Читать книгу Косвенные улики (сборник) - Юрий Перов - Страница 4

Утро следующего дня для меня началось телефонным звонком. Приехал Зайцев. Когда-то мы вместе кончали юридический факультет МГУ. С тех пор стоит только Зайцеву появиться в моем городе, он сразу начинает названивать мне по телефону.

– Как дела? – спросил он, даже не поздоровавшись. – Отдыхаешь?

– Нет. Какой там отдых…

– Зря. Отдыхай. Мы пока без тебя с Дыбенко здесь управимся. Так что отдыхай пока.

– Да я бы и сам хотел, но ты же мешаешь…

– Старший лейтенант Сохатый, с начальством так не разговаривают.

– Извините, товарищ Зайцев, погорячился спросонья.

– То-то.

Он повесил трубку. Мне показалось, что позвонил он нарочно, чтобы, так сказать, мобилизовать. Ну что же, он добился своего, я мобилизовался в десять минут.

Проглотил колбасу, запил холодным чаем прямо из заварника и вышел на улицу. Мне хотелось до работы попасть на ликеро-водочный завод и поговорить с Куприяновым. Может, сообщит что-нибудь новенькое про Власова.

Машина Николая Васильевича Куприянова стояла во дворе завода, возле склада готовой продукции, среди шатких сооружений из сотен водочных ящиков. Я заглянул на склад. В конторке сидели заведующий складом Шохин и Афонин. Фома Григорьевич рассказывал с подробностями о вчерашнем происшествии.

– Здравствуйте. Здесь не было Куприянова?

– Так он в месткоме, – сказал Шохин, – его выбрали председателем похоронной комиссии. Они ведь с Владимиром Павловичем старинные друзья… были. Однополчане.

У входа в управление висел увеличенный портрет Никитина, перевязанный по углам красной и черной лентами.

Такой же портрет висел и в комнате месткома. «Когда они успели увеличить?» – удивился я.

Куприянов разговаривал по телефону. Он взглянул на меня, кивнул и закончил разговор.

– Вы ко мне?

– Да, здравствуйте, Николай Васильевич.

– Вы по вопросу… – Он замялся, не зная, как сказать. – Вы насчет вчерашнего?

– Да. Скажите, пожалуйста, Николай Васильевич, вы вчера были в Доме культуры на последнем сеансе?

– Был.

– Вы видели там Никитина?

– Конечно, видел, мы с ним еще разговаривали.

– О чем?

– О производстве, о чем же еще, – ответил Куприянов, ни на секунду не задумываясь. – Он со мной посоветовался насчет транспорта. Мы хотим…

Я не дал ему развить производственную тему.

– Вы не помните, в каком настроении был Никитин, когда вы последний раз с ним разговаривали?

– Настроение?.. – Он задумался, достал пачку «Беломора», долго разминал папиросу над пепельницей. Брови его сошлись в жесткой складке. – Настроение у него было неважное. Я еще подумал про себя, что слушать-то он меня слушает, а в голове у него совсем другое… Мрачный он был и какой-то расстроенный, угнетенный. Будто предчувствовал.

– А после сеанса вы его видели?

– Нет, после сеанса не видел. Я ведь был с машиной, она стояла за клубом, как фильм кончился, я пошел сразу к машине – хотел отвести ее в гараж, а там свеча засалилась, чтоб ей пусто… и лампочка в моторе, как на грех, перегорела, ну, я и ковырялся впотьмах, скоблил свечу. Вроде ничего, очистил, а не заводится. Я тогда пошел в клуб, думаю, на свету скорее с проклятой разберусь. А тут и паника началась…

– Скажите, а по дороге в Овражный вы ничего подозрительного не заметили?

– Вроде ничего…

– Может быть, вам что-нибудь показалось необычным? Подумайте, вспомните – это очень важно.

– Да нет, вроде все обычное… – Он пожал плечами, покачал головой и подтвердил: – Все как всегда.

Разговор оборвался. Я молчал. Мне показалось странным, что он не вспомнил о Власове. Ведь он обратил внимание, даже с Афониным поделился. Был удивлен. Почему же сейчас молчит об этом?

Куприянов выжидающе смотрел на меня. Разговор вроде кончен, а я и не собираюсь уходить. Вероятно, его это смущало. Он достал новую папиросу и стал ее разминать, как и первую, долго и аккуратно, над самой пепельницей.

– Николай Васильевич, – сказал я с мягкой укоризной в голосе, – а почему вы не хотите мне сообщить, что видели вчера Власова, возвращающегося домой сразу после того, как произошло убийство Никитина?

Куприянов вздрогнул.

– А почему вы думаете, что я его видел? – неуверенно спросил Куприянов.

– Я не думаю, я знаю. Мне сказал Афонин. И странно, почему вы это скрываете.

Он вышел из-за стола, прошелся по комнате, потом махнул рукой и остановился напротив меня.

– Хотите честно?

– Хочу, – сказал я и тоже поднялся. Мы оказались лицом к лицу.

– И не сказал бы вообще!

– Почему же?

– Я Власова знаю тридцать лет. Воевали вместе. Ну и что из того, что человек пьет? Ему можно простить. А на преступление, на подлость он не способен. Так, пошумит, побузит и спать завалится. А вам только скажи… Затаскаете… Вот поэтому и не хотел говорить. И не сказал бы, если б Афонин не наболтал.

– Не волнуйтесь, Николай Васильевич, – сказал я извиняющимся тоном, – невиновного мы не очерним, не волнуйтесь. – И чтобы перевести разговор, спросил: – Когда намечены похороны?

– Послезавтра в десять утра, – очень сухо ответил Куприянов.

Секретаря Никитина Лену Прудникову я нашел тоже не сразу. В приемной ее не оказалось. Ждать мне было некогда, и я решил уже уходить, спускался по вестнице и услышал ее каблучки. У нее были красные от слез глаза и растрепанная прическа.

– Здравствуй, Лена.

– Здравствуй. – Она остановилась и протянула мне руку. – Ты извини, Борис, я очень спешу…

– А я к тебе по делу.

– Тогда пойдем в приемную, я там найду одну бумажку, а ты, пока я буду искать, расскажешь.

Мы поднялись в приемную, она выдвинула ящички своего стола и принялась разбирать бумаги. Я без всякого предисловия спросил:

– Ты в последнее время ничего не замечала за Никитиным? Он вел себя нормально, как всегда?

– Нет. – Она оставила бумаги. – Он в последние дни был какой-то странный, рассеянный. А недели полторы или две назад я вошла в его кабинет, и мне показалось, что он плакал. Как только я вошла, он отвернулся, открыл зачем-то сейф и стал там копаться. Потом поглядел на меня с такой тоской… И сказал… Я уже не помню точно, но что-то в таком роде… Постой, сейчас вспомню… Да, он сказал, что на этой земле нельзя ступить и шагу безнаказанно. И что потом за все приходится платить. Втройне… Я спросила: «За что?» Он сказал: «За все. И не надо надеяться, что останешься безнаказанным, и лучше сразу платить». И, усмехнувшись, добавил: «Лучше сразу, а то пени нарастают, а впрочем, это все ерунда и не обращайте на меня внимания, Леночка. Это я так… Философствую… К старости такое бывает».

И вообще весь этот месяц он был какой-то издерганный… Все время спешил. И меня торопил. Я однажды подумала, что он собирается уезжать отсюда. Так он спешил…

– Ты не знаешь, он днем вчера собирался в кино?

– Собирался. Еще просил меня узнать, во сколько начало.

– При этом был кто-нибудь?

– Никого.

– Знаешь что, Лена, у меня сейчас времени в обрез, а вечером я, может быть, освобожусь. Мне бы с тобой еще поговорить…

– О Никитине? – Она внимательно посмотрела на меня.

– Да, о нем, – твердо сказал я и поднялся.