Читать книгу Посткарантин - Злата Косолапова - Страница 3

Медицинский центр, конечно, выглядел куда чище всех остальных помещений подземного города вместе взятых. Драили этот центр каждый день и подолгу, в этом мне сомневаться не приходилось, я слишком часто здесь бывала – приходила к Спольникову на забор крови и прочие процедуры, от которых меня уже тошнило.

По привычному мне маршруту мы с Рожковым пересекли холл, поднялись по лестнице, прошли через лестничную клетку и вышли в нужную нам приёмную. Просторную и такую светлую, что глаза сразу же заболели.

Шла я, конечно, и правда еле‑еле, у меня так всё болело, что и сил не было на лишнее движение. Иногда мне и вовсе казалось, что придется просить Эдуарда Валентиновича тащить меня на руках.

К счастью, Рожков не торопился, напротив, очень бережно поддерживал меня, помогая идти. Лестница стала для меня настоящим испытанием. Ещё большим испытанием для меня стали заинтересованные взгляды окружающих, особенно сотрудников центра.

Да‑да, вляпалась, Дэну спасибо.

Наконец‑то мы с Рожковым доковыляли до кабинета Спольникова. Спольников вроде бы был на месте, так как я сразу услышала его голос из‑за двери.

Стук отчего‑то показался мне слишком громким. Буквально через секунду из‑за двери послышалось какое‑то нечленораздельное мычание.

– Мы это, Антон Дмитрич, мы… – прохрипел Рожков. – Можно?

– Заходите, заходите… Можно, конечно.

Дверь открылась, и я, переступив порог, оказалась в кабинете Антона.

Вообще, не могу умолчать, кабинет у Спольникова был просторным, но одновременно с этим очень уютным. У стен стояла лакированная мебель из дерева, в основном это были книжные шкафы и буфеты со стеклянными дверцами, в левой части помещения красовалась старомодная, но красивая кушетка, а перед ней высился маленький столик с фарфоровой посудой для чаепития. Массивный стол, отполированный и чистый, стоял в самой середине кабинета. На нём лежали всевозможные печати, конверты, книги, пылился телефон, в центре стола был установлен большой монитор.

Я перевела дыхание. Тишина в кабинете едва ли нарушалась. Ручка поскрипывала, периодически сменяясь шелестом страниц, на стене тикали часы, украшенные пластиковыми узорами.

Спольников сидел за своим столом, быстро что‑то записывая в одну из карт. Подле него стояла темноволосая Арина, молоденькая медсестра из административного отдела. Пышногрудая такая девушка, при этом удивительно худенькая. Свои иссиня‑черные волосы она всегда собирала на затылке, прикалывая красивой заколкой. У Арины было милое личико с большими наивными глазами и губами, которые она вечно красила ярко‑красной помадой. Я практически всегда видела Арину только на высоких шпильках и в самом коротком медицинском халате, который только можно было разрешить носить работнику медицинского центра.

Увидев меня, Арина, удивленно хлопающая своими длинными ресницами, испуганно отшатнулась и задела стопку карт, сложенных на краю стола. Тех самых, которые так усердно заполнял Спольников.

Девушка, бормоча извинения, сразу кинулась собирать карты с пола, а Спольников наконец посмотрел на нас с Рожковым.

Его глаза распахнулись.

– О Господи! Маша! Что случилось?.. – Антон торопливо поднялся с места и направился к нам с Эдуардом Валентиновичем. – Кто это сделал?

– Всё те же, – дежурно буркнул Рожков за меня.

Антон уже через долю минуты стоял напротив меня. По его глазам, а знала я Спольникова ой как хорошо, я уже видела, как искорки лютого гнева зарождаются где‑то у него внутри. Ну, Дэн, держись. Не знаешь ты, с кем ты связался. Если на мне‑то ездят так, что мама не горюй, то на тебе следа не оставят, так и знай. Но сам напросился.

Поправив свои квадратные очки в чёрной оправе, Антон осторожно взял меня за лицо и, медленно поворачивая мою голову, осмотрел раны.

Снова послышался грохот чего‑то упавшего на пол. Я удивленно выглянула из‑за плеча Спольникова. Красная как рак Арина в очередной раз что‑то быстро подобрала с пола и водрузила на стол Антона.

– Прошу прощения, – прошептала девушка.

Антон отмахнулся, затем взял меня за руку и повёл к кушетке.

Усевшись поудобнее на эту самую кушетку, я вытерла кровь с уголка губ и скептически посмотрела на то, как она размазалась по моей руке. Больно‑то как…

– Антон, ну как, жива‑то Машка будет? – спросил вдруг Эдуард Валентинович.

– Конечно, конечно, – вежливо, но прохладно улыбнулся Антон. Он был зол, ужас как зол, просто взбешён. – Ещё как. Вы не волнуйтесь. Спасибо вам, Эдуард Валентинович.

– Тогда пойду я, наверное, а, Машка? – как‑то уж очень растерянно пробормотал Рожков – видно было, что уходить ему не хотелось, а надо было. – А то меня Колька там ждёт, кабы не спалил что… А то всю ночь колупаться там будем… Справитесь тут без меня?

Антон усмехнулся.

– Эдуард Валентинович, идите, конечно! Справимся. И можете не беспокоиться, я Машу в обиду не дам.

«Козёл», – подумала я, исподлобья глядя на Спольникова. Рожков‑то, конечно, ни про какие опыты ничего не знал. Тот подмигнул мне, и я, чуть покраснев, улыбнулась ему в ответ. Повернувшись к Рожкову, я поблагодарила его:

– Ещё раз большое вам спасибо, Эдуард Валентинович. Если бы не вы, вот уж поистине не знаю, что бы со мной было…

– Эх, Машка!.. Найду я управу на сволочь эту! – Рожков раздосадованно махнул рукой. – Найду, точно тебе говорю!..

Эдуард Валентинович ушёл, и Спольников повернулся к Арине.

– Арин, сходи, пожалуйста, к операционной, покарауль Давыдова. Расскажи ему всё, как освободится, и пусть сюда идёт. Ладно?

– Да, Антон Дмитриевич, – процедила она. – Конечно.

Арина поджала губы, глядя на Спольникова с непомерной досадой, даже обидой, блестящей в глазах. Ревнует, чего уж. Дура. Эта Арина не в себе, вот точно.

Медсестра ушла. Ожидая Спольникова, я подняла лицо и окинула взглядом стол Антона: бумаги на столе были сложены в ровные стопки; маленькие мензурки, градусники, куски белоснежной ваты и склянки с кровью стояли чуть поодаль в некоей хаотичности. Я была уверена, что после того, как уйду, Спольников, как настоящий педант, с особой аккуратностью расставит все свои вещи по местам.

Некоторое время я молчала, глядя в одну точку на сером потёртом линолеуме, застилающем пол. Скрипнула дверца деревянного шкафа, выкрашенного в белый цвет, зашуршал картон. Спольников взял что‑то с полки и почти сразу поставил обратно. Я смотрела вниз и едва ли видела всё это, однако была так напряжена и сосредоточена на угнетающем меня напряжении, что любая деталь, мной подмеченная сейчас и ранее, позволяла мне живо представлять всё происходящее.

Послышались шаги.

Антон подошёл к кушетке, на которой я сидела без всякого движения, и разложил склянки на маленьком круглом столике: бинты, йод, пластырь, вата, стакан воды, обезболивающее и ещё что‑то. Кажется, перекись водорода.

Приняв обезболивающее, горькое до дрожи, я поморщилась. Наклонившись ко мне, Спольников осторожно начал обрабатывать раны на моем лице. Хотелось ударить его как следует, но толку‑то с этого будет чуть, разве что услада для души.

Десять минут пролетели как одна. Обработав царапины и ссадины на моем лице, Спольников улыбнулся мне – с некоторым сочувствием даже.

– Ну, ничего, ничего. С Денисом мы разберёмся. Можешь не переживать, Маша – он к тебе больше не подойдёт.

Я тихо фыркнула, и в этот момент как раз кто‑то постучал в дверь.

– Одну минутку, – громко обратился Спольников к тому, кто пришел, затем посмотрел на меня. – Маш, скажи Давыдову, пусть поможет тебе обработать оставшиеся раны. Особенно на руках. Так всё это оставлять нельзя. У нас же процедуры вечером, а тут нагрузка такая.

– Хорошо, – прошептала я, ненавидя всё происходящее.

В эту минуту в кабинет Антона бесцеремонно ворвалась Арина. Девушка была вне себя от гнева. Сверкая глазами, она смотрела то на меня, то на Антона.

– Давыдов освободился, – заявила она. – Я ему всё сообщила, он уже идёт сюда.

– Отлично, – сказал Антон, убирая склянки в маленькую коробочку и снова направляясь к шкафу у двери. – Думаю, что на этом всё.

Вскочив с дивана, я пронеслась мимо Арины и выбежала в коридор. Павел уже шёл мне навстречу. Павел Давыдов был одним из врачей Адвеги, коллега Спольникова. Он был вполне ничего, но как и остальные, естественно, знал про то, что здесь происходит – благо, что занимался только лечением, и в этом всём безобразии не участвовал.

– Маша! – спешно снимая маску с лица, Павел подошёл ко мне, оглядывая. Он, как и Спольников, был одет в белый халат. – Ну как ты? Сильно тебе досталось.

Павел был высоким темноволосым мужчиной. Кучерявым, с чёрными глазами и смуглой кожей. Иногда мне казалось, что он очень сочувствует мне и всем нашим и даже хочет помочь, но… увы. Либо казалось, либо с его стороны что‑либо сделать было просто невозможно.

Медленно качая головой, он разглядывал мои ссадины и раны на лице. Возмущению его не было предела.

– Новая отделка, – «похвасталась» я.

– Антон разберется с этим, не сомневаюсь. Идём со мной, обработаю тебе раны.

Я кивнула и еле‑еле поплелась за Павлом, тот, как и Рожков, придержал меня, стараясь помочь.

«Вот уж денёк», – подумалось мне.

***

Я прищурилась, приглядываясь к красному проводку – ну и где затерялся его конец, не пойму? Тяжело вздохнув, я подняла голову и повела плечами. Скоро обед – я уже так устала, что сил нет.

Я посмотрела на фонарики, сверкающие над лужами в Крайнем районе – надо же, всего два месяца назад недалеко отсюда Дэн со своей бандой встретили меня с кулаками в переулке. Ох уж потом и скандалы были!

Такое им Спольников устроил – и Денису, и Сергею, папаше его! Не для меня старался, конечно. Ещё чего, ха‑ха. Но зато по полной программе разобрал их. Так что одна радость теперь у меня была – Дэн ко мне теперь даже приблизиться не пытался, а в остальном – жизнь осталась прежней, подопытной.

– Короче, Машка, хочешь прикол? – сказал мне Лёнька. Я подняла взгляд. Долговязый и белобрысый парень сидел рядом со мной, скрючившись почти как рогалик. Он смотрел на меня во все свои светло‑серые глаза и, по‑моему, едва мог дождаться моего согласия на прослушивание прикола.

Лёнька был хорошим пареньком. Таким же подопытным, как и я. Тоже ценным, тоже мечтающим о Посткарантине, тоже худым и серым, как большинство из нас.

Только Лёнька тут пробыл ещё дольше, чем я. Но вроде ничего, держался, но он был пооптимистичнее, чем я.

– Давай прикол, – ответила я, разминая шею.

Лёнька наклонился ко мне поближе и, поглядев в обе стороны поочередно, шепнул:

– Я нашёл способ вырубить датчик на сутки, – сказал он.

Я вздрогнула и выпрямилась, глядя на парня во все глаза.

– Да ты что? Как?!

– Да как! Это всё ерунда! – отмахнулся Лёнька. – Ща расскажу. Главное, что его можно раз каждые сутки подряд отрубать, и он не будет фиксироваться. Но это, блин, пипец выдержка нужна, потому что больно – до зубного скрежета. В общем‑то, всю жизнь так не проходишь – по‑любому его надо снимать, но вот сбежать… – Ленька понизил голос до совсем тихого шёпота: – Вот сбежать, Машка, реально таким образом можно – не отследят.

– А ты проверял? – недоверчиво спросила я.

– Ага, – радостно мотнул головой Лёнька, отчего его светлые кудри качнулись из стороны в сторону и снова замерли на месте. – Проверял. Как первый раз получилось, они ж меня с радаров потеряли. Что‑то у них там, видать, запиликало, и они так тихонько охрану выпустили по Адвеге побегать. Ну, я особо‑то и не прятался. Нашли, мол, я плечами пожал. Ничего не знаю, работу свою делаю, датчик не трогал. Привели в лабораторию, посмотрели, рассмотрели, подумали, что у них сбой какой‑то, пожали плечами и отпустили. Усё.

– Надо бы контрольный раз проверить. А то так соберешься, а там… – Я поёжилась. Покрутила на пальце комок из проводов и снова посмотрела на Лёньку. – Ну дак, ты мне расскажи, что делать‑то надо… И с чего там боль такая, что ужас.

– А с того, – сказал Лёнька, постучав по боковой стороне датчика, где была некая точка‑дырочка, типа как для Reset, – что иглу, если воткнёшь в эту вот дырку, её там держать надо не меньше двенадцати секунд, тогда он вырубится, но там же импульс проходит через руку. Вот считай, что тебе надо провод с разрядом прямо в руку на двенадцать секунд воткнуть и вытерпеть! И так каждые двадцать четыре часа, без опозданий. Лучше за десять минут до.

Я опустила глаза и посмотрела на датчик на своей левой руке. Он был похож на маленькую прямоугольную коробочку с экраном, где зелёным светились какие‑то попеременные надписи – слишком мелкие, чтобы их можно было прочесть. Кнопок на датчике не было, как он был вшит в руку – только этим мастерам на всю голову было известно, выглядел он так, словно бы рос прямо из руки.

Первое время я не могла его носить. Никак не могла привыкнуть, он меня дико раздражал, хотелось содрать его, но при попытках его снять – мощных попытках – во‑первых, становилось дико больно, во‑вторых, он пускал сигнал, и к тебе заявлялись с вопросами. Так что тут не потанцуешь.

Привыкла.

Но новость Лёньки – это прямо гром среди ясного неба. Новость хорошая, может, и день хорошим будет, кто знает. Хоть иногда ж они должны бывать.

– Ладно, Машка, я обедать, а то там ничего не останется, буду хлеб до вечера жевать, – сказал Лёнька, поднимаясь и отряхивая колени. – Не пойдёшь?

– Я уже пообедала, – отмахнулась я. – Спасибо, Лёнь. Ты иди, не задерживайся. И спасибо за информацию. Может, нам всем и пригодится когда‑нибудь

Парень подмигнул.

– Бывай!

Я махнула Лёньке и снова принялась за работу.

Прошло минут пятнадцать. Я все ещё усердно раскручивала клубок проводов. Торопиться не хотелось, да и вообще времени до процедур вагон. Наверняка успею.

– Эй, девчушка, не поможешь мне? – громко спросил некто, приближающийся ко мне с правого угла улицы.

Я мельком бросила на него взгляд и, не особо различив издалека что‑то кроме пропыленной одежды, снова уткнулась в провода. Это кто‑то залётный с мёртвых земель. Торговец, наёмник или просто авантюрист, которому так и хочется где‑нибудь найти приключений на одно место.

«Здесь приключений уж точно с лихвой можно найти, так что шёл бы ты отсюда, голубчик», – подумалось мне, а затем я вспомнила, как Лёнька говорил, что сегодня утром как раз кого‑то впустили в Адвегу. Вообще, это была вполне нормальная практика – приходили сюда и уходили разные личности. В основном торговцы и караванщики. Бывали и другие, но не суть. Нам, подопытным карантинникам, строго запрещалось с ними заводить разговор.

Впрочем, я и не собиралась отвечать, надеясь, что тип уйдет сам, но он и не подумал.

– Не подскажешь, где тут сигарет купить можно? – спросил незнакомец, подойдя ближе. Мне отчего‑то его голос показался смутно знакомым. – А то я так до завтра не доживу.

Я нахмурилась, всё ещё глядя на провода, и, тяжело вздохнув, пожала плечами.

– Это вам в восточную часть города надо, – буркнула я. – Там ищите.

Наёмник вдруг как‑то странно примолк. Краем глаза я видела, что он всё ещё стоит рядом со мной, и подумала, что, возможно, он увидел что‑то, поэтому молчит. Но нет, нет. Он молчал совсем не поэтому.

– Маша? – хриплым голосом спросил он вдруг.

Я похолодела. Цветные провода, сплетшиеся в клубок перед моими глазами, показались мне вдруг яркими лоскутами. Время как будто бы замедлилось, и где‑то внутри защёлкало так странно, с надрывом: щёлк‑щёлк, щёлк‑щёлк…

Медленно, как во сне, я повернула голову и теперь уж во все глаза посмотрела на наёмника. Мне казалось, что сердце моё ухнуло куда‑то в пропасть. Полетело камнем вниз, утягивая меня за собой.

Передо мной стоял Вебер. Александр Вебер. Тот самый Вебер, которого я так ждала когда‑то и которого не надеялась увидеть в своей жизни больше никогда.

Боже, глазам не верю… Это действительно он!

За эти годы он изменился, но не слишком. Разве что морщинки в уголках глаз стали глубже, и прибавилось седины в волосах. Но в целом… В целом – нет.

Он был одет в вытертые джинсы и кожаную броню, отделанную металлом на предплечьях. Обувью ему служили сапоги с ремешками. Тёмно‑каштановые с некоторой проседью волосы были взъерошены и едва‑едва касались плеч острыми кончиками. На смуглом лице с крепким подбородком некоторым равнодушием горели умные каре‑зелёные глаза. Он был всё так же умопомрачительно хорош собой. По крайней мере, так считала я.

– Вебер, – прошептала я, осознавая то, что не сплю. Но радость моя была недолгой. Другой бы на моём месте и мог бы забыться, но я – нет. За три года научилась, и поэтому холодный, режущий, словно осколок стекла, страх пробрал до мурашек. Я вскочила с земли. Вебер, лицо которого просияло, уже собирался сделать ко мне шаг, но я вскинула руку – очень осторожно, даже едва заметно, и тут же опустила её.

– Не подходи, – быстро оглядываясь по сторонам, сказала я. – Не подходи, я тебя умоляю, иначе всё кончено.

Вебер окинул меня взглядом, потом ещё раз. Да, я была худая, бледная и вся в синяках от уколов и катетеров. Хорошо ещё, что ссадины от побоев Сухонина уже сошли.

Всякая радость вдруг стала покидать Вебера, исчезая почти без остатка. Вебер в ужасе покачал головой.

– Господи, что они сделали с тобой, Маша? Что здесь вообще происходит?

– Посмотри сюда, – прошептала я, едва заметно поворачивая руку и показывая датчик чуть выше моего запястья. – Вебер, мне нельзя с тобой говорить. Я здесь подопытная, понимаешь? Если Спольников узнает, что мы знакомы, тем более что ты знаешь моего отца и Соболева… они тебя сразу пристрелят.

– Объясни мне, что здесь, чёрт подери, происходит? – прошептал Вебер. – Нам сказали, что ты умерла. Лёша едва не сошел с ума год назад… Он до сих пор думает, что его дочь умерла при лечении. Его вышвырнули отсюда, едва не сломав шею, когда он явился за твоим телом!

Сашка замолчал, когда увидел, как гримаса боли исказила моё лицо. Мои руки задрожали, и я едва не упала на колени, удержалась из последних сил. Вебер снова попытался кинуться ко мне, но я отскочила от него как ошпаренная.

– Не подходи ко мне! – рявкнула я. – Они же убьют тебя, ты разве не понимаешь?! Как я буду жить здесь ещё и с этим?!

– Ты не будешь здесь жить, – сказал Вебер. – Я заберу тебя отсюда сейчас же.

– Ты сошел с ума! – едва не рассмеявшись, сказала я. – Ничего не выйдет, Вебер! Нас убьют! Отсюда так просто не сбежать, за мной следят двадцать четыре часа в сутки! Пройти к гермодверям без кодов, ключей или чего там у них – карточки какие‑то хреновы, – не получится…

Я говорила и говорила, голос мой срывался. Меня вдруг задушила надежда. Из глаз полились слёзы, истерические слёзы от боли за отца и счастья только лишь от одной мысли, что Вебер здесь, и мы могли бы сбежать.

– Хорошо, подожди… Стой. – Вебер выдохнул, закрыл на мгновение глаза и серьезно посмотрел на меня. – Скажи мне, где я могу найти тебя. И скажи, есть ли тут хоть кто‑нибудь, кто мог бы помочь нам.

– Вебер…

– Я не уйду отсюда без тебя, Маша, – зашипел Вебер. – Даже не думай об этом. Либо меня пристрелят, либо мы сбежим. Всё.

Закрыв глаза, я судорожно втянула в себя воздух. Господи. Что же делать? Я уже начала серьезно бояться, что нас тут могут неслабо запалить со всеми этими разговорами.

– Найди Рожкова. Расскажи ему всё – он не знает, что здесь происходит. А потом… Может быть, Давыдов сможет помочь, но я не знаю наверняка.

– Этого достаточно. Я знаю Рожкова – шесть лет назад он был на вылазке в Тверском, там мы и познакомились, – сказал Саша. Я обрадовалась такому совпадению – надо же, Вебер знает Рожкова! – Иди к себе и собирай вещи. Я найду тебя и…

– Маша.

У меня внутри всё похолодело. Сердце мигом улетело куда‑то далеко в пятки. Голос Антона Спольникова заставил меня вытянуться по струнке и принять самый безмятежный вид, который только мог быть у меня. Самообладание на адреналине выросло до ста процентов.

Я медленно обернулась, спокойно глядя на Антона.

– Да, Антон Дмитриевич?

Спольников тонко улыбнулся – немного презрительно, как всегда вежливо, но совершенно неискренне. Он протянул ко мне руку, и я смирно подошла к нему. Он чуть приобнял меня и посмотрел на Вебера. К счастью, Вебера он не знал. Спольников ушел в Адвегу из нашего города давным‑давно, Вебер тогда ещё не появлялся в Куполе, поэтому опасаться здесь было нечего.

– Вы что‑то хотели?

Глаза Вебера пылали ненавистью. Он смотрел на Спольникова, прекрасно понимая, кто это, и ненавидел его всей душой. Однако вид у него, как и у меня, оставался невозмутимым. Он вдруг как‑то коротко встряхнулся и весело заулыбался.

– Да вот ищу, где сигарет у вас купить! – сказал он. – У девочки попытался узнать, но что‑то так и не понял. Я тут до завтра. И там у вашего постоялого двора две мои здоровые псины меня ждут, думаю, кабы народ не распугали, так что, если побыстрее сориентируете, буду рад!

– Идите на восток вдоль реки, там будет ларек с мелочевкой и табаком, – вежливо сказал Антон. – Всего доброго.

– И вам! – махнул Вебер, развернулся и сразу ушёл туда, куда ему указал Спольников.

Мы с Антоном смотрели вслед удаляющемуся Веберу. И у меня внутри всё сжималось от страха и досады.

– Маша, я же предупреждал тебя: тебе не разрешается разговаривать с путниками из‑под неба, – всё так же вежливо сказал Спольников. Он отпустил меня и посмотрел мне в глаза. Его гадкая улыбочка так и не сходила с его губ, и меня прямо затошнило от него.

– Да он сам пристал, – грубо ответила я, пожав плечами. – Не могла же я послать его!

– Ну ладно. Пристал и пристал, – поднимая голову и снова глядя на удаляющегося Вебера, сказал Антон. – Тебе пора собираться на процедуры. Не задерживайся, пожалуйста.

– Да‑да, хорошо, – хмуро отозвалась я, поворачиваясь и направляясь в Крайний район к своему дому.