Читать книгу Не ходи служить в пехоту! Книга 1. Начало движения - Юрий Тимофеев - Страница 2

Наш герой родился в семье советского офицера в 1967 году, в крупном военном городке на территории Краснознаменного Белорусского военного округа, и его жизнь ничем не отличалась от большинства детей военных того времени. Нашего героя зовут Юрий, и он во всем берет пример со своего отца, он им гордится и во всем ему подражает. Отец иногда берет Юрия с собой на службу, где он видит военный быт, технику, оружие и мечтает когда-то стать тоже военным. 1 сентября 1974 года Юрий пошел в школу в военном городке и, надо признать, без всякого желания. И вот однажды, примерно в конце октября 1974 года, отец пришел со службы домой немного раньше обычного, я еще не спал.

Меня и мою старшую сестру позвали на кухню, мама налила чай и поставила на стол пряники и печенье. Отец объявил, что его переводят к новому месту службы – в Центральную группу войск, в Чехословакию, на 5 лет, нам предстоят большие хлопоты. Надо собрать вещи, упаковать их, отправить контейнер с вещами. Отец уедет через десять дней без нас. А мы поедем к нему примерно через две недели после его отъезда. Мама как учитель математики, скорее всего, получит там работу, мне предстоит учиться в начальной школе, которая находится непосредственно в гарнизоне, а вот сестре придется ездить на специальном школьном автобусе в другой город, там девятилетка, в десятый класс придется ездить в школу-интернат в другой город. Сестра сильно обрадовалась, ей уже тогда хотелось посмотреть мир, ведь раньше мы выезжали только в Прибалтику, на Волгу ну и, конечно, в Минск, до которого было меньше 100 километров и ходили электрички. Родители как-то быстро начали обсуждать, что делать. Решили мебель не брать, что-то продать, что-то подарить друзьям и соседям. Остальные вещи тоже продать, раздать и выбросить. Взять с собой решили только самое необходимое или те вещи, которые по каким-то причинам были дороги.

– Посуду тоже брать не буду, я давно хотела купить все новое и хорошее, тем более в Чехословакии все отличного качества и в изобилии, я разговаривала с завучем школы – они год назад вернулись из Чехословакии, там просто все здорово, – сказала мама.

– Да и я говорил с командиром зенитно-ракетного полка. Он в этом году заменился из этого гарнизона. Гарнизон маленький, городок маленький и уютный, всего несколько километров от крупного города Пардубице, ходит троллейбус, автобусы, цивилизация полная, до Праги меньше 100 километров, – сказал отец.

– А я не хочу никуда уезжать, у меня здесь друзья, а там школа новая и я никого не знаю, – высказал свое мнение я.

– Придется привыкать к переездам, сынок, такая судьба офицерская. Мы и так здесь засиделись. 8 лет на одном месте – это много для военного. Привыкай, там тоже найдешь себе хороших друзей. В Чехословакии много чего интересного, есть замки рыцарские настоящие, мы обязательно их посмотрим, я тебе много расскажу. Кроме того, я там постараюсь купить машину и когда-то научу тебя на ней ездить, и, возможно, через пару лет мы поедем в Крым на нашей машине всей семьей, и это будет настоящее путешествие.

Я согласился. Меня отправили спать, а родители и сестра принялись составлять подробный план действий и различные списки. Под их мирный разговор я уснул в нашей детской комнате с мечтами о замках и новых приключениях.

На следующий день все закрутилось и завертелось. Сборы и хлопоты старших меня мало касались. Мне внимания уделялось мало, чему я был рад. В какой-то из дней пришли солдаты и загрузили собранные нами фанерные ящики (из-под какого-то военного имущества) в контейнер. Контейнер оказался полупустой. Впрочем, родители действительно почти все раздали, решив купить новое на месте, а мебель, как сказал отец, там на время выдадут казенную, и она будет хорошего качества, но казенная. Я удивился, что, оказывается, как немного нам надо, а ведь как много вещей было в нашей квартире.

В один из дней у нас в квартире собрались гости: сослуживцы отца с женами, подруги матери по школе с мужьями и соседка Валентина, заведующая нашей поликлиникой, с мужем, подполковником медслужбы, самая близкая мамина подруга. Гуляли до позднего вечера. Все оставшиеся в квартире вещи в последний день заберут подруги мамины, а моя кровать доставалась Валентине.

Уезжали мы из городка во второй половине дня, и меня отправили в школу. Я попытался доказать учительнице, что меня не следует сегодня трогать, так как я уезжаю, о чем она и сама прекрасно знала, так как была, опять же, подругой моей мамы. Номер, конечно, не прошел, и меня заставили трудиться без всяких скидок. После уроков весь класс пошел провожать меня до подъезда дома, мы поиграли в снежки, поборолись, попрощались, обнялись. Это были мои первые эмоции, связанные с расставанием с близкими мне людьми. Катились слезы. А один из двух моих самих верных и близких мне друзей расплакалась навзрыд, это был самый верный и честный мой друг по имени Лена.

Я наотрез отказался писать письма, потому что писать не любил, и отец за русский язык не ругался, уделяя особое внимание математике, только мама была неравнодушна к моему русскому языку и правописанию. Поэтому я считал родной язык наукой второстепенной, и, кроме того, к приезду в Чехословакию я должен был по заданию отца отжиматься от пола уже 20 раз и приседать 60 раз. Причем эти упражнения должны были быть «зачетными», то есть выполненными по всей строгости Наставления по физической подготовке ВС СССР. Надо было работать и работать, так как я был далек от этих результатов и санкции могли последовать незамедлительно.

Наконец, прощание закончилось, и я плача пообещал все-таки по окончании 1 класса написать отчет, а мои друзья пообещали ответить. Стало легче, и я побежал в подъезд. Зайдя в квартиру, я сразу рванул к окну в кухне, друзья стояли внизу и махали руками, а потом понуро пошли по домам. Мои душевные страдания бесцеремонно прервала мама. Я был весь мокрый: пальто, варежки, штаны, ботинки, и, как выяснилось через секунду, носки тоже были мокрыми.

– Нам в дальнюю дорогу! Ты весь мокрый, марш в ванную и залезай в душ! Быстро под горячую воду. Если заболеешь, тебе мало не покажется! Я тебе устрою, и гулять больше не пойдешь.

Банного полотенца уже не было, но тут на помощь маме пришла вездесущая Валентина и принесла его из своей квартиры. Сказала, чтобы мама не переживала, постирать его не проблема, так как у нее есть стиральная машинка. У нас тоже была, но уехала в контейнере, мама решила ее не продавать на всякий случай. Тем более она выяснила, что в том гарнизоне, в Чехословакии, в котором нам предстояло жить, не было, как здесь, комбината бытового обслуживания, потому что городок был маленьким и, где стирать постельное белье и принадлежности, ясности у нее не было. Здесь она сдавала в прачечную и на все постельные принадлежности и полотенца у нас в семье были пришиты специальные бирки с черным шрифтом, по которым и отличали принадлежность вещей.

Обед перед нашим отъездом был запланирован уже на кухне у Валентины, мы плотно и не спеша покушали. А на всех батареях были разложены мои вещи. В нашей квартире уже ничего не было, кроме чемоданов и сумок. Вообще-то, квартира уже была осмотрена представителем КЭЧ и сдана новому хозяину – одному добродушному пехотному майору, который рассчитывал в ближайшее время привезти откуда-то из другого гарнизона свою семью. А сейчас он собирался поднять в квартиру некоторые свои вещи, которые были еще в грузовой машине, стоявшей внизу и около которой ходили солдаты в ожидании команды на разгрузку.

Мама не стала стеснять майора и попросила его помочь перетащить наши вещи в квартиру Валентины. Он предлагал их оставить, говорил, что они не мешают, предлагал всяческую помощь, смущался. А мне еще запомнилось, что он за свою службу сменил 28 мест и что очень уважает моего отца.

В квартиру Валентины кто-то позвонил, мама открыла, и зашел солдат, водитель УАЗика, с добрым и мягким белорусским акцентом спросил, какие вещи надо спускать в машину. Мама сказала, что он никуда не пойдет, пока не поест. Солдат препирался недолго и не очень уж активно. Поел водитель быстро, и настало время трогаться в путь. Все присели на дорожку, взрослые все проверили, и мы начали спускаться и усаживаться в машину. В машине был еще прапорщик-грузин, старший машины, и, видимо, был «по особым поручениям» у командира артиллерийского полка, который был большим другом моего отца, который и выделил машину для того, чтобы нас привезли прямо на железнодорожный вокзал в Минске.

Прапорщик был чересчур уж услужлив, и было видно, что он раздражал и маму, и Валентину, которую он явно побаивался и которой непрестанно говорил, как он уважает моего отца, а также Валентину и особенно мужа Валентины – начмеда дивизии.

Наконец последние прощания закончились, и мы поехали в сторону КПП нашего городка. Машину сразу пропустили, и началась совсем новая для нас жизнь.

Дорога до Минска была мне крайне интересна, так как раньше мы ездили в Минск только на электричке.

Приехали мы на вокзал, когда было уже совсем темно. Вещи нам разгрузили, все перенесли в здание вокзала. Приехали мы заранее, посадку на поезд еще не объявляли. Прапорщик сказал, что у него приказ командира полка посадить нас в поезд. Мама сказала, что отойдет на несколько минут и посмотрит, что еще можно купить нам в дорогу, и через некоторое время вернулась очень довольная. Объявила, что ей удалось купить плавленый сыр в коробках «Янтарь», сырокопченую колбасу – несколько палок, и несколько бутылок болгарского сока. Лимонад мне, конечно, не купили. Наконец объявили посадку на поезд. Прапорщик и водитель взяли наши вещи, и мы пошли к вагону.

Загрузились, попрощались, началась обычная вагонная суета с билетами и бельем, поезд тронулся. В купе мы были одни. Я очень любил ездить на поездах, но, поскольку было уже темно, мне стало скучно, я погрузился в свои мысли. Впрочем, мама меня быстро отвлекла, предложив поразмыслить над небольшой математической задачкой. Я разозлился на нее, но деваться было некуда, пришлось подчиняться. Тем временем постели были постелены, мама и сестра разложили ужин, в котором оказались пирожные для нас с сестрой. Настроение у меня резко изменилось в лучшую сторону.

– Мама, какой же неприятный лизоблюд и подхалим этот прапорщик, и такой навязчивый, даже противно, – сказала сестра.

– Да, есть такое. Привыкай. Это восточное, кавказское, азиатская такая хитрость. Он говорил не то, что думает, лукавый. Но это не значит, что его надо воспринимать с враждой и показывать свое презрение, а ты это делала, я видела. Надо уметь беззлобно над этим посмеиваться и пользоваться этим, тем не менее сохраняя большую дистанцию, – ответила ей мама.

– Но как?

– Принимай его услуги по факту. То есть ты мягко говоришь: «Нет, спасибо», но, когда он не слушается и продолжает, например, нести твой чемодан, молчи, пусть несет. В то же время внимательно следи за тем, чтобы он обращался к тебе строго на «вы», они могут врать и претворяться, представляя «ты» слабым пониманием русского языка, что у них в родном языке может не быть «вы». Это меня не интересует. И сама, конечно, должна обращаться только на «вы». И если ты твердо решила отделаться от услуг кавказца, то должна ему об этом объявить несколько повышенным тоном, строго, но благожелательно. В общем, тоном, не терпящим возражения.

– Мама, я не хотела бы вообще иметь дело с кавказцами!

– И не имей, если получится. Это правильно. Но у нас действительно многонациональная страна. Вот и отец твой говорит, что призывников из Средней Азии и Кавказа из призыва в призыв все больше, а призывников европейских национальностей все меньше и меньше. Но он считает, что все эти межнациональные противоречия будут стираться, назад к баям, князькам, в юрты, мечеть или грузинские родоплеменные отношения никого не загонишь.

– Я думала, что грузины такие гордые.

– А он тоже гордый. Я это вижу. Но эта гордость – это очень напускное чувство, чтобы произвести впечатление на окружающих, пустить пыль в глаза. Это еще и такое сельское поведение, крестьянское. Мы вот сейчас с тобой тоже неправильно поступаем, ведь всех под одну гребенку равняем. А вот когда я лежала с переломом в больнице в Минске, перелом-то был сложный, оскольчатый (это мы всей семьей пошли за грибами, и мама неосторожно спрыгнула с поваленного дерева, по которому пыталась пройти как гимнастка), и прооперировал меня травматолог грузин, очень интеллигентный и образованный человек. Разные люди бывают, но с ребятами-кавказцами надо быть, конечно, вдвойне осторожной. Они часто считают, что русские девочки и женщины, они более раскрепощенные – со всеми вытекающими из этого мыслями. Но об этом мы с тобой поговорим позже, когда вот этих торчащих ушей не будет, – сказала мама и погладила меня по голове.

В этом разговоре я не участвовал, внимательно слушал. До этого момента я не предполагал, что существует такая тема для разговоров.

После ужина меня еще заставили почитать. Потом выдали зубную пасту, щетку, мыло, полотенце и отправили в туалет. После туалета я лег спать на свою вторую полку. Сон наступил быстро. Проснулся я раньше всех и лежал тихо. Потом встала мама, взяла полотенца, сумочки с принадлежностями для умывания и пошла в туалет. После возвращения отправила и меня. Потом пошла сестра, а мама уже носила чай в купе. Просила нас быть необычайно внимательными, так как времени у нас между поездами очень мало и, если не удастся нам закомпостировать билеты на ближайший поезд, придется ждать следующего, а он через сутки. И что там с гостиницами – непонятно. По рассказам бывавших, во Львове крайне грязный вокзал, да и сам город в ужасном и запущенном состоянии, к тому же львовяне часто враждебны к русским и можно столкнуться с непониманием русского языка. Поэтому наше желание как можно быстрее покинуть этот город было до крайности мотивированным.

Мы выгрузились из поезда на платформу. За мной был закреплен школьный ранец и аккуратно упакованный радиоприемник «Океан», новенький, его купила мама в Минске, для того чтобы мы могли в ЧССР слушать радиостанции на русском языке.

Мама оставила нас на платформе и побежала брать носильщика. Быстро нашла, и они шли к нам с тележкой. В принципе, мы сами могли унести все свои вещи, но мама не любила таскать чемоданы и не хотела, чтобы это делала моя сестра. Поэтому вопрос денег для носильщика не стоял совершенно. Носильщик, немолодой дядька лет 50 с лишним, поинтересовался, какой у нас план. Мама выложила ему все как есть и умоляла двигаться быстрее, что было нелегко, так как вокруг было много людей.

– Послушайте, мадам (такое обращение я слышал впервые), я предлагаю вам помощь. Сейчас мы останавливаемся вон там (показал пальцем в сторону), детей и вещи там оставляем ненадолго. Вы говорите детям, чтобы они никуда не уходили, а мы с вами идем, и я вам закомпостирую без всякой очереди купейные места, мы вернемся, я отведу вас к поезду и загружу в лучшем виде. Гарантирую, что мы успеем, – сказал носильщик.

– И чем мне вам отплатить за вашу доброту? – спросила мама.

Носильщик придвинулся к маме и на ухо сказал ей что-то. Реакция мамы не заставила себя ждать:

– Сколько? – вскрикнула мама.

– Что для вас такая сумма?! Ваш муж там будет получать хорошую сумму в кронах, еще и в рублях оклад будет идти на книжку. А вот если вы у нас во Львове на вокзале застрянете, измучаетесь сами и детей изведете. В ближайших гостиницах, кстати, мест совсем нет. Во Львове очень мало гостиниц. А так я все сделаю вам в лучшем виде.

– Ну давайте хотя бы 15 рублей за ваши услуги. Это хорошие деньги, – попросила мама.

– Нет, 25 рублей, и сюда входят мои услуги носильщика за все время, пока я с вами. И решайте быстрее, а то я уйду.

– Я согласна!

– Так. Все. Слушайте меня. Оставляем детей и вещи здесь. Берите свою сумочку и пойдемте быстрее за мной.

– Минутку! Катя (так, кстати, звали мою сестру), стойте здесь. Ни с кем не разговаривайте. Никого не слушаете. Мы в кассы. Держитесь вместе и не уходите с места, следите за вещами.

– Через сколько мы можем вернуться? – это обратилась мама к носильщику.

– Минут 25—30. Должны все успеть. Давайте быстрее.

– Все. Ждите здесь.

Мама и носильщик быстро начали удаляться. Мама очень семенила, так как ей было непросто бежать в сапожках на довольно высоких каблуках.

Между тем вокзал Львова мало был похож на вокзал в Минске. Здесь было грязно, толпы народа, запах туалета и испражнений был очень сильным. Много цыган, насчет которых мы с сестрой имели особые инструкции. С другой стороны, вокзал был величественным и очень красивым. С громадными люстрами, красивыми лестницами.

Мы с сестрой как-то очень волновались. Боялись, что с мамой может что-то случиться. Носильщик вызывал у меня всяческие подозрения. Время тянулось медленно. И вот, наконец, мы видим носильщика, а за ним маму. Оба довольные и возбужденные. Мама сказала, что там, в кассах, стоит много народу и нам пришлось бы простоять в очереди несколько часов.

– Итак, мы едем в одном купе. Объявили, что поезд Москва – Прага прибудет через 20 минут и нам надо выдвигаться на платформу. Стоянка поезда около 5 минут. Все нормально. Мы должны успеть, – сказала мама.

– Можем спокойно идти. Пойдемте за мной, – сказал носильщик.

Далее произошло все быстро. Оказывается, носильщик хорошо знал, где остановится наш вагон, и безошибочно поставил свою тележку. Мы загрузились в вагон, он поставил в тамбур наши вещи.

– Спасибо вам за все. Без вас мы бы не управились, но все же так дорого. Я даже до сих пор не могу в это поверить, – сказала мама.

– А как ты хотела, красавица? Сама обошла, так сказать, всех стоящих в очереди. Да и я с тележкой по всему вокзалу туда-сюда с вами. А так бы искала и бегала за носильщиками каждый раз, а они бы тебе говорили, что заняты, пока не додумаешься, что сделать, чтобы они освободились. Ты лучше запиши мой номер жетона. Будешь ехать с пересадкой во Львове, у носильщика любого спроси, как меня найти, тебе любой скажет. Я тебе все решу. Будешь довольна. Любой вопрос и с военным комендантом, и с кем хочешь. И билеты куда хочешь найдем без очереди, и гостиницу, и все, что пожелаешь. С Богом!

Мама записала все-таки номер и помахала ему рукой.

Поезд тронулся. Начались хлопоты с билетами и бельем. Вечером мы должны быть на границе. Там будут наш вагон поднимать на подъемнике и менять тележки платформ на европейскую колею. Будут пограничники и таможенники.

Мама с сестрой переоделись в спортивные костюмы, умылись. Переодели и меня. Я смотрел на маму в этом спортивном костюме и думал, что она очень похожа на наших старшеклассниц на физкультуре. Она и сейчас была очень спортивной. Ведь не даром она много лет занималась легкой атлетикой, как и отец. Но мама была более спортивным человеком, чем папа, хоть он и военный. Вот так у них вышло, что оба занимались легкой атлетикой, оба любили математику. Мама училась в пединституте, папа учился в артиллерийском училище, оба в Ленинграде, для обоих математика профилирующая. Но вот отношение к спорту, там другое получается. Папа занимался потому, что надо, заставляют, военное училище все-таки, а мама потому, что нравится и фигуру хорошую формирует. Мама одна из немногих женщин нашего городка (уже бывшего), которая частенько бегала по вечерам и выполняла упражнения на брусьях. Обещала вскоре и меня приобщить к этому делу. Но я не очень хотел.

Мама объявила, что через три часа будем обедать, а сейчас план такой:

1. Сестра занимается уроками по собственному плану. Но начинает с разминки, физических упражнений.

2. Я занимаюсь под руководством мамы. Сначала легкая разминка с отжиманиями от пола и приседаниями. Потом опять мытье рук. Потом все вместе пьем болгарские соки, купленные еще в Минске. Потом у меня начинается русский язык, потом математика, потом чтение и пересказ. Если я буду стараться, то до обеда у меня будет время посмотреть в окно.

Сопротивление бесполезно. Родители у меня упертые и ничего слушать не будут, это проверенный факт. Остается подчиняться. Впрочем, заниматься с мамой было нормально. И ей мое отношение к делу тоже понравилось. Она сходила к проводнице и купила мне бутылку «Буратино», сказала, что это мне награда за хорошее отношение к учебе сегодня. Но пить его буду только после еды. Иначе вредно. До обеда осталось немного времени, я достал карту и начал прочерчивать наш путь, а мама мне рассказа, что такое Белоруссия, что такое Украина, отдельно про Западную Украину, в чем отличие от России и чем мы вместе отличаемся от ЧССР. Чем отличаются чехи от словаков, она мне не ответила, сказала, что не знает. Как-то так у мамы получалось, что она считала, что у украинцев, русских и белорусов раньше, до социалистической революции, было много отличий. Но чем больше развивается промышленность, чем больше переезжают люди в большие города, тем становятся более развитыми и национальные различия стираются, уходят все эти предрассудки. Вот украинцы, даже западные, которые живут в Ленинграде, они нисколько не считают себя украинцами, даже обидятся, если им это напомнить, языком русским правильно пользуются и очень уважительны к нему. То же самое и в городах Поволжья, Урала и Сибири. А вот сельские жители совсем другое дело. И вообще, самобытность, она сохраняется только в сельской местности и небольших провинциальных городах. На Западной Украине такая провинциальность только потому, что у них появилась возможность вступить в СССР только в 1939 году, уж очень они отстали, так как ни в панской Польше, ни ранее в Австро-Венгрии их равными не считали, полагали целесообразным использовать это население только для сельхозработ, хотя в Вене и других города Австрии процветала наука, образование и здравоохранение. После вхождения в СССР у украинцев появилась возможность быть инженерами, врачами, делать партийную, государственную или военную карьеру. Появилось очень много возможностей. У мамы есть подозрение, что в БССР и УССР даже больше возможностей, чем в Свердловской и Саратовской областях РСФСР, потому что для всех национальных республик существуют какие-то льготы и преференции.

Во время маминого рассказа я рассматривал карту и размышлял, поглядывая в окно, о том, как мой дедушка, солдат Великой Отечественной войны, – вот, возможно, по этим самым местам наступал с боем и гнал германца на Запад.

Мы опять в купе были одни и сильно радовались этому.

Подошло время обеда, мама с сестрой начали доставать наши продовольственные припасы. Картошка в мундире, яйца вкрутую, сыр, сырокопченая колбаса, соленые огурцы, печенье, пряники, яблоки и немного конфет. Мама принесла чай, и мы приступили к обеду. Сестра рассказала, что ей удалось выведать у знакомых девочек о жизни в нашем будущем военном городке. Сведения были скудные и сводились к тому, что в городе Пардубице есть огромный универмаг PRIOR и он – сама чаша изобилия. Мама подтвердила информацию и сказала, что обязательно они с сестрой туда поедут как можно быстрее после приезда и лично все проверят. Кроме того, сестра разъяснила, что ей необходимо в первую очередь. Мама объяснила, что папа там получил в кронах еще совсем маленькие деньги, поэтому все придет, но со временем, и зависит от того, сколько что стоит и сможет ли работать мама.

После обеда меня загнали спать. Впрочем, остальные тоже уснули. Я проснулся первым, тихо слез с полки и принялся допивать свой законный лимонад.

Через некоторое время началась пограничная работа, которая потом станет для меня уже неинтересной. Мама на какое-то время отлучалась, по-моему, ходила меняла рубли на чешские кроны, какую-то сумму можно было поменять, но это неточно. Вот пограничная работа закончена, и поезд набирает ход по Словакии. Уже темно, ничего не видно. Но я с большим интересов осматриваю перроны на станциях, на стоянках. Конечно, это совсем другая страна. Очень и очень интересно. Вот это приключение!

Ранний подъем, подъезжаем к Пардубице. Нас должен встретить папа, ему носильщик по просьбе мамы дал телеграмму о нашем прибытии. Выгрузились, поезд тронулся дальше. Солдат и отец взяли вещи. У меня в руках упаковка красивых вафель в шоколаде, у мамы букет цветов, у сестры какой-то пакетик. Загружаемся в папин командирский ГАЗик и не спеша отъезжаем от привокзальной площади. Я не могу оторваться от окна, здесь все другое и явно здесь лучше. Я в восторге. В восторге и мама и сестра. Отец сдержан, но очень доволен. Въезжаем в этот чешский городишко, в котором расположен и наш военный городок. Отец говорит, что он очень доволен тем фактом, что жилой городок для семей никак не отгорожен от чехов, нет никакого КПП, ничего. Мы спокойно ходим по городу, и чехи спокойно ходят в наш магазин и офицерское кафе в новом клубе. Сами воинские части, конечно, за заборами, колючими проволоками, часовыми и прочее, а семьи живут нормальной жизнью.

Наш военный городок – это несколько жилых домов, магазин, начальная школа, клуб с офицерским кафе. В одной из хрущевок живут прапорщики, сверхсрочники, вольнонаемные служащие (гражданские) СА. В остальных – офицеры. Старший командный состав живет в только что построенном чехами чешском доме. Там нам выделена квартира. В гарнизоне всего 3 небольших части: зенитно-ракетный полк одной из дивизий, отдельный реактивный дивизион этой же дивизии, командиром которого и был мой отец, и отдельный радиотехнический батальон, подчиненный Генштабу, этот батальон был очень режимным.

Мы зашли домой. Огромная квартира с огромными окнами, очень светлая. Очень просторный, идеально чистый подъезд, очень просторный. Кухня-столовая с кухонным гарнитуром, у нас такого не было никогда, кладовка, огромный балкон. Правда, всего 2 спальни: для нас с сестрой и родительская.

Мы расселись в столовой за просторный стол. Пили кофе с чешскими пирожными, они были совсем не похожи на наши советские, потом я впервые попробовал банан.

Отец объяснил, что, как и где. Мне указали на мою кровать, шкаф, стол, стул, тумбочку. Сказали разобрать портфель и приготовиться прямо сейчас, к третьему уроку, идти в школу. Там все договорено, меня ждут. Отведет меня мама. С сестрой будет разговор отдельный. Встречаемся в столовой за обедом. Мама объявила, что вечером будет торжественный ужин.