Читать книгу Пленники горы - Зохраб ШАМХАЛОВ - Страница 8

Начальник районной милиции Фахраддин Мамедбейли пришёл в управление в семь утра, на час раньше обычного. Ему предстояло решить пару важных вопросов. Прошло двое суток, как обнаружились Эмин с Зауром, и менее суток с момента задержания браконьеров. Через два, максимум три дня он должен переправить задержанных в столицу, и тогда вопросы останутся нерешёнными. Этого Мамедбейли допустить не мог.

Он был в ярости. Никогда в жизни он не испытывал это чувство так глубоко, как в последние два дня. Его единственному сыну грозила смертельная опасность, и только милость Всевышнего спасла его от верной гибели. Конечно, бездельник сам виноват в том, что позволил втянуть себя в столь отвратительную историю. Конечно, он не умеет выбирать друзей и водится с шалопаями вроде Заура. Но всё это не может быть оправданием действиям негодяя. Да как он посмел! У него холодело внутри от мысли, что он мог потерять сына. Нет, он, Фахраддин Мамедбейли, заставит преступника почувствовать, как неосмотрительно тот поступил. Второй вопрос, особого свойства, требовал встречи с глазу на глаз.

Он молча кивнул отдавшему ему честь дежурному и поднялся к себе в кабинет. С тоской посмотрел на кипу документов, накопившихся за последние два дня, тяжело вздохнул и принялся их просматривать. Через пять минут он отшвырнул их в сторону и нажал кнопку селектора.

– Слушаю, товарищ полковник, – раздался голос дежурного.

– Как прошла смена, Ильгар?

– Более-менее спокойно, товарищ полковник. Если не считать задержанного вчера недоумка. Всю ночь буянил.

Дежурный, конечно же, имел в виду вожака браконьерской группы Сардара Мамишева.

– И что же он хотел? Водки?

– Нет. Врача.

– Неужели он так плох?

– Право, не знаю. Говорит, что всё тело болит и дышать не может. Но я ему не поверил. Так ругаться и орать может только здоровый человек.

Непосредственно в аресте полковник не участвовал. Когда он с группой подкрепления прибыл на место, Мамишев лежал связанный и осыпал милиционеров проклятиями. Его сынок сидел в наручниках, прислонившись к дереву, и плакал навзрыд. Задержание далось нелегко: чтобы скрутить бандита, потребовались усилия четырёх милиционеров. Всем четверым порядком от него досталось, пока он не рухнул на землю после точного удара в солнечное сплетение.

Увидев Мамедбейли, он догадался, что перед ним тот самый начальник районной милиции, отец одного из выродков. Он вытаращил на него налитые кровью глаза. Разбитые в кровь губы расплылись в уродливой улыбке, больше похожей на звериный оскал. Из груди вырвались сдавленные звуки, которые, вероятно, означали смех.

– Опаздываешь, начальник, – прохрипел он, – самый интересный момент пропустил. Видел бы ты, как твои подчинённые избивают беззащитного человека. Позорят высокое звание советского милиционера.

– Сам заткнёшься или нам помочь? – в сердцах выкрикнул один сотрудников, замахиваясь ногой на Мамишева.

– Отставить, – сказал Мамедбейли.

Он присел на корточки и посмотрел в глаза скорчившемуся на земле человеку. И на какой-то миг ощутил страх. На него смотрел сам дьявол. Были в его взгляде и бешенство, и буйное веселье, и холодная решимость хищника, приготовившегося к смертельному броску. Он с ужасом представил себе, что пришлось пережить тринадцатилетним подросткам при встрече с этим монстром.

Не выдержав взгляда Мамишева, он отвёл глаза. Прежде такого с ним не случалось. Он встал и, не оборачиваясь, пошёл к машине.

– Заберите их, – сказал он, – и не забудьте поместить в разные камеры.

– Пока он ходит по земле, не будет мне покоя, – пронеслась в голове мысль, и, как искушение, ещё одна – пристрелить бы гадину прямо сейчас.

Собственно, это и были два важных вопроса. Первый – насколько мог быть опасен задержанный. Он угрожал ребятам расправой, и Фахраддин, опытный оперативник, повидавший за свою карьеру немало уголовников, знал, что для очень многих из них месть – главный инстинкт.

Из министерства ему предоставили полную информацию на Мамишева. Живёт в Баку, в районе улицы Советской, с женой и сыном. Три судимости: вооружённый грабёж, покушение на убийство, убийство. В преступном мире пользуется дурной славой. Виной тому – дикий нрав и открытое пренебрежение к воровским законам. Во время пребывания в колониях терроризировал заключённых. Удивительно, как он до сих пор остался жив с таким характером. Полученные сведения убеждали в обоснованности подозрений: такие, как Мамишев, вполне могут совершить любую подлость.

И второй, может, самый важный вопрос – взять реванш после вчерашнего поражения. Ему было стыдно за мимолётный страх. Он вновь хотел посмотреть в глаза Мамишева и на этот раз увидеть страх уже в его глазах, страх перед ним, Фахраддином Мамедбейли, блюстителем закона.

Сегодня он расставит все точки над «i». Есть дела, которые не стоит откладывать на потом.

– Допускать в камеру медперсонал не стоит: этот тип агрессивен и непредсказуем. Поэтому до моего разрешения никого не вызывай. Это всё?

– Требовал встречи с сыном.

– И бутерброд с чёрной икрой вдобавок. Сына увидит в Баку, на суде. Следствие только начинается, поэтому пока их не допросили в отдельности, допустить встречи нельзя. Что-нибудь ещё?

– Да. Вас хотел видеть.

– Меня? – переспросил Фахраддин. – Это ещё зачем?

– Не знаю. Говорит, что хочет обсудить один важный вопрос.

– Каков наглец. Перебьётся, – сказал Мамедбейли, выдержал паузу и добавил, – впрочем, поговорю. Может, решился на чистосердечное признание.

Он не подал вида, что просьба задержанного его обрадовала. Удачно вышло, что этот тип первый изъявил желание встретиться с ним. Что ж, получается, им обоим есть, что сказать друг другу.

Он выдержал паузу в десять минут, вытащил из сейфа наградной «Макаров» и зарядил его. Затем он достал из стола портативный диктофон, сунул его в боковой карман кителя и вышел из кабинета.

– Кого вызвать для сопровождения, товарищ начальник? – спросил дежурный.

– Не стоит никого беспокоить, – ответил Мамедбейли, – пойду один. Без посторонних разговор душевнее. В какой он камере?

– Седьмой. Извините, товарищ полковник, но без сопровождения не положено.

– Это ещё что за разговор, сержант?

– Не имею право нарушать устав, – Ильгар, крепко сбитый парень лет двадцати пяти, подался вперёд, – вы же его видели. Циклоп, кулак, как два моих. А главное: он – неуправляемый, маньяк. Так что одного я вас не отпущу.

– Ладно, – сдался Мамедбейли, – вызови Юсуфа.

– Есть, товарищ полковник, – с готовностью отрапортовал сержант.

– А сынок его в какой?

– В первой. В противоположном конце.

Мамедбейли вновь поднялся к себе в кабинет, чтобы вернуть пистолет на место. Теперь он ему уже не нужен.

Внизу его ждал младший сержант Юсуф Годжаев. Он только год, как вернулся из армии, где служил в десантных войсках. За отличную службу ему дали рекомендацию в органы внутренних дел. Полковник таких любил: высокого роста, поджарый. Общий вид немного портили пышные усы. Он их отрастил, чтобы скрыть шрам от операции на заячьей губе.

– Ну что, сержант, пошли? – сказал Мамедбейли, – возьми ключи от камер.

Камеры предварительного заключения располагались в полуподвале управления. Свет в них и в коридор проникал из узких окон почти у самого потолка, поэтому даже днём здесь царил полумрак, и лампочки горели круглые сутки. Шаги на цементном полу гулким эхом разлетались по всему помещению.

Подошли к камере № 7. Юсуф открыл форточку, убедился, что Мамишев лежит на койке, и только после этого отпер дверь.

– Задержанный, встать, – громко сказал он, – лицом к стене, руки за спину.

Тот, кряхтя, повернулся в их сторону.

– У меня сегодня неприёмный день, – начал было Мамишев, но, увидев за спиной сержанта Мамедбейли, встал. Сделал он это с трудом.

– Здравствуй, гражданин начальник, – сказал он, – что ж ты себя так утруждаешь. Сказал бы, и я сам поднялся бы к тебе.

– Шутить вздумал? – на скулах у Юсуфа заиграли желваки, – вот вызову наряд, и мы тебя поднимем. А затем опустим.

– Зови. Одному тебе со мной не справиться, – ухмыльнулся арестованный.

Юсуф поднял было милицейскую дубинку, но Фахраддин отодвинул его в сторону и вышел вперёд.

– Не нарывайся, Мамишев, – сказал он, – хотел со мной поговорить – говори. Зачем терять зря время и зубы. Делай, что велят.

Задержанный немного помедлил, но затем повернулся лицом к стене и заложил руки за спину.

– Отставить, – приказал Мамедбейли, – руки вперёд.

Мамишев повернулся и с безразличным видом протянул руки сержанту. Тот надел на него наручники и отошёл к двери.

– Подожди меня в коридоре, – сказал полковник, – а ты, – он повернулся к Мамишеву, – сядь.

– Ну что ж, рассказывай, зачем хотел меня видеть, – начал разговор Мамедбейли.

Мамишев молчал, сосредоточенно уставившись в пол. Было видно, что он прокручивает в голове заранее обдуманную речь.

– Я хочу попросить тебя об одной вещи, гражданин начальник, – сказал он, наконец.

– Какой? – спросил полковник.

– Пусть не впутывают в это дело моего сына. Я готов ответить за всё, что бы вы на меня не навешали, но сына не трогайте.

– Ты просишь о невозможном. Во-первых, вы – злостные браконьеры. Забыл? Во-вторых, твой сын – соучастник серьёзного преступления. Помогал связывать детей, ударил по голове вашего подельника, Гусейнова Ризвана. Ведь его так звали?

– Легонько стукнул по затылку, и всё. Он даже сознания не потерял. Стрелял в меня. Чуть было не попал.

– Легонько, говоришь? У покойного на затылке огромная гематома. Не исключено, что он умер от кровоизлияния в мозг. Плюс многочисленные кровоподтёки на теле.

– Так это он с обрыва упал. Оступился и упал.

– Не рассказывай сказки, Мамишев. Забыл, что есть показания свидетелей? Ребята всё рассказали.

– Нет, начальник, этого они видеть не могли. Они к тому времени далеко были.

– А для чего ты связал им руки?

– Чтобы глупостей не наделали и дальше в горы не пошли. Утром обязательно отправил бы домой.

– Волновался, значит, заботился? И именно поэтому издевался и бил?

– Что ты, начальник, как можно. Клянусь могилой отца, сына твоего вообще и пальцем не тронул. А вот дружка его, жёлтую кошку, шлёпнул разок. Легонько так. Он ведь меня за руку укусил.

– Легонько? – переспросил Мамедбейли, – я видел, что ты сделал с лицом ребёнка, мерзавец.

– Говорю, слегка, – сказал Мамишев, рассматривая свои огромные ручищи, будто видел их впервые в жизни, – если б я его ударил, не жить бы ему и секунды.

– Ты, я вижу, умелый лгун. Тебя послушать, так все ваши действия тянут разве что на мелкое хулиганство. Только напрасно всё это. Не выкрутиться тебе, Мамишев. Ни тебе, ни сыну твоему. Ответите по всей строгости закона.

Мамишев поднял на него глаза. То был прежний, гипнотизирующий взгляд, но в этот раз полковник его выдержал.

– Не делай этого, начальник, очень тебя прошу, – сказал Мамишев, – ты же сам отец. Умоляю, сжалься над моим единственным ребёнком.

Но не было в его голосе и, особенно, во взгляде мольбы. И тогда полковник принял окончательное решение.

– Я уничтожу тебя, последователь дьявола, – сказал он мысленно, глядя прямо в глаза бандиту.

И Мамишев всё понял. Его губы растянулись в зловещей улыбке.

– Я не последователь, я сам дьявол, – говорила она.

– Ради наших детей, – сказал он вслух.

– Наших детей? – переспросил Мамедбейли, от гнева его глаза налились кровью, – что ты хочешь сказать? Угрожаешь?

– Не дай бог. Кто я такой, чтобы угрожать. Только умоляю. Твой сын хороший, воспитанный мальчик. А вот дружок его – сущий дьявол. Помяни моё слово – худой конец ждёт их дружбу.

– Лучше подумай о своём конце, – полковник наклонился вперёд и, буравя Мамишева взглядом, процедил сквозь зубы, – ты хоть осознаешь, с кем связался? Ты, зная, что один из детей сын начальника милиции, мучил их, пытался убить. Молись, чтобы ты сгнил в тюрьме от чахотки. Я тебя по стенке размажу, как коровье дерьмо.

Мамишев напряжённо слушал всё более распаляющегося полковника.

– Я смерти не боюсь, – сказал он, – я люблю смерть. Знаю, что буду гореть в аду. Но не хочу, чтобы мой сын попал туда. Помоги ему, и мой дух будет хранителем твоего дитя, ничьё проклятие не коснётся его.

Мамедбейли вскочил со скамейки.

– Ты что болтаешь, мерзавец? – заорал он. – Какой ещё дух? Вот я вышибу его из тебя, а заодно и из сынка твоего, тогда узнаешь цену своему бреду.

– Пожалей моего сына, начальник, – голос Мамишева стал плаксивым, но горящие адским огнём глаза кричали совсем о другом.

Неожиданно он упал на колени и, сцепив пальцы рук, завопил: – Пощади!

Мамедбейли невольно попятился назад, зацепил каблуком выбоину в цементном полу и упал. В камеру влетел Юсуф. Он перепрыгнул через начальника и со всего размаха ударил Мамишева дубинкой по голове. Тот вскочил и пошёл на обидчика, но от ловкого удара ногой в промежность скорчился и, взвыв, повалился на пол.

На шум прибежали Ильгар и ещё один сотрудник. Втроём им удалось скрутить брыкающегося Мамишева и бросить его на койку. Всё это время он орал благим матом и грязно ругался, пока, наконец, несколько увесистых пинков и ударов дубинкой не заставили его замолчать.

Полковник встал, его пошатнуло, и он прислонился к стене. В висках бешено стучала кровь.

– Давление зашкаливает, – с тревогой подумал он, – надо срочно выпить таблетку. Только инсульта мне не хватало.

– Всё, товарищ полковник, – тяжело дыша, доложил Ильгар, – больше он не пикнет.

– Наручники не снимать, – устало сказал Мамедбейли и вышел в коридор.

– А ведь он и в самом деле сумасшедший, – подумал он, – типичный социопат.

В дальнем углу полутёмного коридора, из камеры № 1, он услышал крики и плач. Он догадался, что это бандитский сынок. Он вспомнил, что планировал допросить и его, однако охоты общаться с Мамишевым-младшим после всего случившегося не было никакой. Пусть парня допросит его заместитель. Тот, конечно же, расколется, и выложит всю правду, всё, что нужно для сурового приговора. Старший Мамишев сядет. И когда это произойдёт он, Фахраддин Мамедбейли, закроет тему раз и навсегда.