Читать книгу Код Золотой книги - Юрий Козловский - Страница 10

Первый раз я увидел ее летом восемьдесят четвертого. Тогда, после неожиданной кончины генсека, вся Служба почти два года стояла на ушах. Когда его похоронили, возникли предпосылки к прорыву, активизировались способствующие этому силы (именно в таких выражениях преподнес нам это командир) и произошли подряд несколько загадочных и опасных событий. Одно из них случилось на военном аэродроме в Бобруйске, и я снова попал в город своей армейской юности. Наша пятерка, в которой я к этому времени стал первым номером, хоть и на пределе сил, но справилась с порученным делом. Операция вылилась тогда в настоящие боевые действия, но мы с честью вышли из этой небольшой войны, наголову разбив врага. Результаты были доложены руководству, но чем все закончилось, мы, конечно, не узнали. Даже того, имели ли действия противника продолжение, или зло втянуло свое змеиное жало и убралось в свои владения.

Так было все время – каждый из нас владел лишь той частью информации, которая напрямую касалась его задачи. Утешало только то, что очередное звание предполагало новый уровень информированности. Значит, дорастем когда-нибудь и мы. Время еще есть. И все равно, когда я пытался анализировать ход последних событий, меня не отпускала мысль: ну не того масштаба была личность покойного генсека, чтобы после его смерти разверзлись адские врата. Не чувствовалось в нем настоящего заряда инфернальности…

После того дела мы впервые узнали о существовании Санатория. Им оказался все тот же великолепный генеральский дворец, давно знакомый нам как Школа. Точнее, его третий этаж. Нам стало известно еще, по крайней мере, о двух ипостасях этого загадочного здания – это было место, где приходил в себя после операций личный состав, и, по намекам командира, резиденция главного штаба Службы. Не знаю, какой гениальный архитектор планировал дворец, но внутри он был устроен так, что жители разных этажей каким-то странным образом никогда не встречались друг с другом. Заметить боковым зрением скользящее движение, услышать неясные звуки – это сколько угодно, но чтобы столкнуться лицом к лицу – никогда. Как это происходило – уму непостижимо, но так было. Курсанты Школы никогда не пересекались с отдыхающими в Санатории офицерами-оперативниками, то есть нами, а мы, в свою очередь, не имели возможности увидеть кого-нибудь из штабистов. Зато мы могли сколько угодно скрытно наблюдать за обучением курсантов. Надо сказать, вид их щенячьей возни первое время доставлял нам немалое удовольствие. Потом это зрелище приелось. Подозреваю, что штабное начальство тоже имело возможность наблюдать за нашим досугом. Если, конечно, это было начальству интересно. И лишь много позже мы узнали, что здание, которое мы знали как Школу, а потом и Санаторий, в Службе почтительно именовалось Центром.

В общем, получалось так, что, шляйся по коридорам хоть целый день, не встретишь никого, кроме тех, кого разрешено увидеть, то есть других отдыхающих. Но даже с ними, за исключением своей пятерки, разрешено было общаться лишь на отвлеченные темы. Можно было знакомиться, играть в волейбол, настольный теннис, дружить, даже заводить амуры с немногочисленными коллегами женского пола. Но в разговорах с кем бы то ни было нельзя было даже намекать на свое участие в каких-то конкретных операциях, упоминать любые географические названия. Больше того, командир строжайше запретил нам упоминать любые конкретные даты, касающиеся нашего присутствия в Санатории.

В то утро я стоял у теннисного стола, подбрасывая на ракетке целлулоидный шарик и дожидаясь, когда появится кто-нибудь из вчерашних соперников. Вчера я освоил режущий удар тыльной стороной ракетки, сильный, неожиданный, практически не берущийся, и сейчас хотел отработать его на ком-то, кто вчера обыгрывал меня. Желательно на Мишке, самом ловком и увертливом. Но никто не спешил вставать в этот ранний час, предпочитая подольше понежиться в постели.

– Нет достойного соперника? – услышал я сзади низкий, но мелодичный женский голос.

Я обернулся – и обомлел. Передо мной стояла богиня. Описывать ее великолепие будет делом безнадежным, все равно ничего не получится. Скажу только, что я не увидел в ней ни одного недостатка. Даже смелость, с какой она была одета, вызывала восхищение. Потом, лет через двадцать – двадцать пять, так стали одеваться в летнюю пору многие женщины, даже те, на ком подобные наряды не вызывали ничего, кроме улыбки. Но тут… На ней были короткие обтягивающие шорты и такая же обтягивающая маечка, открывающая плоский загорелый живот.

Но не только одеждой она отличалась от всех знакомых мне женщин. Были еще какие-то едва уловимые отличия. Может быть, прическа – каштановые, слегка волнистые волосы (вне всякого сомнения, это был их родной цвет) были коротко пострижены сзади и с боков, а впереди спадали на лоб. Лицо – это отдельная тема. Нельзя сказать, что черты его были идеальны. В нем угадывалась едва заметная неправильность, но именно она неожиданно придавала лицу очарование и непередаваемый шарм. Насчет косметики скажу: у меня есть стойкое подозрение, что женщина раскрашивает свое лицо вовсе не для мужчины, который чаще всего даже не замечает, что нарисовано у нее на лице. А вот другая женщина никогда не пропустит ни малейшего изъяна в раскраске не только близкой подруги, но и вообще случайной прохожей.

У стоящей передо мной богини, как мне показалось, только ресницы были чуть подведены тушью, да и то я не был уверен, что это не их естественный цвет. Но отсутствие косметики ничуть не портило божественной красоты.

Открыв рот, я уставился на нее, не в силах произнести ни слова.

– Так что, сыграем? – предложила она, не обращая внимания на мою растерянность. – Я Катя. А ты?

– Володя! – ответил я. Случись такое лет десять назад, я не смог бы пошевелиться от смущения, но школьная подготовка позволила мне выстоять даже перед богиней. – Ну что же, давай сыграем…

Мы быстро разыграли подачу. Разумеется, она перешла к Кате. Принимая ее резкие, крученые удары, мне пришлось изрядно попотеть. Даже мой новый коронный удар не возымел особого успеха – Катя без особого труда отражала его. К последней смене подачи счет стал девятнадцать – одиннадцать в ее пользу, и она загоняла меня так, что я был уже весь мокрый. Закончили мы партию со счетом двадцать один – шестнадцать.

Мы сыграли еще пять партий, и только одну я смог выиграть с минимальным счетом. И то потому, что мне случайно удалось повесить «соплю», то есть шарик после моего удара завис на сетке и, повисев на ней, упал на сторону Кати.

Наигравшись, она сказала:

– Пойдем купаться!

– Пойдем! – согласился я.

Плавала Катя так же божественно, как делала все остальное. Погрузив лицо в воду, она рассекала гладь озера гребками, на первый взгляд несильными, но каждый из них относил ее от меня на приличное расстояние. А когда она, наплававшись, вышла на берег, вытянулась в струнку, закинула руки за голову и подставила лицо лучам невысоко еще стоящего солнца, мое сердце замерло от восхищения. Наверное, никогда в жизни я не наблюдал зрелища прекраснее этого. Ее матовая кожа, казалось, светилась в солнечных лучах, но не отраженным светом, а своим собственным, таинственным и мягким.

Чтобы не завраться, на этом я закончу описание Катиных достоинств и перейду к прозе. Две недели, что оставались у меня от отпуска, мы целые дни проводили вместе. Я быстро заметил косые взгляды, которые бросал на меня при встречах Денис, огромный парень звероватого вида, в чью пятерку входила Катя, но полностью игнорировал их. Ведь я не отбивал у него Катю, она сама выбрала меня. Но все равно мне было немножко жаль его, потому что я отлично его понимал…

Мы играли в теннис, плавали в озере, валялись на горячем песке, вечерами до одури целовались, спрятавшись в кустах на берегу. Но дальше поцелуев дело не заходило. И только в последний вечер моего отпуска Катя сама взяла меня за руку, и мы пошли в ее номер. А утром мы договорились, что будем использовать любую возможность, чтобы наши отпуска совпадали по времени. Хотя как это сделать, не представляли себе ни я, ни она.

Моим коллегам из нашей пятерки хватило такта ни словом, ни взглядом не намекнуть мне, что им известно о нашей с Катериной связи, хотя мы ее особенно и не прятали. Командир тоже оказался на высоте – через два года отправил моих подчиненных в командировку в Среднюю Азию без меня, заявив, что они справятся сами. Я же за какие-то непонятные заслуги получил внеочередной отпуск и снова оказался в Санатории. А через два дня там появилась Катя. Была эта встреча случайностью или спланированным ходом? Что заставило Радзивилла, отнюдь не отличавшегося сентиментальностью и излишней добротой, поступить так? Или командир был только исполнителем чьего-то хитроумного плана? Это осталось для меня тайной. А тогда, потеряв голову от счастья, я и вовсе не задумывался об этом.