, ты или Карякина? Мне, помнится, проект сразу же не понравился. Пришлось подправить маленько, на свой страх и риск. У меня ребята подобрались наподобие твоего Димы. Тот, что со мной, год как главный инженер. Нынче назначаю директором, сменщиком своим, уже решил —мальчишка, чуть за тридцать, а доверю. И не просчитаюсь, знаю. А когда же и дерзать, как не в молодые годы? Томим их, томим, угнетаем ничтожностью задач, они вянут на корню, чахнут. А потом спрашиваем себя, отчего неинициативны, глухи к новому? Сами отбиваем охоту думать, принимать решения, отвечать за них, если что…

З а м я т и н . Тебе хорошо – далеко, не дотянешься. А с недавних пор высоко…

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Захочешь, дотянешься. А насчет высоко, не больно-то хотелось… Это же удавка. Ты знаешь, что я сделаю, Ваня? Вернусь в столицу, подготовлю распоряжение о переносе испытаний на мой завод. Виктор цепкий, он перехватит у тебя инициативу… А твои испытания отменю как неподготовленные. Имею право…

З а м я т и н . Ты не сделаешь этого…

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Боишься?

З а м я т и н . Боюсь.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . То-то же. У тебя еще есть время самому отменить приказ. Придумаешь для директора что-нибудь… убедительное, сошлешься на мое вмешательство… Ну, поорет немного, успокоится… Райком бочку катит, спешат отчитаться. На них ноль внимания. Со стороны командовать большого ума не надобно. И обком – туда же…

З а м я т и н . Поздно. Уже первому доложили, а он крут. Сам понимаешь, член Политбюро… Церемониться не станет.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Ну да. Ситуация знакомая. Хорошо было бы, если бы им и отвечать… Ладно, как знаешь. А теперь давай твоих подопытных. Хочу в глаза посмотреть.

Замятин нажимает кнопку вызова, в приемной звенит звонок, появляется Жанна.

З а м я т и н . Жанна, попроси Славу с Аликом. (Жанна выходит). Ребята хорошую работу выполнили: замерили статэлектричество на транспортерах сухой фракции. Тридцать киловольт гарантируют, на больший предел прибора не нашлось. Правда, пока нет статистики по статэлектричеству, но лучше бы от него избавиться. Думаем – как…

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Нужно не думать, а ко мне подъехать, посмотреть, перенять, как говорится, опыт. Вот и подошли своих орлов, пусть посмотрят вместо того, чтобы соваться в пекло.

З а м я т и н . Оставь, пожалуйста.

Входят Слава с Аликом, мешкают у двери.

Что так несмело? Входите.

С л а в а . Да мы думали…

А л и к . И ничего не смогли придумать.

З а м я т и н . Вот и молодцы. В воскресенье в ночь начинаем. Как?

С л а в а . Вдохновляет. А Дима сказал…

А л и к . …что ничего не будет.

З а м я т и н . А я вам говорю, что будет.

С л а в а . Значит, будет. Вы главнее.

А л и к . А то мы ждем, ждем, утомились.

З а м я т и н . Теперь скоро.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . А вы знаете, хлопцы, на что идете?

С л а в а . Знаем.

А л и к . Мы знаем, знаем.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . А что случится?

С л а в а . Мы готовы. Алик завещание написал, у него хороший костюм остается…

А л и к . Написал и в конверт запечатал: вскрыть после моей преждевременной смерти.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Ишь ты! Это хорошо, что заранее позаботились, а то с вашими портками неразбериха может случиться.

С л а в а . А что это, Иван Егорович, все точно отпевают нас?

А л и к . Пристают с соболезнованиями…

З а м я т и н . Сгущают краски.

С л а в а . Мы там были и снова войдем. И выйдем.

А л и к . Мы такие.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . С вами, вижу, толковать без смысла… Ну что ж, поживем, увидим. С л а в а . Нам можно идти?

З а м я т и н . Идите. Подключайтесь к Диме, он проворачивает механизмы. Алик со Славой выходят.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Хорошие мальчишки. Скажи мне, Ваня, тебе не жаль их? З а м я т и н . Опять?

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Нас однажды послали… в декабре, пешими… Из четырехсот человек тридцать два полутрупа дошли до цели. Только тридцать два… Остальных оставили по дороге… Это было совсем недавно… каких-то пятнадцать лет прошло… Нас послали, мы шли, у нас не было другого выхода… Знали, что не все дойдут, однако послали… Почти без пищи, без теплой одежды… На привалах запрещали жечь костры… Падали вповалку, на снег, сильные – в середину, они наутро поднимались на ноги, слабые оставались лежать…

З а м я т и н . Было нужно, вот и послали. Теперь тоже нужно.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Теперь особой нужды нет… Сегодня я бы не послал ребят…

З а м я т и н . Не было бы выхода, послал…

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Очень подумал бы.

З а м я т и н . А я что же, по-твоему, не думал? Еще как думал. (Его душит воодушевление). Это необходимо, и они пойдут. Нам нужны данные для серии, для твоего завода. Начинается новая жизнь, как ты не понимаешь?

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Жертва нужна обязательно?

З а м я т и н . Как высокопарно.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Не рассчитывал попасть в такой переплет, ни за что не поехал бы. Ты опять, Ваня, голову под крыло… Ну хорошо, ребята сделают свое дело, останутся целы. Ты защитишься, Карякина оправдается за ошибки в проекте. Все вроде бы встанет на свои места… Но скажи мне, только честно, а подвернись тебе такой же вот шаткий случай, не занесет ли тебя, как нынче заносит? Твоя проба – только первый приступ, как пойдет серия, сам господь Бог не скажет. Ложь ляжет в основу большого дела. А ведь Виктор не станет людей вводить. Никакой райком вместе с горкомом его не заставят. Получится, что ты сделал, а он не сумел. Его примутся крыть на всех перекрестках… Знаешь, я не стану скрывать, что ты сознательно пошел на серьезнейшее нарушение, попросту надул… Ты не только нам свинью подкладываешь… Почему?

З а м я т и н . Пойми, я здесь давно ничего не решаю.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . А я так уверен, что твоя затея. Директору не до тебя, у него своих забот выше крыши. Ближайшая коллегия для него будет последней…

З а м я т и н . Вон оно что… Новая метла метет?.. Ты решил начинать с разгона старых кадров. Не прогадай.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Я сам себя разогнал бы с удовольствием. Устал. А теперь еще это предложение. Я откажусь. Не по Сеньке шапка…

З а м я т и н . Напрасно. Высокая должность, перспективы…

Н и к о л а й И в а н о в и ч . О чем ты говоришь, какая должность… Гонять взашей директоров предприятий, отстаивать финансирование, фонды… А ты знаешь, что меня до сих пор не реабилитировали? Не извинились за исковерканную жизнь, за двадцать лет… в наморднике… Теперь еще и ошейник добавить намерены…

З а м я т и н . А ты обращался насчет реабилитации?

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Черта с два стану я обращаться. Я что, виноват в чем-то и должен просить прощения? Передо мной должны извиниться, должны попросить у меня прощения, и не только у меня, у всех нас… зэков поневоле… И, если даже представить совершенно невероятное, что у меня попросят прощения, я не прощу. Никогда. За такое – прощения нет. Никому. Ни тем, кто выбивал из меня показания, ни тем, кто гноил меня эти годы, ни тем, кто теперь орет, что восстановлена справедливость и мне разрешено не только выезжать в центральные города, но и жить в них. Справедливость, Ваня, не восстанавливают. Задним числом не восстанавливают. Запоздали малость.

З а м я т и н . Это так… к сожалению.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . А как с документацией? Ведь ты обязан упомянуть о людях… Будут же люди при процессе.

З а м я т и н . И не подумаю. Я, Коля, вот что скажу тебе… Я почувствовал… словом… дела мои плохи, если я и на этот раз дам маху…

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Я же говорил: ва-банк. Но в нашем деле…

З а м я т и н . В нашем деле нельзя, согласен. Так ведь нет иного выхода…

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Это тоже не выход.

З а м я т и н . Но все же лучше, чем ничего.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . И здесь боишься. Ну что ж… Не хотел вспоминать… вынуждаешь. Когда-то был момент в нашей жизни, помнишь?.. Он мучит меня до сего дня. Взяли Бодягина, пришили ему подкоп под угол мастерской. На самом деле Бодягин тянул дополнительный кабель. Действительно, рабочие выкопали траншею от кабельного колодца до угла здания – по прямой, сэкономили метров пять. А вот оформить документацию, как положено, не удосужились. На этом и погорели. К тому же сразу нужного куска кабеля не нашлось. Пока заказали, пока привезли, а Бодягина уже повязали… Нужно было взять ответственность на себя… В тех условиях, когда привлекали по разнарядке, это был стопроцентный риск, но я сознательно пошел на него. Все понимал и все-таки пошел. А ты, Ваня, не встал рядом, в сторонке замешкался… И уцелел.

З а м я т и н . К о л я . .. Ты всего не знаешь…

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Ну отчего же? Я знаю, что меня еще не перевезли в город, а на заводе уже все наладилось… Нашелся кабель, пустили дополнительные мощности по динамиту… Я оказался прав… и загремел на шестнадцать лет… Всего-то… Ты тогда промолчал, точно тебя не касалось. Я тебя не виню, формально твоей вины нет. Признаюсь, сначала, после первых побоев, я подумал по слабости человеческой, что мы женщину делили, грязная такая мыслишка завладела мной… Представляешь, Ваня… я так подумал. Я же видел, знал, что Лиля тебе нравится… Я даже мысленно обвинял тебя в своих бедах, и представь себе, мне на время становилось легче. Потом, когда тоска притупилась, я понял, что здесь не женщина, здесь другое, страшное, чему имени нет. Что женщина? Ну, не я с нею прожил энное количество лет, а ты. Что в том? Каждому своя жизнь отпущена, так? Теперь ты смотришь на меня и думаешь: «Дорвался Николай, мстить будет, прежде-то не ухватить было, теперь отыграется». Нет, милый мой, мстить не намерен, да и что месть? Ты лучше мне вот что скажи… ты счастлив, Ваня? З а м я т и н . Ты только так и умел всегда – в лоб.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . А ты хочешь, чтобы я на старости лет пошел кругами? Не умею. Счастлив, спрашиваю?

З а м я т и н . Счастлив.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . А Лиля?

З а м я т и н . Ты сегодня ее увидишь. Как узнала, что ты приехал… места себе не находит… плачет.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Ты знаешь, я ехал сюда и никак не мог представить себе, каким стал ты и какой стала Лиля. Тридцать лет как один день…

З а м я т и н . Точно.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . У тебя, Ваня, уж и дети, поди, взрослые?

З а м я т и н . Взрослые.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Сколько же их у тебя?

З а м я т и н . Два сына. Леха и младший, Вадик.

Н и кол а й И ва н о в и ч . Леха – это который на Карякиной женат? З а м я т и н . Точно.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Сколько же им, твоим деткам?

З а м я т и н . Леха – тридцать восьмого, декабрьский… Двадцать семь с хвостиком… Вадик – сорок седьмого…

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Тридцать восьмого, говоришь? А не путаешь?

З а м я т и н . Нет, не путаю.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Меня взяли в мае… Двадцать четвертого мая тридцать восьмого года. Ты что же – на Лиле женился сразу после того?..

З а м я т и н . Нет, не сразу.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Тогда… не пойму.

З а м я т и н . Вскоре после того, как тебя… Лиля поняла, что беременна…

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Что?..

З а м я т и н . Меня вызвал Охлобыстин, уполномоченный, помнишь, жил с нами в общаге, в соседней комнате. Сказал, что тебе крышка, не выпутаешься и что Лилю и будущего малыша можно спасти, только если я женюсь на ней официально и дам ей свою фамилию… В противном случае, она пойдет… следом… Я вынужден был сказать Лиле. После того, как тебя забрали, она была в страшном состоянии… боялись за ее жизнь. Она наотрез отказалась, в истерике обвинила меня… Договорилась до того, что во всем виноват я, что тебя взяли из-за меня. Я попробовал объяснить… никакого толка… Сказал Охлобыстину. Тот вызвал Лилю, объяснил, чем рискует, занимаясь ее судьбой. Лиля согласилась. Наш брак был… фиктивным до сорок шестого года, когда я случайно узнал в Главке, что тебя выпустили и назначили начальником стройки на Алтае. Что ты там и осел…

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Меня осадили, так будет точнее. Та же колючка, бараки… только работа другая, от которой отвык. Без права переписки. В сорок восьмом, когда завод пустили, нынешний мой завод, забрали опять, правда, оставили на заводе, на этот раз до пятьдесят третьего. Потом расконвоировали, но без паспорта и права выезда в центральные области. Я ничего не знал… о сыне…

З а м я т и н . Мы ничего не знали о тебе…

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Теперь знаете.

З а м я т и н . Ну да. Теперь знаем.

Нетвердой походкой входит Охлобыстин. Он крепко пьян. Молча обходит кабинет, не обращая внимания на присутствующих. Молча выходит.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Это еще что за лунатик?

З а м я т и н . Начальник первого отдела Охлобыстин Иван Антонович. Вечерний обход.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Неужели тот самый?..

З а м я т и н . Тот самый. Когда-то нас принимал на работу, помнишь? Ветеран.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . И эта сволочь продолжает жить?

З а м я т и н . Не понимаю…

Н и к о л а й И в а н о в и ч . И продолжает вершить… расправу? Он же страшный человек… Сколько раз, Ваня, я добирался до его горла… во сне… С этими подонками, что же, ничего не делают?

З а м я т и н . А что с ними сделаешь?

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Действительно, что с ними сделаешь? Я как-то забывать стал, Ваня, а не след забывать старое. Это же только в пословице гладко: кто старое помянет… Старое – оно с нами, не отвертишься, не спрячешь.

З а м я т и н . Я виноват перед тобой, Коля, но с тех пор прошло столько времени, что, право же, пора забыть… К тому же мы были так молоды…

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Сам заставляешь вспоминать, я бы ни за что…

З а м я т и н . Ладно, Коля, поехали домой, а?

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Я давно делю людей на две категории: одни задают себе вопрос: «А по совести ли я живу?» – и этот вопрос для них – последняя инстанция. Для других или нет такого вопроса – эти законченные негодяи, или есть рядом с этим вопросом нечто смягчающее, что дает надежду вывернуться…

З а м я т и н . Себя ты относишь к первым?

Н и к о л а й И в а н о в и ч . К первым… Да, к первым.

З а м я т и н . А меня ко вторым.

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Угадал. Тебя – ко вторым.

З а м я т и н . Спасибо, К о л я . Ну, едем? Лиля заждалась…

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Ты, Ваня, не постарел, как я подумал вначале, ты никогда молодым не был. Жаль мне тебя… Ладно, хватит. Звони в гостиницу, хочу выспаться… Устал чертовски…

З а м я т и н . А как же Лиля?

Н и к о л а й И в а н о в и ч . А что Лиля?

З а м я т и н . Что я Лиле скажу?

Н и к о л а й И в а н о в и ч . А ничего не скажешь. И что ты можешь ей сказать?

З а м я т и н . Ты не простил?

Н и к о л а й И в а н о в и ч . Нет.