Читать книгу Свой-чужой банк - Юрий Михайлов - Страница 2

Приближение осени чувствовалось во всем: шуршали под ногами ярко-бордовые листья, серебрился иней на коротко стриженой траве, чистый утренний воздух особенно громко разрывали гудки нервных автомобилей. Радость от наступающей осени сопровождала Гусева всегда: чем бы он ни занимался в эту пору, он чувствовал прилив новых сил.

Он неторопливо шел по старому бульвару, зная, что на противоположном конце его дожидается давнишний приятель, который примерно два года назад сбежал из госконторы по обстоятельствам, не терпящим отлагательств. Нет, не от того, что ему сделали предложение, от которого невозможно было отказаться. А от того, что это была последняя зацепка, которая позволяла ему в дальнейшем удержаться на плаву. Вонь от его служебного проступка была настолько сильной, что ему пришлось оформлять досрочную пенсию по инвалидности, а уже затем тайно устраиваться советником к своему давнему знакомому в банк…

Глебу Афанасьевичу Гусеву (в коллективе прозванным «Афанасич или Афанасий»), наоборот, ничто не угрожало. На днях ему исполнилось шестьдесят. Он сбежал от юбилейного трепа в отпуск, отсиделся с внуком на даче, где они ловили в пожарном пруду золотистых карасей и, по обоюдному согласию, тут же отпускали их в воду.

Он не захотел оставаться в департаменте, хотя его директорство, особенно в последние два-три года, имело отличные результаты. Их хвалили, им подбрасывали премии и, наконец, перед самим юбилеем, Гусеву, ничего не предпринимавшему для выбивания наград, указом президента был присвоен чин Действительного государственного советника. Это уже не шуточки: он стал большим генералом.

И, тем не менее, Глеб Афанасьевич решил уйти из департамента и уже сказал об этом руководителю аппарата правительства, а, главное, премьер – министру. Тот стоял за огромным письменным столом, не «выдержал удара», повалился в кресло:

– Ты что, обалдел!? А я с кем останусь? С твоими мальчиками? С пацанами?! – Он захлебнулся от возмущения, что-то начал гундосить, ну, точь-в-точь, как это делает известный пародист, изображая премьера на эстраде. И вдруг отчетливо:

– Мотивы! Мотивы на стол!!

– Я хочу заработать денег на старость, как сейчас говорят…

– Всех денег…, понял, да? Мы тебе какую пенсию положили?

– Хорошую… Почти как министру федерального правительства…

– Хо-ро-шую! – Передразнил премьер. – Я лично ходатайствовал об этом перед президентом, так? Плюс бесплатный санаторий на двоих, поликлиника… Да, ты че, парень, охренел! Пенсионер, чертов! Дай тебе Бог здоровья, конечно, еще настолько же лет жизни! А здоровье у тебя, если бросишь окончательно курить и выпивать, о-о-о, еще какое! Я и в подметки тебе не гожусь… Еще ни одну бабу, небось, не пропускаешь?!

Глеб Афанасьевич понимал, что спектакль сейчас закончится, что премьер «успокоится», что, конечно же, он не станет разменивать директора департамента на своего любимца – руководителя аппарата правительства, серого кардинала, с которым они прошагали по дорогам родины три десятка лет. А вот у Гусева с аппаратчиком – не сложилось, слишком близкими оказались их точки соприкосновения: премьер, общественные связи, протокол, заявления от имени и по поручению правительства…

Этому человеку, невзрачному, с потными ладонями и выцветшими от возраста сероватыми глазами, косноязычному и абсолютно неграмотному, почему-то все чаще хотелось самому, вместо премьера, выходить на «подиум». Ладно бы, если получалось: такую говорящую голову, принадлежащую фавориту премьера и жаждущую популярности, легче легкого использовать для дела. Но ведь он, к несчастью, только недавно перестал «ложить», а его словарный запас прораба всесоюзных ударных комсомольских строек заканчивался, как правило, популярнейшей среди подчиненных фразой:

– Так шо, мы и по этим показателям вырвались вперед! И никакая б… нас не обгонит в добыче газа, нефти и руды…

– Куда собрался? – Уже миролюбиво спросил премьер. – Я знаю: эта задница не взлюбила тебя… Показал замену: Добронравов, Доброволин, Зае… Никак не могу запомнить такие простые фамилии… Ты видел его?

Гусев кивнул, ответил:

– Это не худший вариант, он хоть сам писать может… Все остальные – отстой, только треп, который – изнуряет. А собрался я к Гаруну, в «Агродар»… Говорит, что даст департамент, оклад в 10 раз больший, чем у меня сейчас…

– Врет! Он жмот, да и тяжело тебе с ним будет. Потому, как он – хам.… Ни образования, ни воспитания, ни культуры! Считай, что это я тебе обо всех нас говорю, и о себе, в первую очередь… Ты что кончал?

– МГПИ, двухгодичные курсы МИДа и курсы менеджмента в Плехановке с дипломами, стажировка в «Штерне»…

– Вот видишь, а у него – два заочных: ЦПШ и ВПШ… Я хоть, слава Богу, Губкинский закончил, поучился, почувствовал себя студентом, опять же, академия народного хозяйства…

И уже без перехода:

– Я скажу ему при встрече, что мы тебя в обиду не дадим. А будет невмоготу, Глеб, не раздумывай, звони, возвращайся… Уж что-что, а должность зама—то всегда найдем для тебя…

Он обнял его, смутился своей щедрой растроганности, одернул кургузый пиджак, который вечно висел на нем как на плохой вешалке в плохом гардеробе.

– Не поминай лихом… Я, честно сказать, был за тобой, как за каменной стеной. Ну, да что теперь говорить. Держи нашу марку и береги здоровье, помни о годах… Говорю, как старший товарищ, почти на десять лет мудрее тебя…

…Открылся, будто выплыл из-за листвы старых деревьев, памятник великому чародею, в чьем творчестве русский язык всегда изучается параллельно с украинским. 52-й год прошлого столетия, тяжелейшее послевоенное время, а благодарные потомки возводят грандиозный памятник Гоголю. Его «Мертвые души» стали востребованы как никогда в наши дни…

Рядом с памятником, на чугунной скамейке, сидел персонаж из его бессмертных творений: серая кепка, выцветшая болонья куртка, тяжелые в рубчик брюки, массивные с толстой резиновой подметкой дешевые ботинки. Он будто весь был покрыт какой-то пленкой из плесени… Курил, папиросу прятал в рукав.

– Ё-моё, хоть бы шаг прибавил… Марку держишь… Хто мы! Мы из совмина! А хто вы? А вы – г… на палочке…

– Ладно, Срокин, не заводись… Ты уже себя затравил. Два года, старик, работаешь в другой организации, о тебе уже и помнить-то забыли. А ты все травишь себя и травишь… Все болячки у тебя от этого…

– Спать не могу! Я эту сволочь не успел завалить, до судов дошел, прецедент создал: впервые в конторе дело дошло до суда. Подчиненный, и ни какой-нибудь, а советник руководителя отрасли, подал в суд на своего непосредственного начальника из секретариата. Ужас, что было. Мне в 57 лет предложили пенсию оформить, чтобы только духа моего не было там… А, какой позор я пережил?!

– Ты проиграл, чтобы выиграть! Пусть они узнают теперь о твоем окладе и круге влияния.

– Вот в этом и есть мой шкурный интерес! Я тебя сведу с Гаруном по максимуму, но чтобы и ты меня не забыл. Чтобы и я в печати, на ТВ раз-другой профигурировал. А лучше будет, если ты возьмешь меня к себе замом…

– ???

– Я понимаю, что это необычное решение, что советником председателя быть – лафа, тем более, у такого, в этом плане, бестолкового начальника, как Гарун. Я ведь у него отвечаю только за его будущую диссертацию и подготовку книги – биографии. Как видишь, этот участок очень близко соприкасается с твоим направлением: ПР, реклама, информация… Вот сам Бог и велел нам сотрудничать… Вот мое предложение к тебе. Нет, это не условие… Это предложение!

– Дорогой Вилен (Владимир Ильич Ленин) Евгеньевич Срокин, ты ведь знаешь, что о моем переходе к Гаруну известно премьер-министру, что не далее как завтра-послезавтра он увидит его на заседании правительства и обязательно спросит: а как там мой Гусев? А кто у него в замах? Интересная картина? Продолжать?

– Не надо… Считай, что это моя великая просьба к тебе. Да, ты рискуешь смертельно… Но я до гробовой доски буду обязан тебе. Никогда тебя не сдам, сукой буду, если что!… Ты не сомневайся, Гарун пойдет на такой шаг, чтобы отдать меня к тебе.

– Не сомневаюсь, даже уверен, что и публикацию диссертации, и написание книги – биографии он поручит нашему департаменту… Но об этом позже. Когда он меня ждет?

– Одна деталь… Мы вчера говорили с ним поздно вечером, перед самым его уходом домой. Он вдруг высказал сомнение: надо ли сразу создавать департамент общественных связей. Я больше молчал… Но аргументы у него были сильные: пусть начнет с пресс-службы (это – о тебе), пусть наберет двоих, максимум, троих людей, раскрутит направления работы… Тогда можно будет рассмотреть вопрос об управлении, а потом уже – и о департаменте…

– Ты понимаешь, что ты говоришь?! Ты ни хрена не понимаешь, что говоришь! Два дня назад речь шла о департаменте, я разработал все: идеологию, концепцию, структуру, его штатную численность… Я уже говорил с некоторыми людьми, пригласил их на работу начальниками отделов и управлений… Ты—то понимаешь, что это такое?!

– Да, но вынужден тебя огорчить, я согласился с тем, что в его предложениях есть рациональное зерно!

– Прости, но ты чудак, как говорил Шукшин, на букву «М»… Как я буду выглядеть после всего этого?

В его глазах вспыхнули искорки, он постарался запрятать их за густыми неухоженными бровями. Молчал, явно наслаждался смятением Глеба.

– Значит, так, – как можно спокойнее сказал Глеб. – На встречу я не иду! Скажи своему шефу: если он и дальше намерен заниматься хреновиной, я работать у него не буду!

– Ну-ты, фу-ты, хватит кипятиться-то! Куда ты пойдешь-то, чудак, на букву «М»? В совмине уже всем объявил о своем уходе, а сюда – демарш!? Побежишь, как миленький, и любые условия примешь…

Гусев встал с тяжелой чугунной скамейки и также размеренно, как шел сюда, двинулся от памятника в сторону метро. Также шуршали листья под ногами, также гудели машины, но иней уже растаял, выступив на траве и листочках мелкими прозрачными капельками влаги.

– Стой! Стой…, – пытался догнать Глеба Срокин. – Это ты прошел испытание на вшивость! Пойдем на встречу! А камень в твой огород мне разрешил забросить Гарун, проверить тебя разрешил на вшивость!

– Запомни… Еще одно такое «испытание», придуманное тобой, и я скажу Гаруну, почему я не буду ни при каких обстоятельствах работать с тобой. Ты понял? Не слышу: ты понял меня?!

– Запомнил…

– Очень хорошо! А теперь проводи меня к председателю правления.