Читать книгу Марек и гуцульская колдунья - Зофия Мельник - Страница 5

Проснувшись утром, Марек с досадой замечает, что снова уснул в одежде и помял брюки. Откинув одеяло, он садится на кушетке и смотрит за окно. За окном по сверкающему, словно новенькое кровельное железо небу бегут рваные серые облака.

На полу возле кровати лежит «Скотный двор» Джорджа Оруэлла. Марек хмуро разглядывает красную свинью на черном поле, изображенную на обложке книги. Он поднимает с пола книгу и встает с кровати. Немного подумав, Марек придвигает к высокому платяному шкафу стул, встает на сиденье и прячет «Скотный двор» в пустую коробку из-под обуви, стоящую на шкафу.

Марек соскакивает со стула, расстегивает пуговицы, снимает рубашку через голову и бросает в шкаф. На вешалке висит последняя чистая рубашка.

– Перед уроком нужно отнести вещи в прачечную. Опять траты! – вздыхает Марек. – Ну что же за наказание такое…

Он снимает с вешалки рубашку, достает из ящика полотенце. Открывает дверь и осторожно выглядывает в коридор. Ни пани Сольки, ни квартирантки не видно, свет под дверью ванной комнаты не горит. Марек быстро проходит по коридору и запирается в ванной. Он раздевается догола и лезет под душ.

– Пожалуй, не стоит больше тянуть с платой за комнату, – решает про себя Марек. – Дам телеграмму пани Фелиции, попрошу немного денег. Конечно, неловко опять клянчить у тетки, а что, прикажете делать? Да, брат, делать нечего…

С влажными волосами, в чистой рубашке с полотенцем через плечо Марек заглядывает в гостиную, чтобы пожелать хозяйке доброго утречка.

В оба окна гостиной светит веселое мартовское солнце. Пани Сольски стоит возле плиты в черном атласном халатике с драконами и курит сигаретку через костяной мундштук. А за столом сидит немолодой уже пан – довольно упитанный, маленького роста с короткими ручками и ножками и совершенно круглой головой. На голове у пана осталось совсем немного волос, а те, что осталось, расчесаны поперек макушки, чтобы хоть как-то замаскировать плешь. Одет пан в черный китель и черные же форменные брючки. На коленях аккуратно расстелена накрахмаленная салфетка. На столе перед гостем стоит тарелка со вчерашней солянкой, графин со сливовицей, рюмка, а с краю стола лежит фуражка с околышем. И как раз, когда Марек заглядывает через порог, гость эту рюмку очень ловко опрокидывает и крякает.

– Доброго утречка, пани Сольски, – говорит, немного растерявшись, Марек. – И вам доброго утречка, пан…

– Это пан Скородуб, – говорит, представляет своего гостя Мареку, хозяйка квартиры. – Юзеф Скородуб, служит в мэрии.

Тут Марек замечает, что на столе подле фуражки лежат несколько листов писчей бумаги. Кушая солянку, пан Скородуб один глазом косится на странички, исписанные бисерным подчерком пани Сольски. На душе у Марека становится тревожно.

– Ну что же, дрожайшая Ядвига, – говорит пан Скородуб, вытирая ладонью рот и отодвигая по столу тарелку. – Всё, как будто, понятно. Пан Дембицкий снимает комнату в вашей квартире и не вносит плату за жилье вот уже три месяца. Долг все растет, а пан отказывается платить…

– И вовсе я не отказываюсь… – начинает было Марек.

– Помолчите-ка, пан, – говорит хозяйка, и Марек послушно замолкает.

– Жалоба составлена верно, суд ее примет, можете не сомневаться, – продолжает пан Скородуб. – А уж я со своей стороны прослежу, чтобы не было никаких проволочек.

– И как же решится мое дело? – спрашивает Ядвига Сольски.

Она затягивается сигареткой через мундштук и выдыхает табачный дым в сторону кухонной вытяжки.

– Ваше дело кристальной ясности, – говорит гость. – Пана Дембицкого ожидает долговая тюрьма. Уж никак не меньше полугода. Или исправительные работы на тот же срок, это уж как судья решит.

– Постойте, пан, что вы такое говорите? – волнуется Марек.

– Молодой человек, – машет маленькой пухлой ручкой Юзеф Скородуб, откинувшись на спинку стула. – Пани Сольски и так проявила к вам ангельское терпение. Ангельское!

– Да откуда вы можете знать, что решит суд?

– Ну, скажем так, пан Дембицкий, я не последний человек в мэрии, – важно говорит гость. – Да и потом, дело ваше плевое.

Пан Скородуб поднимает с пола портфель, достает из портфеля картонную папку, и аккуратно складывает в папку исписанные мелким подчерком хозяйки странички.

– И как долго мне ждать? – спрашивает хищно, улыбаясь пани Солька.

– Через неделю, самое позднее дней через десять молодого человека вызовут в суд повесткой.

– Не желаете ли еще сливовицы?

– Выслушайте меня, пани Сольски! – в отчаянии кричит Марек. – Я вам непременно заплачу за комнату! Я сегодня же дам телеграмму своей тетушке. У меня есть работа в конце концов…

Ядвига Солька вертит в тонких длинных пальцах костяной мундштук.

– Что, пан не желает в долговую тюрьму?

Весеннее солнце бьет в окна, и пшеничные волосы пани Сольски, собранные на затылке в пучок, горят в его лучах. У хозяйки тонкие изогнутые брови. Мочки её ушей растягивают тяжелые серьги из темного металла с зеленоватым камнем.

– Клянусь, я все вам верну, только не давайте делу ход, – умоляет Марек.

Ядвига Солька смотрит на Марека сквозь дымок тлеющей сигареты и словно раздумывает о чем-то.

– Пока дело не пошло по инстанциям, можно уладить конфликт миром, – замечает пан Скородуб. – Разумеется, если обе стороны придут к согласию.

Он отодвигает стул и поднимается из-за стола.

– Пани Солька, пожалуйста, давайте не будем доводить дела до суда! – просит Марек, ему становится страшно, в голове крутятся бессвязанные обрывки мыслей.

Ядвига Солька недобро усмехается.

– Что же, если пан Дембицкий не желает попасть в долговую тюрьму, мы можем придти к соглашению, – говорит она своим низким хрипловатым голосом. – По мне, вы просто безответственный избалованный мальчишка, которому все сходило с рук. И с этого самого дня я стану поступать с вами, как с мальчишкой. Пожалуй, сперва я задам вам хорошую выволочку, на которую вы давно напрашивались.

Опустив руки в карманы халата, Ядвига Сольски медленно проходит по кухне, не спуская с Марека пристально взгляда своих холодных зеленоватых глаз. На губах хозяйки змеится тонкая улыбка.

– И кроме прочего, пан Дембицкий, вы станете убирать мою квартиру, раз уже не платите за жилье. Будете мыть полы и вытирать с мебели пыль. Выколачивать ковры и драить посуду на кухне. Обещаю, я буду к вам придираться из-за каждого пустяка! Чистота у меня в квартире должна быть просто идеальная!

– Да, пани Сольски, как скажите, пани Сольски, – кивает Марек, словно китайский болванчик.

– Что ж, я рад, что удалось все решить миром, – замечает на это пан Скородуб. – Дрожайшая Ядвига, моё почтение! А ваше заявление пускай пока полежит у меня. Если молодой человек все же не рассчитается с долгом, мы дадим делу ход.

– Я вас провожу, пан Скородуб, – говорит хозяйка и следом за чиновником выходит из кухни.

Марек чувствует, что его трясет нервная дрожь. Он подходит к столу, наливает в рюмку сливовицу и выпивает. Кашляет и слезящимися глазами смотрит за окно. Марек слышит, как хлопает входная дверь, и щелкает язычок замка. Оглушительно тикают старые часы с гирями на цепочках, висящие на стене между двух окон. По оцинкованным отливам весело стучит капель. Протяжно скрипит дверь чулана, пани Сольски быстро проходит по коридору и возвращается на кухню. Марек оглядывается и видит, что в руке Ядвига Сольски держит ремень из черной кожи. Ремень широкий и довольно тяжелый на вид, с массивной латунной пряжкой. Глядя на этот ремень Марек ежится и недоверчиво, и испуганно посматривает на хозяйку.

– От мужа, покойника, остался, – объясняет зачем-то пани Сольски.

Хозяйка медленно подходит к Мареку, постукивая стоптанными туфельками по половицам. Она останавливается в одном шаге от Марека, и молодой человек слышит запах ее горьковатых немного приторных духов. Ядвига Сольски самую малость выше Марека. Хозяйка стоит с прямой спиной, задрав подбородок и откинув голову немного назад, и насмешливо и торжествующе смотрит на молодого человека своими холодными зеленоватыми глазами.

– Я обещала тебе хорошую выволочку, – говорит негромко Ядвига Сольски. – Или ты думаешь, что я шутила?

– Пани Сольски… – бормочет Марек.

– Я надеюсь, ты не станешь кричать, как девчонка? – спрашивает домохозяйка, удивленно приподняв тонкую выщипанную бровь.

Она легко хлопает Марека ладонью по щеке, и молодой человек испуганно вздрагивает. Ядвига Сольски усмехается. Она зажимает в кулаке пряжку и несколько раз наматывает ремень на кулак так, чтобы тот был не слишком длинным. Хозяйка подходит к стоящему возле окна старому дивану, обитому потертым велюром, и оглядывается на молодого человека.

Марек чувствует, что у него вспотели ладони, и пересохло во рту.

– Я думал, такого со мной больше не случится, – мысли Марека бегут, словно наперегонки, толкают и отпихивают друг дружку. – Мне двадцать три, я совсем не тот мальчишка, которого пани Фелиция порола розгами на скамье… Это словно какой-то дурной сон… Пан Скородуб прав, у хозяйки просто ангельское терпение! Я три месяца не платил за комнату… Почему пани Сольски так на меня смотрит? У меня мурашки от этого ее взгляда… А этот ремень с виду жесткий и тяжелый. Помню, розги жглись так, что не было сил терпеть… Да как она смеет так со мной поступать?! Я сейчас рассмеюсь ей в лицо, надену пальто, и только меня и видели… Где же взять денег? Теперь что же, идти в долговую тюрьму?

– Я тебя долго буду ждать? – спрашивает пани Сольски, солнечный свет падает на ее лицо, и глаза хозяйки сверкают, как малахит.

 Ядвига Сольски нетерпеливо хлопает ладонью по валику дивана. И Марек сразу понимает, чего хочет от него хозяйка. Он чувствует, что краснеет, точно девица. Словно во всей этой нелепой и постыдной ситуации есть что-то крайне неприличное. С удивлением Марек замечает, что его член наливаться кровью и твердеет.

С пылающим от смущения лицом Марек подходит к дивану. На пани Сольски он старается не смотреть.

– Я это переживу, – пытается приободрить себя Марек. – Подумаешь, какое дело, выпороли! Сам, между прочим, виноват, нужно было вовремя платить за комнату… Нет, это кошмар какой-то! Ничего-ничего, я это переживу…

 Марек встает сбоку от дивана и неловко опускается животом на толстый диванный валик и прижимается щекой к пыльному велюру. Пыль лезет Мареку в нос, и он оглушительно чихает. Мысками Марек упирается в половицы, его бедра лежат на диванном валике, а ягодицы, обтянутые черными брючками, задраны вверх. Пани Сольски будет чрезвычайно удобно охаживать его ремнем.

– Ты должен быть мне благодарен, – замечает Ядвига Сольски.

Марек слышит, как ее туфельки стучат по половицам, хозяйка прохаживается перед диваном взад-вперед.

– Я могла отправить тебя в долговую тюрьму, но в последний момент все же передумала. Я сказала себе, Ядвига, дай мальчишке еще один шанс.

– Я вам крайне благодарен, пани Сольски, – глухо, уткнувшись лицом в вытертый велюр, говорит Марек. – Вы на меня очень сердиты?

– Сердита, это не то слово, – говорит пани Сольски, – но ничего, я думаю сейчас мне немного полегчает!

Хозяйка останавливается возле дивана, размахивается и стегает Марека по ягодицам широким кожаным ремнем. Ремень тяжелый, Марек не ошибся. С громким звонким шлепком он ложится поперек ягодиц и жжется сквозь кальсоны и брюки, словно кипяток. Острый кончик ремня изгибается и жалит Марека в бедро. Марек уже позабыл, как это бывает больно! Он громко вскрикивает, вертится на диванном валике, и цепляется руками за велюр.

– Пан Дембицкий! – раздраженно говорит хозяйка. – Пани Пшелембская, между прочим, еще спит. Она вчера поздно пришла со службы. Постарайтесь хоть немного думать о других.

– Простите, пани Сольски.

Ремень гудит в воздухе, словно рассерженный шмель. Звонкий шлепок по черным, гладко натянутым на ягодицах брюках. Марек часто дышит, стиснув зубы и стучит по полу мысками.

– Ах, какие мы неженки, – говорит пани Сольски хриплым голосом и снова больно хлещет Марека ремнем. – Если через неделю вы не рассчитаетесь со мной за комнату… Если вы опять не найдете денег… Я обещаю вам, пан Дембицкий, я снова хорошенько отхожу вас ремнем… И это только потому, что я добрая женщина. Другая я на моем месте давно бы спровадила вас в долговую тюрьму.

– Я вам крайне признателен, пани Солька, – Марек слышит, как его голос предательски дрожит.

Исхлестанные ягодицы горят, словно обваренные, и каждый следующий удар все труднее терпеть. У Марека не всегда получается сдержаться, он то стонет, то мычит, сквозь стиснутые зубы и чувствует, как слезы жгут уголки глаз.