Читать книгу Земноводное в кармане, или Сумасбродные похождения Лилит Ханум, женщины, любящей приключения и не признающей ограничений, да не станет она образцом для подражания - А. Р. Мурадова - Страница 17

Несмотря на ремонт, Лилит Ханум старалась регулярно ходить в церковь. Она не была образцом христианской добродетели, но старалась по возможности соблюдать все обязательства, которые налагает на человека религия. Но в моем повествовании не место рассуждениям о том, как должны жить добрые христиане: это слишком серьезная тема, а я пишу только о смешном и нелепом. Так что придется умолчать и о добром приходском священнике, верой и правдой служившем своему непростому и высокому призванию, и о ясноглазой улыбчивой женщине, обучавшей в воскресной школе детей родному языку и руководившей церковным хором, и о набожных честных прихожанах, всегда готовых поддержать друг друга, и обо всех прочих праведниках, которых было много в ассирийской общине. Рассказ об этих людях прибережем для других книг, так что, приложив руку к сердцу в знак искренности, поблагодарим их за добрые дела и обратим взор к людям менее праведным, но более забавным.

Как обычно, после литургии прихожане усаживались за столы. Две вдовы в двух огромных кастрюлях готовили долму из виноградных листьев и гирду – кисломолочную рисовую кашу. Из огромного самовара наливали чай, согревавший и тела и души. Это было время дружеского общения, обмена новостями и, как мы уже заметили, порой и деловых переговоров.

Именно в тот момент, когда, наевшись, Лилит Ханум попивала чай, к столу, где сидела она и другие женщины, подошел благообразного вида прихожанин с пышными седыми волосами. Ему было примерно за шестьдесят, и все в нем говорило об искренности и порядочности. Он любезно поприветствовал всех присутствующих и обратился к Лилит Ханум:

– Уважаемая, у меня есть к вам одно дело. Могу ли я обсудить его с вами… – Он запнулся: видимо, дело было деликатным и он раздумывал, как бы это высказать, чтобы никого не обидеть и не вызвать пересудов и домыслов. – Видите ли, речь идет о моей семье, и я хотел бы поговорить с вами потом, когда вы успеете со всеми тут пообщаться. Я не хочу быть назойливым и мешать вам…

Поскольку извинения обещали быть долгими и церемонными, Лилит Ханум по возможности вежливо прервала почтенного прихожанина, заверила его в том, что успела тут со всеми пообщаться и практически допила свой чай, поэтому она не станет заставлять его ждать. И если почтенному собеседнику удобнее разговаривать в менее шумном месте, то можно переместиться на церковный двор. Так они и сделали.

– Меня зовут Гиваргис, – представился прихожанин. – Я с некоторого времени вижу вас тут, навел о вас справки. Вы женщина зрелая, рассудительная, судя по всему – практичная, к тому же очень красивая. Нет, это не комплимент, не благодарите. Я также в курсе вашего семейного положения.

Лилит Ханум вздохнула. Быть разведенной женщиной в Кярманистане означало вечно находиться в центре мужского внимания. Звучит вроде бы заманчиво, но какого рода это внимание! Предложения весело провести вечер, ритмично поскрипывая кроватью, сыпались со всех сторон от мужчин, годящихся ей как в сыновья, так и в отцы. Причем предлагали это совершенно незнакомые люди – в автобусе, в супермаркете да просто на улице! Иногда эти предложения вежливо упаковывались и звучали как приглашение в ресторан кярманской кухни с намеком на веселое продолжение. Отказы никого не расстраивали, и в целом кярманские мужчины были вполне милы и безобидны, но со временем Лилит Ханум любой комплимент стала принимать настороженно и заранее готовилась к мирному, но решительному отпору. Но ни соседи, ни прихожане никаких таких вещей обычно не позволяли. Заметив некоторую настороженность собеседницы, Гиваргис тут же пояснил:

– Не подумайте плохого, намерения у меня абсолютно честные. Сразу перейду к делу: у меня есть брат, ему пятьдесят пять лет, он живет в Чикаго. Он успешный человек, у него имеется американское гражданство и собственный бизнес, но его жена, к сожалению, с ним развелась. Что уж у них там не заладилось, мне не совсем понятно, но вот такое дело. – Благообразный Гиваргис сокрушенно развел руками. – Он хочет жениться еще раз, ищет женщину со схожим жизненным опытом, разведенную или вдову. Наличие детей значения не имеет. Через неделю он приезжает ко мне погостить, вот я и подумал: а что если вам познакомиться? Встретитесь, пообщаетесь, а там посмотрим, вдруг да сложится? Ну а если не сложится – тоже не беда.

Лилит Ханум смущенно улыбнулась: вот оно что! Она внимательно посмотрела на Гиваргиса и подумала, что если его брат такой же интеллигентный и благообразный, то и очень даже и хорошо. В конце концов, почему бы и не сходить замуж еще разок?

– Ну… – кокетливо протянула она. – Я даже не знаю… В принципе, дело хорошее, я с удовольствием с ним познакомлюсь. Ничего не обещаю…

– Конечно, конечно, – горячо заверил ее Гиваргис, – что тут можно обещать! Я вас познакомлю, представлю друг другу, а там сами разберетесь, люди взрослые. Если вы не возражаете, можно мне дать ему ваши координаты, чтобы он мог позвонить или написать предварительно? Вот, кстати, его фото.

Гиваргис протянул Лилит смартфон, с экрана которого улыбался немолодой, но симпатичный мужчина. У него были правильные черты лица, карие глаза с длиннющими ресницами, он был гладко выбрит, короткие черные волосы бодро топорщились ежиком. Для пятидесяти с лишком лет он выглядел очень даже моложаво. Жаль, конечно, что на фото было только лицо, но у Лилит Ханум еще будет время рассмотреть потенциального жениха целиком.

– Да-да, конечно, – кротко прощебетала она, – запишите мой телефон, пускай звонит, пишет, буду очень рада. А как его зовут?

– Сэм. То есть по-тамошнему Сэм, по кярманским документам он Шмуил. В Штатах его записали Самюэлем, сократили, получится американский дядя Сэм.

Оба рассмеялись. Прощание было душевным и уже почти родственным. Гиваргис сразу понравился Лилит: вежливый, немного застенчивый, он произвел впечатление уравновешенного и тактичного человека. От такого же мужа Лилит Ханум не отказалась бы. Конечно, жених на десять лет ее старше, а Лилит предпочитала ровесников, но чем старше становишься сама, тем менее существенна разница в возрасте. Да и вообще вся эта история ни к чему пока что не обязывает. Жаль только, что Лилит почти все время занята ремонтом, времени на свидания маловато, но можно же будет убежать на полдня, оставив рыцарям Круглого стола достаточный для их выживания запас кофе. Ну и потом, дожив до пятидесяти с лишком лет, человек должен вполне представлять себе, что такое ремонт.

Вернувшись из церкви, накормив веселую бригаду и пару раз сварив кофе, Лилит Ханум услышала жалобное попискивание телефона: его тоже надо было «покормить» электричеством. Ставя мобильник на зарядку, Лилит увидела пару сообщений от человека по имени Сэм. Он вежливо представлялся, ссылаясь на утренний разговор с братом. Лилит ответила ему и через минуту уже болтала с потенциальным женихом по видеочату. Он ее не разочаровал: то же приятное лицо, что и на фото, открытая улыбка, добрый взгляд. Изъяснялся он то по-ассирийски, то по-английски, умеренно сетовал на одиночество, говорил, что давно мечтал о мудрой зрелой женщине рядом. То, что он рассказал о себе, вызвало у Лилит Ханум уважение и восхищение. По образованию он был физиком, долгое время преподавал сопромат в Шахинском государственном университете, потом, в смутные годы, вместе с женой и детьми уехал в Чикаго, где первые три года работал то на автомойке, то на заправочной станции. Скопив небольшую сумму, основал свою фирму, которая занималась расчетом прочности металлических конструкций при строительстве. Фирма была небольшая, но приносила, по словам Сэма, стабильный доход.

– Ну а ты как тут живешь? – спросил он. – Тяжело, наверное?

– Ээээ, ну как сказать? Недавно переехала, делаю ремонт. Есть, конечно, непростые моменты, но в целом очень даже весело.

– Да ладно, знаю, как вам там тяжко живется… А вот у нас в Америке совсем другая жизнь. Выйдешь за меня замуж, увидишь.

Лилит Ханум осторожно намекнула, что насчет свадьбы еще ничего не решено, поскольку для начала надо бы встретиться, посмотреть друг на друга. Сэм, конечно же, согласился с таким разумным подходом.

– Приятно иметь дело с умной женщиной. Я уверен, что мы поладим. Я буду считать дни до моего приезда в Шахину.

Разговор кончился романтическим покачиванием головы на манер китайского болванчика, многократным взлетом и падением бровей Сэма и нежным воздушным поцелуем. Что умеют делать восточные мужчины, так это очаровывать и играть бровями. Лилит Ханум тоже сделала бровями туда-сюда в знак выражения зарождающихся ответных чувств. В конце концов, почему бы и не начать новую жизнь со свадьбы? Кто вообще сказал, что свадьба обязательно должна быть в конце истории, а не в самом начале?

С тех пор они общались каждый вечер. Сэм был приятным собеседником, правда, иногда говорил излишне суетливо и заливисто смеялся над собственными шутками. По темпераменту он был не очень похож на своего благообразного брата, но в целом производил более чем приятное впечатление. Никаких излишне игривых намеков в разговоре и переписке он не допускал и посылал фото только своего лица, не более. Этим он просто пленил Лилит Ханум, которую менее воспитанные интернет-поклонники успели уже забросать фотографиями других частей тела, недостойных быть упомянутыми в нашей книге.

Перед его приездом Лилит Ханум снова пришлось оставить своих рабочих наедине с пачкой кофе и джезвой и провести полдня в салоне красоты. Там ей зачернили пробивающуюся кое-где седину, сделали модное в том сезоне каре, привели в идеальное состояние руки и ноги, накрасив ногти таким ярким красным цветом, от которого жених должен был непременно потерять голову. Фото Лилит с маникюром и укладкой было немедленно отправлено в Чикаго, откуда моментально пришло сообщение в виде картинки с розочками и сердечками, такими же ядовито-красными, как маникюр Лилит. Потом Сэм написал, что тоже идет в салон красоты стричься и красить волосы в черный цвет, потому что он не смеет оскорбить взор невесты своими сединами. Лилит Ханум также отправила сердечко. Можно сказать, что начало у романа было более чем правильное. До приезда дядюшки Сэма оставалось два дня.

Отделочные работы на верхнем этаже уже подходили к концу. Рабочие белили потолки, витиеватые мотивы их песен раздавались теперь откуда-то сверху. И если бы Лилит Ханум знала армянский, то поняла бы, что припев звучал так: «Кто тот ослу подобный архитектор, который придумал делать такие высокие потолки? Господи, Господи, как угрожающе качается моя старая стремянка! Почти четыре метра потолки, четыыыре мееетра потолки! Вай, вай!»

Генрих скакал по дому весь белый, будто Пьеро, и недовольный тем, что побелка плохо отмывается с его зеленой шкурки и теперь придется эту шкурку сбрасывать.

– Не опыляй мне мозг, – беззлобно отвечала Лилит на его жалобы. – Тебе и так время линять, весна уже прошла, а ты на линьку до сих пор не раскачался. Небось, давно уже новую резиновую шкурку отрастил.

Генрих обижался, но возразить против правды нечего. Ему и впрямь было давно пора линять, но лень.

Постепенно верхний этаж дома стал светлым, уютным и пригодным для жилья. Появлялись кое-какая мебель и бытовая техника; периодически, несмотря на то, что ремонт еще не был закончен, в доме заводились гости. По вечерам во дворе Лилит Ханум накрывала стол и зажигала специально купленный для этой цели фонарь со свечой внутри, похожий на старинную восточную лампу. Оставались только мелочи, например новые розетки и дополнительное освещение.

Как-то раз утром вместе с бригадой приехал пожилой русский инженер-электрик, похожий на Санта Клауса: круглые очочки, белые кудри вокруг лысины, белая борода. Представляя его Лилит Ханум, мастера почему-то покатывались со смеху.

– А вот и наш Александр Анатольевич, – сказал Артур и прыснул в кулак.

– Вот так они всегда, – посетовал инженер.

– А почему? – поинтересовалась Лилит Ханум.

– Да все из-за моей фамилии.

– А что с вашей фамилией? Она смешная или неприличная?

– Ах, если бы, милая моя, если бы… Мерлин моя фамилия. Мерлин Александр Анатольевич.

Лилит присоединилась ко всеобщему веселью и хохотала до слез, так что сурьма под глазами размазалась и сделала ее похожей на жизнерадостную панду.

Вечером, когда дом опустел, а Генрих удалился в сад, чтобы вдали от нескромных взоров наконец-то снять с себя старую кожу, Лилит Ханум устроилась на своей резной кровати и начала упоительную виртуальную беседу с женихом. На экране телефона возникло приятное лицо дядюшки Сэма.

– Привет, о роза среди роз! – сказал он.

Лилит поздоровалась более сдержанно.

– Послезавтра я буду рад увидеть тебя! Нет, ты можешь не приезжать встречать меня в аэропорт. Меня встретит брат, а потом представит нас друг другу.

– Да, это наилучший вариант, – согласилась Лилит Ханум. Ей совершенно не хотелось тащиться в аэропорт.

– И я очень надеюсь, что это будет прекрасным началом нашей совместной жизни! Я буду любить тебя, холить и лелеять. Ты увидишь, я очень спокойный и позитивный человек.

Слово «позитивный» он вставил по-английски, хотя, по мнению Лилит, в родном языке можно было найти ему какую-нибудь замену. Но это самое слово, видимо, оказалось дорого заокеанскому собеседнику.

– Я очень и очень позитивный человек, – продолжал он. – Никогда не расстраиваюсь, никогда не жалуюсь на проблемы. Я знаю, у вас там принято жаловаться на жизнь, а в Америке не так, у нас все настроены на позитив.

– Ээээ… Да как-то я особых жалоб ни от кого не слышала, – робко возразила Лилит Ханум.

– Да ладно, я лучше знаю, я тут вырос и никогда больше сюда не вернусь.

– А… Я планирую остаться здесь насовсем. Как это будет сочетаться с нашей совместной жизнью?

– Мы поговорим об этом, когда встретимся. Ты многого не знаешь об Америке. Ты ведь никогда не была там, верно?

– Да как-то не доводилось.

– Вот видишь! Я расскажу тебе о позитивном мышлении и настрое на успех.

Слова «позитивное мышление» и «настрой на успех» тоже были сказаны на английском, но не буду загружать читателя иностранными словами. Дядя Сэм столь обильно пересыпал ими свою ассирийскую речь, что вздумай я передать его реплики в том виде, в каком они были сказаны, получилась бы малоприятная двуязычная абракадабра. А я не хочу, чтобы на меня накинулись защитники чистоты русского языка.

Влюбленные слегка поворковали, как положено, поиграли бровями, и Лилит Ханум закончила день с надеждой на то, что жизнь окончательно входит в правильную колею, вот даже и жених уже появился.