Читать книгу Дом алфавита - Юсси Адлер-Ольсен - Страница 14

Часть I
Глава 12

Оглавление

Лишь провалившись в глубокий сон, Джеймс вспомнил имена, причем вспомнил так неожиданно, что открыл глаза и стал вглядываться в серую полутьму палаты. Оставшихся двух сержантов из фильма «Ганга Дин» звали Макчесни и Баллантайн.

К реальности его вернули тяжелое дыхание и доносящийся отовсюду храп. Сквозь ставни просачивались слабые лучи света. Джеймс досчитал до сорока двух. Вновь появился луч света. Часовые на вышке за бараком СС свое дело знали и еще несколько раз повернули прожектор, а затем спрятались под крышу из рубероида. Четвертую ночь подряд шел дождь, и всего две ночи назад от горных склонов эхом отдавались бомбардировки Карлсруэ – забегали часовые, резко выкрикивая приказы.

Поджав под себя ноги, зарыдал пациент с девятой кровати, гауптштурмфюрер – однажды при наступлении на Восточном фронте он больше десяти часов пролежал под придавившим его деревом, а его собственная группа зачищала территорию огнеметами. В ту ночь в палате не спали они двое. А сейчас – только Джеймс.

Тяжело набрав воздуха в грудь, он вздохнул. В тот день он заставил Петру краснеть. Как обычно, медсестра и санитар Воннегут с железным крюком вместо руки просматривали сводки, пока он не схватился за маленький газетный кроссворд, – всякий раз, когда не получалось подобрать слово, он молотил жалким протезом по столу и недовольно вопил.

Воннегут держался сам по себе, так как атмосфера в палате весь день царила тяжелая.

В отношениях между Петрой и старшей медсестрой повисла напряженность. Сначала она поправила медсестринский значок Петры на косынке, а затем прибрала несколько мелких выбившихся светлых прядей. Потом Петра поправила старшей медсестре партийную эмблему на правом лацкане и протерла ее рукавом – ярко засияла красная эмаль, обрамляющая белые буквы: «Verband Deutsche Mädel»[6].

К вечеру, когда у Петры должен был начаться выходной, старшая медсестра отослала ее сменщицу в другое отделение под предлогом помощи новичкам. Очевидно, это была месть – Петра вспыхнула и угрожающе замахнулась в ее сторону, едва та отвернулась.

В нее – взбунтовавшуюся, в туфлях без каблуков, сером платье и белом фартуке – невозможно было не влюбиться. Джеймс улыбался всякий раз, как она наклонялась и чесала под коленкой, где ее ноги туго обтягивали черные шерстяные чулки.

В интимный момент, когда глаза Джеймса прошлись по ее фигуре, она обернулась и поймала его взгляд.

Тогда она и покраснела.

Рядом с ним беспокойно заерзал Крёнер – обычно это означало, что он просыпается. «Сдохнуть бы тебе во сне, свинья!» – неслышно прошептал Джеймс и заставил себя думать о Петре. В это мгновение она, наверное, лежит в своей комнатке на чердаке, а снится ей то, как он на нее посмотрел, – точно так же он сейчас думает об ответном взгляде. Лучше бы Джеймсу без всего этого обойтись. Тяжело быть молодым, когда распирают фантазии, реализовать которые невозможно.

В темноте сквозь ресницы мелькнул Крёнер – повернувшись к Джеймсу лицом, он стал его разглядывать. Джеймс осторожно зажмурился и стал ждать очередных перешептываний.

Кошмар вскрылся больше двух месяцев назад посреди ночи. Разбудили его торопливые, тяжелые шаги дежурной медсестры – она прошла по коридору к туалету для персонала за лестницей, ведущей во двор. Прямо перед ним к изголовью соседней кровати метнулся чей-то силуэт. Два резких рывка в изножье – и больше ни звука. Затем фигура повозилась с подушкой соседа, быстро прошла в дальний конец палаты и улеглась там в одну из кроватей.

На следующий день Воннегут, молотивший по торцам кроватей, обнаружил, что пациент, лежавший рядом с Джеймсом, мертв. Лицо у него потемнело. Из челюстей грубо, карикатурно вываливался язык. Глаза вывалились, в них сквозило отчаяние.

Говорили, он под подушкой остатки еды прятал и подавился рыбьей косточкой. Врач-ординатор Хольст, покачав головой, склонился к старшему медбрату и прошептал ему на ухо пару слов. Доктор Хольст засунул сжатые кулаки в карманы халата. Потом отмахнулся от каких-то вопросов Воннегута и распорядился, чтобы санитары унесли тело, пока службе безопасности и заведующему отделением не представится возможность создать трудности персоналу отделения.

В ночной полудреме Джеймс стал свидетелем убийства.

Из стороны в сторону крутилось несколько лиц, наблюдая за тем, как медсестры меняют на кровати покойника постельное белье, – вот она уже ровная, свежая, пустая.

В обед какой-то пациент встал с кровати, подошел к Джеймсу и улегся в свежезастеленную постель. Он-то и зарубил его идею помогать медсестрам. Так он и пролежал, пока медсестры не привезли клецки и свинину в эмалированной посуде. Несмотря на нытье и вопли, его безжалостно вытащили из кровати. Но ненадолго.

Каждый раз, когда медсестры отворачивались, он, прокрадываясь обратно, натягивал одеяло до самого подбородка и крепко прижимал к себе. Успокаивался он, лишь укладываясь в эту постель. Когда история повторилась несколько раз, его оставили в покое – там, где он лег.

Каким бы невероятным ни был этот факт, в соседи Джеймсу достался убийца.

Джеймс ничего не понимал и в первые ночи от страха даже не мог уснуть. Каким бы ни был мотив сумасшедшего – если вообще был, – все может повториться. Поэтому безопаснее было спать днем, а ночью бодрствовать и считать, сколько раз на скрипучей кровати перевернется сосед. В случае чего он позовет на помощь или встанет и дотянется до свисающего со стены шнура – его укоротили, чтобы пациенты не дергали когда придется. Подобных попыток еще никто не предпринял.

На третью ночь после того случая в палате было совсем темно. Вопреки обыкновению, в коридоре потушили свет и закрыли все ставни. Отовсюду доносились храп и тяжелое дыхание, из-за чего страх притупился, а Джеймс расслабился. Пересказав себе одно из дел Пинкертона, он прибегнул к последнему фильму, что успел посмотреть в счастливые кембриджские деньки, великолепный эпос Александра Корды, и заснул.

Поначалу тихий шепот почти незаметно проник в сновидения Джеймса. Словно чужеродный элемент, он каким-то образом смешался с любовной сценой. Открыв глаза и обнаружив, что слова никуда не делись, Джеймс вздрогнул. Слова были настоящими: реальными, приглушенными, обдуманными. И принадлежали не душевнобольному. Произносил их рябой Крёнер, лежащий рядом с ним убийца.

Из темноты ему отвечали другие голоса. Всего беседовали три человека: его сосед – убийца Крёнер и еще двое на следующих кроватях.

– Ну да, черт возьми, пришлось мне представление устроить, – послышалось с дальней кровати. – Старшая медсестра, сука эта, застукала меня, когда я журналы Воннегута за столом читал.

– Глупость ты сделал, Дитер! – пробурчал рядом с Джеймсом Крёнер.

– Да что тут делать? Если раньше ты с ума не сошел, то сойдешь здесь, черт побери, потому что лежишь, а заняться вообще нечем!

– Так, с этого момента к журналам ты не прикасаешься. Второго раза не будет!

– Ну конечно нет! Думаешь, я так развлекался? Думаешь, весело несколько дней просидеть в камере, где все орут? Я туда больше не хочу. Кстати, их уже стали ликвидировать. Делать-то больше нечего.

– А чего они орут? Я думал, только пилоты бомбардировщиков тронулись, – прошептал сидевший посередине широколицый Хорст Ланкау.

Джеймс чувствовал, как все сильнее бьется сердце, – он пытался не терять нить беседы, хотя сам он занервничал, кислорода не хватало. Он осторожно втягивал воздух сквозь зубы, чтобы вдох не заглушил то, что шепчут рядом; в висках застучало. Если не брать в расчет обстановку, шел совершенно обыкновенный разговор. Сумасшедшим ни один из троих точно не был.

Лишь к утру он осознал, сколь шатким становилось их с Брайаном положение, раз симулянты здесь не только они.

Главная проблема: Брайан ничего не знает. Если он будет и дальше пытаться с ним заговорить, их могут убить.

Придется Джеймсу избегать его любой ценой, игнорировать все попытки разговора и вообще все – никто не должен заподозрить связь между ними.

Что со всем этим делать Брайану – его дело. Поскольку они друг друга хорошо знают, Брайан, вероятно, постепенно поймет, что он так себя повел лишь вынужденно.

Придется Брайану научиться осторожности. Так надо.


Говорил Крёнер красиво. В узловатой исполинской фигуре с рябым лицом прятался одаренный, образованный и действующий исключительно в своих интересах человек. Именно он руководил остальными и заставлял всех замолчать, если кто-то вдруг зашевелится или раздастся посторонний звук. Он всегда был начеку.

Остальные двое – широколицый и его тощий товарищ Дитер Шмидт – большую часть дня спали, чтобы бодрствовать во время периодических ночных пререканий, а вот Крёнер всегда был чем-то занят.

Все его поступки имели одну цель: выжить, досидев в госпитале до конца войны. Днем он со всеми держался дружелюбно и трепал по щекам, бегал по поручениям медперсонала. Ночью он убил бы любого, кто, по его мнению, мог ему помешать. Однажды он уже это сделал.

Ночные перешептывания могли длиться часами. С того случая с рыбьей косточкой ночной контроль усилился – время от времени, без определенного графика, в палате появлялась дежурящая в ночную смену медсестра. Затем по их лицам пробегал луч света динамо-фонарика. В палате всегда было тихо, как в могиле.

Когда по помещению переставал плясать луч света и звук постоянно движущихся пальцев, заставляющих работать динамо-машину, затихал где-то возле комнаты дежурного, Крёнер лежал лишь одно мгновение, пока не убедится, что в палате снова царит полный покой.

Шептаться они начинали, только когда он давал знак. А Джеймс весь обращался в слух.

Того пациента Крёнер придушил исключительно затем, чтобы подобраться поближе к своим товарищам и они могли разговаривать. Пока Джеймс не представлял для них угрозы, бояться нечего.

Он мог бы спокойно спать, если бы не рассказы симулянтов.

6

«Объединение немецких девушек» (нем.).

Дом алфавита

Подняться наверх