Читать книгу Схемотоз де Моску - Зосима Тилль - Страница 3

Кто сказал, что люди не умеют летать? Люди не умеют приземляться! Поэтому никогда, слышите, никогда не спрашивайте у человека, за что он вас любит. А то он может на секундочку задуматься и понять, что любить-то Вас, в общем, вроде как и не за что. Просто он мечтает. Ни о чем чём конкретном, но скорее бы… А вам? Вам остается только и делать, что писать свою хронику сбитого летчика на потерявшем управление пикирующем бомбардировщике.

– Молодой человек, молодой человек… Посадка через пять минут. Пожалуйста, просыпайтесь – учтивая стюардесса аккуратно потормошила задремавшего в полёте Максима за плечо.

– А? Что? Да-да… Конечно… Кажется, я немножко задремал. Спасибо.

Борт «двести сорок восемь» авиакомпании «Комета» заходил на взлётно-посадочную полосу московского аэропорта «Внуково». Максим потянулся, отдал ожидавшей подле бортпроводнице ранее предоставленные ему подушку и плед, проверил, надёжно ли застегнут ремень безопасности и, приготовившись к посадке, поудобнее устроился в кресле.

Сели штатно. Пассажиры эконом-класса традиционно сопроводили факт удачной посадки хлипкими аплодисментами экипажу. «Слава Богу, что пилоты через дверь кабины не слышат этого позора. Я бы на их месте за такую «овацию» мог и обидеться», – спросонно подумал про себя Максим и расстегнул замок «удавки». – «Хорошо ещё, что чемодан формата «кабин-сайз» – без вопросов пронёс в салон, как «ручную кладь». Хоть в ожидании багажа время терять не придётся. Митрошин обещал встретить. А как он выглядит, этот Митрошин? Надеюсь, он догадается взять табличку с его именем, а не то придется, как дураку, «шакалить» по толпе встречающих и выспрашивать: «А не вы ли талантливого архитектора из Казани для распила московского пирога встречаете?..» Примерно такие мысли крутились в голове Максима Студеники, пока он шествовал по «кишке» из салона лайнера в здание аэровокзала.

Несмотря на то что параллельно с Казанью посадку во «Внуково» совершили ещё несколько рейсов, и пассажиропоток был достаточно плотным, опасениям Макса по поводу встречи сбыться было не суждено. Как только он сошел с длинной череды траволаторов в холл зала прилётов, его внимание сразу же привлёк невысокого роста, чуть полноватый, начинающий лысеть мужчина лет сорока пяти – сорока восьми, по всему видно, опоздавший с билетом в первые ряды встречающих и теперь выглядывавший то тут, то там из-за спин своих собратьев по томительному ожиданию. Максим, как-то сразу уверился, что никем другим, кроме как Владимиром Митрошиным этот «телепузик», как он его для себя почему-то окрестил, быть не может. И, когда голова «Тинки-Винки» в очередной раз промелькнула промеж плеч впереди его стоявших, Макс приветливо помахал рукой и жестами показал, что сейчас он пройдёт вперёд и будет ждать его у выхода из здания терминала.

– Вы, должно быть, меня встречаете? Позвольте представиться, Максим… Максим Студеника… – Макс сдержанно протянул руку с трудом протиснувшемуся к нему обладателю лысеющей шевелюры с табличкой «СДМ-девелопмент. Максим Студеника». – Из Казани… – на всякий случай зачем-то дополнил он.

– Боже! Макс! Сколько лет, сколько зим! Если бы ты сам не подошёл, я бы тебя ни за что не узнал!

– Владимир?.. Вовка?.. Вовка Митрошин? – с некоторым недоверием в голосе спросил у обладателя таблички Макс.

– Ну!? А кто же ещё! Конечно же! Боже, Макс! Как я рад! Ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть! – орфоэпическим пулемётом затараторил «телепузик». – Ты, наверное, устал с дороги? Пойдем скорее! Я припарковался… здесь, неподалёку. Отвезу тебя, куда скажешь! Макс, ты приехал! Теперь наши дела точно лягут в масть!

То ли Максим действительно устал, то ли на него так подействовал перелёт, но из всего фонтана Митрошинского красноречия, он, дай Бог, разобрал треть. Понял и того меньше. Да и самого Вовку, как бы Макс не силился, но не то что опознать, даже вспомнить никак не мог.

Минут через пять они подошли к ряду припаркованных вдоль бульвара машин, и Володька, пикнув пультом сигнализации, услужливо распахнул перед Максом дверь в салон достаточно приличной иномарки.

– Располагайся! Чувствуй себя, как дома, но не забывай, что ты в гостях, хе-хе. Шучу. Водителя я на сегодня отпустил. Надо исключить даже малейшую возможность утечки информации. Ты – мой «туз в рукаве»! Так что сегодня тебя домой доставлю лично я!

Макс закинул чемодан на диван заднего сидения и с удобством расположился впереди на пассажирском.

– Ну, что? С Богом? – в свойственной ему манере протараторил Митрошин. – Тебе домой? На Михалковскую? В Коптево?

Макс был несколько ошарашен такой осведомленностью почти неведомого ему экс-однокурсника, но придавать этому какое-либо определённое значение решил пока что повременить. «Но прислушиваться и держать „ушки навостре“ надо…»

– Ну да, куда же ещё? – с лёгкой заминкой ответил Студеника, и через несколько минут, с оттяжкой преодолев череду светофоров Центральной улицы посёлка Внуково, они выехали на полупустую магистраль Боровского шоссе.

Минут десять ехали молча. Вопросов у Макса к Митрошину накопилось достаточно ещё в Казани, а с такой встречей преумножилось вдвое, если не втрое, поэтому он решил нарушить тишину первым:

– В письме ты упоминал какого-то Ковальчука и говорил о том, что он может спрыгнуть с темы…

– Вот, Макс! Скажи мне, какая у нас самая распространенная фамилия? – немного невпопад взвился Володька, который, казалось, только и ждал подходящего момента. – Правильно, Кузнецов. Кузнецов, Коваль – это кузнец с украинского, Коваленко и прочее. Ну, скажи мне, почему только Ковальчуки из них считают, что они – потомки иудеев? Даже поляки-Ковальчики и те не такие хитро… выкованные, сцуко!..

– Что, всё так запущено?

– И не говори… – Володька в сердцах сплюнул в окно и зарядил вплоть до дверей Максовского дома.

За тот неполный час, что они ехали по плавно уходящей в ночь Москве, он рассказал, как показалось Максиму, всю свою жизнь после окончания института и до сегодняшнего дня, но только в конце Макс понял, каким боком всё Вовкой натараторенное имеет отношение к его проекту.

Уже на прощание гонимый чувством голода Макс попросил бывшего сокурсника посоветовать ему какую-нибудь избу-едальню, ведь готовить самому себе у измученного дорогой Максима не было ни сил, ни, признаться, желания.

– «Ленинград» на Коптевской, в котором вы устраивали поминки по Валерию Максимовичу, закрыли. Так что даже не суйся туда, – услужливо сообщил Володька. – Я бы тебе посоветовал пройтись до бывшего кинотеатра «Байкал». Его с момента твоего последнего приезда в столицу, конечно, тоже успели… фланкировать. На реконструкцию. Мы же, девелоперы, не дремлем! Но рядом там есть чудесная кафешка. Кажется, «Пипермент» называется. Пожалуй, именно туда наведаться с дороги тебе и стоит. Но, прошу, без излишеств! Не забудь, завтра в десять тридцать, встречаемся в Москва-сити на совещании у Ковальчука. И прошу тебя, не опаздывай, он очень этого не любит…

– Спасибо за совет, обязательно воспользуюсь! Ну что? Тогда до завтра?

– До завтра. И пожалуйста, постарайся не делать того, за что мне может быть завтра за тебя стыдно. Ты должен выглядеть, как огурчик, но не зеленым и в пупырку. Понимаешь, о чём я?

– Будь спок, понимаю, понимаю. До завтра! Если, что, на созвоне… – Макс вышел из машины, достал с заднего сиденья свой багаж и направился в сторону отцовского подъезда.

Немного постояв у дверей и убедившись, что авто Вовки успело выехать из двора, Максим развернулся на сто восемьдесят градусов и целенаправленно прошествовал к близстоящей дворовой лавке.

– Откуда он знает, где мы справляли поминки по отцу? Откуда он вообще так много про меня знает? – Максу не давали покоя иголки настороженных мыслей. Туман подозрений начинал сгущаться…

Он присел и закурил. Табак сделал своё дело, дым потихоньку вытеснил напряжение и оставил в сухом остатке лишь чувство нечеловеческого голода и усталость. Студеника выбросил хабарик в урну, вошел в подъезд, на лифте поднялся на этаж. Долго искал в чемодане ключи. Наконец-то открыл замки… В квартире после похорон ничего не изменилось. Это радовало и подсознательно вселяло некоторую уверенность в завтрашнем дне. «Хотя бы здесь всё без изменений». Макс закатил чемодан в спальню, умылся проточной водой, причесался старой, отцовской ещё расческой и направил свои стопы в присоветованное заведение, своей вывеской больше смахивающее на название жевательной резинки.

Удобно расположившись за столиком в дальнем тёмном углу, Максим заказал себе сто пятьдесят граммов виски, тушёную баранину, овощи-гриль и расслабленно начал анализировать то, что по дороге пытался вложить ему в голову Митрошин.

По всему получалось, что, пока Максим в Казани упорно, кирпичик за кирпичиком стоил своё дело, Вовка сразу же по окончанию института отправился искать счастья в Москву. Работы по специальности, естественно, не нашёл. Не то было время, не архитектурное. И, как многие тогда, устроился куда брали. А именно, продавцом в палатку. Там и нашёл себе разведёнку с ребёнком по фамилии Непейпиво, с которой позже еле расплевался, там и столкнулся впервые с бандюками, называвшими себя околостроительным понятием «крыша». Может, потому, что почувствовал за ними реальную силу, а может, на подсознательном уровне сыграло образование архитектора-строителя, но вскоре Митрошин перешёл на работу в «сферу безопасности». В самом уродливом её виде а-ля «лихие девяностые».

Жить «по понятиям» Володьке оказалось близким. Разборки, «бабки», стрелки чуть не проглотили Митрошина с потрохами, однако он вовремя спрыгнул и в материалах уголовного дела профигурировал лишь в качестве свидетеля. После громкого процесса его «контора» приказала долго жить, оставив под Вовкиным покровительством несколько строительно-монтажных управлений и наработанные за годы полукриминального бизнеса связи.

Так бы и не вписался к тому времени уже Владимир Алексеевич Митрошин в наступившие «сытые нулевые», если бы не пресловутый Ковальчук, посоветовавший ему объединить подконтрольные СМУ в единую фирму «СДМ-строй», войдя в состав её учредителей со своим «СтройНИИПроектом». Худо-бедно, но партнёры строили типовое жильё и с хлеба на воду не перебивались. Тем более что цены на московскую недвижимость, благодаря усилиям тогдашнего московского градоначальника, «скакануть» успели в разы.

Так и продолжалось до тех пор, пока Ковальчук не решил и сам двинуться во власть. На Совете директоров «СДМ-Строя» общий бизнес было решено разделить. Свою долю Ковальчук резвенько продал и через некоторое время всплыл в очень высоком кресле городского стройдепартамента. К его чести, бывшего компаньона он не забывал, подкидывал изредка выгодные подряды, но деньги это были уже не те. К тому же и сам Ковальчук требовал за свои услуги откаты.

Так бы и сгинул Владимир Алексеевич Митрошин, если бы в один прекрасный день всё тот же одиозный Ковальчук не вызвал его к себе и не предложил поучаствовать в конкурсе на строительство административно-гостиничного центра с апартаментами и торговыми площадями в самом сердце столицы. Предыдущий застройщик дело успешно завалил. Кресло с седалищем Ковальчука в связи с этим входило в ощутимый резонанс, и нужно было срочно искать выход из сложившейся ситуации.

Для того, чтобы войти в долю, Вовке было необходимо выполнить «всего» два условия. Первое – реорганизовать полуразвалившийся и трещавший по швам «СДМ-Строй» в презентабельный и респектабельный «СДМ-Девелопмент». И второе – найти экономически выгодный давним партнёрам по схемотозу проект постройки этого самого пресловутого центра. И если с первым Митрошин, пускай и вложив в дело все свои оффшорные накопления, но благополучно справился, то со вторым пунктом у него возникли определённые проблемы.

В Москве его достаточно хорошо знали и потому доверять как-то не торопились. Володька принялся истово шерстить все свои завязки и связи, и в конце концов вышел на Макса с его казанским архитектурным бюро, которое и должно было выступить локомотивом поезда Володькиной жизни в его фешенебельное светлое будущее.

По всему получалось, что Митрошину нужна была «канарейка за копейку», и роль этой «трясогузки» была уготована Максу. Естественно, что Володька успел навести самые широкие справки. Отсюда и его осведомленность о всех деталях Максимовой жизни. Что же… Большие деньги здесь заработать у Макса вряд ли получится, это было ясно, не выезжая из Казани. Но перспективы засветиться в столице, получить входной билет на московский рынок манили нещадно.

Далее мысль сама по себе не шла. Заказанные ранее виски и горячее успели закончиться, а аналитический процесс упрямо требовал дальнейшего орошения и подпитки извне. Максим уже минут десять как пытался разрешить сложную для позднего столичного вечера дилемму – заказать себе ещё или попросить счёт и развеять себя прогулкой на свежем воздухе, как вдруг…

– Мущщина! Мущщина-а! Да, да… Я к Вам обращаюсь! – над плечом Максима навис не очень трезвый женский силуэт. – Джентльмен, угостите даму спичкой!

– О! Привет, красавица! Вот только тебя мне сейчас и не хватало! – с удивлением на грани сарказма тут же отреагировал Максим. – В ротик берёшь? В попку даёшь?

– Мущщина! Что Вы себе позволяете? – протягивая гласные и играя в возмущение, ответила незнакомка.

– Ох, и трудно же тебе в жизни придётся, – философски заключил Максим, сочтя попытку съёма его скромной персоны законченной.

– Вообще-то, сближает людей не секс, я считаю. И не постоянное присутствие рядом, – неожиданно нашлась женщина. – Людей сближает соприкосновение их душ. Даже если они на расстоянии.

– Соприкосновение душ – это, конечно, хорошо, – не нашел ничего лучшего как в ответ заметить Максим. – Но только если перед этим они в этот самый душ и сходили.

– Ну почему же вы, мущщины, все такие, а? Почему вам вечно всё опошлить надо?

– Пошлость – это, по меткому определению солнца русской поэзии, то, что пошло в народ. Я же предлагаю не в народ, а в душ, – неожиданно даже для самого себя срезонировал Максим. – А то иные души, после того как всплывут, воняют очень. По привычке, что ли…

– Ну, в душ так в душ! – бодро закруглила на своём уровне беседу незнакомка. – Ну что, куда? К тебе? Ко мне? Только возьми ещё выпить, чтобы обошлось без катастрофы, ладно? Официант! Литр виски с собой и счёт. Мущщина платит! Я права, милый? – спросила она порядком уже захмелевшего Макса и сама за него же ответила: «Права, конечно права! Я всегда права!»

Что было дальше Максим помнил смутно, да и то лишь до третьего глотка на брудершафт из горла в салоне такси, устроившего им обзорную экскурсию по «живописным» окрестностям. Далее не помнил ничего вообще. Себя он нашёл ранним утром, у себя дома, в большой комнате, сидящим в кресле со спущенными до колен штанами. Рядом на журнальном столике располагалась недоприговоренная бутылка «пиперментовского» вискаря и два стакана-«хайбола», ободки которых были сплошь заляпаны губной помадой. Налив себе «на ход ноги», Максим зажмурился и выпил, после чего решил пропутешествовать в сторону туалета.

Проходя мимо спальни, он с удивлением для себя отметил так и не раздевшуюся «шальную императрицу» коптевского уезда московской губернии, мастерски снявшую его вчера в баре, а теперь распластавшуюся в нелепой позе на не до конца расправленной двуспальной кровати.

– Оба-на! Эй! Ты жива? – с издёвкой поинтересовался Макс, заметив, что женщина, услышав шаги по коридору предприняла попытку повернуть голову в сторону настежь распахнутой двери.

– Мудикаба… – прохрипела она в ответ.

– Что? Не понял… Чего тебе надо?

– Налей немножко, там должно было остаться, – продрав горло, попросила она Максима. – Мне бы выпить сейчас. А то совсем хреновенько что-то… И мужика бы…

– Ну, нет, красавица, так дело не пойдёт! Налить я тебе, так и быть, налью. Ну, а потом – всё, адьёс амигос! Хорошего помаленьку – горького не до слёз… Мне ехать скоро… Надо…

– Ну, милый! – капризно прогнусавила женщина. – Давай сделаем так – ты закроешь меня в квартире, ключи заберёшь с собой. Я за денёк здесь отхиляю, а вечером сделаем то, ради чего мы, собственно, здесь и собрались. А то кроме белкового коктейля мне вчера от тебя так ничего и не алё… Или даже белкового коктейля не было? Хоть убей не помню…

– Ладно, лежи покамест. Сейчас вискаря принесу…

«С этим нужно что-то делать!» – под нос прошептал Максим и, под видом типичного марша утреннего похмелье́, отправился строить планы по выдворению навязчивой гостьи из своей берлоги. «Действовать нужно резко и неожиданно. Так, чтобы до тех пор, пока она не окажется за дверью, не успела прийти в себя». В голову, как это обычно случалось с тяжёлого бодуна, сами по себе лезли обрывки юношеских стихов – забавы, которую он, как считал в трезвом состоянии, уже смог в себе перерасти. «А действительно! Чем чёрт не шутит? Огорошу-ка я её в стихотворной форме! Такое с похмелья и слона прогонит до Луны раком. А дальше? Дальше буду действовать по обстоятельствам». Он подошёл к журнальному столику, плеснул в «хайбол» добрую порцию виски и вернулся в спальню. «Белковый коктейль говоришь? Ну, держись!» – Максим понял театральную позу и…

«Зачем же ты, звизда шальная

Заприминетила меня?…»

…начал фристайлом декламировать с порога он. В глазах незнакомки нарисовалось крайнее недоумение.

«Кого? Тебя я домогался?!

Ну ни хара́ссмента себе!..»

Сквозь недоумение в глазах женщины начали проскакивать искорки гнева. Заметив это, Макс вновь сделал несколько шагов по направлению к кровати, на которой до сих пор располагалась женщина, и с ещё большим вдохновением продолжил:

«Я утром пьяный просыпаюсь,

Смотрю, а в спальне ты лежишь!»

На смену недоумению и гневу пришла полная растерянность. Казалось, женщина была готова разреветься от произведенного Максимом эффекта.

«Ну-ну, не плачь, щас выпьешь водки,

И будет точно «по любви»…

«Почему водки? Откуда взялась „водка“? У меня же виски… Ну да ладно, слово не воробей», – Максим протянул стакан с янтарной жидкостью незнакомке, и пока та, еле сдерживая тошноту, делала маленькие глоточки, угрожающе освободился от штанов и продолжил свой бенефис.

«Ну, а потом, трусы в котомку,

Такси не будет – денег нет!

Езжай ногами восвояси,

Тебя, наверное, мама ждёт!»

– За… Закажи мне такси! – уперевшись полными ужаса глазами в район топорщащегося с утра Студеникинского паха, осторожно, но настойчиво потребовала незнакомка.

– Я же ясно тебе сказал: «Такси не будет – денег нет!» Так что давай… Собирайся! А иначе «Вы всё ещё кипятите? Тогда мы идём к Вам!»

– Ты что, смерти моей хочешь? Что ты вообще себе позволяешь?! – женщина резко вскочила с кровати и, борясь с головокружением, попыталась прорваться к выходу из спальни.

– Ну иди… Иди ко мне, моя Мудикаба! Сейчас у нас с тобой будет маленький грязный секс по большой и чистой любви… – Макс растопырил руки, изображая попытку заключить незнакомку в свои крепкие мужские объятия.

«Какого всуе вы меня не чтёте?

Я здесь кобенюсь только ради Вас!

Я вялю шнек с похмелья, я в расчёте:

Жопачья соба – в фас или в анфас?..

Быть может я приближу Вас под смазку,

По ляжкам так стекает – не унять!

А вы пока рассказывайте сказку,

Где вы принцесса. В мозг стучится: «Б…»

– Псих! – не дав Максиму завершить строфу, взвизгнула женщина и, юркнув в любезно оставленный ей просвет, ринулась прочь в сторону входной двери.

– Ну куда же ты, милая! Мы же с тобой ещё даже и не кончили! – крикнул ей вслед, не сбавляя поэтического тона, Макс. Раздался грохот с силой захлопнутой входной двери. – «…Хотя мы даже и не начинали… Ну да ладно, всё что не делается – не делается к лучшему».

– Псих ненормальный! Маньяк! – донеслось с лестничной площадки, и тотчас же железная дверь содрогнулась от прилетевшего в неё со стороны лестничной клетки мощного пинка.

– Псих не псих, а свои десять рублей имею, – процитировал Максим любимый с молодости анекдот. «Нет, всё-таки во мне, определённо, умер поэт, – думал он, направляясь в сторону ванной комнаты. – Как её сила моего слога смела, а?»

Раздевшись донага, он встал под обжигающие струи контрастного душа. Надо было привести себя в порядок после так никчемно скомканной ночи. На половину одиннадцатого была назначена встреча с новоявленными «деловыми партнёрами», и хочешь – не хочешь, а надо было хоть как-то соответствовать…

Деловая программа, как это и было запланировано, началась ровно в десять тридцать с презентации проекта архбюро Максима Студеники в офисе на заоблачном этаже одной из башен пафосного центра московской деловой жизни. Сначала собравшиеся долго пытались въехать, для чего они, собственно, говоря здесь собрались, а после цокали языками, восхищались, жали Максу руки и желали всяческих успехов в реализации проекта. Всемогущий Ковальчук собрание своим присутствием не почтил, ограничился пунктирным участием по видеоконференцсвязи.

После обеда долго ходили по кабинетам различных московских министерств и ведомств, где утреннее действо неизменно повторялось, только в сильно локализованном масштабе. Оббежав, казалось, все башни «Москва-сити» и сбившись со счету числу посещенных властных кабинетов, к концу дня партнёры в сухом остатке имели лишь согласованное со всеми решение назначить генеральным архитектором проекта Максима Студенику, а генеральным подрядчиком – «СДМ-Девелопмент» Вовки Митрошина. Пост генерального конструктора не самого возводимого комплекса, но всего комплексного проекта по его постройке вкупе с причитающимися бюджетами и всеми преференциями ожидаемо досталось всемогущему Ковальчуку. На его фирму, взявшую на себя роль «смотрящего» проектного офиса, отошли и все сопутствующие стройке бюджеты: реклама, маркетинг, продажи, тендеры, поставки, и, что самое важное, взаимодействие с государственными структурами. «Забавно!» – улыбнулся сам себе Максим. – «Ковальчук взаимодействует сам с собой, и ему за это ещё и платят! Мне бы так жить!» В общем, день был проведен насмарку. Куча пустой болтовни и на выходе пшик, который и так был всем известен заранее.

Вчерашние ночерние возлияния давали о себе знать, и измотанный за день деловых встреч организм Максима настойчиво требовал огнетушителя. Расставшись в Сити с Володькой и по центральному желдоркольцу добравшись до Коптево, Макс позволил себе немного отдышаться.

Зайдя в первый попавшийся на пути к дому минимаркет, он сразу же направился в винный отдел. У стеллажа с шампанским его взгляд привлекла внимательно изучавшая небогатый ассортимент лавочки особа псевдомодельной внешности. По выражению лица было понятно, что вопрос выбора вина уже давно завёл её в тупик, и выхода из него самостоятельно найти она не в состоянии. «Если ноги растут от ушей, вполне логично, что на месте полушарий в конце концов неминуемо появляются полупопия», – подумал, глядя на эту «картину маслом» Студеника, и решил предложить свою посильную помощь обладательнице двух пока ещё далеких от перекрещения прямых.

– Знаете, – с места в карьер припустил Макс. – Ровно так же, как сумочка подбирается в цвет туфель, так и бутылка вина должна гармонировать с длиной ног её покупательницы, – он взял с полки полуторалитровую бутылку игристого и протянул девушке. – Вот! Мне кажется, вот эта будет в самый раз.

– Вы уверены, что это точно? Тогда отнесите её на кассу. Мне ещё нужно выбрать что-нибудь к вину. В отделе сыров такие же любезные консультанты? – похоже, девушка приняла его за сотрудника магазина.

– Хоть это и не моя работа, но для вас я сделаю исключение, и не только отнесу вино на кассу, но и с удовольствием оплачу его для Вас.

– Вот ещё! Больно надо! Я что, похожа на какую-то там нищебродку?! Отдайте сюда бутылку! Я всё сделаю сама! Будут ещё ко мне всякие мерчандайзеры клеиться!

«М-да, похоже с местом произрастания ног здесь я попал в самую «десяточку», – про себя решил Максим, всучил бутыль модельке, благо та уже начала тянуть к ней своих ухоженные ручки, взял со стеллажа напротив чекушку молодого коньяка и направился в сторону касс.

Войдя в отцовский двор, Макс поймал себя на мысли, что меньше всего он хотел бы сейчас возвращаться в стены когда-то отцовской, а теперь, по завещанию, собственной квартиры. Всё в ней тяготило и напоминало ему об отце. Немного постояв в раздумьях, Макс направился в сторону облюбованной им вчера лавочки, с удобством на ней расположился и, поцеживая коньяк поочерёдно с затяжками табачным дымом, принялся на телефоне изучать содержимое ящика электронной почты, трещавшего по швам от писем, накопившихся за время его отсутствия. Так он и сидел под сенью многолетнего каштана до тех пор, пока…

– Эй! Как там тебя…

Максим обернулся на голос.

– Мущщщина… Да, да! Ты! Можно тебя на минуточку?

У подъезда стояло такси, дверь авто была распахнута, возле неё, слегка приоблокотившись на крыло, стояла его, Максима, вчерашняя «мудикаба» из «Пипермента». Макс нехотя покинул насиженное место и подошел к ожидавшей его женщине.

– Я у тебя, кажется, телефон забыла. Могу забрать?

– Ты уверена, что оставила его именно у меня?

– Как пить дать! Кстати, у тебя выпить не найдётся, а то в горле что-то пересохло…

– Ладно пойдём, только быстро.

– Расплатись за таксо, у меня деньги закончились. Всё так внезапно… – дама была явно не очень трезва.

– Этого хватит? Сдачи не надо. – Макс сунул таксисту купюру и выразительно посмотрел на женщину.

– Ну что, болезная?

– Хм… – только и смогла, что со скепсисом выдавить из себя незнакомка, и они вошли в полумрак подъезда.

Поднявшись на лифте и открыв ключами, Макс услужливо распахнул дверь, пригласив «потеряшку» пройти вперёд.

– Тебе в спальню. Вперёд и прямо, если помнишь. Именно там ты так неудачно и провела всю прошедшую ночь…

Женщина прошла в комнату, недолго порылась в кровати и действительно извлекла из-под подушек достаточно навороченный смартфон не самой последней модели.

– Не насосала, а подарили… – прокомментировала она итог своих манипуляций Максу, демонстрируя результат раскопок.

– А ты мне нравишься, ты смешная…

– Это ты меня ещё голой не видел!

– Так за чем дело встало?

– Погоди, перед тем как даму танцевать, для начала её нужно хотя бы покормить!

– Еды в холодильнике нет, но есть литр коньяка.

– А ты мне тоже нравишься, ты смышлёный.

– Это ты меня ещё в деле не видела! – поддержал начатую не им игру Максим. – Ладно, проходи на кухню, я пока суши закажу.

– Не утруждай себя! Когда я захочу суши, я дам тебе знать. Ты «Секс в большом городе» смотрел? Наливай!

– Ну давай тогда напьемся под телевизор, а там решим, – утвердительно предложил Максим и нажал красную кнопку на пульте дистанционного управления.

Не бывает некрасивых людей – бывают люди, которые не нашли своё лицо. Не бывает глупых людей – бывают люди, которым поиск своего лица не оставил сил на поиск себя. Самое грустное, когда человек, исчерпав все силы, отведенные ему на поиски, не находит ни первого, ни второго. И тогда на авансцену выходит алкозависимость, которая даёт иллюзию наличия всего. А женщины? Знаете, женщины – они, как шаурма. Если пытаться подходить к ним только с нежностью и аккуратно, они к тому времени уже охладеют и вкус будет совсем не тот. Если же слишком резко и напористо, можно и язык обжечь, и начинка вся полетит в стороны, запачкаешься с ног до головы. Так что время… Время есть! И пить…

До пятой пили в тягостном молчании, друг перед другом делая вид, что увлечены действом какого-то беспонтового телесериала. Но, постепенно, коньяк расширял не только сосуды…

– Тебе могло показаться, что я – банальная шлюха, а я – не шлюха. Я – «лавочка», – первой нарушила молчание она.

– Лавочка? В смысле? Временное отдохновение для уставших путников?

– Можно сказать и так, хотя, признаюсь, не задумывалась. Лавочка – от английского «love» – лав… Любовь. Девочка-любовь, лав-девочка, лав-очка, лавочка…

– Лав очка? Звучит заманчиво… А в чём разница? И шлюхи, и ты, как бы поаккуратнее выразиться, личности «публичные».

– О, кстати о публичности… Никогда не замечал, что публичная личность и публичная женщина – это про разное? Так вот, я – личность.

– По секрету скажу тебе, именно потому я и избегаю публичности, что и для женщин, и для личностей она суть одна и та же. Только женщина публичествует телом, а личность – лицом.

– Ой, только давай без философии, и без того мозг взрывается. Давай я скажу тебе проще. У шлюх модель успеха какая? «Отсоси, потом проси»! Я – не шлюха, я – «лавочка», моя модель успеха – «девочка, не бойся секса, член во рту послаще кекса». Поэтому я, пусть и девушка б/у, но – не шлюха.

– Как я посмотрю, даже если ты и девушка б/у – то, в первую очередь – девушка «больно умная», а уже во вторую, «бывшая в употреблении». Хотя, при таких раскладах, и «больные умом» случаются…

– Потому и «больно умная», потому что «бывшая в употреблении». «Бывавшая в употреблении», я бы даже сказала… – собеседница на минуту замолчала и задумалась. – Не принесёшь мне из коридора сумочку? У меня там носовые платочки остались и сигареты…

– Член, завёрнутый в газету, заменяет сигарету. А сопливчики тебе на что? «Хнык-хнык» замучил?

– Это у вас в Казани, где грибы с глазами, как ты выражаешься, «хнык-хнык» «сопливчиком» лечат. А у нас в столицах, где хрен знает, что на лицах, «сопливчики» не прокатывают. То, что у нас в столицах на лицах, обычно влажными салфетками вытирают. Обязательный пунктик в дамских сумочках столичных охотниц за мужчинами, кстати.

На порядком сомлевшего к тому моменту Макса словно бы ушат холодной воды вылили.

– Во-первых, грибы с глазами – в Рязани. «Их едют, а они глядют». И, во-вторых, откуда ты знаешь, что я из Казани?

– Не напрягайся, – по-пьяному звонко рассмеялась «лавочка». – У тебя на чемодане в спальне наклейки досмотра из казанского аэропорта. Много наклеек. Это же логично, как дважды два четыре!

– Сколько будет «дважды два», зависит от того, покупаешь ты или продаёшь, – пробурчал, потихоньку оттаивая, Максим. – Вот мы здесь сидим, выпиваем, разговоры скабрезные разговариваем, а ведь ты даже не знаешь, как меня зовут! И после этого ты подводишь мне философию про различие между «лавочками» и «шлюхами»?

– Знаешь, у кого-то в «Чикаграме» я читала, что когда человек умирает, у него уходят все чувства – обоняние, осязание, слух… А когда, одним из последних, уходит зрение, и окружающее выцветает, то последние минуты человек видит всё в фиолетовом цвете. Отсюда и поговорка – мне все фиолетово, что значит «мне уже все не важно», «мне уже все равно». Это тебе просто для информации. Так вот, как тебя зовут мне – фиолетово.

– Готичненько… Я слышал другую историю про «фиолетово». Типа, это выражение пошло, когда в бассейны для туристов стали добавлять реагент на мочу. Пописал человек, не вылезая из воды, и вокруг него расплывается фиолетовой пятно. Типа, мне фиолетово, мне поссать. Хотя, ты права, смысл от этого не меняется…

– Слушай, плейбой, а ты когда-нибудь сексом в авто занимался?

– Да, в молодости… Было дело с одной, – теперь пришло время замолчать Максиму.

В голове почему-то уже второй раз за несколько дней промелькнула транспортная развязка, со свистом проезжающая мимо машина, дурманящий шлейф цветочных духов… В окне затормозившего рядом авто мелькнуло и исчезло чьё-то лицо… Ни догнать, ни свернуть… Может и тогда это тоже была она?

– Неудобное это дело, писюн выскакивает, – с силой вытащил себя из плена наваждения Максим.

– Хороший писюн не выскочит. Ох… Ну всё, девушка созрела и очень хочет «суши»!

– Нет, Смешная, ты мне определённо нравишься! Что ты там говорила про то, что я тебя голой не видел? Раздевайся!

Незнакомка по-кошачьи потянулась, встала из-за стола, покачивая бёдрами вышла на центр кухни и без лишних слов, отрепетированными движениями, не отрывая взгляда от глаз Макса, медленно и томно сняла с себя всё, во что в тот вечер она была «раздета». Уже через минуту она приняла гламурную позу пантеры перед прыжком в сторону развалившегося на стуле Максима.

– Ну как я тебе? Скажи, что нравлюсь!

Попытавшись оценить представшую перед ним в неглиже незнакомку двоящимся от выпитого взглядом с ног до головы, Макс споткнулся на её бедрах и сначала тихонько, а потом уже и в полный голос начал давиться от смеха. Через минуту он ржал, аки сивый мерин…

– Ну… Ты… Даёшь…!!! Удивила… Так… Удивила…!!! Такого… Я… Ещё… Никогда… Ха-ха-ха!!!

Начиная от заниженной линии талии, все бёдра и ягодицы обольстительницы были сплошь усыпаны разноцветными татуированными бабочками. Махаоны, павлиноглазки, сатурнии, разнообразные парусники, нимфалиды, бархатницы, голубянки, агриппины, урании, парнасиусы и прочие разновидности чешуекрылых ровным слоем покрывали всё пространство от уключин таза до середины ляжек «лавочки»-незнакомки, образуя собой некое подобие кружевных панталончиков.

– Оденься… Христом Богом молю… Я сейчас умру… От смеха… Ты меня убиваешь! – корчился в судорогах гогота, утирая выступающие слезы, Максим.

– Хам! – возмущенно взвизгнула в ответ представшая перед ним во всей красе немолодая лепидоптерофилистка. – Хам и подонок!

Она спешно сгребла в кучу сброшенную на пол одежду и, пытаясь хоть как-то прикрыться сграбастанными тряпками, неловко посеменила из кухни.

– Дверь – там! Захлопни за собой посильнее! – хохот Макса шёл только по нарастающей.

– Хам! – донеслось из прихожей.

– Телефон не забудь, капустница! – давясь остатками смеха, прокричал в ответ Студеника.

– Мудофил! Мразь! – на прощание вместо «спокойной ночи» донеслось из прихожей, затем послышался звук отпираемых замков, дверь громко хлопнула и наступила долгожданная тишина.

Максим долил себе в рюмку остатки коньяка, маленькими глотками, не отрываясь, выпил и крякнул:

– Как же ты, всё-таки, велик и могуч, о, русский язык! Тысячу раз был прав Иван Сергеевич. Ну? Посидели – пора и честь знать. Всем спасибо, все свободны! Завтра за день нужно успеть завершить все дела по наследству и в аэропорт. А посему, спокойной вам ночи, уважаемый Максим Валерьевич. Тропического рая во снах, извините, желать не буду – с Вас и так уже стало!

Он довольно улыбнулся своей, как ему показалось, удачной шутке и последовал в сторону спальни.

– Ну, хотя бы не в кресле, – сам себе заметил Макс и, не раздеваясь, завалился на кровать, так и не приведённую с прошлой ночи в порядок. – Завтра, всё завтра…

Максим хронически не переносил куда-то вечно спешащего ритма столицы, стараясь выпасть из него при первой подходящей возможности. И уже на завтра им было запланировано экстренное катапультирование из никогда не спящего города, которое сейчас, пока ещё только на уровне ощущений, но уже начинало казаться ему очень и очень кстати.

В полусне Макс поудобнее взбил подушку под головой, и уже через пару минут квартиру огласил размеренный тихий храп, со стороны чем-то напоминающий урчание благодарного сытого и немелкого мейн-куна…