Читать книгу Аз, Буки, Веди. Избранные стихи и поэмы - Юрий Лифшиц - Страница 3

Поговори со мною, Иоганн.

Помилуй, Бах, нисколько я не пьян,

а только принял полконцерта на ночь…

Поговори со мною, Себастьяныч.

Прости за фамильярность, милый Бах.

Послать меня ты можешь в Айзенах

или куда подальше: ты же гений —

послать не можешь ты интеллигентней.

А я… Что я? Провинциал. Еврей.

И, выйдя из электрослесарей,

в отличие от вас, любезный кантор,

от бельмондо не отличу бельканто.

Представь себе: СССР, хрущоба,

и некий Гульд мне шпарит в уха оба —

тебя… А был еще и Пахельбель,

такого же регистра менестрель.

Прости, мин херц, но от его «Чаконы»

я с мозжечка съезжал во время оно,

когда следил, узнав из аннотаций,

чаконских двунадвадцать вариаций.

А был еще и некто Букстехуде,

что преподнес тебе орган на блюде.

А ты с ним, кстати, поступил невместно,

не клюнув на органную невесту.

Я путаюсь… Дражайший Бах, прости.

Монахом не был ты всю жизнь почти

и, сочиняя «Страсти по Матфею»,

рожал детей, страстями не владея.

Я путаюсь… Увы мне, добрый Бах,

я не могу убраться в Айзенах.

В Германии – в Аркадии твоей —

я был тому назад немало дней.

Германия! Бавария! Форель!

И есть там деревенька Байришцелль,

где монумент воздвигнут для солдат,

погибших в Russland’e сто лет назад.

И есть Швангау. Замок Нойшванштайн,

где я, дивясь созвучью шван и швайн,

легенде лебединой отдал честь…

В Баварии еще и Мюнхен есть.

Фрауэнкирхе. Твой оргельконцерт:

один – за сорок патефонных лет.

На съемки изнутри – еврозапрет.

Но на любовь – у нас запрета нет!

Я музыку снимаю наугад,

прикрыв программкой фотоаппарат,

и ходит «Никон» мой, как метроном,

в такт моему дыханью ходуном.

А в витражах запутавшийся свет

идет за партитурой, как мотет.

Вот-вот закаплет дождь, хоть слезы все

в Уральской затерялись полосе…

И был евромайдан. Мариенплац.

И, словно автоматы – клац да клац, —

давил на спуски гаджетов своих

народ честной на фоне местных кирх.

И подле ратуш рынок, как причал,

всю еврозону колой привечал.

И где-то там, в сортире ресторана,

сидела стражем девушка из Ганы

и плакала, мобильник свой включив,

под африканский видеомотив,

и бюст ее не местный ходуном

дыханью в такт ходил, как метроном…

Опять не то… Скажи мне, шпильман Бах,

допустим, ты бы жил в других краях,

в другое время, слушал бы битлов,

«Лед Зеппелин», «Дип Пёрпл» и «квинов»;

стишки кропал бы, изнуряя стол,

и от «Пинк Флойда» к Баху перешел;

читал бы книжки и, дойдя до Манна,

балдел от Леверкюна Адриана;

искал бы смыслы смыслу вопреки

от слова к слову, к строчке от строки;

не зная гармонических грамматик,

блуждал в тумане высших математик;

рехнулся бы от шёнберговских тем,

и вот когда свихнулся бы совсем —

услышал бы ты музыку тогда?..

А я услышал. В том-то и беда.

Я знаю ноты. Я не знаю нот.

Могу из трех собрать один аккорд

и взять их три-четыре в оборот.

Но три аккорда не идут в зачет,

когда ты видишь, грустью обуян,

как плотно нашпигован нотный стан;

когда ошалеваешь в шесть секунд

от слов «секвенция» и «контрапункт».

Что делать мне с твоею си бемоль,

с твоею ля, с твоими до и си?

Зарифмовать поваренную соль

с картошкой и селедкой иваси?..

А две пластинки первые мои

по буквицам внимал я в забытьи.

Пластинки две мои – Шопен и ты —

как исцеление от глухоты.

Чуть позже я едва ли не исчез

в солярисе твоих органных месс,

а вслед за тем едва ли не пропал,

забравшись в твой Ноймейстерский хорал.

А если бы я в веке жил твоем,

меня б ты взял к себе учеником?

Я бегал бы за пивом в магазин

и протирал от пыли клавесин,

и помогал настраивать орган,

а в выходной, конечно, был бы… трезв.

Шучу-шучу, ведь я не пью почти,

по крайней мере, после двадцати.

Ты хмуришься? Тебе пора домой,

в Баххаус свой на улице Мясной?

Там нынче Лютерштрассе, 35.

И кто посмел ее Мясной назвать?!

Там быть должна тринкхалле за углом:

в Германии тринкхалле – каждый дом,

где льются реки брау, а не вайн,

а на закуску – что-нибудь из швайн.

Мы там с тобой однажды посидим:

твой ученик с учителем своим.

Узнав тебя, лакей молодцеватый

поставит нам «Кофейную кантату»…

Ты вновь, любезный Бах, нахмурил брови,

остановив меня на полуслове.

Ну что ж, еще успеем поболтать.

Я помню: Лютерштрассе, 35…

Прощай, мой добрый Бах! Прощай. Прощай.

Забудешь ты, но ты не забывай.

Увидимся еще. Наверняка.

Пока, маэстро Бах! Пока, пока…

Уходит Бах. И белый свет не мил.

Поговорили. Недоговорил.

Ушел. Но продолжают разговор

прелюдия и фуга си минор…