Читать книгу Серебристое облако - Юрий Петрович Енцов - Страница 3

Все экзамены после восьмилетки он сдал на «хорошо», но на сочинении случился казус. Георгий почему-то решил взять темой не родную речь Пушкина с Лермонтовым, не Фадеева с Николаем Островским, а произведение англичанина Стивенсона. Горка недавно прочел рассказ этого писателя. Там речь шла о поэте, по совместительству воре и убийце французе Франсуа Вийоне. Горка оказался под впечатлением. Однако тема такого сочинения не понравилась учителям, руководству школы. Но троечку Горке кое-как поставили.

Отец его немного пожурил. Объяснил, что стараний Горки в школе не поняли, порыва не оценили, назвали почему-то его сочинение «антисоветским».

– Что там антисоветского? – не понял Горка.

Отец только пожал плечами и развел руками, дескать, ты уже большой, сам должен понимать. Горка действительно вырос большой, ростом с отца. Иногда, когда папка приходил домой навеселе, они с ним боролись. Причем Горка даже не понимал в шутку или всерьез они борются? Как правило, он выходил победителем. Ему это никакой радости не доставляло, и еще он не понимал – то ли рад отец, что уступает сыну в выносливости, то ли нет? Отец вообще был необычный человек. Он, особенно, будучи выпивши, делал все весело, одновременно и в шутку, и всерьез…

Что касается тройки за сочинение, то, видимо учителя решили подобным образом охарактеризовать его выбор на том простом основании, что раз его сочинение не было написано по произведениям русских-советских писателей, то значит, оно было антисоветским?

Но, как бы то ни было, он закончил восьмой класс, и мама велела поступать в геодезический техникум, который располагался в их городке:

– Там хоть стипендию платят, – сказала она.

Однако Горка любил рисовать и хотел поступить в художественное училище. Мама не возражала, хотя и сомневалась, – ей не хотелось, чтобы ее старший всю жизнь «дышал красками». Горка все-таки решил попробовать. Он купил в магазине «Культтовары» каких-то акварельных красок, ватман и поехал поступать. Предстояло сдать такие предметы: живопись, графику и композицию. На каждый давалось шесть часов.

Ему очень понравилось в художественном училище, которое располагалось в старинном, сводчатом помещении бывшей церкви. Ему пришлась по вкусу публика. Когда он сдавал документы, стал свидетелям разговора преподавательницы с каким-то бородатым студентом. Речь шла о картинах, написанных этим молодым, по виду очень самоуверенным художником. В них тоже, как и в школьном сочинении Горки, неизвестные знатоки живописи обнаружили какую-то антисоветчину…

Начались вступительные экзамены. Горка вставал рано-рано и ехал на автобусе №101 в областной город. Там он шел в училище и рисовал. Рисовал, смотрел, как рисуют другие. Все это делали либо очень хорошо, либо прекрасно. Оказывается, большинство юных рисовальщиков – были выпускники детских художественных школ. А Горка в первый раз взял в руки кисть. До этого он рисовал только карандашами и лепил из пластилина. Но и у него, как ему казалось, получалось совсем неплохо.

На второй день, во время перерыва он познакомился с другим таким же, как он, абитуриентом. Они разговорились. Нового знакомого звали Эдиком. Узнав, что Горка не местный, приезжает на экзамены на автобусе, тот позвал его к себе. Хотя сам тоже был не совсем городской, жил в пригороде за рекой, он ездил домой на пароме.

Горка согласился, и после экзамена они на неторопливой переправе двинулись через широкую спокойную реку. На другом берегу идти оказалось довольно-таки далеко. Пока они брели по песчаным дюнам, Эдик сообщил, что они с друзьями любит здесь шугать под кустами парочки взрослых, которые ищут уединения.

– Они такие толстые, смешные, выглядят глупо. Если их обнаруживают, они делают вид, что ничего особенного не происходит, – рассказал Эдик.

– А сам-то ты этим занимался? – спросил Горка.

– Не-е… Мне это не нравится, – ответил Эдик.

А Георгий не знал пока, нравится это ему самому или нет? У него не было подружки, и он даже не понимал, хочется ли ему ее иметь – какую-то конкретно. Совершенно точно, что его тянуло к красивым девочкам вообще, но они были такие гордые и дерзкие…

Когда они пришли к мишиному дому, их встретила его молодая, красивая мать. Она тут же дала им с Эдиком поручение сходить с ведрами за водой. Когда они принесли воду, Горке очень захотелось уйти. Он почувствовал себя в этой семье не очень уютно.

– Поеду я домой, – сказал Горка. Эдик его рассудительно отговаривал:

– Ты уже ни на автобус, ни на речной трамвайчик не успеваешь.

Но Горка попрощался и ушел. Очень скоро он понял, что поступил глупо. Транспорт в восемь часов вечера действительно уже никуда не ходил. Но было лето, Горка не особенно расстроился. Он пошел в кино на последний сеанс и посмотрел французский фильм «Повторный брак» с актером Бельмондо. После сеанса он вернулся в родной ХХ век из легкого, блистательного ХIХ-го, на летнюю пристань, нашел в переполненном зале ожидания свободное место на жестком полу и кое-как провел там ночь.

Не выспавшийся, но все равно бодрый он рано утром пошел на последний экзамен по композиции. Стал что-то рисовать «по представлению». Первым сдал свой рисунок, и, купив мороженого, сел в рейсовый автобус, чтобы ехать домой. Видимо из-за того, что он целые сутки ничего не ел, кроме мороженного, его стало мутить. Он выкинул недоеденную порцию в открытое окно.

Дома мама была рада его увидеть живым и здоровым. Родители предполагали, что он не захотел возвращаться, чтобы не мотаться туда-сюда. Горка рассказал им, что ночевал на пристани.

Спустя пару дней Горка опять поехал в училище, узнавать результаты экзаменов. К сожалению, на вывешенных на стене больших листах по всем предметам у него значились двойки. Художника из него не получилось. Пришлось идти в геодезисты.

Он забрал документы из училища и отнес их в геодезический техникум, о котором говорила мама. Горка не потерял присутствия духа, не стал ковырять тему «счастлив он или нет». Душевное спокойствие не зависит не столько от внешних причин, сколько от отношения к ним. А он не привык получать от жизни очень уж щедрые подарки. Самым главным подарком была она сама. Опять были экзамены, но на этот раз его с двумя тройками и четверкой его приняли на учебу.

На первом построении новых учащихся, в самом конце августа Горка познакомился с улыбчивым русоволосым парнем Борькой. Они выкурили по сигарете «Тракай», Горка купил пачку этих болгарских сигарет в ларьке «Союзпечати» неподалеку. Пока они весело дымили, их застукал строгий преподаватель и, выведя вперед, перед строем, велел назвать свои фамилии.

«Ну, все пропало, – подумал Горка. – В училище не поступил, сейчас из техникума выгонят».

Но горкина фамилия преподавателя заинтересовала. Он спросил:

– Не сын ли ты Петра Михайловича?

– Сын, – подтвердил Горка, кивнув.

– У такого отца такой сын! – строго сказал преподаватель.

Потом их отправили в строй. У геодезистов все оказалось строго, по-военному. Но на этом демонстративном порицании все кончилось. Курение на линейке никакими административными выводами ни для Борьки, ни для Горки не обернулось.

Они с новым товарищем попали в одну группу. Началась учеба. Примерно то же, что и в школе, но за это еще платили стипендию двадцать рублей. Получив первую сумму, Горка всю ее отдал маме. Она была довольна.

Кроме школьных предметов были, еще специальные. А также геодезическая практика. Осенью они пошли на полигон, учиться работать с вешками и буссолью – занятие, требующее внимания и аккуратности. Полигон располагался за коллективным садом, неподалеку от пруда. Метрах в пятистах от него, на другом берегу речки, стояли знакомые Горке ивы. В свободную минуту он рассказал своим новым знакомым, в том числе и Борьке, что под одной из ив – человеческие кости. Борька не поверил.

– Пошли, посмотрим, – предложил Горка.

Когда занятия кончились, парни и девушки направились в общежитие, – все, кроме Горки, в его группе были иногородние, а они с Борькой пошли к ивам. Горка помнил, где примерно из земли торчал округлый предмет, но прошло много времени с тех пор, как он его видел, природа совершила несколько годичных циклов, появлялась и жухла трава, выпадал снег, шли дожди. Он не сразу нашел то место. Походил, пошарил по сухой траве. Место было то и не то: старые ветлы доживали свой век, речка заросла осокой. Повертев головой и попинав выступ берега, Горка, наконец, наткнулся на потерю:

– Да вот же он!

Борька вытащил из кармана перочинный нож и, повозившись, выковырял им из глины серый округлый предмет. Это действительно был, самый что ни на есть настоящий, человеческий череп. Боря долго сопел, тащил череп из рыжеватой сухой глины.

– Надо его в общагу отнести, девчонок попугать, – предложил Борька деловито. Он извлек находку наружу, но – без нижней челюсти. Ковырять еще ему уже было неохота.

– Ну что, пошли к нам в общагу?– предложил он.

– Я домой, – ответил Горка.

Борька пожал ему на прощанье руку и зашагал прочь. Георгий остался один. Он намеревался подняться по склону оврага и идти домой, напрямую по стерне, он хаживал здесь много раз, в том числе зимой на лыжах, но ему вдруг почему-то показалось, что забираться по этому склону – очень тяжело. Он действительно утомился ходить несколько часов по продуваемому ветром полигону с буссолью в руках. К тому же, ветер усилился. Горка решил немного, самую малость, посидеть, отдохнуть. Подойдя к старой дуплистой иве, от которой осталась только внешняя часть с корой, Георгий шагнул внутрь старого дерева и присел там, прислонившись спиной к внутренней поверхности. В дуплище было потеплее, он закрыл глаза и вскоре словно бы задремал.

В этом полусне он увидел шагающего по оврагу по направлению к городу Борю. Тот нес под полой пиджака череп. Георгий видел его спину очень отчетливо, словно в бинокль. Боря почувствовав, что на него смотрят, оглянулся, но он отошел уже далеко от того места где они расстались и сам ничего не увидел. Зато Горка видел его прекрасно, причем он вроде бы поднялся высоко, метров на тридцать-пятьдесят над деревьями. Он висел над землей с закрытыми глазами и при этом – все различал. Буквально все видел и все знал: про Борьку, про ивы, про все вокруг. Так, например, он понял почему-то, что у Бори был брат, и он умер. Его родители взяли в семью приемную девочку, она стала Боре сестрой.

Горка решил открыть глаза, и он словно бы увидел сон во сне – такое случается. Посмотрев вниз, он убедился, что висит над землей, над редкими желтеющими листьями ив. И при этом он был совершенно голый – босые пальцы шевелились над узенькими листьями ив. Обнаружить эту свою наготу было не менее странно, чем подняться в воздух.

«Что это? Почему?» – он хотел каких-то объяснений, ему необходимо было либо понять ситуацию, либо хотя бы как-то изменить ее.

Словно в ответ на это желанье – виденье изменилось. Горка почувствовал, что он теперь одет, обут и идет по траве мимо речки – этой самой речки и мимо этих же склонов оврага. Он смотрел на землю под своими ногами, обутыми в высокие черные сапоги и отчетливо себя нового ощутил.

И ощущения эти – были незнакомыми. На нем были надеты широкие, заправленные в сапоги темные брюки, такой же пиджак, на голове что-то вроде кепки или точнее фуражки с черным лакированным козырьком. Он время от времени ее поправлял, шагая по едва заметной в густой высокой траве тропинке по направлению к какому-то небольшому забору, за которым находился бревенчатый сарай. Ничего этого тут не должно было быть. При этом Горка понимал, что ему не туда, не к забору, а еще дальше, намного дальше. Он почему-то понял, что уже ходил тут мимо этого забора далее через лес в деревню.

Тут у него очень запершило в горле, он сильно закашлял. Кашлял долго, потом сплюнул. Слюна была красная. Нужно было отдохнуть отдышаться.

«Зайти внутрь? – подумал он. – Но там никого нет».

Он почему-то вспомнил, как строили мельницу, как делали запруду.

Но тут у него опять начался кашель. Он присел, прислонившись к забору. Кашлял долго, начал задыхаться. Испугался. А испугавшись – словно бы проснулся, продолжая при этом кашлять.

Георгий обнаружил, что уже стемнело, а он – стоит на четвереньках на земле, кашляет и при этом – он совершенно голый. Его кашель тут же мгновенно прошел, но ему стало зябко. Ветер стих, было темно, как может быть темно в безлунную ночь, когда не видно звезд. Он поднялся на ноги и огляделся. Георгий находился рядом со старым дуплистым деревом, буквально в двух шагах. Подойдя туда, он пошарил в темноте рукой – в дупле лежала его одежда.

Он, порывшись, вытащил из кармана брюк спички, чиркнул, осветил дупло. Увидел свою черную куртку из кожзаменителя, брюки, кеды, а в них – носки. Горка лихорадочно оделся и побежал вверх по склону холма.

– Где ты был? – спросила мать сонным голосом, когда он пришел домой и толкнул незапертую дверь.

– В общежитии, – соврал Горка. Он совсем не умел врать, но тут пришлось. Раздевшись и достав из дивана свою постель, он лег. Было уже пять часов утра. Он пролежал пару часов в полном недоумении – спать совершенно не хотелось. Потом, когда нужно было собираться на занятья, встал, сделал себе кофе, намазал на хлеб масла, положил сверху кусочек сыра. Банку растворимого порошкового кофе где-то раздобыл подросший и шустрый брат Генька. Но, ни сам он, и никто в их семье кроме Горки этот кофе не пил. А ему – очень нравилось по утрам сделать себе кофе, бутерброд с маслом и сыром.

На занятиях он встретил Борю, спросил:

– Как все прошло?

Тот со смехом рассказал, что было весело. Они с другими парнем из их группы Вадиком устроили целое представление.

– А где черепок? – спросил Георгий.

– Выкинул, – махнул рукой Борька.

– Скажи, у тебя есть сестра? – спросил Георгий.

– Есть, – ответил Борька. – Только не родная. А почему ты спрашиваешь?

– Так просто… – ответил Георгий.

Наступила зима. Горку включили в лыжную команду техникума. Он стал участвовать в соревнованиях. Мама купила ему лыжный костюм. Но никаких успехов в лыжных гонках он не достиг.

Тем не менее, от его спортивной активности была небольшая польза. Учитель физкультуры дал ему старые, списанные лыжные ботинки с инвентарным номером. Теперь было в чем кататься на лыжах. К этим ботинкам Горка прикупил хорошие лыжи в спортивном магазине, благо стипендию ему платили.

Возвращаясь с лыжных соревнований домой, он пробегал на лыжах мимо знакомого места, но к ивам уже не подходил. Он смотрел туда, и, напрягая зрение, даже в яркий день был способен увидеть что-то над деревьями – странное невидимое облако, о существовании которого, похоже, догадывался только он. Ему хотелось туда, его тянуло к облаку. Но он сдерживался, помня, что приключилось осенью. Если бы это повторилось зимой, и он остался бы голый, то непременно обморозился бы. Впрочем, было ли все это, не померещилось ли?

К весне он успешно сдал экзамен после первого курса. Заниматься приходилось старательнее, чем в школе. Но оно того стоило, платили стипендию. Сначала простую, потом повышенную. На каникулах мама съездила в областной город и привезла Горке подарок – гоночный велосипед, о котором он давно мечтал. Он был страшно рад. Весь день он думал: «Привезет его мама или нет?» И вот увидел ее, идущую по тропинке к их дому и толкающую за руль велосипед.

Он выбежал на улицу, встречая ее, и стал ей помогать, взял велосипед. Горка тут же подкачал узкие шины и поехал опробовать велик, у которого было несколько скоростей, и, конечно же, он не шел ни в какое сравнение с обычными велосипедами «Урал» или «Днепр». Это был полугоночный «Турист».

На нем он стал колесить по окрестностям. Вскоре поехал в соседний город химиков. Как-то раз, по дороге он встретил ватагу тренирующихся мальчишек-велогонщиков его возраста, и познакомился с ними. Оказалось, что они из велосипедной секции, располагавшейся в подвале жилого дома. Он стал туда наведываться, поскольку в его родном городке никаких спортивных секций не было. Но еще одного любителя велосипедных прогулок он нашел, точнее он сам к Горке подкатил на своем велосипеде с изогнутым рулем. Его тоже звали Мишкой – распространенное имя. Они стали крутить педали вместе.

Они на пару ездили на соревнования, но оба с позором провалились – их сняли с дистанции. Вернулись в город усталыми, но все равно довольными. Страшно голодными. Последние километры они ехали и разговаривали только про еду. Вернувшись домой, Горка опустошил на ужин две тарелки маминого супа.

Он старательно учился, получал свою повышенную стипендию, которую отдавал матери, мама была довольна. Но ему все больше хотелось попасть к ивам. Посмотреть, что там?

И вот однажды, опять в самом начале осени, когда стояли теплые денечки, Горка в выходные собрался покататься. Он экипировался, как положено: надел спортивные короткие штаны, которые сделал сам из старых гамаш братика, модные кроссовки, которые привезла из Москвы мама, на голову натянул яркую трехцветную шапочку с козырьком, которую ему тоже сшила мама, он видел такие по телевизору и точно такие же были у парней с секции. Вытащив из сарая велосипед, Георгий покатил по проселочной дороге в сторону оврага.

Примерно на полпути он запыхался, и к тому же вспомнил то, что с ним случилось прошлой осенью. Он остановился и оглянулся назад. Их дом, стоящий на самом краю поля, был уже далеко. Еще дальше виднелся лес на другом берегу реки. Георгий снова посмотрел вперед, преодолевая сомнения, сел в седло и нажал на педали.

Пологий подъем по полю закончился, начался такой же пологий, почти незаметный спуск к оврагу. По стерне бегали и чирикали птахи. Потом стерня сменилась травой, местами высокой в тех местах, где в поле выливали нечистоты. «Очистные сооружения», возникшие недавно тут, на окраине города, представляли собой валы, сделанные с помощью бульдозера, но уже заросшие травой – сюда приезжали ассенизаторские машины и выливали содержимое своих цистерн. Когда это все происходило, Георгий не видел, довольно редко.

Он подъехал к краю оврага и внизу, в ложбине, увидел знакомые ивы, стоящие полукругом у речки. Небо над ними было по виду совершенно прозрачным – как повсюду. Георгий положил велосипед на траву, сел рядом, осматривая знакомые окрестности. Когда он улавливал боковым зрением то, что было над ивами, он понимал, что и дневное небо над деревьями чем-то отличалось от остального небосклона. Чем именно? Заниматься разгадыванием этой загадки было трудно, если вообще возможно.

День был спокойный, теплый, можно было ничего не разгадывая, попробовать повторить, то, что случилось прошлой осенью. Ведь в тот раз – ничего плохого не произошло. Так, какая-то нелепость, о которой никто не узнал – он оказался вдруг голым. Но тут место пустынное, народу никого. Подумав так, он сел на велосипед и скатился по склону по направлению к ивам. Подъехав к ним вплотную, он прислонил велосипед к дереву, снял пеструю шапочку, велосипедные перчатки без пальцев, которые он приобрел в спортивном магазине, поместил все это на руль. Потом – разулся и босиком забрался внутрь дерева.

Он просидел там довольно долго, но ничего не происходило. Он закрывал и открывал глаза, пытался сосредоточиться, но безрезультатно. Постепенно он забыл, зачем он тут и в голове стали крутиться разные мысли. Он, например, вспомнил фильм, который недавно посмотрел в кинотеатре, «Миллион лет до нашей эры».

Ему пришло в голову: «А каким могло бы быть это место миллион лет назад?» И сразу же поплыли перед его внутренним взором какие-то яркие, но отрывистые образы. Он попытался понять, что это, но вдруг – очутился в некоем помещении, наподобие ресторана или кафе. И опять – голый. Тут было довольно много народа, но на него никто не обращал никакого внимания. Когда он понял, что его попросту никто не видит, ему стало спокойнее.

Но было непонятно, куда он попал и почему он здесь? Его заинтересовал какой-то бородатый мужчина, сидевший за столиком, на котором стояла чашка кофе, и лежали разложенные бумаги. И этот мужчина опять ввел его в ступор, потому что вдруг поднял глаза от своих бумаг и в упор посмотрел на Георгия. Посмотрел недовольно и осуждающе. Георгию даже показалось, что он окинул его с головы до ног недовольным, сердитым взглядом.

Его первым желанием было – провалиться сквозь землю, улететь, куда глаза глядят, и это желание тут же осуществилось. Он оказался на улице, но на этот раз на очень знакомой улице, на набережной его родного города, рядом с балконом дома, с которого когда-то, вскоре после Великой Октябрьской Социалистической Революции выступала Надежда Константиновна Крупская, видная деятельница революционного движения, и жена «вождя мирового пролетариата». Сейчас это было здание техникума, в котором проходила по будним дням его учеба.

Он осмотрелся. Мимо текла широкая река, он висел в метрах трех-четырех над пыльным асфальтом. Его по-прежнему никто не видел, по крайней мере, никто не кричал и не показывал на него пальцами. Но вечно это продолжаться не могло, нужно было возвращаться к тому месту, где оставался его велосипед и одежда. Георгий повернулся и постарался двинуться в ту сторону, где в большую реку впадала небольшая речка, выше по течению которой располагались ивы. Ведь там, у этих ив он оставил свой велосипед, и там оставалась его одежда.

У него получилось – он медленно двинулся в ту сторону. Перелетев улицу, он довольно быстро поплыл над землей, словно невидимый воздушный шар, который кто-то тащит на невидимой же веревочке. Так он достиг устья речки и двинулся налево вдоль нее.

Речка протекала по территории завода. Тут ходили рабочие, но Георгия по-прежнему никто не замечал. Он подлетел к краю заводской территории, которую ограничивал высокий деревянный забор. За ним располагался дощатый мост, по которому Георгий много раз проходил овраг и текущую по нему речку. Перелетев через этот мост, он двинулся дальше и вскоре попал к другому мосту, уже бревенчатому. По нему изредка проезжали машины, но сейчас тут было пусто.