Читать книгу Москау - Zотов - Страница 4

Машину пришлось оставить на дальней стоянке. У меня спецпропуск, но ничего не поделаешь – автомобили ставить у стен нельзя, комендатура упивается паранойей, везде грезятся новые теракты. Получаю талончик из жёсткого картона, иду через турникет – в будке со шлагбаумом сидит тучный пожилой очкарик в коричневой форме с нашивками обер-ефрейтора. Чуть высунув язык, изучает свежий выпуск «Фёлькишер Беобахтер» – с глянцевыми иллюстрациями полуголых девиц. Кризис, что поделаешь. Партийной прессе пришлось перейти на формат таблоида, чтобы выжить в жёстких условиях рынка. Я стучу в стекло будки. Мы знакомы не первый год.

– Хайлюшки, – фамильярно бурчит он мне, перелистывая страницу.

– Хайлюшки, – отвечаю я ему, приветливо махнув.

Арийская улица, протянувшаяся от Берлинского вокзала к рейхстагу, изучена мной вдоль и поперёк, – я могу пройти её с закрытыми глазами. У тротуаров, огороженные столбиками, навечно замерли скелеты танков – напоминание об уличных боях Двадцатилетней Войны. Штук пять обугленных «тигров» сгрудились напротив сквера Героев Люфтваффе, как стадо слонов с поникшими хоботами. Офисы из стекла и бетона соприкасаются с гнилью разбитых бомбами домов. По слухам, во времена большевиков здесь стоял памятник Пушкину. Пушкина давно демонтировали – как со сквера, так и из школьной программы: он же негр. Министерство народного просвещения и пропаганды вообще здорово постаралось. Запретили исполнять произведения Чайковского – композитор подозревался в гомосексуализме, сняли с показа «Свинарку и пастуха» – чабана играл семит. В центре сквера – огромные чёрные дыры с оплавленными краями, это пепелища. По выходным на Арийской горами сжигают запрещённые книги – те, что конфисковывают у шварцкопфов, как когда-то на Опернплац в Берлине. Корчась в огне, сгорают Герберт Уэллс, Владимир Маяковский, Ярослав Гашек. Когда я был юным активистом фюрерюгенда, принёс сюда и бросил в книжный костер «Трех мушкетёров» из школьной библиотеки – этот томик прятала уборщица. Но Дюма – не ариец, писатель с негритянской кровью. Вы знаете, с каким треском горит бумага? Будто рвётся сердце.

На месте Пушкина установили памятник Ницше.

Поначалу его путали с Горьким (тоже запрещённый писатель) – спасибо густым усам. Фюрер обожал книгу «Так говорил Заратустра», но ему не были ведомы слова Ницше: «Германия великая нация лишь потому, что в жилах её народа течет столь много польской крови». Впрочем, это домыслы троллей из сети Сёгунэ, а они чего только не напишут.

Государственные здания на Арийской – унылое зрелище. Большинство копируют мрачные комплексы в Берлине. Пожалуйста, аппарат Министерства народного просвещения и пропаганды Москау – полностью в формате экс-ведомства доктора Геббельса. Серые колонны и цветная мозаика: белозубая арийская молодёжь рукоплещет национал-социализму. Обжигающий ветер треплет флаги рейхскомиссариата, алые знамёна с чёрным орлом, зажавшим в когтях дубовый венок. Без свастики – значки с её символом остались только у торговцев сувенирами на Вагнерке, пешеходной зоне имени композитора Рихарда Вагнера. Die Hakenkreuzflagge[7] отменён после Двадцатилетней Войны: фюрер почитаем, но не все рейхкомиссариаты довольны его наследием. Особенно те, где не стихают восстания «лесных братьев». Неподалёку обветшавший офис Трудового фронта. Когда-то эту организацию профсоюзов возглавлял Роберт Лей. Рейхсляйтера убили партизаны, в 1968 году, во время его поездки в Киев, – подослали почтового голубя с мини-гранатой.

Жуткий скрежет тормозов. Совсем рядом.

– Эй, куда ты смотришь, твою мать? Ой… жрец… простите, пожалуйста.

Уставившись на окна в здании Трудового фронта, я нечаянно вступил на проезжую часть и едва не попал под колеса зелёной «мазды». Забавное у машины имя – всегда хочется переконвертировать в мат, заменив пару букв, – ну, как в слове «холуй». Машины в Москау в большинстве своем японские, а «мерседес», «опель» и «фольксваген» используются только для представительских нужд – их больше невыгодно производить. Даже автобусы у нас – и те «мицубиси». Про велосипеды из Токио я вообще молчу.

– Ничего, аллес ин орднунг[8], – благодушно улыбаюсь я водителю.

Блин, и ведь сам не заметил, как сорвалось. Германизмы мы употребляем автоматически. Уже никто не скажет «паспорт», пробубнит – «аусвайс». Руссландцы нутром впитывают иностранные слова, я – не исключение. Хотя думаю на местном языке.

Вытираю лоб. Солнце просто жарит.

Жрецам Одина приходится нелегко. На жертвоприношение надо приходить в форменной одежде: кольчуга, меховые сапоги, на плечах волчья шкура, на поясе – ритуальный меч в пять килограммов, это вам не хухры-мухры. Убыстрить шаг не получится, но я и так почти у цели. Миную суши-пивнушку «Хачи», что в переводе значит «палочки». Всё-всё, ступаю на порог храма Одина. Откровенно говоря, от места работы я не в восторге. Чересчур громоздкое здание, в форме средневековой пещеры, с центральным гротом и ответвлениями-туннелями. Хотя и комфортное – внутри бьёт горячий ключ: очень удобно отмывать от крови мечи. У входа скульптурная композиция – бог Тюр вкладывает руку в пасть волку, чудовищному Фенриру. В 1947 году древнегерманская мифология была объявлена главной религией Третьего рейха: согласно завещанию рейхсфюрера Гиммлера[9]. Церкви и соборы, разумеется, не тронули, – верующим дозволено молиться, если захотят. Однако что сейчас обеспечивает популярность? Правильно – РЕКЛАМА. На раскрутку новых идей были брошены миллиарды рейхсмарок, телевидение, радио, ведущие актёры кино, включая тогдашнюю звезду Марику Рёкк и публично покаявшуюся Марлен Дитрих. Это принесло плоды – всего через десять лет половина рейха отринула прежнюю веру и понесла дары на алтари богов Великогермании. Сенсация? Нет. История человечества показывает, что люди чрезвычайно легко отказываются от религиозных убеждений – надо просто грамотно организовать рекламные акции. Христианство навязло в зубах за две тысячи лет, а новая версия старой религии («ремейк», как говорят в Калифорнийской Республике) пришлась кстати. Апокалипсис с четырьмя всадниками – нудная скукота, поглощение солнца волком Фенриром – свежо и оригинально. Почему религия не должна быть прикольной?

Открываю дверь магнитным ключом. Вваливаюсь в вестибюль, обливаясь потом, тяжело дыша. Внутри – никого, только жалобно блеет чёрный жертвенный козёл. Разумеется – все мои прислужники взяли отпуск. Это же Руссланд, летом тут поедут на дачу даже в атомную войну. Над алтарём вывешена памятка в виде топора. Я выучил её наизусть:

Понедельник – День Луны

Вторник – День Тюра

Среда – День Одина

Четверг – День Тора

Пятница – День Фрейи

Суббота – День Сатурна

Воскресенье – День Солнца

Граждане Москау не особо пунктуальны и дни недели называют по старинке. Но опытному жрецу, прошедшему практику в Норвегии и Тибете, ошибиться непростительно. Я подхожу к козлу. Тот ведёт себя само собой как настоящий козёл – плохо пахнет и пытается боднуть. Его скоро зарежут, и он имеет право меня не любить. Список дел – в ящичке у алтаря – повергает в ужас. Как я всё успею? Первым же пунктом идут похороны. Это не то что раньше – помахал кадилом, отпел и закопал. Покойников мало погрузить на одноразовые фанерные лодки фирмы «Мицубиси» и сжечь на Москау-реке. В обязанность жрецов входит также… стрижка умершим ногтей. Да-да. Когда наступит Рагнарёк, конец света, недра земли извергнут зловещий корабль Нагльфар, склеенный из ногтей мертвецов. Океан скуёт страшный холод, и это судно, скользя по морскому льду, повезёт на последнюю битву армию великанов-йотунов. Чтобы не случилось Рагнарёка, надо обрезать покойникам ногти, тогда Нагльфар и не сформируется. Ножницы на месте: делов-то – обработаем, подстрижём…

Вы думаете, никто в такое не верит?

Шварцкопфы – да. Они вообще либо православные, либо коммунисты, либо язычники. А остальные… едва человек обретает новую веру, он становится ревностен донельзя. Докатились, бабушки у подъездов уже сплетничают: богиня Ангбода родила детей от Локки или всё-таки от Тора?

Я подхожу к изваянию повелителя гномов, Рюбецаля. Сгорбленный маленький старичок с огромной бородой, лесной дух… Не забыть бы положить к его ступням связку грибов.

Голову вновь пронзает боль – сверкающей иглой.

Стискиваю зубы. Сжимаю пальцами морду козла на алтаре. Боги всемогущие…

Туман перед глазами не рассеивается. Я хрипло дышу. Рот наполнился кровью.

Пространство поглощает тьма. Рюбецаль рассыпается мелкими звёздами…

Видение № 1. Чёрные небеса

Жуткий свист ветра. Он ледяной – забирается под одежду, хватает пальцами скелета за горло, сковывает движения. Ресницы смёрзлись. Шмыгаю носом, боюсь открыть рот. Ветер уже не просто свистит – он воет, словно смертельно раненное животное… и от этого становится ещё холоднее. Пробираюсь сквозь сумрак – ни одного фонаря, кромешную тьму прореживают вспышки автоматных очередей. Из-под снега торчат скрюченные руки. Увязая в сугробах по колено, шатаясь, по городу бредут люди. Нет, не люди – тени. В грязных шинелях, заеденные вшами, потерявшие человеческий облик. Их обмороженные щёки замотаны бабьими платками, голенища сапог забиты тряпьём. Они ищут тепла у костров, кутаясь в связки одеял. Сумасшествие. Сворачиваю за угол разрушенного дома. Группа солдат копошится возле дохлой лошади – они в полубезумии от голода. Один подполз к голове и грызёт мёрзлое лошадиное ухо. На небе – ни звёздочки. Оно чёрное, слилось с землей в одно пространство. Ни единого целого дома. Только развалины, стены, как будто объеденные зубами неведомого чудовища.

Земля дрожит, и безумцы со ртами, полными конины, скопом бросаются в снег. Бомбардировщики. Их вой смешивается со свистом ветра, превращаясь в симфонию Апокалипсиса. Тьму разрывают на части оранжевые всполохи. Смерть.

Здесь всюду смерть.

Каждый знает ответ на вопрос: что они начнут есть, когда падут все лошади и будут выловлены все кошки. Друг друга. Тепло и еда – то, за чем здесь охотятся люди в лохмотьях. За банку тушёнки отдают золотой перстень. Но кто его возьмёт?

…Столбы с колючей проволокой. На ней гроздьями висят смёрзшиеся трупы. Тела никто не хоронит – их СЛИШКОМ много, и живые привыкли к соседству с мертвецами. Снарядные гильзы среди обломков кирпичей. В белых танках живы экипажи, но кончился бензин… Они лишь ворочают пушками, не в состоянии тронуться с места. Как погибающие мамонты, сломавшие себе ноги.

Я вижу, как солдат в безумии рвёт на груди шинель и кричит на обер-лейтенанта. Он молод и в стельку пьян, обер-лейтенант старше, лицо заросло щетиной, на лбу повязка с пятном засохшей крови. Шрам на правой щеке – полумесяцем, от осколка.

– Зачем нас прислали сюда?! – заходится воплем солдат. – Мы все тут передохнем!

Спирт – вот это всегда в изобилии. Иначе бы ни одной войны не состоялось. Всем страшно, когда идёшь на смерть. А выпивка растворяет ужас. Пусть и ненадолго.

Он швыряет автомат под ноги обер-лейтенанту. Лицо искажено гримасой:

– Это не моя земля. Отпустите! Я хочу уйти!

Обер-лейтенант качает головой. В голубых глазах отражается только падающий снег. Солдат валится в сугроб. Барахтается. Ползёт – в другую сторону. Офицер вынимает правую руку из кармана шинели. Смешно – на неё натянута дамская вязаная митенка, открывающая пальцы. Мизинец и указательный почернели – явно отморожены. Стискивает рукоять восьмизарядного вальтера. Целится – сквозь метель, что-то бормочет, стиснув зубы. Солдат уже дополз до бруствера.

Выстрел.

Солдат опрокидывается на спину, каска слетает с головы. Светлые волосы в крови. В ту же секунду звучит другой выстрел – тяжёлый, винтовочный, откуда-то издалека. Снайпер. Офицер обнаружил себя вспышкой, враг выстрелил наугад.

Обер-лейтенант падает на колени, уронив вальтер, и ложится на бок – мягко, словно собирается поспать. Вьюга в считаные секунды заносит свежие трупы снегом. Удивительно. Мгновение назад два человека были живы, а сейчас их нет. Каждый, кто идёт на войну, думает, что его не убьют. И, наверное, никаких бы войн в истории не было, если бы ты знал – убьют тебя. Да-да – ИМЕННО ТЕБЯ.

Новая армада бомбардировщиков пикирует вниз. Взрывы. Взрывы. Взрывы.

Я тру снегом щёки, и они не чувствуют холода. Похоже, у меня обморожение.

Я отлично знаю, почему вижу всё. Мёртвые города. Трупы. Ледяные пустыни.

ПРОСТО ОНА ЗАСТАВЛЯЕТ МЕНЯ ЭТО ВИДЕТЬ.

7

Крюковый крест – термин для обозначения свастики в Третьем рейхе (нем.).

8

Всё в порядке (нем.).

9

В реальном мире, 1943 году рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер составил план по введению в Германии в качестве государственной религии скандинавской мифологии. План предусматривал строительство храмов викингов и казнь папы Римского. Однако так и не решился предложить этот план Гитлеру.