Читать книгу «Шел солдат судьбе навстречу…» - Юрий Стальгоров - Страница 5

И вот мы учимся. Наш рабочий день начинается с подъема в 7 часов утра. После подъема – физзарядка, умывание, приведение себя в порядок и кое-какая подготовка к завтраку. После завтрака – занятия в учебном корпусе до 14 часов. Потом обед, послеобеденный сон, занятия общевойсковой подготовкой или хозяйственными работами, перед ужином два часа самоподготовки по изучаемым теоретическим дисциплинам. Затем ужин, после ужина один час свободного времени, вечерняя поверка и в 10 часов отбой.

Утренний подъем объявлял старшина. Он громко кричал: «Рота, подъем!». Необходимо быстро встать с постели, надеть брюки, гимнастерку и сапоги, предварительно обернув ступни ног портянками. Зарядка выполнялась повзводно во дворе; поскольку была зима, поэтому надевалась гимнастерка навыпуск без ремня. Постель не заправлялась, только аккуратно закрывалась одеялом. Встать, одеться и обуться, аккуратно уложить одеяло на кровати – на это давалось времени 2 минуты. Обычно в это время укладывались все курсанты, но бывало, что кто-либо запаздывал. Тогда этому взводу была команда: «Отбой!». Курсанты раздевались, разувались, ложились в постель и укрывались одеялом. Через три минуты давалась повторная команда: «Подъем!». И, если опять кто-либо не успевал, снова была команда: «Отбой!».

Это нервировало. Тогда курсанты обращались к своему товарищу, который запаздывал с выполнением команды: «Если ты ещё раз запоздаешь, туго тебе придется». Как правило, после такого предупреждения выполнить команду «Подъем!» успевали все. Все повторные команды «Подъем!» и «Отбой!» давались помощником командира взвода – сержантом, который утром перед подъемом приходил в казарму вместе со старшиной. И он же находился с нами все время, включая вечерний «Отбой!».

Нормативное время выполнения команды «Отбой!», т.е. ложиться спать на послеобеденный сон или на ночь, давалась полторы минуты. И все те нюансы, описанные мной по команде «Подъем!», происходили и по команде «Отбой!». Я успевал выполнить команды «Подъем!» и «Отбой!». Более того, за 1,5 минуты выполнения команды «Отбой!» я успевал раздеться, разуться, выставить сапоги и накрутить на них портянки для сушки, лечь в постель и даже заснуть. И. когда повторно поднимали взвод из-за не успевающих улечься курсантов, мне нужно было проснуться.

После подъема взвод выбегал во двор на физзарядку. Перед этим забегали в какой-то пустующий уголок площадки и справляли малую нужду. К концу зимы в этом месте выросла наледь высотой около полуметра. Т.е. все то, что мы опорожняли из мочевого пузыря, замерзало, т.к. были сильные морозы.

После отправления естественных надобностей делался комплекс физических упражнений при любой погоде. После физзарядки взводы возвращались в казарму, заправляли аккуратно постели, чистили зубы и умывались, т.е. мыли лицо и руки. Некоторые умывались холодной водой до пояса.

Потом был завтрак, на который выходили одновременно две роты. На завтрак была какая-либо каша или макароны, иногда бывало овощное рагу. К гарниру полагался кусочек мяса. Вторым блюдом был чай. к нему полагалось 20 граммов сахара. За стол садилось 12 человек, т.е. каждый взвод занимал два стола. Гарнир из раздаточной подавался в алюминиевом бачке, курсанты сами раскладывали гарнир по тарелкам. Мясо подавалось в таком же бачке отдельно, нарезанное кусочками в соусе. Курсанты сами раскладывали по кусочку мяса в каждую тарелку. Чай подавался на стол в чайнике, уже заранее заваренный. Иногда чай подавали сладким. Это значило, что войсковая часть получила сахар не рафинад, а сахар-песок. В этом случае чай был менее сладок. Если на стол подавался сахар кусочками на 12 человек, его также делил какой-либо курсант – раскладывал на 12 кучек, а потом давал команду «Взяли!». Все 12 человек кидались каждый за намеченной кучкой, иногда получалось, что к одной кучке устремлялось 3—4 руки. Было шумно и весело, никто со злостью не скандалил.

Обед. На обед было первое блюдо: либо суп, либо щи, либо рассольник. Первое блюдо варилось вместе с мясом, но подавалось без него, так как оно шло к гарниру второго блюда. На второе подавалась какая-либо каша или макароны и кусочек мяса, которое ранее варилось в первом блюде. Третьим блюдом был компот из сухофруктов, не сладкий. Первое блюдо подавалось на стол в 8-литровом алюминиевом бачке. После раздачи первого блюда бачок возвращался в посудомойку, где его мыли и подавали в раздаточную. В раздаточной в бачок клали гарнир, в еще одном бачке подавали мясо с соусом. Из бачков эти блюда клали в тарелку сами курсанты. Обычно за это дело брался какой-то курсант, его называли почему-то «разводящий». Он и наполнял тарелки курсантов едой из бачков.

Ужин. Ужин состоял из двух блюд. Первым блюдом был опять же какой-нибудь гарнир из какой-либо каши или макарон и кусочек рыбы – 100 гр. Вторым блюдом был чай. Здесь полагалось 15 гр. сахара. Раздача пищи и дележ сахара происходили точно так же, как в завтрак. Из гарниров солдатам больше всего нравились овсяная каша и овощное рагу. Часто очень варили манную кашу. Вот ее курсанты не любили. Манную кашу называли: «Детям в радость – солдатам слезы». Мяса полагалось в сутки 150 гр, рыбы – 100 гр. Рыба была отварная треска либо лососина, иногда была соленая селедка.

Оценивая всю эту еду, скажу, что в первые две недели буквально всем курсантам еды было мало. Потом привыкли – установившийся режим дня, и не такое уж плохое питание не казалось скудным. Тем не менее, на мой взгляд, ужин был слабоват. Мне лично хватало, но у нас во взводе было два курсанта, которые все время просили добавки через окошко раздаточной. На мой взгляд, это больные люди, потому что они теряли человеческий облик, если им не давали добавки. По выражению курсантов, эти двое все время закрывали кухонную «амбразуру». Как правило, добавку им давали.

Время на принятие пищи в столовой отводилось строго. Если кто-то почему-то вдруг не успевал поесть, он вынужден был вставать и уходить, оставляя часть своей еды. Раскладывать по тарелкам и есть нужно было быстро, потому что по окончании отведенного на прием пищи времени роту поднимали и выводили из столовой. Доели курсанты или нет, не имело значения.

Во второй половине дня у нас были строевые занятия или хозработы. Строевые занятия проходили на плацу в любую погоду. При морозах более 20 градусов мерзли пальцы ног. Если мы стояли в строю, командир взвода говорил: «Если у вас мерзнут пальцы ног, шевелите ими, и вы их согреете». Помогало – пальцы более-менее согревались. Когда это не помогало, и кто-либо жаловался, строем бегали по плацу и согревались.

Хозяйственные работы были одни и те же – мы работали на складах артиллерийских снарядов. Мы выносили из складов американские снаряды калибра 90 мм. Взамен них клали снаряды наши – калибра 100 мм. Соответственно, приходилось переносить туда-сюда и взрыватели – самый опасный груз. На склады нас пропускали через караульное помещение, где мы выкладывали все курительные принадлежности, а также спички, зажигалки. Более того, нас обыскивали.

Мы работали два месяца. Дело в том, что проходило перевооружение зенитных артиллерийских дивизий с американского вооружения на советское. До 1955 года на вооружении артиллерийских зенитных дивизий находились американские зенитно-артиллерийские комплексы.

Помимо различных хозработ взводы курсантов на сутки отправлялись в наряд. В этот день занятий не было. Одно отделение взвода несло караульную службу, другое отделение взвода уходило работать в столовую. Это был очередной наряд, каждый взвод ходил в этот наряд один раз в 12 дней.

Зима была суровая: окна были закрыты, потолочные фрамуги были немного открыты. Во время сна в спальном помещении был чрезвычайно спертый воздух, при том достаточно вонючий и, если открывались из коридора двери и приходилось входить в спальное помещение, когда там все спали, то спертый воздух буквально давил и не пускал туда заходить.

В баню мы ходили раз в неделю. Она располагалась в одном здании с котельной, которая отапливала казармы и столовую. В учебных корпусах и медсанчасти было печное отопление.

Нижнее белье представляло собой рубашку с длинными рукавами и кальсоны с завязочками внизу и на поясе, пуговиц у кальсон и рубашки не было. В зиму мы носили двойное нижнее белье. Само нательное хлопчатобумажное полотняное, достаточно холодное белье носилось и зимой, и летом. Помимо него выдавалось теплое белье из фланели. Это были рубашка и кальсоны. Нательное белье стиралось и менялось еженедельно, после бани выдавалось чистое, выстиранное нательное белье, потому что в солдатской норме белья было положено два комплекта нательного нижнего белья. А вот фланелевого нижнего белья по норме приходился только один комплект. Фланелевый комплект нижнего белья надевался на нательный. Получалось, солдат носил на себе два комплекта нижнего белья. Фланелевое белье носилось без стирки три недели и на 4-ю неделю отправлялось в стирку. В это время солдат ходил в одном нательном нижнем белье, было холодновато.

Брюки назывались шароварами. Гимнастерка представляла собой обыкновенную рубашку – воротник-стойка, с двумя внутренними карманами на груди и достаточно длинным подолом. Носилась она навыпуск и подпоясывалась широким солдатским ремнем. Гимнастерка и шаровары выдавались на 1 год.

Стирка им не полагалась – нужно было выбирать время и стирать самим где-нибудь в умывальнике или в бане, но тогда взамен нечего было надевать. Поэтому время для стирки было выбрать трудно. И уже через два месяца моей службы в Магнитогорске гимнастерка стала чрезвычайно грязной. Если гимнастерка была очень грязная, старшина делал замечание и велел стирать. Стирали гимнастерки мы сами вечером – за ночь гимнастерка высыхала.

Обувь – кирзовые сапоги, выдавались они на два года. К сапогам полагались портянки, которые выдавались на 1 год и представляли собой примерно 40 на 80 см кусок плотной хлопчатобумажной ткани. Эти портянки носились летом и зимой, а на зиму к ним дополнительно выдавались точно такого же размера портянки из суконной ткани. Эти портянки выдавались на одну зиму. Зимой курсант надевал двое портянок: полотняные хлопчатобумажные, а на них наматывались суконные.

Головной убор – шапка-ушанка из искусственного меха. На мой взгляд, достаточно приличная. На все три года выдавались так же шинель и бушлат.

Хочу сказать также о нашем культурном времяпрепровождении. Еженедельно мы должны были смотреть кинофильмы или бывать на каких-либо эстрадных концертах. В расположении артиллерийской дивизии, где размещалось наше училище, не было кинотеатра, но был клуб примерно на 800 с лишним мест. На концерты туда приезжали различные эстрадные артисты примерно раз в месяц. Несколько раз нас также водили в Магнитогорск в кинотеатры. Ходили мы туда пешком, а это 9 километров.

Начиная с января 1955 года курсантов училища начали пускать в город в увольнение. Время увольнения было с 10 до 23 часов. Увольнение в город давалось не более чем десяти курсантам из каждой роты. Учитывая, что нужно было затратить около 4 часов на дорогу туда и обратно, на мой взгляд, время увольнения проходило очень непродуктивно – все же незнакомый город, незнакомые люди.