Читать книгу Больше боли. Книга 2. Дроздовый пай - Алексей Иванович Левин - Страница 5

Оглавление

5

.

«A pocket full of rye. Four and twenty blackbirds baked in a pie»1.

Я тупил на паре по практике языка. Заниматься совсем не хотелось, тем более планировать свою карьеру, используя при этом английский язык. Вместо успешного бизнес-плана у меня была детская песенка о шестипенсовике. Я думал обработать ее как-то по-умному, обойти классиков, так сказать, но ничего особенного не выходило. Потом мне пришло сообщение ВК.

Это был Паша. Он прислал мне какую-то фотку. Увеличив фотографию, я увидел Антона, который сидит в кафешке напротив девушки.

«When the pie was broken, the birds began to sing…»2.

– «И что?», – спросил я у Паши. Анимешник сразу же отписался:

– «Просто увидел Антона в кафе. Ты знаешь, кто эта девушка?».

Конечно же, я не знал. Да и какого черта я должен был знать, с кем он встречается. Может, это по работе. Может, еще что. Но Паше не нужно было подавать намеки:

– «Знаю. А тебе что с этого?»

Тут Паша замялся и очень долго не отвечал. Потом я прочитал:

– «Как ты?»

– Now, Artem, what is your plan of how to become a highly-skilled specialist?3

Я вздрогнул и поднял голову на Наталью Сергеевну. У меня в тетради по поводу бизнес-плана были нарисованы птички и какие-то жуткие рожи, поэтому пришлось импровизировать примерно минут на семь. Когда я получил возможность вернуться обратно в онлайн общение, Паша уже был не в сети. Ну и чудно. Отлично пообщались старые друзья. Я бросил ему высокомерное: «Лучше всех» и тоже вышел из сети. Знай наших.

Но картины того, как они там с Гейорги устраивают романтик, трахаются в ванной при свечах и признаются друг другу в любви под летящими розовыми шелковыми шторами продолжали мучить меня вплоть до обеда. Там-то, в магазинчике через дорогу, меня и застал Антон, пока я заглатывал двойную шаурму, обливаясь майонезным соком.

– О, даров. – Он хлопнул меня по плечу и тоже заказал себе обед. – У меня отличные новости!

– Да? – Промямлил я с набитым ртом. – И что такое?

Он встал напротив у стойки с разведенным кофе. Сделал глоток.

– В общем, сейчас звонили с завода. Они приглашают меня на полставки к себе в качестве штатного переводчика, пока их дурында в декретном отпуске.

Я воззрился на него и не сразу понял, что капаю майонезом себе на джинсы.

– Круто, это очень круто. – Наконец, выдавилось у меня изо рта. Я стал поспешно вытирать пятна на джинсах. – А что с учебой? Нормально? Получится совмещать?

– Тем, да я ради такого места на все готов! Даже тот факт, что они уже позвонили, говорит о том, что им понравилось, как я работал, они рассматривают мою кандидатуру!.. И, может быть, если я поработаю у них подольше, они после выпуска меня к себе уже официально возьмут!

Я чуть не зарыдал от зависти. Максимум, какого звонка мог ожидать я, так это из той школы, в которой я проходил практику. И вести о том, что они готовы меня взять даже на полную ставку уже сейчас, без диплома, вряд ли вызвали бы во мне аналогичную бурю эмоций.

– Круто. – Опять сказал я и постарался изобразить подобие улыбки. Вышел оскал. – Очень рад за тебя, Тох. Правда.

– Да ладно тебе. – Он снова затряс меня. – Не переживай. Ты еще найдешь свое место. Ну, может я там по своим пошарю, когда освоюсь, и протолкну тебя. Не пропадем!

И он накинулся уплетать свой обед. Мне показалось, что шаурма, которую я только что с аппетитом почти что доел, мгновенно скисла в желудке. У всех жизнь налаживается! Один я на обочине, как какой-то ободранный пес, с надеждой всматривающийся в проезжающие машины в ожидании прежних хозяев. Собери сопли, Воганов, ты точно не счастливчик в этой жизни.

О девушке, с которой он сидел буквально парой часов ранее, Антон не упомянул.

Я думал, что Антон порадовался и будет с него, но его прямо прорвало в этот день. Он прожужжал мне всю голову после пар, потом куда-то провалился и явился с бутылкой виски. Мне совсем не улыбалось отмечать почти что трудоустройство своего сумасшедшего соседа с садистскими наклонностями. Тем не менее, выпить тоже хотелось. Мы по-быстрому соорудили нехитрую закуску и уселись отмечать, как всегда, на моей кровати возле окна.

Когда мы уже значительно охмелели, в дверь снова постучали. Я пошел открывать и там снова была Калинка. У меня даже спина заныла от того, насколько эта ситуация похожа с недавней.

– Слушай, я, наверное, тебя уже задолбала. – Сказала она сквозь щель неуверенно. – Но можешь еще раз помочь? Там уже не надо ни с кем разбираться. У меня лампочка в туалете перегорела, я сама боюсь ее менять.

Я так сильно закатил глаза, что должен был увидеть свой затылок изнутри.

– Калинка, этим вообще-то местные ремонтники занимаются. – Сказал я, дыша на нее алкогольными парами.

– Я оставляла заявку воспитке, но это еще два дня назад было, никто не пришел, а писать и умываться в темноте очень неприятно.

– Ладно. – Я постарался особенно раздраженно хлопнуть дверью, когда закрывал ее. Опять пошел напяливать толстовку.

– Э! – Сказал мне с кровати Антон. – Ты куда опять?

– Калинка со своими проблемами мозги *бет. – Я застрял в толстовке башкой, поэтому мне пришлось вылезти, поправить одежду и снова окунуться в мир синтетики.

– И что?

Справившись с толстовкой, я посмотрел на Антона. Как-то хитро улыбнувшись, он поманил меня к себе. Даже не знаю, чего я пошел.

– Я спустил все на тормозах потому, что в прошлый раз ты и так получил от меня. – Зашипел он, схватив меня за шею и пригнув к себе. – Не думай, что можешь шляться, с кем тебе захочется. Тем более с шалавами своими.

– В смысле? Ты охерел? – Я не с первого раза высвободился. – Что я, собственность твоя, или как?

– Попи*ди мне еще. – Он встал и угрожающе двинулся на меня. – Если хочешь, чтобы было все серьезно, завязывай со своими девчулями.

– Что серьезно? – Я опять услышал за спиной стук. – Ты думаешь, это у нас с тобой все серьезно? Мы же просто живем вместе. Ничего личного. А то, что потрахаться иногда, это так, общажный синдром.

Перед тем, как он впечатал меня спиной в дверь, я увидел, как налились кровью его глаза от того, что только что произнес мой рот. Он схватил меня за подбородок наподобие клещей.

– Че ты, че ты смотришь, сука, а? – Я постарался высвободиться, но на этот раз не получилось. – Как с какими-то бабами левыми по ресторанам ходить, так всегда первый. А как мне кому-то помочь, сразу шалавы и запреты. Иди ты на *уй со своими двойными стандартами, понял? С кем хочу, с тем и гуляю!

Я захлебнулся другими словами, потому что он вмазал мне по роже и толкнул в глубину комнаты. Следующий удар свалил меня с ног.

– Подожди!.. Я… Мне…

Нечем было дышать. Он знал, куда бить. Я скрючился на полу, но мои мольбы все равно не смогли остановить еще пару ударов ногами по животу и ребрам. Легкие взорвались от недостатка воздуха. Мне удалось перевернуться на спину, хватая распахнутым ртом сырой, болезненный воздух. Я был словно рыба, выброшенная на берег. Рыба с крючком в самых кишках. По вискам текли слезы. Из рассеченной губы сочилась кровь.

Увидев, что мне совсем херово, Антон внезапно переменился в лице. Рухнул подле меня, сгреб в охапку. Зашептал извинения и слова любви, сдабривая все это поглаживаниями. Я и хотел бы высвободиться, но не мог; ершистая, колючая боль вилась на боках и расходилась кругами на животе и груди. Из пересохшего горла слышно было только хрипы.

– Тебе сесть надо. – Он обхватил меня со спины и усадил промеж своих ног, как маленького ребенка. – Вот так. Дыши понемногу, не торопись. Положи руки мне на колени, наклонись вперед. Вдох. Выдох. Вдох.

Когда дыхание стало понемногу восстанавливаться, первое, что он услышал, было:

– Сука…

Потом я еще минуты три пытался что-то сказать, но не получалось. Он крепко обнял меня и опять возобновил свою молитву садиста, говоря, какой он мерзкий и как вообще его только земля носит, и что он так не хотел.

– Это все виски, чертов виски. Прости меня, Тем. Прости, пожалуйста. Я не хотел тебя бить, это само… Это ревность. Я не должен был так поступать. Ты этого не заслужил.

Я закашлялся и едкая боль, наконец, отхлынула. Губа распухла и саднила.

– Пусти меня, *уесос. – Я толкнул его и встал на четвереньки, потом поднялся. Ушел в ванную. Когда вернулся в комнату, протянул ему перекись водорода и ватный диск.

– На, вытри мне.

Он бросился мне помогать так поспешно, что мне даже захотелось расхохотаться. Но вместо этого я просто сел на свою кровать и подставил лицо под прохладные прикосновения влажной ваты. Внутри как будто бы все выели. Не было сил, не было эмоций, не было мыслей. Я проваливался в болото. Антон тянул меня в забытье, на теплое дно, к другим таким же обглоданным жертвам. Мне некуда было идти. Это был мой выбор. Я отрубился спустя полчаса в его тепле, под его извинения и осторожные, извиняющиеся поцелуи. Со мной было покончено. Маленькая рыбка замерла в его ладони в окружении собственной крови, чешуи и дерьма.

На следующий день я едва поднял себя на пары. В теле царила ужасная ломота. Я было обрадовался, что простудился и как в тот раз смогу отлежаться, однако вердикт градусника был неумолим: 36.8. Антон так расстарался от чувства вины, что даже сам приготовил нам завтрак. Чуть ли не подал в постель, если бы не проворонил мое пробуждение, пока был на кухне. Я же в это время протащился от кровати до ванной и взглянул на свое отражение.

На меня оттуда глянули потухшие, бездонные какие-то глаза, безобразная распухшая верхняя губа и ссадины на подбородке. Вид такой, как будто бы я с бомжами вчера спирт жарил. Я умылся, пригладил волосы на макушке. Бомжовый налет немного стерся, но все еще проглядывал. В комнате по моему возвращению царил настоящий уют: кофе, бутеры и даже сваренные вкрутую яйца. Белиссимо.

Ничего не говоря, я сел и принялся за кофе. Антон тихонечко опустился рядом.

– Ничего себе, как у тебя все распухло. – Наконец, отважился сказать он.

Я ничего не ответил. Пить горячий кофе с такой губой было просто невозможно, я старался, как мог. Наверное, со стороны был похож на жеребца, вскидывающего верхнюю губу. Отвратительно.

– Может, не пойдешь сегодня на пары?

– Ладно тебе, не боись, не буду я на тебя заяву писать. – Пробубнил я, справляясь с бутербродом. Все, как в тот раз, боже мой.

– Артем, я хотел извиниться еще раз…

– Ой, да завали. – Я шмыгнул носом. – Смысл извиняться, если ты все равно выводов никаких не делаешь.

– Ну, хочешь, можешь мне тоже вмазать. Я же знаю, тебе хочется.

Я иронично перевел на него взгляд и увидел склоненную передо мной голову.

– Перестань. – Я принялся за второй бутер. – Сегодня что-то не хочется тебя бить.

– Тебе же легче станет.

Я подумал, отпивая кофе. Снова обжегся. И с досады вылил на него остатки кофе.

– Сука, я же ударить просил, а не кипятком ошпарить! – Под мой хохот он взвился и бросился в ванную, полоскаться в холодной воде. – Что ты за человек, Темыч? Тебя как нормального просят, а ты поступаешь, как скотина!.. Бл*ть, жжется!..

Ненормальный человек и вообще скотина Темыч, поржав, переоделся, скидал тетради с учебниками в сумку и поплелся на остановку. Наступал очередной бл*додень.

Первой парой была моя любимая социология. Стараясь особенно не привлекать к себе внимания, я просочился и сел на заднюю парту. Надо было бы придумать какую-нибудь отговорку насчет собственной губы, но так лень было думать. Поэтому я просто стал плыть по течению.

– Воганов!.. – Всплеснула руками Светлана Сергеевна, только появившись в аудитории. – Ты с каждым днем все хуже и хуже. Что у тебя происходит?

Спасибо, Светлана Сергеевна. Благодаря вам я получил максимальное внимание абсолютно от всех своих одногруппников, даже от тех, кто обычно не видит дальше собственного носа. И как она меня сразу вычислила? Искала в толпе?

– Да я это… – Я выпрямился за столом. – Хожу неаккуратно, хе-хе.

Ага, падая то на чужие члены, то на кулаки. Неваляшка.

– Если тебе нужна помощь, обязательно подойди ко мне после занятия.

– Да не надо мне никакой помощи. – Хоспаде, как же стыдно. – У меня все лучше всех!

Она, наконец, отвлеклась от меня и приступила к своим непосредственным профессиональным обязанностям. Но я все равно нет-нет, да ловил на себе ее озабоченный взгляд. Ее сентиментальность меня так расстроила, что я даже не вступал в полемику, как я обычно всегда делал на ее лекциях. Серьезно, Светлана Сергеевна, ведь Вы же были образцом высокомерия. Что за забота? Кому она здесь нужна?

– Артем, – она все-таки поймала меня за рукав, когда я после занятия проходил мимо ее стола, – пойдем, мне тебе надо кое-что сказать. Помоги отнести журнал.

Я опять было закатил глаза, но она в этот момент сунула мне в руки ключи и заставила закрывать аудиторию.

– Светлана Сергеевна, у меня вообще-то занятия в другом корпусе. – Тут я не удержался. – Или что, вы по мне сохнете?

– Так, во-первых, что за тон. – Она отдала мне журнал. – Осознавай, где ты находишься и с кем говоришь. А во-вторых, ничего страшного, мне с тобой по пути, в тот же корпус.

Я заткнулся и покорно пошел рядом.

– Объяснишь, может быть, свои боевые шрамы?

Мимо нас прошла группка первокурсников.

– Я же сказал уже. Шел, упал, очнулся – губа.

Я поймал на себе ее напряженный взгляд и запоздало улыбнулся. Но добродушной улыбки не вышло, в каких все-таки разнообразных процессах участвуют наши губы!.. Я и не знал, пока не повредил их.

– На самом деле, я хотела вот, что тебе сказать. – Мы спустились вместе на первый этаж и стали одеваться. – Знаешь же, что вы курсовую у меня пишете? Тему выбрал?

– Н-нет… До зимней сессии же месяц еще!

– А курсовую надо за две недели до этого сдать. Впрочем, чему я удивляюсь… Человек-студент в действии. Да дело не в этом. – Я открыл перед ней дверь, и мы вышли в густой снег. – В курсовой надо проводить социологическое исследование. Ты же знаешь, да?

– Угу. – Подобная инфа всплывала у меня из дебрей подсознания, но кто я такой, чтобы выкладывать правду-матку перед преподом. – И что?

– Хочу, чтобы ты провел исследование в центре, в котором я работаю.

Я воззрился на нее.

– Почему я?

– Ты единственный, кто хотя бы каплю интереса проявляет к моему предмету, мне хотелось бы продлить наше научное сотрудничество. – Она хитро улыбнулась. Мы перешли сквер и подошли к четвертому корпусу, где у нас располагался лингвистический факультет. – У вас к тому же экзамен на сессии. Будешь сотрудничать со мной, поставлю тебе автомат. Если курсовую напишешь, конечно. – И, раз я пропустил свою реплику, она сделала ручкой. – Определись и сообщи мне на следующем нашем занятии. Усвоил? Ну, до свидания. Береги себя.

Я остался стоять в полном недоумении. С чего бы вдруг такое внимание ко мне? Кто-то что-то разболтал? Она узнала сплетню о том, что я растлеваю малолетних с курсов? Калинка что-то услышала и растрезвонила всем, что меня поколотил сосед? Ворох самых неприятных мыслей и предположений пронесся у меня перед глазами, пока я смотрел, как закрывается за ней дверь корпуса. Потом меня пробрало ознобом, и я заторопился следом, в шум, в тепло, в лихорадку студенческих будней.

Возвращался в общагу буквально без задних ног. Не знаю, с чего бы, но обычно я полон энергии на занятиях, но сегодня выдался буквально-таки каторжный день. Сил не было ни на что: ни на то, чтобы общаться с преподавателями, ни на то, чтобы выступать с проектом, ни даже на то, чтобы пойти в обед перекусить. Вероятно, именно последнее и стало причиной катастрофического упадка сил к вечеру. Но даже не смотря на собственное изнеможение, я все-таки поднялся этажом выше, дабы попасть в курилку. На лестнице я столкнулся с Эллой.

– Тема? – Она не сразу узнала меня. – Что случилось?

И, поняв, в чем причина, так рассердилась, что буквально затащила меня к себе в комнату.

– Это все он, да? Он? – Не получив ответа, затрясла меня за руки. – Тема, ты должен бросить его! Как ты это вообще терпишь? Зачем? Посмотри, что он с тобой делает! Почему ты позволяешь ему так с собой обращаться?..

Она так мельтешила перед глазами, что у меня все завертелось в голове. Я устало сел на стул.

– Любовь – не такая. Когда любят, оберегают, заботятся, а не…

– Элл, дай мне попить чего-нибудь пожалуйста.

Вскоре передо мной стоял стакан прохладной воды, который с я удовольствием осушил до дна. Я все силился и пытался вспомнить, знает ли она настоящую историю, которая приключилась между мной, моей задницей и Антоном. Да и что именно ей рассказал Паша в тот вечер? И что теперь говорить ей?

Элла села напротив меня за стол и уставилась на меня глазами, в которых вспыхивали искренность, решительность и неумолимая привлекательность. Боже мой, какая же она красивая, какая…

– Что тебя держит рядом с ним, я не понимаю. – Она вновь сорвалась и принялась ходить передо мной из стороны в сторону. – Что в нем такого? Ведь даже Паша из-за этого уехал от тебя…

– Паша не из-за этого уехал! – Внезапно взорвался я. – Нашел себе педрилу и съ*бался по тихой грусти. Зато будут теперь друг друга вылизывать! Ахать, охать!

Я заставил себя замолчать. Меня колотило от сдерживаемых эмоций. Все внезапно так опротивело, хотелось уничтожать окружающий мир руками и ногами, разбивать и крошить его. Элла смотрела на меня с нескрываемым испугом.

– Я не могу уйти, я сам на это подписался. – Наконец, выдохнул я. – Это было бы честно, если бы я не знал, какой он, когда начал с ним отношения. Но я знал. Он почти сразу же показал, до какой степени он мудак, он ничего от меня не скрывал. И когда я пришел к нему, я признал, что он мудак, я показал, что мне это нравится. Я поэтому теперь не могу все так просто закончить. Просто не могу!

Мне очень хотелось заплакать в этот момент, но я же мужик, я же кремень, не перед столь очаровательной девушкой распускать нюни. Поэтому я сжал кулаки и вылетел подальше из комнаты Эллы, спрятался от нее в курилке за спинами многочисленных других. Впрочем, с нее было достаточно. Она за мной не вышла.

1

Фрагмент детской песни «Sing a song of sixpence», здесь дается в переводе С.Я. Маршака: Много, много птичек запекли в пирог. Семьдесят синичек, сорок семь сорок.

2

Трудно непоседам в тесте усидеть – птицы за обедом громко стали петь.

3

Итак, Артем, как Вы планируете стать высококлассным специалистом? (перевод автора)

Больше боли. Книга 2. Дроздовый пай

Подняться наверх