Читать книгу Рассказы для друзей - Юрий Семёнович Яковлев - Страница 5

После этого боя в горах замполита Г-ва перевели из Афганистана в Союз, подальше от своих сослуживцев. Знали, что его не простят. Ещё утром его предупредил по радиостанции разведчик Долгов, что басмачи в эту ночь готовили свою засаду на тропе, ниже нашей заставы. А он это скрыл от других офицеров. Поставил жизни подчинённых под угрозу. Хотел сам стать «великим полководцем» и победителем, внезапно зайдя в тыл к противнику на помощь головному дозору. Тут и почёт, и награды. Да вот заблудился в темноте среди крутых скал и, когда начался бой, не смог спуститься к реке.

Был тихий вечер, какие бывают на Памире ранней весной, когда пахнет талым снегом, мокрым брезентом и оружейным маслом. Маслом всегда пахнет – автомат всегда при тебе.

Капитан Гена Цеханович вместе с прапорщиком Костей Ямщиковым готовились к выходу в ущелье, где возле речки планировали организовать засаду на басмачей. Они вместе с двумя тройками бойцов будут идти первыми – в «головном дозоре». Все надели белые маскировочные халаты. Волнение, сборы, побольше боеприпасов, гранат.

Вот они уже идут по тропе вниз, вдоль ручья. Впереди три солдата, затем Гена с Костей. Гена высокий, худой, когда улыбается– лицо становится задорным, как у мальчишки. Костя – с очень короткой прической. Отчаянный воин, всегда готов побеждать. В Союзе очень часто дрался и попадал в милицию. Его в Афганистане несколько раз представляли к боевым наградам, но как съездит в отпуск, так за ним приходит сообщение из милиции, и награду отменяют. Он это объяснял своей отзывчивостью. Вот опять приехал из отпуска с синяком на спине, по форме – чёткий отпечаток обуви с рифлёной подошвой.

– Да, – говорит, – вижу, бьют втроём одного, я сразу и вмешался.

Простой парень из Поволжья. Жалко, что его потом серьёзно контузило бандитской гранатой. Я видел в санчасти деревянный подоконник возле его кровати, весь погрызенный, как бобром. Это у него так болела голова, что он хотел отвлечь боль на свои зубы.

Он учил, как просто быть смелым на войне.

– Смерть и ты – это несовместимые понятия. Пока есть ты, нет смерти, а когда есть смерть – тебя уже нет.

– А если у меня ещё жена и дочка?

– Да, конечно, им ты можешь капитально подгадить своей смертью. Как и я родителям.

А Гена из Белоруссии. Кто-то его спросил, чтобы он делал, если бы басмачи были у него на родине.

– Я бы не сидел сейчас здесь, в землянке, а гонял бы их по лесам и болотам.

Вот они спустились ниже, к ущелью, где снег уже растаял. Гена дал команду снять маскхалаты. Ещё несколько минут ходьбы, и показался из темноты дувал одиноко стоящего дома. И тут началось. Два пулемета, десятки автоматов и винтовок «бур» открыли огонь по головному дозору. Первые три бойца успели ответить автоматным огнем, бросить гранаты в противника и залечь среди камней. Но прятаться возле ручья было негде. Басмачи стреляли, кидали гранаты, скатывали сверху огромные камни и орали: «Шурави сарбоз, сдавайсь»! (Откуда только слово такое узнали, лингвисты хреновы!)

Цеханович упал среди камней, стал лихорадочно соображать, какое найти правильное решение. В это время пуля попала в камень возле лица. Прятаться было негде, и он инстинктивно повернул лицо в другую сторону. Но и там пуля высекла искры из камня.

– Костя, надо отходить, нас здесь перестреляют.

–Теперь нельзя уходить, в первой тройке бойцов есть раненые.

–Но на месте оставаться нельзя – слишком большая плотность огня.

–Свяжемся с базой, попросим помощи.

–Пуля попала в радиостанцию.

–А где наш пулеметчик? – спросил Гена у связиста.

–По закону подлости у него заклинило пулемёт, камушек попал или осколок.

В наступавшие паузы в стрельбе было слышно, как кричал рядовой Головченко из первой тройки. Лучше бы он матом ругался. Ему гранатой или очередью из пулемёта оторвало руку, и над ущельем слышался его жуткий крик: «Мама, мамочка! Неужели я умираю?»

И опять: «Мама, мамочка!» И очереди из пулемёта на звук его голоса.

–Ну раз нельзя оставаться на месте и отступать нельзя, один выход – пойдем наступать, прикроем раненых, – предложил Константин.

–Да, только уничтожим вот этого, что высовывается из-за камня, в пятнадцати метрах от нас, стреляет и прячется.

Дождались, когда он высунется, и уничтожили его из двух автоматов. Потом пошли в атаку: один прикрывает огнём, другой делает перебежку. Константин чуть выше, а Гена на нижней тропе. К Косте под ноги скатилась граната, и он прыгнул вниз, попал на спину капитана. Гена закричал и начал с ним бороться, думал, что пытаются живьём взять. Рядом взорвалась очередная граната, но осколками не задело.

Подполз фельдшер Трохимчук.

–Товарищ капитан, я поползу к Головченко, окажу помощь.

–Подожди, пробьёмся, там двумя пулемётами с флангов басмачи не дадут тебе прохода.

–Он ждёт помощи, я фельдшер, я обязан, – и пополз вперёд. Его все начали прикрывать огнём, он даже дополз до раненого, но когда развернул в темноте белые бинты, их стало хорошо видно, и пуля вошла ему в грудь.

В это время граната попала рядовому Перцову в капюшон зимней куртки. Он слышал, как там шипит горящий запал. Его рука изогнулась невероятным образом, схватила гранату и выбросила в камни, где и произошёл взрыв.

Басмачи начали уходить, услышали, как с соседнего объекта бежала большая группа бойцов выручать своих. Они пускали ракеты и стреляли перед собой, чтобы не попасть в засаду.

К этому времени Головченко умер, а Трохимчук был ещё жив и спокойно сказал, что рана у него слишком серьезная, можно не тратить на него бинт.

Через год один из басмачей перешёл на сторону власти и рассказал нам, что их было тогда восемьдесят человек, и удивился, что в такого высокого капитана не попали. Гена улыбнулся:

– Неудобно было стрелять: я, когда лежал, сгибался буквой «Г». А в букву «Г» не знаешь, как целиться, вдоль или поперёк.

Потом Гена был в отпуске. Вернулся в Афганистан, рассказал, как первый раз в жизни потерял над собой контроль. Заехал в Москву, где на улице Парковой был «чековый магазин» – там продавали иностранные товары за чеки «внешторга», и там можно было купить подарки друзьям и родным. Походил по магазину, посмотрел, как упитанные и бледнолицые сотрудники посольств тратят огромные деньги, а худые и загорелые воины-интернационалисты пытаются что-то купить на свои небольшие сбережения. Выходит он на улицу, и к нему подкатывается модный парень: «Командир, продай чеки».

–И тут,– говорит Гена, – так стыдно, я его схватил, повалил на землю, начал трясти. «Там люди воюют, а ты здесь чеки сшибаешь, гад!» Потом опомнился, отпустил его, извинился, тот ему в ответ: «Ну не хочешь продавать, так не продавай». И убежал.

–Гена, так у тебя послевоенный синдром! –говорю я ему.

–Какой послевоенный, война ещё не кончилась.

–А больше ты ничего странного за собой не заметил? Ну, может, сны повторяющиеся?

–Нет. Но знаешь, смотрел фильм про Отечественную войну, там люди гибли, а у меня слеза навернулась, как у старушки.

–Ну вот видишь, приедет доктор, на следующий отпуск пропишет валерьянку.

–Лучше сто грамм коньяка.

–Можно и двести, чтобы вернуться в мирную жизнь.

2015 г.