Читать книгу В зоне риска. Интервью 2014-2020 - Юрий Поляков - Страница 30

– Вы сказали про «Белую гвардию». Недавно знакомый вам режиссёр Снежкин поставил фильм по этому роману и Мышлаевского там играет Михаил Пореченков. Как вы оцениваете последние события в Донецке, с ним связанные?

– Абсолютно нормально. Пореченков имеет военное образование, хотел стать офицером, следовательно, у него особое отношение к оружию. Вот я служил в армии, и когда приезжаю куда-нибудь в воинскую часть, обязательно прошу, чтобы мне дали в мишень пострелять. Это же нормально. По-мужски. Лучше, наверное, чем спьяну дирижировать оркестром.

– То есть, артист в войнушку не наигрался?

– А если и так? Он часто играет военных, и роли ему удаются. Смелый человек приехал в воюющий регион, подошёл к пулемёту уникальной конструкции, дал очередь по мишеням… Что случилось-то? И я бы так сделал, если бы разрешили. Интересно, если бы так же поступил, скажем, певец-депутат Розенбаум, не чуждый ратной романтике, или актёр, сыгравший Колчака, по фамилии Хабенский, наши либералы тоже возмутились бы? Нет ли тут племенной предвзятости, коллега?

– А на каске у него было написано «Пресса». Нормально?

– Ну и что? А он должен был взять каску и написать «Стреляйте в меня! Я ватник!»? Вам самому-то не смешно задавать такие вопросы? Или хлеб отрабатываете?

– Так пресса не может быть с пулемётом, правда?

– Неужели? А почему же в гимне журналистов поётся: «С лейкой и с блокнотом, а то и с пулемётом…» А генерал Ортенберг – ведущий советский журналист? К сожалению, нет на касках надписей «Актёр» или «Искусство». Мне кажется, скандал абсолютно надуман. И надуман теми, кому киевская власть нравится, а новороссийская не нравится. Почему, я не знаю. Как может нравиться власть, которая жжёт в Одессе людей, обожествляет Бандеру, антисемита и убийцу? Это какое-то помешательство части нашей интеллигенции. Гормональный либерализм.

– Вы просто как на телевизионном шоу выступаете. Кстати, недавно вы сказали, что политические ТВ-программы оболванивают людей. Я тогда подумал: как смело, ведь Поляков сам в «ящике» нередкий гость. То есть, вами тоже пользуются?

– Если вы заметили, я всегда говорю то, что думаю. И если иной раз совпадаю с официальной точкой зрения, значит, эта точка зрения мне близка. Писатель, всегда согласный с властью, – подлец. Писатель, никогда не согласный с властью, – дурак. Вот и в случае с Украиной я так думаю. Там исправляется зигзаг истории, который произошёл в 1991 году. Ведь распад Советского Союза произошёл не по историко-культурным и этно-языковым границам, а по достаточно произвольным административным линиям внутри большой страны.

– И как это всё исправить? Пойти по югославскому варианту? Вы хотите всё затопить в крови? Политика же не для того создана, чтобы с помощью телевизора натравливать одних людей на других.

– Нормальные политики должны понимать, что когда часть большого народа попадает в чуждое, а то и враждебное для него этнократическое пространство, естественно, люди начинают думать, как минимум, о федерализации, как максимум, о собственном государстве. Могла Украина сохраниться? Могла, если бы там не стали строить этнократическое общество, основанное на агрессивной украинской идее, дали бы каждому региону жить по своим обычаям. Так нет же! Вы хотите, чтобы у вас был украинский мовояз и Шухевич вместо Жукова? Ради бога. А другие хотят говорить по-русски, и чтобы у них был маршал Жуков. Они говорят: «Почему я должен становиться украинцем лишь потому, что кому-то на Галичине пели украинские колыбельные, а потом он пересел в Киев? Нам-то пели русские колыбельные!»

– Так всё поменялось после майдана. До этого в течение двадцати лет украинцы и русские как-то договаривались между собой, даже Ющенко переварили.

– Правильно. Только благодаря терпению русских. Они надеялись, что подростковый украинский национализм остепенится, повзрослеет, а он пошёл в сторону скинхедства. Кроме того, Януковича все не любили. И вдруг, после майдана, им сказали: «Шиш вам, а не ваш собачий русский язык. Кто не скачет, тот москаль?» Вы бы восстали? Я бы восстал. И теперь это уже необратимо. Современный украинский язык – это же мовояз. Там много лет работает специальный институт, те слова, что совпадали с русскими, меняются на что угодно – латынь, немецкий, польский. Помню, ещё до всех событий я был в гостях у видного украинского политика. Он пригласил меня на обед с местной интеллигенцией. И чем они развлекали друг друга весь вечер? Один другого спрашивал: а ты знаешь, как теперь будет пуговица? Как? Он называл, и все хохотали, просто со стульев падали. Но смех закончился, начались кровь и слёзы. Почитайте мою публицистику, я обо всём этом писал, предсказывал…

– А вы писали, например, как сдали русских в Туркмении за туркменский же газ?

– Об этом я не писал, я же не могу обо всём писать. Я – литератор, а не журналист. Зато я писал, как сдали русских в Прибалтике. А вы, насколько помнится, нет!

– Вы не хотите делать больно президенту?

– Во-первых, я не личный врач Путина и уколов ему не делаю. Во-вторых, если изучу проблему – напишу. Кстати, с начала 90-х я писал о том, что не вижу системы и настоящей государственной политики в отношении русских, оставшихся за границами России. Сейчас выходит двухтомник с моими интервью с 86-го по 2014 год. Первый называется «Государственная недостаточность», а второй – «Созидательный реванш». Там всё написано. А в Туркмению надо съездить.

– Ваш коллега Эдуард Лимонов – тоже хороший писатель. Он тоже говорит то, что думает, просто сейчас по Украине они с властью совпали. Его стали приглашать на госТВ, но зрелище это жалкое: когда-то свободный, независимый человек теперь работает на подпевках у Зюганова и Жириновского. Вы не боитесь, что для кого-то выглядите так же?

– Кому-то важно казаться, мне важно быть. Да, человек, говорящий вещи, выстраданные и искренние, иной раз выглядит не так выгодно, как тот, кто просто «надевает модную политическую рубашку». И что? Ряженого за версту видно. Но на ток-шоу я ходить стал реже. Мне не нравятся эти хоры лояльности, где нужно друг друга перекрикивать. Особенно это видно в передачах Петра Толстого. К тому же, там одни и те же люди, как в дорогом ресторане. В 90-х после статьи «Оппозиция умерла. Да здравствует оппозиция!», направленной против ельцинского беспредела 93-го, меня довольно долго не звали на ТВ, а приглашать начали, когда стало понятно, что либеральное единодушие всем надоело. В истории нашего государства было мощное течение мысли – консервативное, охранительное, после революции консерваторов затолкали в тёмный угол. Но иногда они возвращаются.

– Всё-таки сто лет назад, по-моему, были идеи и люди их провозглашавшие. Так, по крайней мере, это кажется по книгам. Но мы же сейчас живём и всё видим: теперь очень многие лишь прикрываются разными идеями – либеральными, консервативными – а в основе своей, извините, борются только за бабло. Так зачем же нам друг друга обманывать?

– Увы, это так. Но встречаются и люди принципиальные. Один из них перед вами. Мне неоднократно предлагали разные бонусы за изменение позиции. Когда-то я критиковал фонд Сороса, который вёл, на мой взгляд, довольно странную, я бы сказал, гуманитарно-подрывную работу в России. Мне оттуда позвонили, спросили: вы за что-то на нас обижены? Давайте мы устроим вам полугодовое турне с лекциями по Соединенным Штатам и подружимся? Я ответил: лучше дома посижу, но буду писать то, что считаю нужным.