Читать книгу Далекий след императора - Юрий Торубаров - Страница 10

Весть о кончине Великого литовского князя Гедимина в Северной Руси встретили неоднозначно. Кто радовался, боясь попасть к нему в зависимость, кто – безразлично. Но вот Московский князь всея Руси воспринял эту весть с огромной жалостью. Когда известный не только на Руси купец Федор Елферьев вернулся с Запада, где был по торговым делам, и рассказал об этом Ивану Даниловичу, князь даже побледнел. Купец испугался и стал звать на помощь.

– Ничего! – разминая грудь, проговорил князь и отпустил Федора.

Иван Данилович последнее время частенько побаливал. И вот сейчас, когда дело пошло на поправку, эти известия подкосило его. Собравшись с силами, он подошел к окну. Голубое небо было чисто. Несколько пацанов играли на кремлевской стене. По всей видимости, они отбивались от неведомого врага. Это немного развеселило князя. Он даже улыбнулся. Но мысль вновь вернулась к известию. Оно рушило всю тайную задумку великого князя. С Гедимином в последнее время у него стали налаживаться добрые отношения. Чтобы их закрепить, они породнились. Иван Данилович сосватал своему старшему сыну Семену дочь Гедимина, Айгусту. Она приняла крещение под именем Анастасии. После этого Гедимин повернулся к христианству. Как свидетельствовал митрополит, литовец собирался принять их веру. О том, что тот серьезно готовился совершить такое деяние, свидетельствовало то внимание, которое он стал уделять христианству. Особенно оно усилилось, когда Айгуста-Анастасия родила обоим дедам на радость внука, Василия. Оба князя думали почти одинаково: Русь соединилась с Литвою. Христианство перетягивало. Литовец согласился. Рождалось досель не виданное по мощи государство. Оно будет диктовать миру свои условия.

Но многие литовцы были против. И требовалось время даже для такого авторитета, как Великий князь литовский, чтобы свыкнуться с мыслью о христианстве. А дальше в тайных замыслах Ивана Даниловича было, заключив дружеский союз с новым христианским государством, объединить силы против Узбека. Да… мечты, мечты. Как быстро они рухнули. Как жаль! Князь тяжело вздохнул и вернулся на одр.

Нежданная смерть Гедимина вызвала смятение не у одного московского князя. Даже его сыновья, особенно Олгерд и Кейстут, были недовольны решением отца оставить на великом княжении самого младшего из семи сыновей, Евнутия. За что он так полюбился отцу, трудно сказать. У него был мягкий, добрый характер. Да и сам он был каким-то по-девичьи нежным и отзывчивым человеком. Но в этом жестоком мире его доброта и отзывчивость могли принести несчастье не только ему самому, но и другим братьям.

И вот два наиболее дерзких, решительных и волевых брата, Олгерд и Кейстут, кстати, они были от второй жены Гедимина, русской княжны Ольги, сговорились меж собой выгнать младшего из Вильны. Инициатором этого заговора был князь троцкий Кейстут. Он приехал к витебскому князю Олгерду, который получил это княжество в приданое, когда женился на витебской княгине, и сказал ему:

– Тебе следует быть великим князем в Вильне. Ты старший брат, а я с тобой буду заодно.

Тот, подумав, согласился. И они сговорились о совместном выступлении. Но когда Кейстут явился под Вильно в назначенное место, там Олгерда не оказалось. Евнукий, узнав о появлении брата с вооруженным отрядом, послал к нему Драйнаса. Кейстут, поразмыслив, принял его. И вот Драйнас увидел рослого, с окладистой бородой и зоркими глазами, троцкого князя.

Кейстут, зная, зачем Евнутий прислал Драйнаса, не стал слушать его, а объявил:

– Передай своему князю, что он не по чину занял это место.

Драйнас от таких слов даже опешил и в первое мгновение не знал что сказать.

– Э… Э… как это можно… А воля… отца? – пролепетал он.

– Ты меня слышал? – рявкнул троцкий князь.

– Да, да… – и пятясь, Драйнас удалился.

Седлая коня, оглянулся на княжье стойбище и тихонько выругался:

– Русский боров! Ну… погоди.

Кейстут не стал ожидать братца, а подозвав сотского, шепнул ему на ухо:

– Следуй за ним, – и кивнул на спину удаляющемуся Драйнасу, – и когда он будет входить в крепость, надо захватить ворота.

Тот кивком пояснил князю, что все понял, и отправился к своим людям.

Кейстут был своенравным князем и, если он что решал, ничьи уговоры на него не действовали. Даже отцовские. Когда-то, стремясь завязать с поляками добрые отношения, отец хотел с ними породниться. Для этого он решил сосватать дочь князя Мазовецкого за сына Кейстута. Да не тут-то было. Оказывается, сын был… влюблен. В это с трудом верилось. Как этот мужиковатый, грубоватый человек и вдруг… полюбил. Но… это было так. И как оказалось в будущем, эти люди не изменяли своей любви всю жизнь. Предметом его обожания была девственная жрица богини Праурымы, красавица Бирута, дочь знатного жмудина. Ее обязанностью было поддерживать постоянный огонь перед богиней. Судьба однажды занесла Кейстута на песчаный морской берег, вблизи которого шумел сосновый лес. А посредине его, на холме, находилось святилище этой богини. Там он и увидел ее. Плененный ее красотой, а до этого он и слышать не хотел о женитьбе, он тотчас захотел на ней жениться. Девушку не смутило ни его княжеское звание, ни увещание главной жрицы. Она отказала. Тогда он, подняв ее, как пушинку, на руки, трижды обнес вокруг священного огня. Так она стала его женой. Чему она покорилась: его мужской силе, доброму сердцу, – остается только гадать. Когда отец узнал, что непокорный сын привез себе жену, он, как вихрь, ворвался к ним. Но увидев ласковый, мягкий взгляд ее прекрасных очей, стройную, точеную фигурку, вдруг махнул рукой и повернул назад.

Сотскому удалось ворваться в след не ожидавшего нападения Драйнаса, а тут подоспел сам Кейстут. Евнутий, услышав, что шум битвы с невероятной скоростью приближается к его дворцу, бежал. Кейстут послал за ним погоню и пленил его. К этому времени подоспел и Олгерд. На своем суде они приняли решение: отдать Евнутию в правление Изяславль. Потом все тот же неуемный Кейстут собрал всех братьев, и они условились, что Олгерд будет великим князем, а все слушаются его, и все, что добудут: город или волость… все делить пополам и жить до смерти в любви, не мыслить лиха друг другу.

К сожалению, порой жизнь заставляла нарушать этот договор.

Иван Данилович пригласил к себе сыновей Семена, Ивана и Андрея и поведал о договоре сыновей Гедимина. Братья поняли, что отец хотел бы, чтобы они поступили так же и всеми мерами расширяли московские границы, как Олгерд. И не только поняли, но обещали следовать его желанию.

Этот разговор с сыновьями великий князь Всея Руси завел не случайно. Он чувствовал, как жизнь уходила из его тела. Особенно его состояние ухудшилось после Пасхи. Он пригласил к себе священника и объявил ему, что хочет принять монашеский сан и взять имя Ананий. Когда священник, совершив полагающиеся для этого действия, ушел, Иван Данилович вдруг почувствовал облегчение и даже прилив сил. Приказав монаху и служке оставить его одного, он поднялся, прошелся несколько раз у своего одра, точно оценивая силы. Остановился и, держась за спинку одра, отдышался. Тут, видать, и пришло желание, пройти в молельную комнату. Там он помолился. Выйдя из нее, ощутил голод и направился в трапезную.

Молва, что князю стало лучше, промчалась по хоромам, чтобы затем выплеснуться на улицу. Люди вздохнули с облегчением, крестясь от всего сердца, и благодарили Всевышнего. Князь поужинал и его потянуло в сон. Но, прежде чем пойти в опочивальню, он вышел на крылец. Когда он глянул на знакомый двор, зашумела тысяча голосов:

– Калита! Калита!

Он постоял. Слезы навернулись на его глазах. Потом, вздохнув, окинул взором окружающий мир и тихонько пошел к себе, чтобы больше его уже не увидеть. А утром вдруг загудели колокола: тревожно, жалобно, угнетающе. Весть о кончине Калиты быстрее молнии полетела по Московии. И поднялся на Руси такой плач, от которого все вороны отлетели прочь от своих обжитых мест. Но его уже не поднять, а жить-то надо. И стало мучить другое: «А кто заменит?».

– Да, Семен! – отвечали знатоки.

– Так его же нет. Он в Орде, – отвечали с испугом на лице некоторые.

– Вернется! – уверяли знатоки.

Весть о кончине Ивана Даниловича застала Андрея Пожарского на новом месте, пожалованном Калитой, где он готовился к обустройству. Кто-то подсказал, что есть хороший строитель Сафон Кажан, новгородец. Он самому Калите строил. Этот довод был убедительным. Гонец поскакал к Кажану. А пока что шла разбивка. Свои хоромы Андрей хотел поставить по образцу московских. Уж больно об этом просила Дарьюшка. А как откажешь любимой жене? Вот за этой работой и застала его страшная весть. Он, не раздумывая, немедленно вернулся в Москву.

Встреча с Василием Кочевой все поставила на места. Боярин не то от расстройства, не то от простуды захворал. Они долго о чем-то разговаривали. Было ясно из этой встречи одно: они расстались не только по-дружески, но чувствовалось, что и сблизились в своих помыслах. Вернувшись к себе, Пожарский объявил жене и друзьям, что срочно отбывает в Орду.

Не стал терять время и Кочева. Он собрал у себя в трапезной бояр и купцов, о которых он знал, что они верой и правдой служили Калите. К нему пришли Федор Плещей, Лука Протасов, Василий Вельяминов, Василий Коверя, Федор Елферьев. Несмотря на то, что на улице стояла теплынь, в помещении топилась печь. Кочеву лихоадило. Он вышел к ним в овчинной телогрейке, на шее – шерстяной платок. Он кивнул головой и сел поближе к огню. Служка, сопровождавший его, молча взял корчагу и разлил медовуху.

– Помянем, – хриплым голосом проговорил хозяин.

Все поднялись и осушили кубки.

– Да, – обтирая усы и садясь проговорил Плещей, – осиротели!

– Жизнь берет свое, – прохрипел хозяин, – нам надо подумать, чтобы в Москве кто бучу не поднял, пока явится Семен Иванович, – сказав, кивнул служке, чтобы тот разлил по второй.

Выпили дружно. Заговорил Лука:

– Те надо было, – он смотрит на Коверю, – Александра Ивановича и Федора Акинфовича покликать.

– Я их уже кликал, – ответил боярин.

– К Семену Ивановичу послал гонца? – спросил Вельяминов.

Тот кивнул, но кого послал, говорить не стал.

Они сидели долго, говорили обо всем. Но любая тема разговора заканчивалась одним тревожным вопросом: сумеет ли Семен ладить с Ордой? И каждый раз Кочева утвердительно кивал головой, приговаривая:

– Сумеет!

Причем чем дольше они сидели, тем уверенней был его голос. От выпитого его прошиб пот. Он развязал платок на шее.

– Фу, жарко! – с какой-то радостью произнес он.

Гости весело переглянулись. Перед уходом он им сказал:

– Пошлите своих в народ. Пущай слухают, че те говорят. Если что, ко мне!

А тем временем небольшой отряд хорошо вооруженных всадников «о трех конь» мчались галопом в юго-восточном направлении, оставляя позади московские земли. Благополучно миновали и рязанские земли.

То время, какое прожил Андрей Пожарский в Москве, было заполнено хозяйственной деятельностью, семьей. Рождение первенца вообще привязало князя к дому. Поэтому внутреннюю жизнь Московии и внешнюю, тем более, он не знал. Встреча с Кочевой на многое открыла ему глаза. Тот поведал о борьбе, которую пришлось вести Ивану Даниловичу не только с Тверью и Новгородом, но и с другими соседями. Благо, что он умел ладить с Ордой, а то неизвестно, чем бы все это кончилось. Народ за это возлюбил своего князя, поэтому так громко и рыдал. На вопрос Ковери: каким он ожидает княжение Семена, Федор ответил:

– Яблоко от яблони недалеко падает.

Поэтому, когда Коверя сокрушался, кого бы отправить с такой вестью к Семену, Андрей не колебался, предложив свои услуги.

– Дозволь, боярин, мне это сделать!

Наверное, по душе Кочеве пришлись княжеские слова. И он, положив гостю на плечо руку, проговорил:

– Давай! Да хранит тебя Бог!

И пояснил:

– На ярлык могут быть претенденты. Трудно сказать, как поведет себя тверский князь Константин Михайлович. Неведом пока и другой Константин Васильевич, князь суздальский. Так что желающие есть! Все зависит от Орды! Нет пока у нас человека, который был бы так вхож к хану, как, царство ему небесное, наш Калита, – посокрушался боярин.

Андрей понял: Московии угрожает опасность!

Степь дыхнула хоть и подзабытым, но таким знакомым, родным запахом. И поползли в голову воспоминания. Как их с Митяем, ставшим атаманом, повязали татары. Как они, в свою очередь, захватили царевича. И тут мысль перекинулась на завтрашний день: как хан его примет? Не возомнил ли себя правителем Вселенной? Но зря опасался. Встреча произошла неожиданно. На подъезде к Сараю задремавшего князя разбудил один из его воинов.

– Князь! – позвал он его.

Но тот не откликнулся. Видать, бодрствование на всем долгом пути сказалось. Почувствовав себя у цели, нервы сделали свое дело.

– Князь! – уже во весь голос рявкнул страж.

– Что? Что? – очнулся князь.

– Гляди! – и воин рукоятью плети показал направо.

Андрей повернул голову и увидел какого-то всадника, скакавшего прямо на них во весь опор.

– Че ето он? – недоумевает страж.

– За бирюком гонится! – пояснил князь, заметив мелькавшую среди кустов серую спину овчара.

– За кем? – переспросил воин.

– Да за серым! – крикнул Пожарский, и его плеть внезапно просвистела в воздухе.

Конь сорвался и поскакал навстречу охотнику.

Воин в недоумении посмотрел вслед князю.

– Куда ето он?

А князь, приглядевшись, внезапно подметил, что посадка этого всадника ему весьма знакома. Как бы тот ни садился, а все сползал на левый бок. Так скачет и этот. Неужели… он?

– Он или не он?

Оказался он! В это трудно было поверить. Пожарский же подумал одно: небо стоит за Семена! Всадник же, увидев незнакомца, внезапно преградившего ему путь, готов был растоптать конем этого смельчака, сорвавшего ему возможность заполучить хорошую добычу.

– Не узнаешь, великий хан? – послышался насмешливый голос.

Хан натянул поводье. И не поверил своим глазам.

Встреча была не только дружественной, но и горячей. В шатре Андрей и поведал хану о несчастье, постигшем Русь. Узнав о кончине Великого князя всея Руси Иоанна Даниловича, Чанибек так искренне опечалился, чем несказанно удивил своего нежданного гостя.

– Он была мэнэ друзя. Луче нета. У мэна забол… – он ударил себя в грудь.

Пожарский сказал:

– О нем плачет вся Русь. Он был умным, справедливым князем. Умел ценить дружбу.

– Да, да! – как-то быстро проговорил хан и добавил: – Жалко, ой, как жалко!

– А где же князь Симеон Иоаннович? – поинтересовался Пожарский, не увидев княжича.

Так посоветовал Кочева в официальных встречах именовать князей. А также, в свою очередь, посоветовал это и митрополит Феогност.

– Так звучит более значимо, более увесисто, – пояснил он.

Хан отставил бокал с арзой и посмотрел на Андрея печальным взглядом:

– Да они с Бердибеком уехяли на охота, – потом добавил: – моя старшая сына.

«Это здорово! Княжич идет по стопам отца», – невольно подумал Андрей.

– Когда вернутся? – поинтересовался князь.

Хан пожал плечами:

– Думай, нэ скоро. Как ба ушол нэ до бэлых гор. Обвоз бальшая с собой взяла.

Несколько дней Чанибек не отпускал от себя русского гостя. Такое отношение к русскому бесило некоторых татарских князей. Одним из них был Зарухожа. Он скрипел зубами при виде, как хан навязывал русскому дружбу. Рука тянулась к рукояти. И только тургауды спасали хана от немедленной расплаты. «Когда вернется Бердибек, он все ему расскажет», – с ненавистью думал татарский князь.

Как бы ни опекал Чанибек Андрея, князю удалось подметить, что в ханском шатре появляются какие-то русские. «Значит, прав был Кочева. Неужели эти посланцы хотят предложить хану своих правителей на великое княжение? Может быть, хан нарочно так себя ведет?» – думал Андрей. И решил действовать решительно и объявить, что ему пора возвращаться. Но он был в тягостном раздумье: «Как это сделать?» И решил: если хан его не спросит, то тогда он сам спросит, кто будет на великом княжении.

Еле вырвался гость из цепких рук хозяина. Когда настало время прощания и Андрей решался задать этот важный вопрос, хан, хитро прищурив глаз, вдруг неожиданно спросил:

– Твоя сюда не за этим прибыла?

Сердце Андрея забилось: «Что же хан решил?». Понял, что тот задал вопрос неспроста. Пожарский рассмеялся:

– Я давно ждал твоего вопроса. И отвечу – не за этим, а затем, чтобы подарить тебе… вот это.

Он достал из кармана перстень, в котором алмаз горел ярче солнца. Глаза хана загорелись жадным огнем. Он взял его и стал рассматривать с разных сторон. Но как бы он его ни вертел, блеска не убавлялось.

– Хорош! – восторженно воскликнул хан, надевая его на палец. Он еще вертел рукой, любуясь подарком. Потом, улыбаясь во весь рот, лукаво поглядывая на гостя, объявил:

– Семен будэть великым кназем! – и поднял палец с сияющим кольцом.

– Великий хан, ты все сделал правильно, и Русь всегда будет за это благодарна тебе.

Ну, прощевай, великий хан! Бог даст, еще увидимся.

Они по-братски обнялись. Татары неодобрительно загудели. Но грозный взгляд повелителя в мгновение заткнул их глотки. При этом хан заметил:

– Нэ всэ одобрят наша дружба!

На что Пожарский ответил, садясь на коня:

– С нами дружить – богатым быть! – и хлестнул лошадь.