Читать книгу Скрытая реальностЬ. Книга первая. Щелкунчик - Юрий Терновский - Страница 2

Огни последнего вагона скрылись в темноте тоннеля. Привычно обнулилось табло сверху, начав очередной отсчет времени до прибытия следующего состава. Сонное утро, Москва, глубина погружения – две тысячи пятнадцать движущихся ступенек эскалатора ниже уровня жизни, тусклая станция подземки на нулевой отметке, блестящий нос собаки и слабая надежда на счастье у кого-то еще; черный полицейский в вечной пустоте своего сканирующего взгляда и серая станционная смотрительница посреди всего этого вращения. Бесконечный топот ног в тусклом свете перрона, блестящие рельсы и кривые колеса. Спешка. Проблемы, вагоны и предупреждающий свист прибывающего состава. На перроне толпа привычно скользящих отсутствующими взглядами по мелькающим окнам тормозящих вагонов с размазанными в них лицами прибывающих, находящихся как всегда где угодно, но только не в точке своего вынужденного пребывания. Одни уже приехали, другие уезжают, паря в своих мыслях, цепляясь за прошлое и теряясь в настоящем в бесконечной погоне под стук колес за недосягаемым будущим, в бесконечной надежде, что самое лучшее еще впереди. Наивные… Состав останавливается, двери с шумом открываются, привычно выпуская одних и тут же запуская других, на все про все не более 15 секунд, кто не успел, тот опоздал. Опоздал на секунду здесь, не успел там и в результате отстал уже везде. И кому ты тогда нужен – отставший! Поэтому большинство и стараются проскочить на моргающий зеленый, не замечая, что давно и успешно уже прут на красный. Осторожно, двери закрываются. Автоматика – это удобно, особенно, когда приходится уплотняться по максимуму, она-то и спасает от опозданий, захлопываясь за спинами самых спешащих. Ух, поехали…

Заметно упитанный майор полиции в серо-синем камуфляже устроился более чем удобно, что даже храпел, посапывая, развалившись на всю скамейку, что всеми остальными вертикальными обитателями вагонного пространства воспринималось вполне естественно и с полным пониманием. Нельзя простому смертному так ездить, такой вот наглости действительно никто бы не понял, всем остальным можно. Лишь бы не было войны. И пусть снится служивому только солнечный круг и ромашки вокруг, а не какой-нибудь очередной «глухарь» из боевых будней или очередной вызов на ковер за нераскрытое преступление, что еще хуже. Будить нельзя, чтобы палить не начал, со сна всякое бывает. Никогда не тревожьте спящего бульдога. Проснется не в той реальности с перепоя и несколько трупов в утреннюю сводку уже обеспечено. И еще никогда не изучайте искажения своих попутчиков в черных стеклах покачивающихся вагонов. Отражения обманчивы, последствия непредсказуемы…

– В цирк не ходи, – зло рассмеялась девица в черном, – клоуны сами везде бродят.

– Зачем вы так? – вздохнула сочувственно молодящаяся красотка из перезрелых за сорок. – Человек с работы…

– Не тронь, не будет и вонять твой человек, – заметил потрепанный жизнью усач в поношенной куртке на тельняшку. – Ты еще одеяльцем его укрой и сама под бочек.

– Ну зачем вы так, – обиделась женщина. – Он же вам ничего плохого не сделал.

– Во-во, – кивнул усач, – нам никто ничего плохого не делает, только живем все хуже и хуже, пока такие вот как баре в метро почивать изволят.

– Сфоткать мерзавца и в сеть! – последовало предложение от солидного лысого гражданина с портфелем под мышкой. – Разлегся, понимаешь, а у меня спина больная, это как понимать?

– А ты его это, – усмехнулся усач, – столкни на пол, глядишь, спина-то и пройдет.

– Охота было челюсть ломать, – ответил благоразумно гражданин с портфелем.

Еще пару фраз и тема с майором затухла сама собой. Черноволосая ушла в наушники, усач стал протискиваться к выходу, неуклюже свалив дамочку на спящего, а лысому гражданину таки кто-то уступил все же место, лишь бы только не нудил всем по ушам своими болячками. Майор спал, блаженно похрапывая под стук квадратных колес. И снился ему сон, как он кружил на вертолете над полыхающим домом, невдалеке от которого дымился завалившийся легкомоторный самолет, горел в кювете, перевернувшись вверх колесами джип, а на гравийной дороге какие-то вооруженные люди выясняли между собой, судя по всему, далеко не простые отношения. Каталась пивная бутылка по полу, стучали колеса по стыкам, с каждой минутой приближая вагон к тому раковому, за которым… Покачивались сонные пассажиры, закрыв и тему с майором. Нет правды на земле, но правды нет и ниже. Пил горячий чай где-то в депо электрик, намертво прикрутивший этот проклятый стык к приближающемуся составу тонкой проволокой.

Она ему нравилась. И нравилась вот уже целых три остановки. Нет, не раскачивающая реальность бутылка, катающаяся по полу, а та красивая незнакомка из отражения в стекле, которую он украдкой рассматривал, боясь, как бы отражение случайно этого не заметило. В метро это вполне естественно – изучать украдкой кого-нибудь в отражении, пока все прочие отражения в это время будут в наглую изучать уже тебя самого. Вот и это отражение давно уже заметило, что стало объектом наблюдения, но отнеслось к этому вполне спокойно. На обиженных возят, на красивых засматриваются. И не только в метро, где как она думала, время подобных знакомств именно для нее давно уже прошло. Сделав однажды вывод, что даже во времена пробок нормальные мужики в метро не ездят не при каких обстоятельствах, она закрыла для себя этот вопрос раз и навсегда. Но только не сегодня… Брюнетка вдруг поймала себя на мысли, что ей этот тип в стекле даже нравится. И как раз по всем внешним данным подходит под того, кого она так долго искала. Весь такой ухоженный в костюмчике и белой сорочке, хоть и без галстука. Недостаток, который она тут же ему простила, есть типы, просто не терпящие подобных удавок, может быть, и этот как раз из этих. Свободолюбивый… Тем будет интереснее его заарканить. У каждой в мечтах есть свой принц или демон, это уж как повезет. С женщинами иногда такое случается, что вот так, почти с первого взгляда, они берут и находят того, кого никогда и не теряли! И, черт, как же она уже любила свою эту находку, этого ухоженного незнакомца из соседнего вагона, эту почти что уже свою визуальную абстракцию из потустороннего зазеркалья, всеми фибрами своей души, до последней клеточки своего израненного жизнью тела, до вспышки молнии в глазах, до взрыва обреченной звезды во вселенной, до разлетающихся в разные стороны осколков своего собственного сознания. Любила, обожала и ненавидела одновременно! Ненавидела как свое далекое прошлое, любила как почти уже свое состоявшееся настоящее и обожала – как только еще намечающееся их совместное будущее. То самое будущее, которого у нее с этим ухоженным типом из соседнего вагона уж точно никогда не будет. Сегодня даже молодежь уже не знакомиться в метро, что уж говорить о людях более среднего и вовсе старшего возраста. А этот и вовсе был уже седым Клуни, обожающим ускользающий кофе, скорее всего, отцом семейства и все такое прочее, что никаких действий в ее направлении с его стороны не предполагало в принципе. И даже при таких мыслях женщины за тридцать, ей вдруг так захотелось, чтобы этот… с другой стороны стекла уже на следующей остановке оказался в ее вагоне и предложил познакомиться, что даже в глазах потемнело. И пусть это случится в метро. Прямо здесь и сейчас! Сегодня она была уже готова изменить своим принципам, чтобы уже этой ночью оказаться в его постели, отдаться и получить все то, чего была лишена все эти долгие годы своих ожиданий и поисков. К чему стремятся все женщины? К миру, любви и согласию в доме, которым она так еще и не обзавелась, да и в ближайшем будущем, если честно, обзавестись уже и не надеялась. Так и жила, точнее, существовала, теряя дни в надежде на светлое будущее, избавляясь постоянно от своего темного прошлого, так и не научившись жить в своем сереньком настоящем. Брюнетка скептически чему-то внутри себя усмехнулась, ясно понимая, что именно это ей труднее всего и дается – пребывать в своем этом убогом настоящем.

«Кто рано встает, тому Бог дает», – вспомнила она несчастную поговорку всех обреченных на пробуждение по звонку и тут же позавидовала всем остающимся в этот ранний час еще в постелях. И таких счастливчиков на земле сколько угодно, но только вот именно она почему-то не в их числе. Не утешало и то, что и все покачивающиеся в сонном вагоне тоже были не из их числа, стремиться ведь нужно к лучшему, а не цепляться за худшее. Взял бы и подошел, думала она о незнакомце с внешностью потрепанной кинозвезды очень взрослого возраста из соседнего вагона, чем в отражение грязного стекла таращиться. С самыми банальными в мире словами подошел бы и спросил: «Скажите, а мы разве раньше с вами нигде не встречались?» И она бы ему ответила, что… Да, собственно, и не важно, что она ему бы ответила, просто взяла бы и покачала отрицательно ему в ответ головой с загадочной улыбкой Джоконды, вот и все. Вот и все, если все еще могла улыбаться. И только после этого уже послала этого приставалу к черту! Ведь с мужчинами все давно уже покончено. Покончено раз и навсегда! Мужчина – сам по себе уже сдвиг от рождения, а если он еще и краше обезьяны, то и вовсе держись.

Он смотрел не нее, она на него, иногда их взгляды встречались, но тут же, словно отразившись друг от друга, разлетались в разные стороны. Она тут же начинала рассматривать свое отражение в черном окне вагона, а он старательно изучать схему движения поездов в метрополитене, пытаясь сосредоточиться на маршруте. Через некоторое время все повторялось сначала и их взгляды снова встречались. Время шло, остановки мелькали одна за другой, люди входили и выходили, а в жизни этих двоих так ничего больше и не происходило. Она все ждала, что он наконец-то предпримет хотя бы слабую попытку к своему неудачному знакомству, а он все набирался смелости эту саму попытку предпринять. Так и доехала, улыбнувшись самой себе в грязном отражении стекла и своему этому маленькому «любовному» приключению, дождалась открытия дверей и вышла. А тип в это время провожал ее взглядом и даже попытался сделать пару шагов следом, пока дверь еще не закрылась, но в самый последний момент, когда оставалось сделать, может быть, самый важный шаг в своей жизни, вдруг застыл на месте как вкопанный, так и не решившись преступить к решительным действиям. Зачем, когда и так все хорошо, тем более что и остановка все равно была не его. Так и уехал с насмешливым взглядом незнакомки с перрона, которым та его все же одарила, оправдывая свою нерешительность всем чем угодно, но только не трусостью. Или он вышел, а она осталась, что ничего не изменило в их отражениях, от перемены мест слагаемых ведь отношения не меняется. Или только собрался выходить…

И небо на улице тоже встретило его не самым лучшим образом – хмурым ненастьем и серостью. Москва не радовала, у него с самого утра все сегодня не заладилось. Забыл дома ключи от машины, но возвращаться не стал, так и оказался в метро. Споткнулся на ступеньке при спуске в подземку, не упал, но коленку ушиб. Спешащий куда-то по своим делам верзила толкнул его так, что он чуть не оказался на рельсах. С кем не бывает, не свалился же. И в соседнем вагоне лицо той, от взгляда которой только мурашки по коже и даже внутренний холодок по всему телу. День только еще начинался не самым удачным утром, а ему уже хотелось домой, забраться в постель под теплое одеяло, зарыться лицом в подушку и никого больше сегодня не видеть и не слышать. От всего того, с чем ему пришлось столкнуться сегодня в час-пик в метро, которым не пользовался уже несколько лет, можно и не в такую депрессию впасть. И даже работа не спасла, которая давно уже заменяла ему все радости жизни, забирающая всего без остатка. В первую очередь – дело, и только потом уже все остальное. Вспомнилась вдруг неизвестно откуда взявшаяся в вагоне бабочка с большими темно-синими, почти черными крыльями, пролетевшая над сонными головами раскачивающихся из стороны в сторону в такт движущемуся вагону пассажиров, впорхнувшая в вагон на последней остановке перед тем, самым последним кровавым перегоном. И это в середине зимы! На работу в этот день он так и не попал, уж так сложилось. И уже дома, куда вернулся затемно, он до двух ночи еще старательно выводил портрет той… из подземки. Вышла какая-то странная серая личность с большими печальными глазами, изначально голая, которую он все же приодел, зима на улице. Взглянул в черное окно и самому стало холодно. Представил себе голую нимфу на морозе, покрытую гусиной кожей и поежился, не понимая, чего к нему привязалась эта подземная попутчица из метро. Не только ведь для того, чтобы замерзнуть на морозе. Нарядил ее в обтягивающую черную юбку, а затем зарисовал ей и груди с замерзшими сосочками, плотно стянув их облегающей светлой тканью, перекинув еще дополнительно и петлю через шею в виде лямки, пропустив один ее конец прямо между стянутых и почти что уже незаметных выпуклостей, а второй отправив зачем-то под мышку. Ему немного не понравилась поза со крещенными на животе руками в черных по самый локоть перчатках, но перерисовывать уже не стал. Прическа тоже вышла не такая, как у оригинала, вместо конского хвоста вышел творческий бардак на голове у красавицы. Хотел «подстричь», но передумал, придет время, она сама подстрижется. А вот лицо удалось, особенно глаза своей печалью и тяжестью, хотя и рассматривал он их всего лишь в отражении. И именно из-за них, из-за этих глаз от всего рисунка и веяло какой-то неизбежностью и обреченностью, чего в реале он вовсе и не почувствовал. Карандаш сам передал подсознательное отторжение? Может и так, однако переделывать он ничего не стал, чтобы придать портрету чуть больше оптимизма, да и зачем, второй встречи не будет. Лишь несколькими легкими штрихами он подрисовал незнакомке почти воздушные крылышки очаровательного цветочного создания, пролетевшего по вагону и исчезнувшего в небытие. Затем, что-то вспомнив, открыл нижний ящик письменного стола и, порывшись немного в бумагах, извлек из него еще один карандашный рисунок, нарисованный им много-много лет назад и сохранившийся только каким-то чудом, положил его на стол рядом с первым и внимательно вгляделся в два портрета. Удивительное дело, но если откинуть некоторые погрешности во взглядах этих двух лиц и прочие неточности в бижутерии и одежде, то с двух совершенно разных рисунков на него смотрело одно и то же холодное лицо той, которой по его же собственным представлениям давно уже не должно было быть в живых.

Из официального отчета комиссии: «…стрелочный механизм в нарушение всех норм был зафиксирован тонкой проволокой, не выдержавшей нагрузки, что и повлекло схождение состава с рельсов, смерть 21 и травмирование более 150 пассажиров».

Огни последнего вагона скрылись в темноте тоннеля. Привычно обнулилось табло сверху, начав отсчет остановившегося уже для некоторых времени. Он видел ее, она – его, их отражения стерлось в метро.