Читать книгу Древние. Том I. Семейные узы. Часть I - Юрий Романов - Страница 3

 Крохотная, черноволосая девочка лет семи была по голову в высокой траве. Её, местами порванное, ситцевое платье было украшено выцветшими картинками животных и было уже мало. Она увлечённо копошилась в земле и наблюдала за колонией муравьёв, не помня себя от радости, если ей удастся поймать одного жирного, больше прочих. Солнце уже клонилось к горизонту, призывая прохладу и взывая к ветру, холодному, летнему ветру, что помогал работягам после трудовых жарких смен. Розель нашла крупную особь с крылышками, осторожно взяла её и поднесла к своим большим, карим глазам и начала исследовать: насекомое отчаянно пыталось выбраться, забавно шевеля лапками и расправляя длинные прозрачные крылышки.

Розель оглядела муравейник – других таких больше не было. Слегка придавив насекомое, она убедилась, что оно точно не выберется и принялась резво отрывать насекомому лапки. Крохотное существо продолжало извиваться, дрыгая крылышками, пока не осталось и их. Теперь это была уже гусеница, над чем девочка и потешалась, тыкая в несчастное насекомое веткой.

– Маленькая дрянь! Домой! – На всю округу разлетался протяжный, гулкий и басистый голос мужчины. Слин стоял на пороге покосившейся лачуги. Его местами поседевшие, сальные волосы блестели в лучах заходящего Солнца; вспухшие вены на тощем теле говорили о продолжительном голодании и постоянном приёме одурманивающих веществ, кои среди бедняков были повсеместно распространены. Он в очередной раз окликнул Розель, грозя “прибить” дочь, если та сейчас же не вернётся в дом. Но девочка, находясь среди густой травы, не спешила в дом, она притаилась, боясь, как бы её не нашли родители, однако с заходом Солнца, темнота всё сгущалась, ветер становился всё холоднее и даже муравьи и те разбежались, оставив Розель в одиночестве.

– Я тебе устрою… Тварь! Неблагодарная! – Доносились отрывистые крики Слина, которые стихли спустя несколько минут.

Деревушка, в которой жила Розель с семьёй, была одной из множества в Миазе, царстве, что находилось на Восточной стороне одного из множества островов Сарканского архипелага. То было большое государство, но как и все образования на Венере, переживало кризис после череды войн всех со всеми. В Миазе, в деревне Шабет, где жила черноволосая Розель, не хватало еды и воды. Рабочим не платили подчас месяцами, а ведение собственного хозяйства было запрещено – всё должно было принадлежать государству; люди были измождены постоянными нападками и поборами со стороны властей, которые их даже не защищали от пограничных набегов, диких животных и природных явлений, кои в этом регионе часто обрушивались на бедняков, не имевших в своих рядах волшебника, могущего совладать с силами природы. То была самая безнадёжная и пропащая точка на карте планеты. Всё было настолько плохо, что по Венере ходили слухи, якобы обитатели Шабета поедают своих детей и пожилых родных, чтобы прокормиться, а заболевших родственников и друзей, забивали до смерти с первыми симптомами.

Розель пришла в себя, обнимая гладкий булыжник, ещё помнивший тепло солнечных лучей. Шершавая трава колола тело, а от холодного ветра пробирало до костей; девочка внезапно закашляла. Что-то горькое сочилось изо рта, стекая по подбородку и шее Розель.

– Вонючий жук. Опять! – Скривилась она. Розель часто ловила и кушала разных больших и маленьких обитателей этой территории, но иногда ей попадались очень горькие и кислые насекомые, как этот. Её стошнило. Она поспешила опорожнить рот и закусила травой с толстыми стеблями, как часто делала в таких случаях. Прогорклый вкус уступил пряному и солоноватому, что было меньшим из зол. Розель поняла, что уже очень поздно и поспешила домой. Девочка вышла на опушку, откуда открывался вид на Шабет: разнородные ветхие, деревянные хибарки стояли одна позади другой, все в дырах, залатанные чем попало, построенные несколько сотен лет назад и уже непригодные для жизни; пустые будки для собак, давно употреблённых в пищу, разбросанные предметы обихода и рваные, пыльные тряпки валялись здесь тут и там. То была деревня без дорог и утопала в грязи, едва первые капли достигнут проклятой земли; у её жителей не было оружия или каких-либо средств самообороны, – трупы здесь встречались чаще, чем живые люди, а помои и испражнения, которые люди выливали себе под окна, распространяли нестерпимый смрад, к которому, впрочем, жители Шабета уже давно привыкли, как и мухи, которыми кишела одинокая деревушка. Розель вспомнила, как наслаждалась похлёбкой из подсоленной воды, корней ели и тех самых мух, которых Розель сама и ловила. То был настоящий праздник для девочки, ведь то, что она обыкновенно ела и были те самые жуки, корешки растений и дикие ягоды, от которых у неё болел живот.

От одного взгляда на злосчастную деревню, маленькой венере стало не по себе. Она хотела вернуться в траву, к спокойствию и безмятежности, к насекомым, которых она исследовала, но не могла. так как знала, что бывает, если ослушаться родителей, да и вой дикого пса и шелест в кустах, заставили девочку ускориться.

Розель робко постучала в хлипкую дверь, что зашаталась от кротких стуков маленьких ручек, но никто не отвечал. Тогда она постучалась ещё раз, немного смелее, – по-прежнему тишина.

– Мама! – Розель увидела, как несколько теней забежали за соседский дом. – Собака! – Прошептала Розель в щель. Мать девочки сидела у окна, откинув голову на подратое кресло, отца же и вовсе не было видно. Никто не реагировал на крики девочки, даже когда та завопила во весь голос на всю деревню: каждый знали, что с наступлением ночи, дикие псы захватывают контроль над Шебетом.

В какой-то момент маленькая венера поняла, что ей не откроют.

Псы шерудили в бачках близ домов и было слышно, как когтистые лапы скребутся о деревянные домики, жители которых запирались балками изнутри. Громадные носы хищников жадно рыскали в поисках любой пищи и, казалось, учуяли малышку, которая отчаянно искала вход на задний двор. Рядом с хибаркой была высокая ограда, скрывавшая небольшие владения семьи. Неделей ранее, дикие собаки уже пытались проникнуть внутрь, оставив небольшой подкоп, который исследовала на днях Розель и куда сейчас, подгоняемая опасностью, успела шмыгнуть. Одна из шерстяных тварей уже учуяла девочку и кинулась ей вслед, едва не сцапав ногу последней. Розель успела просунуть последнюю ногу и с ужасом наблюдала, как пёс, согнав громким лаев своих собратьев, стал ворошить небольшой подкоп. В кромешной темноте, под жалобные взвизгивания, пугающий вой и клацанье клыков, Розель судорожно искала вход в дом. На месте, где, как помнила девочка, был вход в дом, находился заколоченный плотным слоем досок дверной проём. Пока псы во всю стремились внутрь, Розель металась из стороны в сторону, в попытках найти место, где можно было бы спрятаться. Не найдя такового, девочка схватила брус, оставшийся от старой двери, со вбитыми в него гвоздями и накинулась на пса, что уже прорыл себе путь, обнажив зубастый оскал. Дикий зверь успел заползти лишь наполовину, просунув голову и отчаянно роя массивными лапами сухую землю.

Девочка яростно лупила голову собаки ржавыми иглами, несмотря на скулёж, который зверь поднял после первого удара: Розель промахнулась, планируя ударить в центр, однако попала псу в глаз, отчего тот громко и протяжно заскулил, точно щенок, но выбраться не мог – половина туловища намертво застряла между землёй и забором.

Розель завершила начатое, оставив раскроенный череп на обездвиженном теле, словно в назидание другим хищникам. Те, убедившись, что проникнуть внутрь не удастся, вскоре, разбрелись в поисках пищи среди улиц.

Розель бросила балку и попятилась назад. Слёзы душили её, она боялась, что мёртвая собака поднимется и начнёт снова рыть подкоп, а потом набросится на беззащитную венеру, растерзав её прямо у собственного дома. Ей показалось, будто хищник шевелится, – Луна зашла за облака и не было видно ни зги; что-то копошилось во тьме, но что – Розель не видела. Девочка забилась в угол, спрятавшись под грудой досок и вскоре уснула.

В глаза забили первые лучи восходящего Солнца, прорывавшиеся сквозь стихийны шалаш из досок. Розель никто так и не искал, хотя было уже утро, никто даже не отпирал дверь. Розель протёрла глаза и потянулась, но тотчас почувствовала острую боль в руке – должно быть, она зацепилась за гвозди, что были тут всюду. В ночной тьме не было видно ни одного острия, которые сейчас кишели вокруг Розель. Девочка чудом не проколола себе глаз и не распорола живот, отделавшись лишь пораненной рукой.

По мере пробуждения, приходило осознание того, что произошло: смерть едва не настигла это крохотное существо. Её, этой черноволосой, невинной малышки, сейчас могло уже и не быть в живых; однако именно от рук маленькой венеры и погиб клыкастый зверь, она убила его, впервые убила живое существо.

Розель, не без труда перелезла через забор, и заглянула через щель в двери: мать сидела всё в той же позе со сложенными руками и откинутой головой у окна; отца по-прежнему не было. Девочка вернулась на место трагедии. Потыкав мёртвое животное палкой, Розель убедилась, что оно мертво. Тогда маленькая венера попыталась вытащить пса, потянув за задние лапы – безуспешно. Розель вновь вернулась во двор, легла на траву и вскоре уснула.

Солнце поднялось почти на середину неба, когда девочку разбудил протяжный скрип и последовавший затем крик:

– Да пусть тебя хоть разорвут там! Мне плевать! – Разрывалась женщина где-то недалеко.

Большой! – Крикнула Розель, видя из-за забора, как из дверей домика на углу улицы выходит сбитый светловолосый мальчишка. Она называла его так, потому что родители не дали ему имени. Он был нежеланным, как почти все дети в этой деревне. Большой воспитывался одной матерью; отца забрали на войну с Марсом, где тот и погиб, от чего в семье наступила тёмная полоса. Женщина часто била сына, морила голодом, запрещая есть и без того скудные запасы пищи и поносила самыми последними словами. От него запирали двери, не раз выгоняя из дома на ночь, и, бывало, вывозили далеко за город, но мальчик всякий раз находил дорогу назад.

Большой тотчас последовал к дому своей подруги и, увидев, как та вовсю ему машет, ускорил шаг. Вместе им удалось оттащить труп пса в один из заброшенных домиков на самом краю деревни. Два квартала тащили дети мёртвую добычу к обусловленному месту. Отперев сломанную дверь, они кое-как втащили животное через выступ на пороге. Розель подперла дверь камнем, а Большой доволок собаку до окошка и распахнул ставни. Оба встали, удовлетворённые работой и оглянулись: в их тайном логове было всего две небольшие комнатки, в которых, гонимые всеми дети были полноправными хозяевами. С тех пор, как предыдущие владельцы погибли от рук разбойников, дом пустовал, а его небогатую утварь уже давно растащили мародёры.

Ребята оставили пса под окошком так, чтобы солнце не попадало на тушу, а сами прошли во вторую комнату, где вновь лицезрели с довольным видом всех животных, что коллекционировали здесь неделями: здесь были полуразложившиеся лягушки, уложенные от малого, к большому; две уже сгнившие кошки, одна со светлой, другая с тёмной шерстью; три обглоданных скелета крыс, покрытых сажей, лежали поодаль, а так же разные виды змей, пара дворняг с освежёванной плотью и несколько рыбьих скелетов, что для той местности было диковинкой. Вонь стояла нестерпимая: затхлая хижина, насквозь пропитанная плесенью, заключала в себе запахи гнили и разложившихся трупов зверей. Всех этих животных Большой приносил в их общее убежище, словно трофеи, чтобы пощеголять умениями перед подругой, после чего они оба с удовольствием лакомились добычей.

– Он пытался меня съесть. – Бросила Розель, смотря на пса. – Но теперь это сделаем мы.

– Да, мы сегодня наедимся. – Ответил, потирая руки, мальчик. Большой был магом огня от рождения, и скрывал от родных способность вызывать пламя силой мысли, так как боялся реакции матери. Всё, к чему сводилось применение волшебства Большого – это создание небольшого костра для поджаривания пищи в этом убежище.

Они освежевали и разделали пса осколком стекла, поджарили наибольшие его куски и жадно съели, после чего отправились во второе секретное место: за сенью деревьев, неподалёку от поселения, находился уютный, окружённый травой, тайный уголок для двоих уголок. Сытые, довольные друзья, распластавшись на мягкой растительности, беззаботно наблюдали за проплывавшими в небе облаками, подчас находя в объектах знакомые образы или силуэты.

– А какое имя ты бы хотел себе взять, когда вырастешь, а, Большой?

– Не знаю, – отвечал тот, закинув руки за голову – смотри, слон!

– А твои родители настоящие?

Тот не понял вопроса и добродушно ответил:

– Ну конечно! Что за вопрос! – Он томно поковырялся в зубах, как делали это взрослые и повернулся к своей спутнице. – А что значит твоё имя?

– Страх – беззаботно ответила Розель, откидываясь на спину, – Розель, как однажды сказала мама, в переводе с древнего языка значит страх.

– Но почему?

– Почему что?

– Почему тебя так назвали? По-моему, ты… – Тот залился краской и тотчас замолчал.

– Я что? – Загорелась та, усевшись. Но мальчишка лишь больно ущипнул её и, покраснев до ушей, бросился бежать в деревню. Розель даже подумала, что обидела Большого, так поразил её этот поступок друга. Крича, что догонит его, девочка бросилась следом. Уже на территории деревушки Розель потеряла Большого из виду.

“Наверное, он в убежище” – Подумала про себя Розель машинально улыбнулась, не сразу увидев среди безликих, однотипных хибар, покрытых серостью старины Слина, нервно выстукивающего ногой такт.

Розель не сопротивлялась, зная, что если противиться воле отца, будет больнее. Слин оттаскал маленькую Розель за волосы и своей костлявой рукой пригвоздил к стене, отчего та больно ударилась головой. Когда Слин закончил колотить дочь, та забилась в угол, так как не могла стоять на ногах: взгляд волной проходился по комнате, не позволяя остановиться на чём-то одном. Розель ощутила острую боль в затылке; по шее стекала тёплая струйка. Розель уже видела кровь: тёмно-красная жидкость лилась из убитых Большим животных и от волка, которому она размозжила череп, однако свою она видела впервые. Девочка машинально поднесла два пальца к затылку, чтобы увидеть кровь, после чего бессознательно потянула жидкость к губам.

Утерев слёзы, Розель увидела, как шевельнулась рука её матери: сидящая у окна женщина источала зловонный запах и всё время обездвижено смотрела в окно. Отец изредка подходил к ней, приоткрывал рот и что-то подсыпал, после чего оставлял жену весь день, предоставленной самой себе. Когда мать девочки слегка шевельнула рукой, это было похоже на судорогу. Розель даже показалось, будто мать пыталась сказать ей что-то, сквозь глухое мычание.

Девочка зажала уши, чтобы не слышать отцовской брани и не видеть летящие по всему дому предметы обихода.

– Это ты, слышишь, довела её до такого! – Брызгал слюной Слин, кладя руки жены на колени. Он снял с ноги башмак и что было сил запустил в девочку. Предмет попал Розель прямо по голове, от чего пелена на глазах в момент загородила ей мать. – Если бы не ты, она бы не болела! Как же было хорошо тогда… Ты виновата в её болезни! – Речь Слина была прерывиста. Он то и дело небрежно отбрасывал части тела женщины, протирая влажной тряпкой всё, что было под ней. – Мы были счастливы… – Указал мужчина дрожащей рукой на обездвиженную жену – Она такая из-за тебя! – Слин разбрасывал в разные стороны предметы обихода и то и дело выкрикивал что-то, чего Розель старалась не слышать. Забившись в угол, девочка закрыла глаза и зажмурилась. Увидев это, Слина, по непонятным причинам, вновь обуяла волна неконтролируемой ярости и тот набросился на Розель, схватив дырявую сковороду.

Девочка нырнула под кровать и тотчас вылезла с другой стороны; сталкиваясь со всем, что было на пути, Розель шмыгнула на улицу. Там она скрылась за домами и направилась в их тайное с другом место, место, где их никто не обидит.

Две соседки, укутанные в пропитанные запахом гнили тряпки, обсуждали сцену, свидетелями которой были едва ли не каждый день.

– А ведь поделом девчонку, а? – Начала первая-хозяйка домика, обнажив гнилые зубы. Её подруге стало дурно от запаха, исходившего за приоткрытой дверью и она отошла чуть поодаль.

– Так, да! Не доведи господь на моего ребёнка будут думать, что он волшебник тьмы! – Она вздрогнула всем телом, чтобы подтвердить свои слова.

– Черноволосая, кареглазая, да и когда родилась, над деревней кружили вороны! – Одного этого уже хватает, чтобы понять: это зло надо убивать в зародыше! Дотерпели до семи лет! – Она вытащила что-то из кармана одеяния, что когда-то было шубой и быстро засунула в рот, чтобы её соседка не увидела. Наспех пережевав, она добавила: – Эти маги тьмы, почему вообще им позволяют рождаться?

– Согласна, все они грязные отродья, что несут в мир лишь зло. Сколько я таких знаю лично, ужасные люди. – Та прикинула в голове количество волшебников, с которыми была знакома лично и не нашла ни одного. – С десяток уж точно!

– А может, нам того…?

– Что… Того?

– Ну, самим с девчонкой… – Она показала жест ножа у горла. – …да сдать её в королевский двор?

– Да ну тебя! – Отрезала та живо и поспешила домой.

Вторая осталась у входа и ещё долго не могла понять, что она сказала не так. А хозяйка дома нашла удобный предлог, чтобы продолжить грызть чёрствую корку хлеба в одиночестве. Захлопнув скрипучую дверь, женщина схватила скамейку, села у окошка так, чтобы её не было видно и принялась выглядывать, кто из её соседей куда ходит и с кем говорит.

Вторая пошла разносить сплетни по этой умирающей деревеньке, поочерёдно стучась в дома тех, кто её хорошо знает.

Когда же Розель добежала до убежища, тотчас забилась в угол. Она обернулась в порванное пыльное одеяло и забралась под стол. Вскоре послышался стук в дверь.

Розель настороженно припала к окну: наверняка это Слин. Он точно пришёл за ней сюда, следил за ней, чтобы завершить начатое, и сейчас он точно расправится с Розель. В руке у него нож и сейчас он выломает дверь, оттаскает её за волосы и перережет горло, как не раз грозился.

– Ну открой, я же знаю, что ты там! – Плотно зажав уши, Розель не сразу распознала знакомый голос, а позже и золотую голову Большого, мелькавшую под окном в лучах вышедшей Луны.

Он вошёл в хибару, такой же побитый, как и она: под глазами было два массивных фингала; ссадин на руках, после того, как об него разбили стекло, было не сосчитать, а белая кожа на тонких ногах посинела. Розель с порога бросилась к нему в объятия и до самого утра не выпускала Большого из рук.

Назойливый, словно комар и вызывающий страх, скрипучий голос Слина вонзился Розель в уши. Тот вновь поносил девочку, зазывая домой. Она подскочила с пола, резким движением избавившись от одеяла, в которое они с Большим были укутаны.

– Что с тобой? – Сон мальчика как рукой сняло и спустя мгновение он стоял против Розель и недоумевал, отчего вдруг на неё нахлынули слёзы. Девочка хлюпала носом, заикаясь.

– Что случилось? – Большой попытался обнять подругу, но Розель истерически закричала. – Кто тебя обидел? Кто? Здесь никого нет! Никого нет! – Кричал, как бы оправдываясь, в ответ Большой.

– Мне показалось, что папа зовёт меня.

Так продолжалось около трёх лет. Не проходило ни дня, чтобы её не колотили. Девочка росла в постоянном страхе расправы над собой и вины за то, что её мать оказалась прикованной к креслу. Она не понимала, как это произошло, но Слин не упускал возможности каждый раз напоминать дочери об этом. Когда вонь от живого трупа становилась невыносимой, Слин мыл женщину в канаве, при условии, что там была вода. Но несчастная и там не меняла своей позы, не издавала ни звука и, казалось, даже не шевелила зрачками. Слин оборудовал на улице яму с досками, где изредка купался и мыл жену. Розель же там места не находилось: малышка была предоставлена сама себе.

Розель несла на руках корзинку, в которой проглядывались коренья, несколько листьев лопуха и медуница. Слин часто отправлял дочь на поиски еды и колотил девочку, если ей не удавалось найти чего-то стоящего.

Всё тело зудело, особенно живот. Розель не могла ступить ни шага, чтобы не почесать ту или иную часть тела.

– Чудовище! – Крикнул соседский мальчишка, запустив в Розель булыжник, который угодил девочке прямо в висок.

Другие жители деревни, кто сидел на пороге дома, кто бесцельно бродил по улицам, устремили свои взоры на беззащитную венеру. Под испепеляющие взгляды окружающих, Розель поспешила домой.

– Таких как ты надо душить в зародыше! – Закричал кто-то.

– Убийца! Твоё сердце так же черно, как и волосы!

Старик, который с утра до ночи сидел перед своим домом на поваленной деревянной балке и обычно не вмешивался в склоки других, схватил несколько веток и что было мочи запустил в Розель.

– Магам тьмы здесь не место!

Розель не понимала, почему все вокруг считают её волшебницей, ведь никакой магией она не владела. К старику присоединились остальные и вот уже несколько человек осыпали девочку проклятиями, под молчаливое сопровождение нахлынувшей толпы. Внезапно кто-то схватил Розель за руку. Девочка обернулась и увидела, как высокий мужчина прижался к ней вплотную, а его подельник начал с силой выгибать малышке пальцы, чтобы забрать корзину.

Сколько бы Розель не кричала и не сопротивлялась, она не сумела сохранить продукты. Всё случившееся происходило недалеко от её дома. Девочка даже сумела разглядеть в окне силуэт отца, который исчез тотчас, как Розель позвала на помощь.

Она вошла домой заплаканная, со сломанной корзиной, пока Слин нервно лазил по шкафчикам, пытаясь найти что-то на обед. Он видел, что произошло, но притворился, будто только что заметил дочь. Она оставалась недвижима, ожидая наказания за то, что не выполнила задание отца. Слин посмотрел на Розель с оттенком любопытства, после чего резким движением схватил неглубокий чан, наполнил водой, бросил какие-то коренья и поставил на огонь.

– Убери грязь, чего стоишь? – Кинул он, указывая куда-то в сторону обездвиженной женщины.

Вечером, сидя за столом с похлёбкой, Слин учуял неприятный запах, что исходил от Розель. Девочка не умывалась месяцами, из-за чего её волосы насильно срезались ржавым ножом, а саму её с недавних пор часто выставляли на улицу, чтобы избежать запаха.

Розель смиренно сидела по правую сторону отца, опустив руки на колени. Она ждала, пока Слин даст разрешение приступить к еде. Конечно, едой это было назвать трудно: едва тёплая мутная вода и пара гнилых картофелин на колотых мисках стояли перед семейством. Мать, в своей неизменной позе не двигалась и не моргала, ей раз за разом, открывая рот, клалась в рот ложка с похлёбкой.

Слин нервно глотал пищу. Он растягивал время, испытующе смотря в чумазое лицо дочери. Поднеся к изрытому оспой носу жижу, ему в очередной раз врезался смрадный запах, исходивший от девочки. Внезапно Слин, что было мочи, вскочил и ударил Розель по затылку большой деревянной ложкой, – девочка оказалась в похлёбке, проредив передний ряд зубов толстой тарелкой.

Осознание того, что произошло, пришло вместе с нестерпимой, режущей болью во рту. Розель, убирая остатки волос с лица, медленно приподнималась: несколько зубов плавали в красной жидкости, среди почерневших кусочков картофеля.

– Жри! – Прокричал Слин, сжимая кулаки. Он нервно выстукивал ногой ритм; мать устремила свой взор на Розель, молчаливо наблюдая за ужасом перед ней. Девочка вынуждена была зачерпнуть кровавую жижу с собственными зубами и, утирая нос, съесть всё, до последней капли.

Розель не решалась поднять глаза на отца. Истекая кровью она, вся дрожа, уставилась в деревянный стол. Слёзы душили её, но она не могла издать ни звука, не смела шевельнуться, скованная страхом. Слин же, всё сильнее настукивал ритм какой-то, только ему знакомой, мелодии.

В момент, мужчина сорвался с места и рывком затащил дочь с собой в единственную комнату. Крохотная кухня примыкала к пространству без дверей, где спали Слин с женой. Женщина видела, как тот повалил Розель на кровать и закрыл ей рот рукой. Сидя боком к ужасающей картине, женщина упиралась зрачками в уголки не моргающих глаз.

Стояла холодная ночь. Луна была в самом зените, когда дверь в тайное логово двух друзей отворилась. Большой увидел подругу у окна, небрежно прикрытую одеялом. Раскрыв дырявое покрывало, мальчику в глаза бросились в глаза множественные пятна крови на лице, руках и поношенном сарафане, где её было больше всего. Большой приобнял Розель, и та не стала сопротивляться. Безучастно она показала ему своё заплаканное лицо с выбитыми передними зубами, сломанный нос и бритую голову, израненную неумелыми движениями тупым лезвием.

Большой развёл небольшой костёр, принёс воды с расположенной недалеко канавы и вымыл лицо Розель.

Мальчишка накинул на них одеяла так, чтобы можно было дышать и вытащил из кармана пару морковок, что стащил у родителей.

– Жуй боковыми, – пытаясь подбодрить подругу пролепетал Большой, протягивая размякший овощ – она не твёрдая.

Костёр покорно поглощал всё, что в него попадало. Большой поправил одеяло под коленками и внезапно отстранился.

– А что если мы сбежим?

В ответ на молчаливое удивление подруги, Большой заголосил громче, его глаза искрились, а сам он лихорадочно двигался, словно что-то кололо его спину.

– Да, убежим, да куда угодно! Будем целыми днями гулять, можем пойти туда, где много еды и где никто нас не тронет!

Розель слабо улыбнулась. Она не могла представить себе иного места, кроме этой захудалой деревеньки с её выжженной землёй и покосившимися строениями. Она не могла разделить энтузиазма своего друга и лишь укуталась сильнее. Так друзья провели всю ночь.

На утро, Большой разбудил Розель неуклюжими шагами. От испуга, девочка вскрикнула и вжалась в стену, долго не открывая глаз. Большой попытался подобрать нужные слова, чтобы успокоить подругу, но ему это не удалось. Тогда он поднёс к чумазому личику свой подарок – прекрасный цветок эхеверии, который щекотал тонкий носик.

Боязливо открывая глаза, постепенно девочка разглядела распустившийся бутон. Розель мгновенно преобразилась, воспряла духом и всем телом прильнула к Большому. Она выхватила у него из рук прекрасное растение и долго его разглядывала.

– Я нашёл их недалеко от деревни, пока ты спала. И посадил за нашим домом ещё парочку, чтобы они росли. Я знал, что тебе понравится.

Тем же вечером две соседки встретились вновь, но на этот раз к ним присоединилась ещё одна, что жила недалеко от места, где прятались ребята. Первая, возле чьего дома часто собирались, начала шёпотом:

– А вы как давно мать семейства видели?

– Ой, признаться, давненько её не было среди нас.

– Да, как лет десять уже не видно. Что-то сунула тогда в корзину себе, да быстро домой, больше я её не видела.

– Когда нам была последняя гуманитарная помощь из столицы?

– Ой, да давно не было. Наверное, наказывают нас за то, что приютили у себя мага тьмы!

– Я уже рассказала о них всем, кому знала! Жду королевскую стражу, чтобы и им растолковать о том, что творится!

– Ой, я детям своим наказала, чтобы держались от этой твари подальше! – Воскликнула третья, приложив обе руки к лицу. – Так эти непоседы понесли весть дальше, стали придумывать всякие истории о происхождении этой маленькой дряни! Поделом!

– Видала я как-то, проходя мимо их дома, как Слин колотил девчонку, когда та что-то стащила из еды. Вот ору было! На всю деревню!

– Маленькая дрянь ещё и воровка! – Прыснула со смеху вторая.

– А я говорила! Все маги тьмы от рождения подлежат расправе!

– А вы замечали, что она водится с мальчишкой Семов?

– Так да! Ещё и убегают куда-то надолго! Такая маленькая, а уже спит с кем попало. Думаешь, ей платят?

Все трое заохали. Теперь у них были новые истории для распространения среди жителей деревни.

– А знаете, что? – Начала первая заговорческим тоном, прижавшись к двум другим сплетницам. – Предлагаю найти этот притон, куда она водит мужчин!

Большой застал Розель за её, с недавних пор, любимым занятием: девочка щипала кота, которого недавно подобрала. Животное шипело, бегало по убежищу двух друзей и пыталось царапаться, что приводило Розель в ярость и она с новыми силами принималась мучить кота.

– Что ты делаешь?

Розель виновато уставилась на друга. Кот резво забрался за Большого, цепляясь когтями за одежду. – Ему же больно. Он такое же живое существо, как и мы. Смотри, – произнёс мальчик, указывая на свернувшегося в калачик кота, что уткнулся ему в грудь – он очень боится. Зачем ты это делала?

– Я не знаю, – запнулась Розель, взявшись за грудь. – Я чувствую злость, очень сильную… Я не могу остановиться. Я не понимаю… Ведь он мне ничего не сделал. Но я хотела, чтобы ему было больно, как мне. – Потерянно продолжала девочка.

– Но так нельзя, – Большой сжал кота крепче, скрыв его за одеждами – разве тебе его совсем не жалко?

Розель задумалась: ей вдруг стало неприятно от осознания, что она в чём-то провинилась перед другом. Он её ругал, смотрел на неё так, словно она причинила боль ему лично. Быть может, он её больше не любит. От состояния, которое девочка не могла объяснить, ей вдруг стало до боли неприятно; Розель оттолкнула Большого и бросилась прочь.

Девочка убежала далеко на опушку, куда часто приходила, чтобы насладиться сладким воздухом цветов, лёжа среди растений и насекомых. Долгое пребывание на природе вскоре наскучило девочке. Окончательно успокоившись, она стала огибать деревню, наблюдая за вялым течением жизни поселения: в основном жители ожидали гуманитарной помощи от правительства, сидя у своих хибар; редкие дети кучками бегали по разным частям серой карты, а поодаль Розель разглядела их с Большим небольшую лачугу.

В противоположной стороне от захудалого поселения находился другой мир, в который они однажды убегут: в этот слепящий горизонт, что делил тонкой полоской зелень и небо. О, эти воздушные облака, куда ей так хотелось попасть; этот величественный, грозный Марс, что навис над её планетой, призывал её покинуть злачное место, а усилившийся, но всё тот же тёплый летний ветер гнал её дальше от деревни.

Розель вернулась домой раньше обычного. Сразу по приходу она увидела в пыльном углу дырявое ведро с собранными и небрежно разбросанными вокруг розгами, – её будут бить. Девочка уж было собралась убежать, как Слин, притаившийся за дверью, разом схватил её за руку. Розель кое-как удалось вырваться и выбежать на улицу. Вопреки своему обычному поведению, Слин в этот раз не остановился на крыльце, а погнался за дочерью и вскоре нагнал её. Он волочил Розель за ноги по пыльной дорожке, попутно шипя сквозь зубы, что позор, который она навлекла на их семью, не смыть никакими водами. Девочка кричала, сопротивлялась, но сквозь слёзы видела, как на улицу выбежали все соседи, поглазеть на то, как с ней будут расправляться. Она видела ехидные ухмылки, слышала смех и радостный гогот.

Слин затащил Розель в дом. Ему пришлось несколько раз ударить ногой по руке девочки, чтобы та отпустила дверной проём, который держала мёртвой хваткой.

Долго не утихали крики, что с каждым ударом розог становились всё громче. Соседи, с живостью наблюдавшие начало, уже разошлись от усталости и невозможности в полноте своей увидеть, что творится за стенами дома. Мать девочки сидела на кресле и всё так же безмолвно лицезрела всё, что творилось в тот вечер. Розель, с испещрёнными от ударов руками, с рассечённым лицом и израненными ногами и туловищем, бросилась в объятия женщины, но та даже не подняла на неё глаз, устремив взор куда-то в потолок. Ни слезинки не проронила та, когда дочь рыдала у нее на коленях, ища защиты и покровительства.

Розель казалось, что самое худшее позади, – Слин резко выскочил за дверь, подперев её после себя крупным булыжником, чтобы никто не вошёл внутрь. Спустя какое-то время всё затихло и Розель уснула, всё так же лёжа у матери на коленях.

Внезапное пробуждение сопровождалось жгучей болью в локте, – Слин сжимал руку дочери, тащив полусонное тело в спальню. На ходу протирая глаза, девочка видела, как отец снова тянется к ведру, но на этот раз в руках у него был кусок ткани, который он бегло смачивал водой. Зачем то он протирал Розель руки, шею, усиленно тёр тело и резко двинулся к ногам. Сжав с силой внутреннюю часть бедра, Слин раздвинул ей ноги и начал обильно поливать девочку жидкостью, что осталась в ведре. Мужчина вновь схватил Розель за локоть и кинул на кровать.

Она не сразу поняла, что произошло. Отец снова куда-то вышел; послышался громкий хлопок деревянной двери, и на пороге уже находилось несколько мужчин, вальяжно шедших за Слином. В одном из них Розель узнала высокого соседа, что отобрал у неё продукты из корзинки. Другой, незнакомый, что-то живо просунул отцу в руку, давая небрежный жест остальным. Слин развернул кресло жены в противоположную от кровати сторону, после чего спешно выбежал из дома.

Сопротивляться было бессмысленно и сколько бы Розель не кричала и не молила её отпустить, выбраться из трёх пар грубых лап она не могла.

На протяжении четырёх лет, Слин продавал собственную дочь в обмен на деньги, еду и различные бытовые услуги; мать уже девушки окончательно превратилась в иссохший, но ещё живой скелет. Слин же, наоборот, поправился: вены по всему телу затянулись кожей, он набрал вес, отрастил бороду, приоделся и ходил по деревне с высоко поднятой головой, ведь теперь, благодаря накопленному состоянию он обрёл вес в округе.

В период сексуального рабства, в год, когда Розель исполнилось шестнадцать, не стало её единственного близкого друга. Соседи обнаружили разорванный труп Большого в канаве, прилегающей к их с Розель общей хибаре, где тот часто собирал эхеверии. В очередной раз, когда мальчика, на ночь глядя, вышвырнули из дома, он побрёл в убежище, но обнаружил, что окна и дверь там уже были выломаны. Большой, слыша, как стаи диких псов уже во всю захватывают улицы, пытался укрыться в заброшенном амбаре неподалёку, но не успел добежать.

Розель узнала о смерти друга от отца, что после очередной попойки пришёл домой, швырнув кусок полуготового мяса в угол. Схватив девушку за горло, Слин презрительно фыркнул ей в лицо:

– Твой щенок мёртв! – Словно торжествуя, заявил тот, шатаясь от выпитого алкоголя – Он замерзал, подыхая в канаве, после того, как его пожрали собаки! А ты сидела здесь, в тепле! – Его тон резко поменялся. – Жрала и пила, пока он умирал в муках! Хорошая подруга, ничего не скажешь!

После того случая Розель не говорила. Она закрылась в себе и покорно сносила всё, что происходило, была безучастна к своему телу и своей судьбе. Уже несколько лет она была прикована к полу цепью, которая позволяла передвигаться лишь из кухни в спальную. Единственным утешением для девушки теперь стали безмолвные вечера с матерью. Розель клала голову на колени сухой серой женщины и подолгу сидела, зная, что вечером вновь вернётся отец с уже хорошо знакомыми ей соседскими мужчинами.

В один из таких вечеров, когда чёрноволосая голова лежала на коленях матери, Розель в уши бросился слабый, протяжный хрип. В тот день Слин не появлялся дома, и некому было дать женщине ежедневную порцию порошка. Розель тотчас вскочила и уставилась в безучастное лицо матери, но та более не проронила ни звука. На следующий день Слин не явился вновь, и Розель, кое-как с трудом подняв мать, убрала за ней, после чего припала к коленям. Прошло около часа и девушка вновь услышала едва слышимый, прерывистый звук, исходивший от матери, однако на этот раз более громкий.

Слин вернулся ранним вечером. Когда мужчина завалился в хижину, в воздухе повис жгучий запах спиртного.

Бросив беглый взгляд на жену, что всё так же покорно сидела у окна он, не задумываясь, отправился спать. Стараясь не греметь цепью, Розель тотчас бросилась к матери. Женщина едва двигала головой, всё её тело всё ещё было сковано неизвестным порошком. Розель стала искать ключи от замка, чтобы освободиться от кандалов, однако, не найдя заветный предмет, девушка судорожно бросилась на поиски чего-то, что могло бы послужить отмычкой. Девушка рыскала среди столовых приборов, в углах комнаты, на полу, спрашивая совета у матери, но та оставалась безмолвной.

Розель взяла руки матери в свои.

– Я обещаю, мы выберемся отсюда!

Глаза несчастной из-под полуприкрытых век, с сожалением смотрели на дочь, – женщина всё понимала, ей было больно, нестерпимо больно. Не успела Розель насладиться откровенным моментом, как мать девочки задрожала, долго и протяжно мыча, предупреждая дочь об опасности.

Розель тотчас обернулась: Шатаясь из стороны в сторону, Слин налетел на девочку, повалив несчастную лицом в пол.

Слин понёс её в спальню, медленно волоча за волосы, однако у двери цепь на ноге девушки закончилась. Мужчина сжал руку Розель и что было мочи потянул вперёд: кандалы разодрали кожу на ноге девушки и от резкой боли та громко завопила. Слин рухнул на пол вместе с дочерью.

Ругаясь, мужчина вернулся к основанию железной тюрьмы и стал рыскать в карманах в поисках ключа, но не находил его. Предмет висел у самого выхода из дома. Пока Розель лежала на полу, борясь с нестерпимой болью, Слин последовательно открыл замок, оставив цепь на ноге и вновь взялся за девушку, чтобы дотащить её до постели.

Женщина увидела, как за спиной мужа сверкнул нож. Слин схватил одной рукой Розель за запястья, а второй стал рыскать по телу. Девушка пыталась отбиваться, но мощная пощёчина вновь заставила обессиленное тело потерять сознание. Слин вытащил нож.

– Кричи! – Брызгал слюнями Слин, продолжая бить пощёчины. Мужчина приставил нож к горлу дочери. – Сопротивляйся!

Тяжёлое, протяжное мычание вбилось Слину в уши. Он неспешно обернулся, почувствовав какое-то удовлетворение от того, что жена наблюдает за ним в этот момент.

Слин уж был вернулся завершить начатое, как женщина вновь промычала что-то нечленораздельное, – её голоса он не слышал уже очень давно. Слин побледнел. Несмотря на то, что был изрядно пьян, он осознал, что за время его долгого отсутствия, действие наркотика, которым он пичкал жену, постепенно ослабевало и тотчас ринулся за небольшим пакетиком с порошком, что лежал на верхней полке; женщина по-прежнему не могла пошевелиться. Слин поднёс внушительный запас вещества к губам жены и высыпал всё, что было в пакете.

Удовлетворённо погладив подбородок парализованной, мужчина поставил руки в бока, решивши облегчиться прямо на свою жену.

От звона в ушах тот замотал головой, ему казалось, словно назойливый комар, размером с дикого пса, кружит где-то над мужчиной. Стремительно усиливающийся звон, вскоре, стал отчётливее: это была цепь его пленницы, которая, в попытках спасти мать, ринулась на Слина и что было мочи, ударила его по голове тяжёлыми кандалами, раскроив затылок.

Первым делом, Розель бросилась к матери: освободила женщине рот и вызвала рвоту, чтобы избавить тело от яда. Поток жидкости, с затвердевшими комочками порошка вырвался наружу, окропив лежащего Слина.

Чтобы всасаться в кровь, препарату было достаточно нескольких секунд контакта со слизистой; женщина вновь окаменела.

Остолбеневшая Розель обратилась к отцу: тот лежал на полу, не в состоянии встать. Мужчина прикрывал рукой рану и жалобно скулил.

Утирая накатившие слёзы и плотно сжимая цепь, Розель встала над извивающимся от боли телом отца. Его штаны были наполовину спущены, сам он лежал на животе, пытаясь приподняться, однако с каждым ударом цепью он вновь падал, издавая нечеловеческие крики. Розель яростно била мужчину по спине своей массивной цепью, не чувствуя боли в ноге; слабость не одолевала её, а разум не ведал жалости в момент возмездия. Розель ударила отца по крайней мере двадцать раз, пока не почувствовала сильную тяжесть в руках и ногах: изнеможение и голод сказывались на её хрупком теле, что вскоре, рухнуло на пол.

Посчитав, что расправилась с ненавистным ей отцом, девушка едва доползла до матери, припав к затвердевшим рукам. Она легла на колени так, что бы ладони женщины пали Розель на ухо. Не прошло и нескольких мгновений, как девушка вскочила на ноги, всматриваясь в лицо матери – та пребывала во всё той же неподвижной позе, но сейчас не двигались даже её зрачки. Розель припала к рукам, но пульса не было, она стала трясти женщину, кричать, чтобы та посмотрела на неё, но глаза несчастной уже заплыли наверх.

В то же время Слин, кряхтя и извиваясь от боли перевернулся на спину. Он испустил пронзительный вопль и, вытирая разбитый нос, спускался правой рукой ниже живота, а левой тянулся к дочери, что была где-то у его ног.

Розель безучастно повернула голову, с минуту смотрела на отца, а затем повернулась к нему всем корпусом. В девушке больше не осталось эмоций, она не чувствовала ничего, всматриваясь в это жалкое подобие человека, которого когда-то называла отцом. Тот лежал в луже собственной крови, что лилась из ран на спине и голове, резво шерудя на месте спущенных штанов.

Всё тем же безучастным взглядом она следила за его рукой и глазами, что похотливо бегали по Розель с ног до головы. Глаза девушки были пусты, а лицо приобрело ужасающую мину, которой Слин никогда не видел.

– Вот так! Лучше иди к папочке, пока я не встал! – Его желтые зубы проглядывались сквозь струйки крови; он злобно скалился.

Розель приблизилась к Слину и неспешно присела над ним на корточки. Вся ненависть и вся боль, что в ней таились, сейчас вылились в безразличие к судьбе того, кто породил её на свет, того кто на протяжении всей жизни мучил как её саму, так и несчастную мать девушки.

– Я знаю, как тебя возбуждает насилие. – Она села ещё ниже, опустив руку ему между ног. – Но, что если мы немного поменяем правила? – Сверкнув злобой, она присела ещё ниже и тотчас Слин, который до того раскинул руки и приготовился получать то, что считал должным, внезапно замер.

– Я знаю, как тебе нравится боль. – Проготорила Розель, едва открывая рот. Она садилась всё ниже, пока не рухнула на Слина.

– Хватит, встань! – Теперь уже мужчина не мог пошевелиться.

– Что ты… Мы только начали, папа. – Нарочито невинно продолжила Розель. Она поднималась и вновь опускалась на Слина, пока тот истерически кричал, словно конечности его дробило молотом, а мышцы часть за частью отделялись от тела.

Так продолжалось с несколько минут. В моменте, Розель резко остановилась и что было мочи вновь рухнула на обездвиженное тело с застывшей миной ужаса на лице.

Казалось, идущая от самого сердца и, сформировавшаяся в груди, чёрная субстанция проглядывалась сквозь тонкую, белую кожу Розель. Мрачная жижа, будто имя собственный разум, постепенно спускалась от груди к животу, а оттуда – ниже, плавно перетекала на Слина. Чёрная жидкость, из наполненного горечью сердца, стремительно лилась в тело Слина. Боль, которая окутала мужчину, была не сравнима ни с чем, что тот когда-либо встречал в своей жизни.

Нечто, попавшее в тело Слина, последовательно разрасталось, впиваясь в ткани организма мужчины. Щупальцами поднявшись к животу, оттуда к груди, а затем и распространившись на всё тело, чёрная жидкость сжигала, казалось, клетку за клеткой этого израненного тела. Кровь, что медленно стекала на пол, сейчас лилась стремительным потоком: что-то внутри тела Слина пробралось к спине, и разорвало кожу ещё больше.

– Я уверена, что ты получаешь истинное удовольствие, как ты и хотел! – Тень пробиралась к шее, окутывая подбородок, губы, залазила в уши, посягая на белки глаз. Слин не мог больше кричать – кровь покинула его тело, образовав на полу широкую багровую лужу. На обескровленном, белом теле, заполнившая собой все вены и артерии, чёрная жидкость выделялась ещё отчётливее. Заполнив собой всё тело мужчины, жижа начала постепенно выходить из Слина: недвижимое тело затряслось, когда сам он был ещё жив; изо рта мужчины, разрывая уголки, вырывалось нечто,истинного чёрного цвета.

Розель привстала и проползла на четвереньках ближе к лицу Слина: существо, что вышло из неё, тотчас слилось с девушкой, впитавшись в кожу её лица.

Слин смотрел в торжествующие глаза своей дочери. Розель лихорадочно наблюдала, как тело ненавистного отца покидает жизнь и дождалась, когда тот испустит последний вздох.

Она оглядела залитый кровью труп со рваными ранами, после чего осмотрела свои руки: по ним энергично, с пальца на палец, затем на локоть и обратно сновали тени, – соседи были правы, она действительно оказалась волшебницей тьмы.

Розель перенесла мать на постель, на которой та не лежала уже очень давно. Мышцы женщины обмякли и Розель стала свидетелем ужасной картины: тело несчастной на глазах превращалось в кашу. Наркотик, которым пичкал женщину отец Розель, был родом с Плутона и славился высоким процентом привыкания. Ткани организма, после применения вещества, мгновенно каменели, однако в противовес физической скованности, сознанию того, кто принял порошок, открывался нескончаемый поток снов наяву, при котором тело могло ощущать любые метаморфозы, любые воздействия, которые пожелает.

Главным и самым страшным побочным эффектом было затвердение мышц уже после пятого применения. Эффект окаменения поддерживается далее самим организмом несчастного. Тело само бросает на поддержание состояния эйфории все силы, дабы вернуться в ту точку, в которой получало наивысшее наслаждение, в ущерб другим процессам. Бороться с напастью возможно, как делала это мать Розель и, если бы не новая порция вещества, женщина сумела бы выкарабкаться, сохранив память и способность двигаться.

После передозировки мышцы обмякают, а все токсины, накопившиеся в теле под воздействием порошка, впрыскиваются в организм, постепенно растворяя кости, благодаря чему, тело безвозвратно становится бесформенным и нефункциональным.

Сознание же больного живёт в недвижимом теле ещё около суток, однако, Розель не могла этого знать. Оставив мать на кровати, она прикрыла ей веки и укрыла простынью.

Девушке вдруг стало невыносимо тошно находиться в доме. Встав на пороге хибары, она жадно глотала воздух, выпуская из дома смрад кровавой расправы. Улица кишела запахами испражнений, отходов и смрадом разлагающихся трупов животных.

Розель бросила взгляд на проходящих мимо мужчин: в одном из них она узнала постоянного клиента своего отца и тотчас осознала, что чёрное нечто, убившее её отца, вновь просится наружу. Взглянув на соседний дом, девушка разглядела силуэты трёх сплетниц, что неизменным составом перемывали кости всем подряд; на балке неподалёку сидел старик, что кидал в неё палки; группа детей пробежала мимо, выкрикивая обидные слова. Это место кишело людьми, которых она ненавидела всей душой и которые желали ей смерти.

Розель двинулась по главной улице мимо дома сплетни, и шла вперёд, не осознавая, что вглядывается в лица всех этих опустившихся людей. Девушка волочила израненные ноги по грязи, после только что прошедшего дождя, не замечая, что жители деревни окружали её всё более плотным кругом. Те выходили из домов и звали знакомых, чтобы поглазеть на нагую, с ног до головы залитую кровью Розель.

Один из соседей забежал внутрь дома и обнаружил мёртвых отца и мать девушки. Он тотчас заголосил об убийце среди горожан. Любопытство толпы переросло в перешёптывание, оттуда – в безмолвное негодование, после чего отдельные жители начинали откровенно глумиться над девушкой-убийцей родных.

Кто-то из горожан прикрикнул: – Убийца собственной матери и отца!

Розель вздрогнула, безучастным взглядом окинув толпу, словно пробуждаясь ото сна, её взор стал более ясным.

– Пошла прочь!

– Нечего тебе делать здесь, чудовище!

Она взглянула на свою руку, на которой ещё сохранились цепкие следы от лап Слина.

– Вы говорили… – За гулом негодования Розель никто не слушал. – Что я убийца, даже когда в моём мире не существовало этого слова и называли меня чудовищем, когда мне не исполнилось ещё и десяти… И я хочу выяснить, насколько вы были правы. – Розель равнодушно направила руку на гогочащую толпу. Пока большая часть жителей деревни поливала девушку грязью, один из мальчишек, дёргая мать за рукав, тревожно шептал:

– Мам, мам. – Мальчик заметно нервничал, однако, никому не было до сорванца дела, все были заняты словесной расправой над Розель. Даже старик, никогда не покидавший насиженной балки, встал, держа в руке новую ветку. – Мама, мама, здесь что-то под землёй. Пожалуйста, мама!

– Отвали ты! – Рявкнула женщина, присоединившись к массе криков толпы.

На месте, куда показала Розель, стали неспешно прорезаться крошечные иглы. Те стремительно разрастались, обратившись вскоре в колья из истинно-чёрной субстанции. Толпа слишком поздно заметила орудие возмездия, – небольшие лезвия один за другим, в мгновение ока увеличились до размера целого дерева, нанизывая на себя врагов тёмной волшебницы.

Те, кто ещё минуту назад толпились, чтобы вставить своё слово, сейчас неслись со всех ног, в попытках спастись.

Волшебница. наблюдая за результатом своей работы, решила продолжить эксперимент.

Иглы тьмы, при соприкосновении со своими жертвами, взрывались особым способом: сближаясь с целью, колья разлетались на несчётное колличество частиц, образуя непроглядный туман, который девушка вновь использовала против своих обидчиков, формируя из пыли новые преграды на пути тех, кто еще не успел убежать достаточно далеко.

– Тьма! Маг тьмы был взращён на этой земле! Мы все прокляты! – Кричал кто-то вдалеке.

Две соседки напрвились в одну сторону: одна забежала к себе домой и тотчас заперлась, оставив вторую ломиться в здание под натиском бури. Недолго вторая женщина стучала в дверь: громадный кол из сверкающего мрака пронзил её тело, выбив вход в хижину. Испуганная хозяйка дома хотела выпрыгнуть в окно, однако, едва коснувшись рамы, прилипла к дереву и, подняв голову, тотчас её лишилась.

Испуская жуткие вопли, жители разбегались в разные стороны: тут и там из-за домов громогласно возникали исполинские копья с насаженными на концы жителями: Розель видела каждого, чувствовала их тени и упивалась новоприобретённой мощью, что перевернула расклад сил в кровавой партии. Мановением руки волшебница окутала пеленой тёмной магии всю деревню, лишив таким образом, своих жертв, единственного шанса на спасение.

Девушка наслаждалась своей силой, этой мощью, владеть которой могла лишь она одна. Хаос, что в её руках обращался в смертоносное оружие, затмевал сознание этого хрупкого существа.

Пелена тьмы, опоясавшая злосчастную деревню, постепенно преобразовалась в подобие каменных плит; исполинских, непроницаемых великанов истинно-чёрного цвета. Чудовищный круг из магии тьмы, в котором волшебница пленила целую деревню, неумалимо сжимался, погребая под толщами земли всех без разбора.

Розель стояла в центре бури и пронзала возникавшими из её рук сгустками тьмы каждого, кто попадался ей на глаза.

Следом, волшебница поднялась в воздух, оставляя за собой истинно-чёрную магию, что словно мгла распространялась по земле, – тьма держала свою владычицу, позволяя левитировать над поверхностью. Каждый, кто спрятался за домами, вдыхал частички этой тёмной силы и подчинялся воле владычицы тьмы. Завладев умами десятков выживших, Розель заставила своих марионеток выдавить их глаза своими же руками.

К моменту, когда все плиты из мрака соединились вокруг тёмной волшебницы, спасся лишь один житель, который прибежал от безысходности обратно: старик упал на колени, моля о пощаде. Его седая борода была почернела от пыли, глаза покраснели, а сам он бился головой о землю, пытаясь поцеловать ноги той, в чьих руках находилась его жизнь.

Розель неспешно опустилась с своему обидчику.

– Как же так? – Состроила невинную мину девушка и перевела руку в сторону. Из оседающей пыли показался небольшой сук. Предмет плавно левитировал к Розель, которая тотчас вручила его старику.

– Кидай. – Произнесла она, пристально смотря ему в глаза. Тот не смог вымолвить ни слова, залившись слезами пуще прежнего.

– Кидай же палку, ну! – Кричала девушка. Старик нехотя взял предмет, замахнулся дрожащей рукой и едва взглянул на Розель, как тотчас рухнул на землю, размазывая сопли по бороде и волосам. Он валялся в ногах девушки и молил сохранить его жизнь.

– Живи, – наклонилась Розель к мужчине, презрительно осмотрев того с ног до головы – живи в осознании того, насколько ты жалкое, никчёмное ничтожество.

Лёжа в пыли, старик провожал глазами исчезающую фигуру Розель; все массивные чёрные плиты, громадные иглы и остатки вихря растворялись в тонком теле, обернув нагую, хрупкую девушку в простой сарафан истинно-чёрного цвета, походящий на тот, что некогда был у неё ребёнком.

Розель устало побрела обратно в дом, где легла рядом с матерью. Она приобняла женщину и, уткнувшись в неё носом, горько заплакала. Мать девушки не могла пошевелиться, не могла издать ни звука, – свои последние минуты жизни она провела, тщетно двигая зрачками под плотным слоем недвижимых век.

Венера в то время была охвачена беспорядками, так как множественные государственные формирования, в противовес королевской, боролись за власть, а недовольство рядовых венер, после поражения в войне с Марсом, заставляли миллионы людей устраивать региональные восстания.

Венера, наряду с Нептуном, имела схожую систему правления: то были единственные планеты в Млечном Пути, возглавляемые своими династиями. На Венере, как и на газовом гиганте, власть представлял свой древний род, которому и принадлежал целый небесный объект; вся династия, вместе со множеством чиновников и министров, проживала в одной точке планеты – в Зиккурате.

Королевская семья из династии Вольтор много веков удерживала власть на целой планете, поделив последнюю на зоны. На небесном объекте не любили иных национальностей, кроме венерианцев, в этом мире не было религии, а каждая зона на прекрасной Венере отвечала за производство определённых групп товаров, отвечавших нуждам планеты и торговли с другими небесными объектами: территория, размером с целую страну, могла заниматься добычей полезных ископаемых, из которых производились украшения в других зонах, поменьше; одежда производилась в третьей, еда произрастала в другой, а над всем этим стояла королевская семья, заседающая в Зиккурате. Особенность венерианской системы правления заключалась в том, что по достижении возраста восьми лет, каждый член королевской правящей династии становился полноправной частью планетарного совета, имеющей свой голос. Все решения, касательно внутренней или внешней политики Венеры обсуждались всей семьёй на еженедельном голосовании, где голос каждого члена семьи значил один балл, а главного председателя, избираемого на месяц – два балла.

Эта эпоха в жизни Венеры, в противовес земной, характеризовалась как неблагополучная. Недавняя война с одним из двух континентов Марса присоединила к последнему единственный венерианский спутник, битва за который велась столетиями. Таким образом, Венера осталась без своих собственных небесных объектов и потеряла авторитет на галактической арене.

Розель очнулась на той же постели, рядом с матерью, – та всё так же мирно лежала рядом с закрытыми глазами, от чего девушке стало приятно, однако спустя несколько секунд осознание того, что произошло, плотно засело в черноволосой голове.

Избавившись от нахлынувших эмоций, Розель пересидела на кровати, чтобы переждать головокружение. От вспыхнувшего чувства голода закрутило живот. Тогда волшебница порыскала в шкафу и обнаружила прелый хлеб, – наверное, единственное хорошее, что осталось после Слина. Зарабатывая на продаже дочери, тот часто приносил в дом продукты, которые благополучно съедал, а излишки чаще выкидывал, нежели отдавал семье, однако этот хлеб чудом сохранился, чем Розель непременно воспользовалась.

Сейчас она искала в доме то, что могло бы пригодиться в пути. Ничего не прихватив, кроме крохотного ржавого ножа, она аккуратно обернула мать в простынь, оставив непокрытым лицо и тихо, словно боясь разбудить родителя, закрыла за собой дверь, взглянув напоследок на место, которое ненавидела всем сердцем.

Розель осмотрела небесную линию, сочные, зелёные деревья, тонувшие в солнце, цветы и ярко-голубое небо. Её вдруг одолела глубокая скорбь, но вместе с тем и надежда, что гнала её душу вперёд, к новой жизни, которую она будет строить теперь сама. Большой не дожил до её освобождения и от этого становилось тошно.

Неспешно припав ладонью к земле, она воззвала ко всей тьме, что была в округе. Волшебница хотела найти останки своего друга. Длинные нити из истинно чёрного цвета распространились всюду: тончайшие щупальца залазили под обломки домов и впивались в трупы, переворачивали тут и там предметы, но не находили желанный объект. Розель почувствовала слабость и отозвала тьму – уж слишком она была неопытна для нахождения объекта по мельчайшим частицам.

“Сдох в канаве.” – Отозвался в голове мерзкий голос Слина. Розель вспомнила, где нашли Большого и была уверена, что тело мальчика никто не вытащил бы. Так и произошло. Обглоданные останки её лучшего друга были частично покрыты мокрой грязью, на которой произрастали сорняки.

Розель вновь призвала на помощь тьму для того, чтобы вытащить тело друга. Когда её собственная тень встала с волшебницей на один уровень, девушка приказала той вытащить останки из грязи, в то время как сама Розель в последний раз обошла их с Большим убежище, сорвала все эхеверии, что росли вокруг дома и понуро побрела домой.

Волшебница притащила тело своего друга в единственную спальню и положила рядом с матерью, осыпав мёртвые тела цветами.

Навсегда закрыв за собой дверь в прошлую жизнь, девушка стала поочерёдно обходить соседские домишки. Те, что остались целы после побоища, не хранили в себе ничего полезного. Только лишь в одной хибаре Розель обнаружила что-то, отдалённо напоминавшее спички. Девушка поднялась на возвышенность, куда часто ходила ребёнком и двинулась к горизонту, о котором грезила, как о пристанище надежды и свободы, их новой жизни с Большин.

– А ведь я так и не узнала твоего имени. – Грустно бросила Розель, плавно поднимаясь навстречу слепящему Солнцу.

Венера в то неблагополучное время походила на Землю, разрушенную войной с Нептуном некоторое время назад. Всюду взору бросались выжженные территории, уничтоженные ураганом войны поселения; несчастные, застигнутые врасплох вражескими войсками, остались на родных землях с застывшими гримасами ужаса. Марсиане выжгли всё, что было у них на пути и потому, когда Розель покидала свой край, вглядываясь с небольшого оазиса у деревеньки в новый, более пугающий пустой и безжизненный горизонт, сердце вновь кольнуло.

Розель долго скиталась по пустошам, что остались после войны, – вокруг не было ни души. Редкие дикие звери растаскивали куски мяса и трупы, погорелые здания испускали остатки дыма, напоминая, что некогда здесь текла жизнь, а воздух был пропитан смрадом запёкшейся на солнце крови с металлическим отголоском.

Встав на подступы разрушенному поселению, Розель разглядела единственную уцелевшую постройку. Открыв дверь, девушка обнаружила несколько трупов людей и одну полу-разложившуюся лошадь. Изнывая от голода, Розель вытащила трупы на улицу и закрыла за собой дверь. Использовав последние спички, она разожгла костёр, на котором кое-как поджарила мясо животного. Тошнотворный обед был для неё наивысшим счастьем. Она откинулась на солому и уснула, завернувшись в тряпки и прижавшись к стене, совсем как тогда, когда была ребёнком.

На утро гнилое мясо дало о себе знать болью в желудке: девушку стошнило прямо при пробуждении. Её знобило и бросало в жар одновременно, голова неистово кружилась, а новые позывы рвоты шли нескончаемым потоком. Она выбежала на улицу и тотчас рухнула наземь.

***

На весь мир прогремела весть о заключении мира между Венерой и Марсом: первая вынуждена была уступить второй спутник после нескольких веков владения небесным объектом. На галактический конгресс, закрепить договор меж двух планет прибыли представители всех двенадцати планет Солнечной Системы. Дипломаты, с таких планет как Меркурий, Сатурн, Уран, Юпитер, Плутон, Кернунн, Водан и Бафомет, скрепляли мирный договор между Марсом, победившей стороной и Венерой, потерпевшей поражение. Нептун же до голосования не допускался в виду развязанной им войны с Землёй.

Марс выступал за создание представительства на территории Венеры, за основание своих владений внутри Венерианского государства, которые планировалось обозначить военной базой, на что Венера, по понятным причинам, не могла согласиться. Её поддерживало абсолютное большинство членов совета, а некоторые планеты выказывали желание помочь венерианцам реабилитироваться. Например, Меркурий поставлял ценные для реставрации почв материалы; Водан предлагал восстановить инфраструктуру; Бафомет транспортировал провизию и одежду, а Земля пообещала венерианцам кров и работу на своей территории. Представитель Торина, одного из ведущих земных царств, активно выступал за интеграцию иных, как часто называли жителей других планет, в зону Земли и, в частности Торина. Так создавалось множество программ по переселению венерианцев на голубую планету и их последующей адаптации, дабы разгрузить Венеру, которая активно восстанавливалась сторонними силами.

Всего было пять ведущих земных Царств: Вирилиз, Фагос, полумифический Грейндфиль, Саарс и Торин, являвшийся крупнейшим по многим показателем из этого списка. Вирилиз был южным гигантом и славился природными ископаемыми и военной мощью; Царство парящих островов Фагос было севернее и имело влияние на всю восточную часть Земли; Саарс же был небольшим по размеру, но крупным игроком на мировой арене: будучи одним из множества государств на Западном континенте, тот фактически, являлся столицей обоих прилегающих друг к другу материков, славящихся умелыми магами, богатством и Аррозией – великолепной античной библиотекой всех времён, что была едва ли не самым ценным, что было в Галактике. Говоря же о Грейндфиле и о его статусе полумифического государства, чаще упоминают его монарха, который скрыл свои земли от постороннего взгляда своим могучим артефактом и, официально не участвуя в дипломатических играх Земли, вмешивался, однако, в привычный ход вещей, если у него на то были свои причины.

Что же касается Торина, то это государство, как бы находившееся у самого южного края центрального континента, поражало приезжающих своими красотами: удивительной флорой, причудливыми постройками и уникальными природными явлениями, которые торинцы сумели пронести сквозь века и сохранить доисторические объекты в своём первозданном виде. Торином в то время правила мудрая королева Хельм. Нарекаемая матерью народа, она была всеобщей любимицей и являлась его идолом, которому они поклонялись с трепетом. Когда речь заходила о правлении Хельм, говорили о мудрости, высоком качестве дипломатии, врождённой чуйке и безграничной любви к своему государству, но никогда с уст торинца не вырывалась критика. Когда же родилась маленькая принцесса Ка`ара, счастью торинцев не было предела, ведь Каара стала для Торина отражением новой эпохи.

Родившаяся в послевоенное время, будущая правительница символизировала своим румянцем рассвет нации; своей чистой, белой кожей она напоминала новое лицо Торина, которое он обретал с возрастающим влиянием; своими пышными каштановыми волосами она была игрива, каков был каждый торинец, а её огненные карие глаза были искрой, присущей каждому жителю древнего государства, которые сходу показывали всю бешеную энергию этого народа.

Хельм продолжала политику своего деда, она расширяла влияние на соседние страны путём расставления на их троны родственников. Так, с десяток царств вокруг заключал в себе свыше двухсот родных династии Ценнет, которую основал дальний предок королевы Хельм.

Её главный помощник, участвовавший в межпланетных переговорах, сейчас вернулся с хорошими новостями. Мужчина средних лет, отбросив усталость после нескольких недель переговоров, торжественно вошёл в тронный зал.

– Ваше Величество, – выдержал он паузу – успешно. Свыше семнадцати миллионов венерианцев готовы к отправке на Землю. Большая часть – в Торин. Это лишь первая волна, мы планируем разместить гораздо большее число беженцев.

Королева гордо улыбнулась. Она перевела взгляд на низенького человечка, что стоял немного поодаль и тот сразу ответил на молчаливый вопрос:

– Готово, Ваше Величество. Незаселённые территории подготовлены к эксплуатации, на первых этапах мы уверенно можем разместить до пяти миллионов человек.

– Хорошо, – ответила Хельм, держа ладони скрещенными – очень хорошо. – Она была мастером дипломатической игры и умело манипулировала обстоятельствами для получения выгоды. Хотя она и не была волшебницей, но благодаря своему уму и врождённой интуиции, сумела встать в ряд с виднейшими магами-властителями царств, среди которых королеву воспринимали на равных.

Свою дочь, свободолюбивую и энергичную Каару, Хельм старалась воспитать достойной преемницей и души не чаяла в своём единственном чаде. Каара изучала военное дело и дипломатию, основные науки и азы магических искусств, хотя так же, как и мать, волшебницей от рождения не была. Будущая королева Торина должна была блестяще знать множество дисциплин, быть эрудированной в спорах и уметь поддержать любой разговор, а так же предугадывать мысли оппонента, чтобы быть равной волшебнику, с которым вступает в игру. По распоряжению Хельм, на обязательные занятия у юной принцессы должно было уходить до восьми часов в сутки, после чего шёл час физических упражнений, остальное отводилось на личное время. Военное дело будущей королеве преподавала её бабушка Катра, а историю Земли и Галактики рассказывал дедушка принцессы Ялфей.

Каара должна была находиться на занятиях по венерианской литературе, однако, в это время принцесса гуляла по столице, исследуя новые районы, прибавляя в копилку знакомств всё новые, из разряда торговцев, купцов и бродяг. Каара не боялась выходить без охраны и устремлялась далеко от Античной Цитадели, где проживала королевская чета. Сейчас принцесса прогуливалась по набережной центральной реки-обители многих уникальных животных, где её восхищало всё: построенные на старый лад домишки, которые слоились друг на друге, их жильцы, что усердно трудились, их детей, с которыми она часто останавливалась поиграть; но особенно Кааре нравилось наблюдать за водой: маленькие пушистые нерпы резво выпрыгивали из воды и стрелой опадали вниз, пересекая голубоватую гладь, на которой резвились крохотные создания – пушинки рек; нерпы разгоняли миниатюрных животных, врываясь в стаи хищников, после чего умело уворачивались от иглообразных рыл и вновь взмывали ввысь, паря над водой. Когда своеобразные клювы высовывались из-под блестящей глади, то тотчас привлекали морских мух, что цеплялись на за пасти хищников и уходили вместе с ними под воду, оседая затем на дне, испуская по ночам приятный синеватый, а иногда и зелёный свет. На Земле такое явление, как переход земного создания в водное, был только в Торине, чем сами торинцы очень гордились.

Каара бросала в воду ягоды, что ей дала торговка. Небольшие создания, напоминавшие бобров и выдр, выплывали на поверхность и забавно махали лапками, пытаясь отпугнуть таких же милых существ, походивших на морских свинок, чтобы выбить себе пару-тройку сочных ягод.

Принцесса восхищалась природой в любом её проявлении и мечтала о скором выходе замуж, чтобы поскорее избавиться от рутинной учёбы и делать всё, что хочется, а именно – путешествовать, исследовать неизведанные, запретные территории, открывать новые виды растений и животных и узнать, что находится за пределами Земли или даже за пределами Галактики. Каара часто приходила сюда помечтать, сидя возле реки, названной в честь её пра-прадеда, короля `Альмона, который героически погиб, вызволяя свою возлюбленную, пра-прабабушку Каары, из лап преступников с Сатурна. И Каара мечтала о таких же приключениях. Она была наивна, хотя и не глупа, мечтательна, но не имела недостатка в реализме, смотря на жизнь сквозь призму избалованной вниманием и комфортом принцессы, но её большое сердце всегда имело решающее слово.

Уже под вечер, когда Солнце едва коснулось небесной линии, Каара пробралась в замок, поблагодарив стражей, сохранивших маленький секрет, однако юная нарушительница правил не успела прошмыгнуть в свою усыпальницу, – бдительная Хельм поджидала дочь у входа в её покои. Чтобы не дать матери задать вопрос первой, Каара поинтересовалась, как идёт перемещение венерианцев и всё ли удалось сделать Торину для обеспечения безопасности иных. Королева была осведомлена о частых прогулах дочери, но сегодняшние вести её смягчили и она поддалась.

– Через несколько недель будет организована первая высадка на территорию Торина, наши маги уже готовятся к перемещению беженцев. – Улыбнулась Хельм. – Мы можем провести тебе экскурсию на новых территориях, но в свободное от занятий время.

– Конечно! – Запрыгала на месте Каара, затем, уже более сдержанно, ответила на вторую часть предложения: – конечно.

– Отдыхай, а я попытаюсь убедить бабушку и дедушку отпустить тебя завтра с занятий на поездку по окраинам.

Каара бросилась в объятия матери и продолжала благодарить королеву даже после того, как осталась одна.

***

Розель пришла в сознание, обнаружив себя на пустыре, когда песчаная буря только зарождалась. Машинально прикрыв глаза и рот рукой, девушка вжалась лицом в сухую землю. Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем ураган закончился. Розель пробудилась от боли в животе – многодневный голод давал о себе знать.

Пара диких псов вышли на разведку. Под свет уходящего за горизонт Солнца их массивные туши казались крупнее, а вытянутые, скалящиеся морды свирепее. Розель всё так же лежала лицом в земле, не в состоянии приподняться, однако страх смерти, пришедший с первым рыком собаки, заставил волшебницу мгновенно прийти в сознание. Рыча и лая друг на друга, грозные звери обнюхивали свою добычу.

Розель встрепенулась, когда один из них всё же прошёлся мокрым носом по её ноге. Волшебница немедля вскочила на ноги и направила обе руки на диких псов, – вражда двух хищников за кусок свежего мяса мгновенно переросла в ожесточённый бой, когда Розель взяла контроль над одним из зверей: собаки грызли друг друга с неистовым остервенением, пока в итоге не победил крупный, чёрный пёс, который тотчас припал к ногам своей хозяйки. Прихрамывая и скуля на ходу, он опустил морду на передние лапы, покорно виляя хвостом.

Было достаточно лёгкого жеста, чтобы околдованное животное поднялось. Одним махом волшебница оседлала свирепого пса, впившись обеими руками в густую шерсть и помчалась, куда глаза глядят.

Вскоре, на горизонте замаячили очертания массивного строения, чьи контуры вырисовывались ещё на подступах к столице. То был Зиккурат. Исполинский храм, этот циклопический, планетарного масштаба замок служил местом, где жили и заседали первые лица планеты. В ширину Зиккурат составлял несколько десятков километров и постепенно уходил в высоту, издалека напоминая пирамиду. Посреди выжженой земли Венеры, постройка резала глаз обилием сочных растений, что росли на каждом кусочке храма. Деревья спускали вниз раскидистые ветви, прикрывая окошки Зиккурата от солнечного света; толстые лианы с пахучими цветами спадали с самого верха строения, постепенно закрывая каменистую отделку гигантского здания; множественные кустарники и поляны самых разнообразных растений заполняли обширные места, ещё не занятые мхом и бесчисленными видами древесных гигантов. То был центр планеты, её сердце и главная артерия, вмещавшая все эшелоны власти, от мала до велика, возглавляемые королевской семьёй.

Розель остановили у входа в огороженную территорию. У массивного забора, который составлял в высоту едва ли не четыре метра, Зиккурат походил на великана, заснувшего в облаках. Несколько королевских стражей осмотрели беглянку: хрупкая невысокая девушка была одета в поношенное чёрное платье и была так худа, что, казалось, вот-вот упадёт в обморок, а рядом с ней находился массивный чёрный зверь, издававший грозный рык. Розель было достаточно одного жеста, что бы успокоить своего питомца. Подойдя ближе к охране, волшебница собиралась провернуть свой излюбленный приём с контролем тела, как увидела позади несколько отрядов военных, вооружённых до зубов.

– Тебе чего? – Кинул один, поправляя стальной воротник доспехов. Погружённые в броню какого-то странного, медно-зелёного цвета, эти войны являлись членами элитного корпуса, охранявшего покой королевской четы. На эмблеме, что красовалась на плечах, были нарисованы зеркала пятиугольной изогнутой формы, расположенные против друг друга; внутри одного из них красовался меч, направленный на соперника.

– Я могу пройти в город?

– Запрещено. В связи с войной усилили безопасность. Здесь только свои.

– Кто, свои?

– Девочка, иди домой, да спроси родителей! – Фыркнул кто-то в доспехах, что отличались от остальных.

Розель и не думала отступать. Насупившись, она даже приготовилась грубо ответить и пёс, в такт хозяйке, грозно зарычал, как один из стражей, указывая куда-то вправо, воскликнул:

– Ты, наверное, потерялась? Ищи родителей там. Там земляне наших к себе переправляют.

– Ага, – подхватил второй – кто работать будет? Кто восстанавливать будет планету?

Повинуясь неизвестному инстинкту, Розель двинулась к толпе людей, что гудела неподалёку.

На громадной площади за вратами Зиккурата выстроилась аллея массивных стеклянных сфер, доверху наполненных людьми. Венеры были рассажены по кругу на таких же стеклянных сиденьях, к которым вели прозрачные, спиральные лестницы.

Первый поток беженцев организовано забрался в сферу; пять волшебников воздуха единовременно возвели руки к небу и массивный объект с тысячей венер воспарил ввысь, постепенно удаляясь от поверхности. За ним последовали и другие и вскоре аллея полностью опустела. Не попавшие на посадку столпились у живого заграждения из стражи, угрожая прорвать стройные ряды военных и добраться до ещё не подготовленного транспорта, чтобы успеть занять места.

– Вам ясно было сказано! Вас предупреждали! – Срывался, закидываемый камнями солдат. – В этот день только сто тысяч человек будут отправлены! Всем были разосланы оповещения!

Розель обошла толпу стороной. Поглаживая нового друга, она перебралась за небольшую ограду напротив, стащила пару фруктов из лавки и лабиринтами оказалась на каменистом плато, пустые сферы на котором представляли собой циклопические, кристальные бусины, приготовленные явно не для простых венер. В самом центре кристального транспорта, в просторном сундуке копошился мужчина.

Осмотревшись, девушка метнулась к сфере: бесшумно забравшись на ступени, волшебница передвигалась на небольших отростках из стихии тьмы, что появлялись из стоп. Достигнув своей цели, Розель прислонила ладонь к затылку мага.

– Мы улетаем с Венеры. – Проговорила сухо незнакомка.

У волшебника не оставалось выбора: чары стихии тьмы заставляли любого подчиняться воле хозяина мрака. Магическая сфера вскоре взмыла ввысь. Розель присела на обитый золотом сундук, а пса разместила под прозрачной скамейкой, в то время как околдованный мужчина, уперевшись руками в потолок транспорта, безвольно двигал громадную бусину вперёд.

Спустя считанные минуты, сфера с юной волшебницей уже прорезала космическое пространство.

Маг воздуха поднимал объект всё выше и выше и с каждым пройдённым метром становилась всё ближе белёсая пелена, отделяющая космос от атмосферы небесного объекта. Сверху Розель наблюдала такую родную, и такую ненавистную Венеру: девушку поразила неправдоподобная картина, где зелёный, пышущий жизнью островок с Зиккуратом, терялся на фоне выжженной части планеты, по небу которого тут и там сновали легионы марсиан: в данный момент происходил процесс передачи единственного спутника Венеры победителю. Несметные полчища кроваво-красных одеяний кружили вокруг своего трофея, что бы через несколько минут начать его транспортировку на орбиту Марса.

Волшебнице стало тошно наблюдать за процессом грабежа её родной планеты. Плавным движением руки тёмной волшебницы, хрустальная сфера двинулась прочь, в сторону небесно-голубого шара, маршрут до которого был прописан задолго до окончания войны.

– Вы хотите на Землю? – Произнёс спутник Розель.

– Куда угодно, лишь бы подальше отсюда. – Безучастно бросила та, позволив магу самостоятельно управлять сферой.

– А вы сами откуда?

Розель молчала.

– Не хотите, не отвечайте. – Простодушно обронил маг, но спустя мгновение продолжил: – Говоря по секрету, я беглый преступник из Торина. – Он посмотрел на девушку, чтобы прочесть её реакцию.

– Тамошние власти бросили меня в темницу за разбой и грабёж. Без суда и возможности защититься… Меня, да в кандалы… – Маг проговаривал каждое слово неспешно, с каждым разом понижая тон. – Я не отрицаю, – защищался он от невидимого противника – я косвенно повинен в смерти человека, но не дать мне возможность защититься… Это уж слишком…

Розель насторожилась и одним движением руки вызвала едва видимую нить стихии тьмы, что вновь вцепилась в мага, – тот и не сопротивлялся.

– Меры предосторожности – это хорошо. – Бодро усмехнулся тот. – Но я не причиню вам зла, я и не собирался. Я лишь хотел узнать, откуда вы родом?

– Венера.

– Это я понимаю, – улыбнулся маг, затем задумался – понимаю.

Остаток полёта прошёл безмолвно. Вскоре заколдованный волшебник влетел в земное пространство и заставил сферу застыть в воздухе. От голода и усталости у Розель закружилась голова: контролировать пса и волшебника было большим испытанием для её неокрепшего тела.

У девушки потемнело в глазах и она подалась вперёд, едва не рухнув на стеклянный пол сферы, однако предупредительный маг воздуха уже был готов подхватить падающее тело.

Розель приходит в себя, с ужасом обнаруживая, как руки и ноги сжимают стальные оковы.

То было мрачное помещение без капли света. Спустя пару неудачных попыток овладеть мраком, девушка вновь почувствовала слабость и лёгкое головокружение. Услышав где-то неподалёку глухо скрежет, Розель принялась усердно тянуть кандалы в разные стороны, дабы выбраться до прихода того, кто похитил её, – безуспешно.

– Ты уже готова? – В ушах проскрипел до боли знакомый голос. – Я уже иду… Доигралась… Ты сейчас получишь… Ну, я тебе покажу! – Кряхтя, проговаривал мужчина, прячась где-то за стенами мрачной комнаты.

– Кто ты? Отпусти меня! – Кричала она в ответ, но диалог внезапно оборвался.

Пытаясь освободиться, Розель раз за разом растирала кожу на руках, пока в одночасье не почувствовала, как тёплая жидкость стала стекать по её телу. В тот момент, комнатка начала освещаться, невесть откуда взявшимся светом: девушка сумела разглядеть кухонный шкаф, дырявые деревянные полы, массивный стол и три стула, а у окна, что только открылось для взора, сидела женщина.

Розель пыталась закричать, но тело не слушалось её, точно обездвиженное неизвестным волшебством; напротив неё, в паре метров был дверной проём, с видневшейся небольшой кроватью, а подле неё дырявое ведро, с разбросанными розгами.

– Нет… Нет. Нет! Нет! – Кричала Розель, срывая глотку. Мурашки обуяли всё тело, страх сковал голос; волшебница заикалась, в ожидании скорой расправы.

История повторялась. За дверью, что вела на улицу послышались шаги. Гул от тяжёлых сапог становился всё громче по мере приближения к дому; тотчас Розель припала к полу, рыдая от страха и ужаса.

Дверь отворилась. На пороге возник он.

Пьяный, крепкий, высокий мужчина стоял на пороге с ножом и, шатаясь из стороны в сторону, двигался на беспомощную женщину в кресле.

Злобно сверкнув красными глазами, Слин вытер кровь с ножа, которым только что перерезал горло жене, о себя и развязно налетел на дочь.

Уже в собственном крике, срывая горло, Розель пробудилась.

Обнаружив себя в белоснежной кровати с разрушенной стеной впереди, дыра в которой обнажала зелёные кроны деревьев, волшебница бешено металась глазами из стороны в сторону, пока взор её не пал на забившегося в угол мага воздуха.

– Что это было? – Ужасался мужчина. – У тебя изо рта вырвалось столько… теней…

Розель лихорадило: девушка задыхалась от нехватки кислорода и слёз, что душили её.

Стараясь не нагнетать обстановку, маг использовал воздушную стихию и укрыл простынёй дрожащее тело.

– Ты ведь не будешь меня атаковать? – С боязливой насмешкой бросил молодой парень, на котором из одежды была лишь тонкая ткань, опоясывавшая талию.

Под яростным взглядом тёмной волшебницы, тот поспешил оправдаться, что не трогал девушку иначе, кроме как, доставив в свой дом.

– Прошли почти сутки. – Маг аккуратно присел рядом. – Сутки. Ты проспала столько времени и вот так эффектно проснулась. Что же тебе снилось?

– Не важно. – Приходя в себя, протороторила волшебница, осматривая небольшой домик. – Где мы?

– У меня, это мой дом. Был, до того, как меня не арестовали, а теперь всё это принадлежит королеве.

– Где мой пёс?

– Он был с нами в капсуле, но когда ты упала в обморок, набросился на меня и хотел укусить. Я запер его в клетке в подвале.

Розель настояла на том, чтобы маг освободил её питомца, что тот охотно и сделал. Послушный зверь теперь, как и ранее, охотно следовало за своей хозяйкой.

– Я полагаю, что нам пора представиться? – Проговорил волшебник, наскоро одеваясь. Розель же, погладив животное, даже не взглянула в сторону мага, резво двинувшись в зияющую дыру. – Я Кан! Ка-ан! – Кричал мужчина вслед, на что девушке не было никакого дела. Продолжая движение в неизвестность, Розель попутно проводила руками по жёсткой чёрной шерсти пса. Забредя в своих мыслях столь же далеко, как и в реальности, волшебница не заметила, как оказалась на тропинке, ведущей к одной из самых оживлённых улиц города.

– А тебя как? – Врезался в уши назойливый голос.

– Да что ты за мной увязался?!

– Ты не сказала, как тебя зовут! – Кан виновато улыбнулся. Сейчас, мужчина даже показался Розель милым: его большие серые глаза на белой коже смотрели на неё с надеждой; большое, мускулистое тело было облачено не в доспехи, а в простую тканевую одежду, состоявшую из брюк и рубахи; короткие волосы были зачёсаны назад, – сейчас он был настоящим красавцем.

– Розель. Доволен?

Но, казалось, Кан был озадачен.

– Почему?

– Что почему?

– Почему страх?

– Если так хочешь узнать, возвращайся на Венеру, да разыщи моих родителей. – Протараторила девушка, желая отогнать от себя всякие мысли.

– А где они? – Кан вновь последовал за Розель; та стремительно сходила вниз, следуя за псом, напавшим на чей-то след. – Правда, где? Быть может, это знакомство мне понадобится!

Розель резко остановилась. Она почувствовала, как гнев снова вскипает во всём её теле. Девушка поднялась к Кану на несколько ступеней и пристально посмотрела тому в глаза.

– Для благословения, – поднял руки Кан – это на будущее, я… Я ничего плохого не имел в виду.

– Какого ещё… Благословения?

– Как? – Дивился тот, раскрыв глаза. Ему подумалось, будто бы его спутница даже не рассматривает возможность быть с ним вместе, на деле же она не понимала, о чём речь. – Что бы твои родные одобрили… нас.

– Если тебе так нужно это благословение, отправляйся обратно на Венеру, разгреби завалы той дыры, откуда я родом и воскреси эту свинью, что звалась моим отцом.

Кан замолчал и следовал за Розель, держа дистанцию.

Волшебница спустилась в город, который так отличался от того, что она видела на Венере: люди здесь были опрятно одеты, улыбались и смеялись без тени злобы, свободно носили в руках корзинки с едой и громко общались, от чего создавался невыносимый гул. То был город купцов, расположенный на подступах к Торину. Проходя мимо плотных рядов с фруктами, где целые отсеки принадлежали сочным плодам, Розель дивилась тому разнообразию, что пред ней открывалось.