Читать книгу Черно-белое кино (сборник) - Юрий Левитанский - Страница 10

He березы, не рябины и не черная изба —

всё топазы, всё рубины, всё узорная резьба.

В размышленья погруженный средь музейного добра,

вдруг я замер, отраженный в личном зеркале Петра.

Это вправду поражало: сколько лет ни утекло,

все исправно отражало беспристрастное стекло —

серебро щитов и сабель, и чугунное литье,

и моей рубахи штапель, и обличие мое.

…Шел я улицей ночною, раздавался гул шагов,

и мерцало надо мною небо тысячи веков.

И под этим вечным кровом думал я, спеша домой,

не о зеркале Петровом – об истории самой,

о путях ее негладких, о суде ее крутом

без опаски, без оглядки перед плахой и кнутом.

Это помнить не мешает – сколько б лет ни утекло,

все исправно отражает неподкупное стекло.

Люблю осеннюю Москву в ее убранстве светлом,

когда утрами жгут листву, опавшую под ветром.

Огромный медленный костер в конце аллеи где-то

гудит, как траурный костел, – там отпевают лето.

И тополь гол, и клен поник, стоит, печально горбясь.

И все-таки своя у них, своя у листьев гордость.

Ну что с того, ну что с того, что смяты и побиты!

В них есть немое торжество предчувствия победы.

Они полягут в этот грунт, собой его удобрят,

но их потомки их потом припомнят и одобрят.

Слезу случайную утрут, и в юном трепетанье

самопожертвенный их труд получит оправданье.

…Парит, парит гусиный клин, за тучей гуси стонут.

Горит, горит осенний клен, золою листья станут.

Бульвар ветрами весь продут, он расстается с летом.

А листья новые придут, придут за теми следом.