Читать книгу На пороге великой смуты - Александр Владимирович Чиненков - Страница 2

Рождество они встретили вместе, и даже приятно. У них царила полная гармония. Этому немало способствовала Жаклин. Казалось, она позабыла о своей слабости к Архипу. Капитан Барков был очарован. Она снова показалась ему очень умной и красивой женщиной, к тому же её несчастье давало ей, по его мнению, право на его сочувствие.

Но Жаклин по-прежнему не была в него влюблена. Она провела уже много времени вместе с Барковым, и он был неизменно внимателен к ней. А сегодня он всю праздничную ночь почему-то рассказывал о другой женщине, которую Жаклин не знала и никогда не видела.

Женщине не надо быть влюблённой, чтобы при подобных обстоятельствах почувствовать досаду, ей даже не надо признаваться себе, что это её задевает. Жаклин не сознавала причины своей досады. Просто восхищение, с каким капитан рассказывал о той, другой из Петербурга, нервировало её.

Но Жаклин недолго сердилась на Баркова, и к утру они снова стали добрыми друзьями. Он не мог ей не нравиться, так как с ним сегодня было приятно разговаривать. И всё же он не совсем ей нравился, так как ей казалось, что он разговаривает с ней несерьёзно. Он как будто играл с ней. Она узнала его достаточно хорошо и понимала, что он на самом деле серьёзный, склонный к раздумьям человек, способный на глубокие душевные терзания из-за своих убеждений. Но с ней он всегда был мягко шутлив. Если бы улыбка хоть однажды исчезла из его глаз, она, быть может, могла бы попробовать полюбить его…

Барков чувствовал себя рядом с Жаклин таким сильным и крепким, что она представлялась ему страшно слабенькой. Она так мала, так непрочна, у неё такие нежные косточки, такие слабые мускулы, такие маленькие ножки. Её слабость умиляла его и притягивала. Он твёрдо верил, что обязанности его, как мужчины, охранять её, брать на себя все заботы, быть защитником и помощником. И вот она рядом… Жаклин – эта неизвестная красивая женщина, далеко не напоминающая коварную жестокую преступницу, на которую велась охота, – одна, с кучей навалившихся на неё забот. Он так ясно представлял себе её беспомощность среди нахлынувших житейских дел. Кто поможет ей вырваться из порочного круга, в который она попала, быть может, и не по своей вине? Кто спасёт её, если вдруг реальная опасность будет угрожать её жизни?

Барков потянулся в кресле, удручённый чужим горем. Он подыскивал слова, которые должен прямо сейчас сказать думавшей о чём-то своём Жаклин, чтобы утешить её: «Не печалься, дорогая, всё не так уж плохо, как ты думаешь. Хочешь, я вытру твои слёзы, милая госпожа».

Нет, эти слова не годились, их стыдно говорить Жаклин, не зная, нуждается ли она в них? Но Барков придумывал новые, ещё более нежные: ему было приятно мысленно повторять их и горько сознавать, что вряд ли придётся их озвучить.

– Господи, как мне всё надоело! – вдруг воскликнула Жаклин, вставая с кресла и направляясь к столу.

– Что именно? – тут же спросил Барков, наблюдая, как она схватила графин и наливает в бокал вино.

– Всё, всё, всё! – ответила Жаклин. – Надоел этот проклятый городишко; надоел страх, который я испытываю, ожидая возвращения проклятого Анжели; надоело ожидать смерти от руки проклятого Садыка, который может в любой момент явиться, чтобы отомстить нам. Всё! Всё мне надоело и осточертело!

– Чем я могу вам помочь, госпожа?

– Да что ты можешь! – раздражённо бросила Жаклин. – Тебя, наверное, самого уже разыскивают семью собаками. Или ты всё ещё думаешь, что твоё непоявление в Самаре осталось незамеченным?

– Нет, я так не думаю, – вздохнув, признался Барков. – Но я считаю, что всё ещё много чего стою как мужчина, способный вас защитить!

– Я бы на твоём месте помолчала, «мужчина»! – окончательно разозлилась Жаклин. – По твоей милости сбежал этот негодяй Садык, сбежал Архип, сбежала девчонка. Ох, попадись они мне сейчас в руки. Сама даже не знаю, что бы с ними сделала!

– Госпожа, – улыбнулся Барков, – зачем выдвигать против человека обвинения, заранее зная, что они безосновательны?

– Это ты так считаешь, а я нет! – отрезала она.

– Во-первых, узника из подвала освободил не я, а Нага, – начал перечислять Барков. – Я даже не имел понятия, что кто-то сидит на цепи в вашем доме. Да я и вообще ни сном ни духом не ведал, что под шляпным салоном находится подвал.

– А что во-вторых? – выкрикнула Жаклин, осушив бокал и наполняя его снова.

– Во-вторых, я не знаю, почему сбежала Ания, – ответил Барков. – Вы же с Нагой не посвятили меня до конца в свои планы.

– А Нага? Ты же запер его в подвале? Почему он смог выбраться из него?

– Здесь я признаю свою вину, но лишь частично!

– Частично?

– Именно так.

– Да ты с ума сошёл?!

– Может быть, и так, госпожа, – ухмыльнулся Барков. – Пока вы, одураченные своим же слугой, путешествовали вокруг городского кладбища, я сумел разгадать его козни, проследил за ним и запер его в подвале. Но разве я мог предположить, что стенная перегородка между камерами столь непрочна? Вашему слуге оказалось достаточным кинжала, которым он за ночь сумел выдолбить в перегородке дыру, протиснуться через неё в покинутую Архипом камеру и спокойно выйти из неё через незапертую дверь! А теперь позвольте вас спросить, в чём же я виновен по вашему пониманию?

– Хорошо, я не права, простите меня, Александр Васильевич, – всхлипнула Жаклин. – Но почему мы всё ещё в Оренбурге? Что нас здесь держит?

– Бесподобный вопрос, госпожа, – ответил Барков. – Если хотите, то я кое-что поясню по данному поводу.

– Сделайте милость, Александр Васильевич.

Прежде чем удовлетворить любопытство Жаклин, он подошёл к столу и тоже налил вина в свой бокал.

– Так вот, – начал он, – скажу сразу, что вам бояться нечего, госпожа.

– Приятно слышать, но верится с трудом, – хмыкнула Жаклин пренебрежительно. – Садык…

– Будем называть его по-прежнему Нага, – не очень-то вежливо перебил Барков. – Так вот, одурачивший вас азиат едва ли бродит где-то поблизости. Даже если он и решил отомстить нам обоим, то упустил свой верный шанс. Ему надо было сразу, после выхода из подвала, подняться в ваши покои и прирезать нас обоих! Мы оба не смогли бы ему противостоять. Я был ранен, а вы… женщина, Жаклин, и этим всё сказано!

Барков посмотрел на задумавшуюся «француженку»:

– Скорее всего, он уже утерял интерес к нашим особам. Посудите сами, Жаклин, чего сейчас с нас взять, ради чего можно было бы рискнуть? Я не имею ни гроша за душой, да и вы не намного меня богаче. Золота в бочках он тоже не нашёл, как надеялся! И что может из всего этого следовать?

– И что же?

– Отомстив нам, Нага подставил бы себя под нешуточную угрозу. А ему это надо? Я думаю, что он ищет сейчас Анию, чтобы вытянуть из её отца побольше золота!

– Он любит её, – сказала Жаклин.

– Едва ли, – усомнился Барков.

– Я знаю это.

– Быть зятем хана Малой орды тоже хорошая перспектива, – продолжил развивать свою мысль капитан. – Во всяком случае, хитрый азиат Нага – везде в выигрыше!

– А Архип? Почему он освободил его? – спросила уже спокойно Жаклин.

– Над этим я думал мало, – ответил, хмуря лоб, Барков. – Мне наплевать на этого узника, наплевать на причину, из-за которой вы его упрятали в подвал, и наплевать на то, что он благополучно сбежал из подвала. Вы не собирались брать его с собой, Жаклин, а это для узника было равносильно смерти!

Говоря это, капитан, конечно же, умолчал о своей полной осведомлённости относительно плана Наги и Жаклин, но решил не заострять на этом внимания «француженки» и продолжил:

– Я думаю, что Нага освободил Архипа, чтобы досадить вам, Жаклин. И если бы я не запер азиата, он где-нибудь вашего узника, несомненно бы, прирезал.

– Получается, что вы спасли Архипу жизнь? – горько усмехнулась Жаклин.

– Может быть, не надолго, но я его спаситель! – не без гордости согласился Барков.

– Для меня было бы лучше, если бы Нага его прирезал! – оскалилась хищной улыбкой Жаклин. – Во всяком случае, мой кошмар на этом и закончился бы.

– Вас связывает с кузнецом какая-то тайна?

– Уже нет. Хотя я очень на это надеюсь! – Они помолчали, затем наполнили бокалы вином и выпили. – Я чувствую, что вы не сказали мне самого главного, Александр Васильевич, – сказала Жаклин. – Того, что удерживает вас здесь, в Оренбурге?

– Нас с вами, прекрасная госпожа, – уточнил Барков и сразу же продолжил: – Мне нужен Анжели. Неужели вы ещё этого не поняли, Жаклин?

– И только ради этого мы торчим в этом гнусном городе? – ужаснулась она.

– Именно так.

– Но почему вам понадобился Анжели? По долгу службы или…

– Раз с карьерой у меня ничего не получилось, то я решил поправить наши с вами дела за его счёт.

– И как вы собираетесь это сделать?

– Дождаться его.

– Вы думаете, он привезёт деньги?

– Всенепременно. Он привезёт с собой много золота.

– Почему вы так в этом уверены, месье? Вы осведомлены о его тёмных делишках?

– Нет, я лишь хочу заполучить его золото и уехать с вами за границу.

– Но он очень опасный человек, поверьте мне.

– Я тоже.

– Неужто?

– Да, особенно если сильно этого захочу! – А «ангел-хранитель», оставленный Анжели? Вы про него забыли, капитан? – повеселела Жаклин.

– Нет, он подстрелил меня и теперь временно спокоен.

– Так ли это, Александр Васильевич?

– До приезда Анжели он больше не предпримет никаких действий.

– А сейчас, в эту рождественскую ночь, он наблюдает за нами? Как вы считаете, Александр Васильевич?

– Не могу знать. Но я больше не подставлю под его пули свою голову!

Жаклин взяла в руки графин и очаровательно улыбнулась.

– Я предлагаю выпить за Рождество, господин капитан! – воскликнула она, торжествуя. – Надеюсь, вы не откажетесь ко мне присоединиться?

– Всегда рад услужить вам, прекрасная госпожа, – улыбнулся ей в ответ капитан. – Я вдвойне счастлив, когда мои действия доставляют вам искреннее удовольствие!

* * *

Нага курил опий уже вторую неделю. Голова его отяжелела, а глаза слезились. Откинувшись на подушки, он задумался, с горькой иронией вспомнив, как безнадёжно провалился блестяще разработанный им план. В бочонках французов вместо золота оказалась медь, Ания укатила куда-то с кузнецом Архипом… Даже Барков оказался жив, хотя он сам видел, как неизвестный разрядил в него, в упор, оба пистолета. Калык исчез, разбежались все его сабарманы. А сейчас Нага прозябает у дальнего родственника в Сеитовой слободе и курит опий, страдая от тоски и безысходности. Увы, вокруг нет ни одного человека, на которого можно было бы положиться.

Нага лежал не вставая, как старый мерин. Он окончательно одурел от опиума. Где же найти людей, у которых огонь пышет изо рта и с клинка сочится кровь?

Наге стало страшно.

– Махмуд, – он толкнул дремавшего рядом двоюродного брата. – Вставай, лежебока, дело есть.

Тот нехотя приподнялся с подушки.

– Что такое, Садык?

– Дай мне твоего коня, я поеду в город.

– Моего коня?

– Да, твоего Араба.

Услышав, что речь идёт о его породистом красавце жеребце, Махмуд окончательно проснулся и протрезвел.

– Я запрягу тебе другую лошадь в телегу, брат мой.

– Я не привык ездить в телеге, Махмуд.

– Ну тогда я запрягу того жеребца, которого мне Калык на сохранение оставил.

– Нет, он слишком резв и злобен. А я не намерен объезжать его.

Первый раз за всё время они начали ругаться, и в голосах их – резком и нервном у Наги и язвительно-мягком у Махмуда – вдруг зазвучала если не ненависть, то явная неприязнь друг к другу.

Нага настаивал. Но Махмуд не мог отдать своего арабского чистокровного жеребца, подаренного ему отцом еще жеребёнком.

Он вспомнил, как купал своего Араба, лоснящегося на солнце, в Сакмаре-реке. Солнце опускалось за верхушки деревьев, заливая небо на западе до линии горизонта пунцовым светом вечерней зари. Араб с длинной шеей и тонкой спиной выпрыгнул на берег, встряхнулся и привычно нагнул голову. В рубашке и шароварах, засученных выше колен, Махмуд расчёсывал ему гриву.

– Нет, Араба я тебе не дам, – категорически отказал он. Нага насупился:

– Не буду настаивать. Запряги кого-нибудь другого.

Махмуд вышел в конюшню. Почуяв хозяина, Араб радостно всхрапнул и замотал головою.

Махмуд посмотрел на лошадь. Чёрные-пречёрные глаза жеребца были спокойны. Горделивая шея изогнулась. Не конь – орёл! Ах, если бы ему ещё крылья! А когда он в минуты слабости обнимал шею своего красавца, на душе сразу становилось спокойно и легко.

Как-то раз возвращался он домой из Оренбурга в Сеитову слободу. Дело было к вечеру. Откуда-то из степи показался конный отряд сабарманов. Выхватив сабли, разбойники поскакали за ним. Выпущенная стрела впилась ему под правую лопатку. А что было потом, он и не помнит. Когда пришёл в себя, Махмуд открыл глаза, смотрит – он у ворот своего дома сидит на Арабе, обняв его за шею. Вот это верность! Он очнулся.

– Я хочу скорее вернуться, – донёсся до его ушей голос Садыка, который стоял сзади. – Мне нужен быстрый конь.

– Слушай, Садык, – сказал Махмуд с непримиримой холодностью, твёрдо уверенный, что его брат собирается бежать куда-то на его коне. – Я сам вырастил своего Араба! Я сам приучил его к седлу, и до сих пор никто чужой до него не дотрагивался. Хочешь, возьми мою душу, но Араба я тебе не дам.

– Для чего она мне, – недружелюбно усмехнулся Нага. – Ладно, запрягай мне коня Калыка. Он не хуже твоего Араба.

Махмуд запряг коня, которого Калык забрал у безжалостно зарубленного хозяина.

– Он хорошо под седлом ходит, – сказал он, подавая уздечку Наге. – И не злобный вовсе.

– Давай не оправдывайся, – хмыкнул Нага. – Завтра вернусь. Жди меня.

Когда Нага уехал, Махмуд вернулся в дом, набил в чилим опий, закурил и лёг на постель, уткнувшись головой в подушку. Перед глазами его замаячило злобное лицо свалившегося как снег на голову Садыка.

Так и не уснув до рассвета, Махмуд поднялся с мутной головой. В окне виделось посеревшее небо, серебристо мерцали на нём последние звезды. Мысли путались: не бросить ли всё и не бежать ли куда подальше, пока Садык не втянул его в очередную неприятную историю?

Утро занималось ясное. Махмуд умылся и вышел из дома. Во дворе его ожидал незнакомец – низенький татарин в заношенном тулупчике.

– Чего тебе? – спросил Махмуд, нагоняя на себя важность. – Я милостыню не подаю, и работников мне не надо!

– За конём я, – ответил незнакомец. – За тем, которого тебе на присмотр оставили.

Махмуд покачнулся, как будто его ударили кулаком по голове. Дрожь пробежала по телу.

– О каком коне ты говоришь, бродяга? – едва ворочая языком, спросил он.

– Ты знаешь о каком, – ответил татарин. – А ещё кошель с золотом велено вернуть, который вместе с конём на сохранность оставлен.

У Махмуда вытянулось лицо.

– Да-да, ты правильно подумал, – усмехнулся татарин. – Хозяин велел всё сполна вернуть. Сам он попозже заглянет, как только дела свои уладит…