Читать книгу Не уходи! Тебя я умоляю… Роман - Юрий Теплов - Страница 6

В училище нас ждала ошеломляющая новость – мы стали выпускниками, чему возрадовались, как подарку судьбы. Поступали в трехгодичное училище, но кто-то из начальства в высоком штабе решил, что три года слишком жирно для среднего образования, хватит и двух. В общем, как нам виделось, правильно решил. Так что в один год из училища выпускались и бывшие второкурсники, и мы.

Программу обучения уплотнили, выходные дни нередко становились рабочими, даже урезали в распорядке дня личное время. Нововведение отразилось и на увольнениях в город. Их сократили до двух раз в месяц, вместо еженедельных. Мы с Данькой отнеслись к этому с полнейшим равнодушием, а Серега психовал. Его ждала в детском саду Ольга, бегать же к ней ночью в самоволку он теперь не мог. Новая должность не позволяла. Он стал командиром нашего расчета и одновременно заместителем командира взвода. Прежнего взводного старшего лейтенанта Воробьёва перевели в окружную спортивную роту, а вместо него назначили бывшего старшину батареи лейтенанта Кузнецкого.

Сюрприз, конечно, для нас с Данькой неожиданный, и, понятно, не из приятных. Но и мы уже не салаги, службу усвоили и знали, как постоять за себя.

Однажды Кузнецкий построил взвод в личное время и стал проверять прикроватные тумбочки. Мы переминались с ноги на ногу и ждали результатов. Он закончил осмотр.

– Бикбаев!

– Я.

– Почему у тебя в тумбочке грязные носки?

– Виноват. Постираю.

– Не видать тебе увольнения, как бомжу маникюра. Понял?

– Прошу обращаться на вы, товарищ лейтенант. Как капитан Луц.

Кузнецкий побагровел, но смолчал. Даньку он больше не доставал…

Что такое год?.. В напряге занятий и полигонных учений он пролетел, как зенитный снаряд, пущенный по конусу-мишени.

Конус – это большой рукав, наполненный воздухом и буксируемый самолетом на длинном тросе. Наблюдатель из полигонной команды засекает в конусном радиусе разрывы, и зенитчики получают оценки. Исключительным проявлением мастерства было сбить конус.

Один раз нашему расчету это удалось. Это произошло холодным январским утром. Мы с Бикбаевым работали за наводчиков: он – по вертикали, я – по горизонтали. И когда рукав, вдруг усохнув после наших выстрелов, стал падать, все замерли, а, уверовав в такое везение, взорвались упоенным «Ура-а!». Конус, похожий на оторвавшийся кусочек белого облака, медленно кружил в воздухе.

Наводчиков, то есть нас с Данькой, качали всем взводом. Перед моими глазами мелькали тогда небо, пушки и лицо капитана Луца, с улыбкой глядевшего на ликующих подчиненных. Прямое попадание – это не фунт изюма. Это финал стрельб – нет больше мишени! Это пятерка всей батарее и досрочная дорога на зимние квартиры…

Затем комбат торжественно пожал руки всему расчету во главе с Сергеем Дубининым и велел старшине оставшийся запас тушенки пустить на последний полевой обед.

Старшиной батареи вместо Кузнецкого стал сержант Ли из бывших второкурсников, молчаливый и уважительный кореец. Что до лейтенанта Кузнецкого, то зимой, в полевых условиях, он заметно скисал. Свою шапку-ушанку всегда завязывал под подбородком. И старался держаться ближе к походной кухне, где тепло и сытно. Летом по ходатайству командира батареи, получившего к тому времени майорскую звезду, Кузнецкого перевели в училищную тыловую команду…

Дни и недели бежали по расписанию. И мы жили по расписанию занятий. Но дырки для личной жизни в нем были. Серега бегал в увольнение. Данька наверстывал то, что не додала ему сельская школа. Я писал мамане и Дине письма. И еще сочинял стихи. Много позже понял, что стихи получались слабые, подражательные, но тогда они казались мне почти шедевром. Дина на мои письма отвечала аккуратно. Главное, что я из них выуживал, она меня ждет.

В августе выпускников ждали заключительные экзамены. Те, кто окончат училище по первому разряду, то есть сдадут экзамены на пятерки, имеют право выбрать округ, где начнут свою офицерскую службу. Остальные – куда направят. Нас троих распределение по округам не беспокоило. Еще на первом курсе мы решили отправиться на Дальний восток. Желающие поехать туда вряд ли, кроме нас, найдутся…

Мы с Сергеем сдали экзамены по первому разряду. Даня получил по русскому языку тройку. Как будто грамматические ошибки могут помешать отлично стрелять. Однако до золотых погон было еще далеко. Приказ о производстве в офицеры будет подписан лишь через месяц.

Серега сказал:

– Зато этот месяц мы свободны, как сопля в полете.

В виду он имел увольнения в город, которыми нас теперь не ограничивали.

Внизу дремал маловодный Урал. Луна перебросила через него узкий светящийся мостик, и он пришелся как раз в рыбачью лодку, заякоренную на середине реки. Мы сидели на поваленном дереве: Сергей с Ольгой и я. Пили из общего стакана портвейн и ели Ольгины пирожки.

– Эх, Антилопа, ты даже не знаешь, где живут синие зайцы? – Сергей называл ее Антилопой, и ей, похоже, это нравилось.

– Вот наденем погоны, – продолжил он, – и мы с Ленчиком (со мной, значит) поедем туда. Там тайга и сопки. И синие зайцы.

Ей плевать на зайцев, но поехать с Серегой она бы не отказалась. На край света рванула бы. Но он не торопился приглашать ее с собой. Я же мысленно говорил ей: «Дура глазастая! Не разглядела Даньку! Про синих зайцев он, конечно, не может, зато увез бы тебя туда, где они водятся».

У Сереги увольнение было до утра. Я знал, что ночь они проведут в кустах, из Ольгиной сумки призывно выглядывали одеяло и еще одна бутылка портвейна. Кайф с ночёвкой в детсаду для них внезапно кончился. Садик расширили, добавили ясельную группу. Назначили новую заведующую с высшим образованием, а Ольгу оставили ее заместительшей… Я был третьим лишним. Мне пора было сматываться, что я и сделал.

Долгожданный день наступил в первую пятницу октября. Выпускников собрали в клубном зале. В президиуме на сцене наш начальник училища с золотой звездой и укороченной ногой. В зале уже нет курсантов. Здесь все офицеры. Идет распределение выпускников по военным округам. Фамилии перворазрядников зачитывает майор, начальник отдела кадров.

– Андреев!

– Прикарпатский.

– Алиев!

– Северокавказский…

Мы с Серегой тоже можем выбрать округ, где начнется наша пэвэошная служба. Данька недотянул до первого разряда. Но все равно мы трое решили ехать на Дальний восток, туда уж точно места останутся.

– Ты слышишь, народ Прикарпатский выбирает, – говорит Сергей и поворачивается ко мне всем корпусом.

Я машинально киваю головой.

– Вот она синяя птица, – шепчет Сергей. – Слышишь, Ленька, где живут синие птицы?

– Зайцы, – поправляю я.

– Зайцев я придумал, чтобы не повторяться. Про синюю птицу даже песня есть… Давай махнем в Прикарпатье, а, Лень?

– Ты что? Ведь мы уже решили в Дальневосточный округ! Нас же трое!

Взгляд у него беспокойный, как тогда, в грязном поле при свете фары.

– Пока молодые и не обабились, хоть страну поглядим, Лень! Больше права выбора никогда не будет.

Я сижу, будто оглушенный. Меня заворожили слова: право выбора. Падает сверху, бьет сбоку, сзади: «Прикарпатский, Московский, Киевский…». Даня, ткни меня, чтобы я очухался! Уже вызывают лейтенантов-перворазрядников на букву «Д». Сейчас выкликнут меня.

– Дегтярев!

– Прикарпатский, – шепчет Серега.

И я, как попка, повторяю:

– Прикарпатский.

Я сижу оглушенный нелепостью, которую совершил сам. В голове цветной калейдоскоп. Речка Дёма, Дамир с удилищем и выброшенная мной на берег рыбина, лишенная речного простора. Я чувствовал себя такой рыбой. Еще можно крикнуть, что ошибся, и переиграть, как договаривались. Пока еще нас трое. Но рыбы немые. И я немой.

…Оглядываюсь сегодня на того лейтенанта и понимаю, что он просто-напросто пацан. Только этого не видно за золотыми погонами. Тот пацан думал, что он мужчина, а был цыпленком. Я не смел даже взглянуть на Даню, чувствовал себя предателем.

– Понимаешь, Даня…, – мямлю я.

– Все правильно, Леня. У тебя же первый разряд.

Ох, эти Данькины глаза! Коричневые и грустные, как у кутёнка!..

Он уехал на Дальний Восток…

Сотни клавиш у памяти. А нажимаешь одни и те же, чтобы вернуться в пункт отправления.

… – Ты помнишь наши марш-броски? – спросил меня Даня шесть лет спустя.

Он очень изменился за эти годы. То ли вытянулся, то ли современная прическа подправила его облик, но прежняя несимметричность исчезла. Я приехал к нему на Дальний Восток во время отпуска, и мы трое суток прожили в тайге на берегу реки. Один берег у нее был скалистый и весь седой. Словно годы не обошли своей метой даже камень.

– Хорошее было время, – сказал он.

Мы всегда говорим: «Вот раньше…» Всегда торопимся в завтра, упуская, что обычный сегодняшний день станет золотым вчерашним. Вот и тогда сидели у костра и не подозревали, что скоро эти минуты покажутся счастливым сном…

Шарик земной крутится, вертится. Вчерашний день не вернуть, как не вернуть из прошлого самого себя…

Когда наступает вечер, синий, как воды в горном озере, когда звезды становятся похожими на спелые яблоки, я заставляю себя вспоминать далекий город.

Девчонка идет по лужам. Плевать девчонке на дождик! Разметал он у нее прическу. Идет она, спеленатая мокрым платьем, одна посреди улицы, и улыбается сама себе. А на автобусной остановке стою я. И глаз не могу отвести от выросшего из дождя чуда. День скатывается в сумерки. День опять что-то уносит.

Минуты уходят, как уходит все, кроме памяти. Уходит в мокром платье девчонка с наброшенным на руку плащом. А я вижу длинный, как коридор, школьный зал, серьезную старшеклассницу в очках по имени Дина и слышу умоляющий голос Вадима Козина: «Не уходи!»…

Это она пришла в мою жизнь из школьного зала. Пришла за много лет до того, как из весеннего дождя выросла девчонка, спеленатая мокрым платьем…