Читать книгу Трехручный меч - Юрий Никитин - Страница 4

Пока выехали из леса, еще дважды нападали разбойники, но уже пожиже, хлипкие. Что удивило, так это отвага: одно дело броситься на проезжающих крестьян, другое – на такого вот мордоворота, как я. Нужен очень уж большой стимул, чем просто пограбить.

На опушке налетали противные крылатые твари с крыльями летучих мышей и мордами старух, одновременно из кротовьих нор вылезали толстые жуки и пробовали утащить под землю. Уже в поле прибил еще двух, один, умирая, успел сообщить, что на меня покушаются по приказу Властелина Тьмы… Нелепость какая-то, я с ним пока что не ссорился.

Дальше ехали чистым бескрайним полем. Я глубоко вдыхал свежий воздух, напоенный запахами полевых и луговых трав, как вдруг ворон на плече встрепенулся, угрожающе заскрежетал клювом. Я очнулся от дум, к тому же волк, что несся рядом с конем большими стелющимися прыжками, вздыбил шерсть и угрожающе зарычал.

В чистом поле из-за поворота выехали на могучих рыцарских конях двое. Кони фыркают и мотают головами, оба в боевой броне и покрыты яркими попонами, тоже боевыми, а рыцари с головы до ног в блистающем железе. Забрала опущены, длинные копья смотрят в мою сторону. Кони и сами рыцари настолько похожи друг на друга, что мне почудилось, будто вижу одного рядом с зеркалом. На щитах намалеваны страшные рогатые драконы с оскаленными пастями и плюющиеся огнем. Такими же драконами размалеваны боевые конские попоны. Даже на шлемах выдавлены маленькие фигурки разъяренных драконов.

Один заговорил медленно и торжественно, сильный суровый голос прогремел, как далекие раскаты грома:

– Меня зовут сэр Оуэнс Недремлющий. Во имя Великого Дракона, я – страж этих кордонов. Назови себя, путешествующий через наши земли!.. И скажи цель, ради чего идешь по земле.

А второй добавил медленно и тоже торжественно, его сильный суровый голос прогремел, как далекие раскаты грома:

– А меня зовут сэр Люцкес Неспящий. Я истинный страж этих кордонов, во имя Величайшего из Драконов! Назовись, а мы решим, как поступить с тобой.

Мне, варвару, это как ножом поскрести по стеклу, я мгновенно вскипел, всегда ненавидел этих, в мерседесах, медленно, даже очень медленно поднял руку к рукояти моего заплечного меча, давая возможность рассмотреть мои могучие предплечья, ответил нагло:

– Я за мир без границ!.. А изволю ехать потому, что здесь находится сфера моих жизненных интересов.

Мои пальцы коснулись рукояти меча. Я сжал ее в ладони покрепче, чтобы мускулы красивой волной прокатились по могучей длани, подняли шар на плече и орельефили мускулатуру на груди.

Второй сказал первому торопливо:

– Он говорит о сфере!

Первый спросил его:

– Полагаешь, он и есть Избранный?

У меня на слово «избранный» уже рефлекс, как у всякого живущего под гнетом общечеловеческих ценностей, я зло засопел, еще чуть – и фашистом или евреем обзовут.

– Вы мне лапшу не вешайте, – сказал я, – на ус ее мотать не стану. Как у вас тут с правами человека? А может быть, я тут с инспекцией от известных международных организаций! Заодно и насчет запасов нефти узнаем…

Волк посмотрел на меня, на ворона, предложил деловито:

– Я беру правого. А ты, пернатое, бери левого!..

Я поинтересовался ядовито:

– А что делать мне, млекопитающему?

– Ловить коней, конечно, – удивился волк. – Они почему-то меня как-то сторонятся. Дурные! Я лошадей как раз люблю.

Он облизнулся. Рыцарские кони попытались пятиться, но длани сэра Оуэнса и сэра Люцкеса держали повода крепко. Сами рыцари переглянулись, разом вскинули руки. Железные ворота на шлемах поднялись с металлическим стуком. Оба и без скорлупы оказались похожими, разве что один явный скандинав, а второй чернейший из негров, черный до синевы, настоящий негр афроазиатского происхождения.

Этот второй высился на рослом, естественно, белом коне. Негры вообще обожают брать слугами белых. Я понял, что это напарники, связанные совместной работой. К концу их совместного патрулирования станут не разлей вода, но сейчас, судя по враждебным взглядам, что бросают друг на друга, король их только что заставил работать совместно под угрозой изъятия их рыцарских блях.

Первый, который сэр Оуэнс, сказал почтительно:

– Благородный герой! Похоже, вы тот, приход которого нам предсказан. В древних хрониках колдунов и магов, подтвержденных новыми поколениями чародеев и волшебников, сказано, что однажды явится странный человек, который упорно будет скрывать свое имя…

Ни фига, подумал я обозленно, что у них за пророчества? Да в России не найти человека, который бы назвался сразу, как на их занюханном Западе. У нас все говорят друг с другом, не зная имен и не понимая, как обращаться. А по телефону вообще никто не представляется, уроды…

Второй, который как обугленная головешка, но тоже сэр, величественно повел в сторону черной, как империя Зла, дланью:

– Соблаговолите, герой, пройти со своими спутниками через городские врата…

Я уставился на него с подозрением, что еще за приколы, однако за его спиной в самом деле медленно появился, словно перед мордой моего коня торжественно подняли тяжелый бархатный занавес в театре, огромный замок из красного кирпича. Он показался огромным домом под одной крышей, настолько все компактно, сбито в одну кучу, плотно. В глаза бросились высокие смотровые башенки, на вершинках трепещутся без всякого ветра ярко-красные флажки, а затем только рассмотрел, что все это хозяйство состоит из множества слитых воедино башенок.

Исполинский замок, как я сразу определил, выстроен добротно, надежно, с двумя рядами высоких крепостных стен, сторожевыми башнями, навесами для арбалетчиков. Чувствуется, что в самом замке масса залов, больших и малых, кроме того – тронный зал, зал для приемов гостей и послов, а также множество комнат для прислуги, охраны и не меньше трех оружейных: для короля, баронов и самая большая – для дворцовой охраны.

Нас уже разглядывали со стен, я поспешно выпрямился в седле и надменно выпятил нижнюю челюсть. От волнения я чуть вспотел, что к лучшему, под увлажненной кожей мускулатура выглядит рельефнее, круче.

– Извольте сюда, – приговаривал сэр Оуэнс, – а теперь сюда, сэр варвар…

Волк и ворон предпочли остаться обследовать кухню, а меня сэр Оуэнс повел через анфиладу залов по направлению к большому тронному. По дороге попадались придворные, пялились, я на ходу выпрямлял спину и картинно вздувал мускулатуру.

Стены прекрасного дворца проплывали мимо меня, как раскрашенная декорация, все-таки главное – человек, а главный среди человеков – я, ессно, кто же еще, так что пусть пялятся, как мыши из нор на кота. Только и осталось в памяти обилие драконов в барельефах и, как их, горельефах. Горельефы – это такие вмятины, как если бы драконами, ухватив за хвосты, били с размаха по еще не высохшим глиняным стенам. А барельефы, естественно, это как если бы драконы начали вылезать из стен, они здесь отовсюду лезут и лезут, лезут и лезут… тьфу, но увидели, что уже и так дракон на драконе и драконом погоняет, остались наполовину вылезшие. Наверное, назад тоже не пустили.

Придворные в длинных роскошных одеяниях, ессно, расписанных драконами, туфли с носками в форме драконьих голов, а сзади шнурочки в виде драконьих хвостов. Я наступил одному на хвост, бедолага тут же по-жабьи плюхнулся на брюхо, словно в юсовской интеллектуальной комедии, а за стенами с готовностью утробно загоготало, видать, это на автомате.

Наконец впереди огромные врата, отделанные серебром и золотом. Богато и страшновато одетые воины отступили, створки поползли в стороны. Я отшатнулся, ослепленный блеском и ярким светом. Огромная люстра с множеством свечей, сильный яркий свет, как от вольтовой дуги, из стен медные головы драконов, сильные выдвинутые вперед нижние челюсти служат светильниками. Масло там сгорает, как я заметил, очень ароматное, а свет распространяется чистый, оранжевый, близкий по спектру к солнечному.

Вдоль стен на роскошных диванах, кушетках и лавках сидят и весело общаются молодые прекрасные женщины. Десятка два бродят по залу. Все до единой голые, так мне показалось вначале на мой простой и даже очень простой варварский вкус. Потом, присмотревшись, заметил, что иные все же одеты в ожерелья, серьги, а некоторые даже с легкомысленными ленточками вокруг бедер. Этих, видимо, надо рассматривать, как будто они в допотопных старинных платьях прошлого века. Или самые что ни есть застенчивые скромницы. Две-три женщины встретились с налепленными на самые кончики груди металлическими конусами. Или не металл, а блестящая фольга, не рассмотрел. Возможно, стараются ввести эту моду ультраскромности потому, что у самих соски плоские, а то и втянутые, я сам встречал пару таких женщин, они жутко стеснялись и обнажали грудь только ночью, в то время как все остальное хоть на Тверской при ярком солнце…

На том конце громадного зала блещет величием трон. Я сразу понял, что это трон, хотя ни разу не видел чтоб уж совсем настоящий королевский трон а-ля Луи: ровное и не очень удобное кресло с прямыми плоскими подлокотниками и спинкой метра в три ввысь, если не три с половиной. На троне грузный мужчина с седыми волосами до плеч, массивным лицом, словно вырубленным из камня топором, глубокие морщины на лбу, одна по-дьявольски заламывает седую бровь, на щеках удалось зацепиться двум продольным морщинам благодаря глубине залегания, а те, что помельче, так и не сумели продавить толстую дубленую кожу, выделанную жгучим солнцем, ледяным ветром, исхлестанную снежными бурями, ливнями, сухими ветрами. Скипетр и держава на широком подносе, его обеими руками почтительно держит приземистый рыцарь, а сам король в этот момент изволил осушать золотой кубок.

В двух шагах от трона небольшой стол, пара добротных обеденных кресел, но на столе – как в украинской хате после набега половцев.

Сэр Оуэнс дождался, когда король поставит посуду на поднос, вот его королевское величество взяли скипетр и державу, сэр тут же громко топнул задней ногой и провозгласил в пространство зала:

– Ваше Величество! В наши земли прибыл благородный варвар, который не сказал своего имени. Так как мы не можем допустить даже мысли о таком невежестве, то полагаем, что это именно тот, о ком гласит Древнее Пророчество Великого Дракона!

Человек на троне сделал мне знак приблизиться. Я вздул все, что можно, подошел к трону несколько деревянными ногами, так как напрягал и ноги, там у меня есть эффектные группы мышц, что классно смотрятся при таком освещении.

Король всмотрелся в меня, явно не дурак, такие, как он, не получают королевства по наследству, завоевывают мечами, вон шрамов куда больше на роже, чем морщин, на лице монарха отразилось сомнение. Вздохнул, широким жестом указал на стол.

– Садись, благородный герой, не называющий имени. Сперва попируем, потом поговорим.

Я сел за стол напротив трона, подумал раздраженно, что достали с этим неназыванием имени. Спросили бы, я разве не сказал бы? Но назваться самому, как это делают они, нас в школе не учили. Родителей, похоже, тоже.

В сторонке через зал прошел, громко топая задними ногами и звякая золотыми шпорами, огромный рыцарь в полных доспехах. Забрало опущено, в одной руке длинное турнирное копье, в другой треугольный мальтийский щит с эмблемой летящего дракона. Его блестящий шлем отражал блики от роскошной люстры, а начищенные латы красиво контрастировали с каменными блоками, из которых сложена стена замка, вдоль которой шел.

Слуги к нашему с королем столу набежали целой стаей, подали филе из дракона, а также жаркое из дракона и драконьи ягоды. Я не совсем понял разницу, но дворецкий сообщил шепотом, что филе из водяного дракона, он причислен к рыбным, а жаркое из горного, мерзавец два года успешно воровал скот. Кроме того, сообщил он тем же сдержанным шепотом, при восьмой перемене блюд могут подать пернатую дичь, там тоже драконье мясо, а на десерт подадут драконьи яйца…

– Учту, – ответил я тоже шепотом. – Но драконьи яйца все-таки убери. Я, конечно, верю, что это правильные яйца, но…

Я запнулся, дворецкий спросил почтительно:

– Да, сэр варвар?

– Чтобы не было иных истолкований, понял?

Он удивился:

– А какие еще?

Я огрызнулся, видя, что начинают прислушиваться:

– Щас, буду перечислять! И так сразу Фаберже да блендомед в голову лезут… Считай, что это мои рыцарские обеты… тьфу, варварские предрассудки.

– Понимаю, – ответил он с поклоном. – Человек без предрассудков – не человек.

– А кто?

– Монстр, конечно.

– Или демократ, – пробормотал я. – Хотя, если без предрассудков и комплексов женщина, это дело другое…

Тяжелый лязг прервал мои глубокомысленные рассуждения. Через зал обратно двигается тот же огромный рыцарь. Теперь в руке угрожающе покачивается боевой топор с узким лезвием, левый бок закрывает щит с эмблемой спящего дракона. Светильники в медных пастях бросают яркие блики на выпуклое железо: возникают блестящими точками на лбу над забралом, медленно перемещаются на макушку, а оттуда сползают на такой же блестящий затылок.

Король снова положил на поднос канцлера скипетр и державу, то есть дубину и булыжник, с которыми первый питекантроп узаконил власть над другими питями, крякнул, засучил рукава и сказал бодро:

– Приступим. Надеюсь, благородный варвар, тебе у нас понравится.

Я покосился вправо, бросил взгляд влево, обнаженные женщины ведут светские беседы, но я чувствовал пару сотен пар заинтересованных взглядов на своей коже, мускулы уже стонут от перегрузки выказывать себя во всей красе.

– Уже нравится, – сообщил я.

И мы принялись жрать. Музыканты на помосте тут же задудели, застучали, завопили, и я понял, откуда пришел обычай играть в ресторанах как можно громче: даже я не услышал свое могучее варварское чавканье.

На роскошном королевском столе недоставало только жареного молодого кабанчика с хрустящей ароматной корочкой, вообще-то, этот кабанчик уже достал, но варвар просто обязан есть кабанчиков и целиком зажаренных оленей, в крайнем случае – гусей, закатанных в глину и запеченных на углях костра.

Король ел профессионально смачно, много и с удовольствием. Я, как странствующий герой, тоже могу съесть бесконечно много, как и выпить, совершенно не пьянея. Перед нами ставили как части драконов: жареные, печеные, тушеные, маринованные, соленые и вареные, так и всякие всячины, вроде сушеных муравьев, вымоченных в вине улиток или отжатые в собственном соку уши нетопырей.

– Ну как, – спросил король, – как мой повар?

Пока я прожевал и проглотил ляжку дракона, прежде чем ответить, у самой двери возник мерный лязг, усилился. В трех шагах от стола, где мы пировали, опять медленно прошел рыцарь. На этот раз доспехи погнуты, от щита отколот краешек, а от рыцаря пахнуло крепким потом. Но блики от люстры все так же отражались от блестящего железа, а тени по дальней стене метнулись еще причудливее и угловатее.

– Чудесно, – ответил я. – Нет слов. Мы, варвары, немногословные.

Музыканты увидели, что наши челюсти перестали перетирать мясо и кости, изволим-с поглощать напитки, на помост вышел лохматый и провозгласил жирным голосом:

– А сейчас бард Уленруж Сладкоголосый споет песнь! Новую песнь о драконе, пребывающем на замке Кенг.

Я почувствовал приступ тошноты. Еще когда подъезжали к замку, слышал песнь о драконе замка Цукен, на входе во дворец пели о драконе замка Фыва, в прихожей – о драконе замка Вапр, на ступенях дворца – о драконе замка Пролд, я чувствовал какую-то странную связь этих диковинных слов с житейски привычным именем американского шпиона – Смит – и все никак не мог уловить этот колдовской смысл, эту ускользающую закономерность, разгадка которой совсем близка и угрожающе проста.

Король тоже хмурился, но терпел, монархи не всесильны, с массмедиа приходилось считаться уже тогда, будь она неладна. На помост вышел певец, длинноволосый и без перхоти, мрачный взор, не предвещающий ничего хорошего, набычился и хватил пятерней по струнам. Я поспешно схватил что-то мясное, челюсти заработали, из-за ушей пошел хороший смачный чавк. Король, глядя на меня, тоже взял заднюю лапу дракона обеими руками и вгрызся с остервенением, будто это горло певца. Как я понял, король действительно может съесть профессионально много, ведь все важные дела решаются не за картой в кабинете, а вот на таких пирах да еще в банях.

Рыцарь, погромыхивая доспехами, снова прошел через зал. Теперь в руках поблескивала странная алебарда с тремя жуткими рогами. Я наконец врубился, это для антуража, иначе могу забыть, что я в старинном рыцарском замке, а когда провожаю его взглядом, то попутно зрю узкие готические окна-бойницы, зарешеченные толстыми железными прутьями, а также замечаю массивные медные светильники, вбитые в щели между массивными камнями, толпу придворных, это дает ощущение многолюдности, заодно слышу их сдержанный говор. Вообще-то, должен бы слышать и тогда, когда не смотрю на них, но в этом я эксгибиционист… нет, солипсист, для которого существует только то, на что смотрит. А вообще-то, на свете есть даже солипсисты в квадрате, это хохлы, для них существует только то, что щупают.

Король внезапно рыкнул с набитым ртом:

– В шею!

Я не понял, к кому относился королевский гнев, хотел уже было привстать, наверное, не в той руке вилку держу, тем временем двое молодцеватого вида придворных подхватили певца под руки, а третий с удовольствием… дал крепкий подзатыльник, который, вообще-то, можно называть иначе, так как пришелся ниже спины. Этот подзатыльник получился профессиональный, как в балете, со смаком, чувствуется практика.

Дворецкий тут же оказался возле короля, сообщил доверительно:

– Приема добивается известный бард Цнард Сладкопевчий.

– Зачем? – спросил король подозрительно.

– Он споет песнь о драконе, пребывающем в замке Кенг.

Король взбеленился:

– Только что выгнали!..

– Ваше Величество, – мягко укорил дворецкий, – как вы можете?.. Это две большие разницы!.. То был дракон на замке, а этот в замке!..

Король прорычал затравленно:

– Не вижу разницы! Я простой король, из простых. Гнать! Да в шею, в шею!!!

Трое придворных, что только что вернулись, вытирая руки и поводя плечами, переглянулись и опрометью ринулись к парадной двери. По дороге им пришлось разминуться с рыцарем, что тупо и с красивой непреклонностью шел через зал наискосок, доспехи погнуты, по ним били вроде бы гигантским молотом, щит во вмятинах, но светильники обрисовывают фигуру выпукло, тени бегут впереди и сзади, укорачиваясь в нужных местах и удлиняясь в других, не менее нужных.

Я подождал, пока грохот и лязг стихнут, заметил сочувствующе:

– Вы недооцениваете роль СМИ. Это сила! Любого короля с дерьмом смешают, а дерьмо объявят общечеловеческими ценностями.

– Да знаю, – ответил король уныло. – Но что делать?

– И кто виноват, – поддакнул я, чувствуя родную почву. – На этот счет у меня имеются интереснейшие соображения…