Читать книгу Россия – щит Антанты - Алексей Олейников - Страница 4

Мировую войну 1914–1918 гг. принято считать вооруженным столкновением двух могущественных коалиций европейских стран – Антанты и Центрального (Тройственного) блока за передел уже поделенного мира, колонии, сферы влияния и приложения капитала. Это не совсем и не только так – различные государства имели различные жизненные интересы, далеко не все из них обладали колониями. Фактически это была первая тотальная война в Европе против германской гегемонии (лишь несколько европейских стран не были вовлечены в мировую войну).

Германия еще в 1879 г. заключила военный союз с Австро-Венгрией, направленный против России и Франции, к которому в 1882 г. присоединилась Италия. Образовался Тройственный союз – военно-политический блок Германии, Австро-Венгрии и Италии, положивший начало разделу Европы на враждебные коалиции. В ответ Россия и Франция в 1891–1893 гг. создали свой союз. В 1904 г. Англия заключила соглашение с Францией; образовалась англо-французская Антанта (от франц. entente – согласие), а в 1907 г. – с Россией. Так, в 1907 г. в противовес блоку Германии, Австро-Венгрии и Италии был создан союз Англии, Франции и России, именуемый Тройственным согласием, или Антантой.

Создание Антанты было реакцией на сколачивание Тройственного союза и усиление Германии и одновременно попыткой не допустить германской гегемонии на Европейском континенте. Впоследствии в связи с распадом Тройственного союза (Италия в 1915 г. присоединилась к Антанте) оформился германский блок, или Четверной союз (Германия, Австро-Венгрия, Турция, Болгария).

Стоит отметить фактическое отсутствие крупных русско-германских противоречий и существование значительных русско-австрийских противоречий на Балканах (во многом именно это способствовало тому, что Австрийский фронт считался в России главным). Каждая из держав, вступившая в войну, преследовала свои интересы. Россия стремилась отреагировать на германские намерения ослабить ее влияние среди европейских держав с возможным изъятием Польши, Прибалтики и части Украины (это носило скорее теоретический характер), сдержать экспансию Австро-Венгрии на независимые государства на Балканах (Сербию, Боснию, Герцеговину) и укрепить свои позиции среди славянских народов Балкан. Кроме того, Россия стремилась овладеть черноморскими проливами Босфор и Дарданеллы, имевшими важнейшее экономическое и политическое значение. Последнее – главная стратегическая задача, гораздо более важная для России, чем все прочие.

Следует напомнить основные вехи формирования Антанты: в 1891 г. было подписано соглашение между Российской империей и Французской республикой о создании франко-русского союза, 5 августа 1892 г. заключена военная конвенция между Россией и Францией, в 1904 г. было подписано франко-английское соглашение, а в 1907 г. – русско-английское.

Великобритания перед лицом угрозы германской гегемонии была вынуждена оставить традиционную политику «блестящей изоляции» и перейти к политике блокирования самой сильной на тот момент державы континента – Германии. Важным стимулом для подобного выбора Англии послужила немецкая военно-морская программа, а также колониальные притязания Германии. В 1908 г. русский и британский монархи обменялись мнениями по поводу возможной совместной войны против Германии.

В соответствии с франко-русской военной конвенцией Россия должна была выставить против Германии армию в 800 тыс. человек, облегчив положение французской армии, насчитывавшей 1 млн 300 тыс. человек. Конвенция предусматривала взаимную помощь союзников всей совокупностью свободных сил, одновременность мобилизационных усилий, при этом главным противником объявлялась Германия. Но соглашение носило общий принципиальный характер и не учитывало специфики возможной коалиционной войны. Вместе с тем союз с Россией «изменял положение Франции в Европе, создавал для нее несравненно более выгодное положение среди других европейских государств. Он явился важнейшей предпосылкой существования Франции как великой европейской державы».[8]

Англия придавала союзу с Россией очень большое значение, так как понимала, что Франция даже с помощью английской экспедиционной армии не могла противостоять сухопутным войскам Германии. Русско-английское соглашение 1907 г. касалось Тибета, Афганистана и раздела сфер влияния в Иране.

Французский генеральный штаб стремился добиться от своего русского союзника скорейшего энергичного наступления именно на германском театре военных действий. Союзники рассчитали время, необходимое для того, чтобы действия русской армии могли коренным образом повлиять на события на Западном фронте: было определено, что она может войти в первый контакт с германской армией на 14-й день боевых действий; наступление против Германии начнется на 23-й день; воздействие русских войск на Западный (Французский) фронт станет сказываться приблизительно на 35-й день после начала мобилизации, когда русские достигнут линии Торн – Алленштейн.[9]

На совещании начальников союзных генеральных штабов в Красном селе в 1911 г. было определено, что русские войска на Германском фронте должны начать активные действия после 15-го дня мобилизации, продвигаясь: 1) либо в общем направлении на Алленштейн, если противник сосредоточит свои войска в Восточной Пруссии; 2) либо в направлении на Берлин, если германские войска сосредоточатся в районе Торн – Познань. По свидетельству русского военного министра В. А. Сухомлинова, значительное внимание на франко-русских консультациях уделялось сокращению мобилизационного времени.[10] Французы желали, чтобы Россия с самого начала удержала перед собой 5–6 германских корпусов, в свою очередь обещая при направлении германцами главного удара против России перейти в решительное и смелое наступление против Германии.

Тем не менее в планировании союзников и их общении присутствовали значительные недостатки. Генерал-квартирмейстер штаба Верховного главнокомандующего генерал от инфантерии Ю. Н. Данилов дал следующую характеристику вышеупомянутым франко-русской конвенции и совещаниям начальников генеральных штабов держав-союзниц: «Что касается военной конвенции, то таковая вследствие слишком общего характера ее подвергалась впоследствии неоднократным обсуждениям и уточнениям, причем, однако, никогда не менялся оборонительный характер ее задания. Основное условие, при котором должны были начать осуществляться предусмотренные конвенцией меры – “условие враждебной инициативы Германии”, – оставалось фундаментом происходивших совещаний. Обсуждению подвергались лишь частности конвенции, устанавливавшие размеры помощи, время и направление ее, а также другие данные технического порядка, как, например, условия обеспечения взаимной связи, развития железнодорожного строительства и т. д. Очевидно, что конвенция, заключенная еще в мирное время, могла предусматривать вопрос о совместных действиях лишь в первоначальный период войны… Но даже столь важный и существенный вопрос, как вопрос обеспечения единства действий, в течение дальнейшего периода войны никогда в обсуждениях затронут не был, что и должно было привести к той несогласованности этих действий, которая… была причиной весьма многих неудач и создала… чрезвычайно благоприятную обстановку для Центральных держав, занимавших в отношении своих противников выгодное, в смысле стратегическом, внутреннее положение».[11]

Кроме того, главным политическим противником России (что совершенно игнорировалось нашими союзниками) была все же не Германия, а Австро-Венгрия. Большим минусом довоенного общения союзников было также то, что вопрос о едином командовании и общем плане войны даже не ставился.

Вышесказанное наложило существенный отпечаток и на русское стратегическое планирование. В 1912 г. был принят русский план стратегического развертывания в двух вариантах: план «А» – главный удар против Австро-Венгрии, план «Г» – основные военные усилия направлялись против Германии. Решающим было то, куда будет направлена главная часть германской военной мощи – против России (тогда вступал в силу план «Г») или Франции (в этом случае задействовался вариант «А»). Русское командование пыталось увязать собственно русские интересы с обязательствами перед Францией.

По плану «А» предполагалось наступление против вооруженных сил Германии и Австро-Венгрии с целью перенесения войны в их пределы. Задачей русских войск Германского фронта являлось нанесение поражения германским войскам, оставленным в Восточной Пруссии, и овладение последней в качестве плацдарма для дальнейших действий. Австрия же подлежала решительному разгрому. Таким образом, предусматривались ограниченная операция против Восточной Пруссии и операция с решительными целями против Австро-Венгрии.

По плану «Г» предполагался решительный переход в наступление против германских войск в Восточной Пруссии, действия противника на остальных фронтах подлежали сдерживанию. Задача русских армий Австрийского фронта в последнем случае была более скромной: не пропустить противника в тыл русским войскам, действующим против Германии.

Исходя из количественных показателей сосредоточения русских войск, следует отметить, что вопреки предвоенным совещаниям начальников штабов союзных армий русское стратегическое планирование рассматривало в качестве главного противника не Германию, а Австро-Венгрию, что диктовалось собственно русскими интересами. Русский военный историк и участник войны генерал-лейтенант Н. Н. Головин совершенно справедливо считал, что главный удар против Австрии нисколько не противоречил положениям франко-русской конвенции, так как первый удар против Австрии – это непрямое стратегическое воздействие на главного врага – Германию.[12] И угроза уничтожения австрийских войск на более благоприятном для боев театре военных действий (в Галиции) с большей вероятностью вызовет переброску германских сил с Французского фронта на помощь союзнику, чем русское вторжение в менее маневродоступный район (Восточную Пруссию). Отметим, что в этом специфика коалиционной войны – немцы не могли игнорировать поражение союзника под угрозой проигрыша войны всем блоком.

Забегая вперед, отметим, что в долгосрочной перспективе именно это и произошло – немцам пришлось наращивать силы против России под угрозой военного ослабления Австрии. Но вместе с тем в краткосрочной перспективе именно русское вторжение в Восточную Пруссию вызвало наиболее быструю реакцию противника, что в кратчайшие сроки сказалось на положении Французского фронта.

Здесь необходимо акцентировать внимание на том обстоятельстве, что Первая мировая война была коалиционной. Это означало в том числе, что союзники должны помнить друг о друге во время проведения боевых операций и руководствоваться прежде всего не узкоэгоистическими интересами собственного фронта, а пользой коалиции в целом. В смысле взаимовлияния событий на разных фронтах Антанты на общее положение блока эта ситуация была похожа на сообщающиеся сосуды: поражение на Востоке влекло победу на Западе и наоборот.[13]

Ряд исследователей упрекают Россию за разброс сил (две армии, или 35 %, сил против Германии и четыре армии, или 55 %, против Австро-Венгрии), забывая о том, что Первая мировая война – коалиционная и России нельзя было допустить поражения Франции и в своих интересах, так как в этом случае Германия все равно бы перебрасывала свои высвободившиеся армии на Восточный фронт и совместно с Австро-Венгрией сминала русские армии. Более того, никакие русские успехи в противостоянии с Австрией в тот момент не смогли бы компенсировать вывод Германией из войны Франции. Направив все силы против австрийцев и сокрушив Австро-Венгрию, Россия оказалась бы один на один со всей германской, остатками австрийской и в перспективе турецкой армиями, ведь Французский фронт к тому времени прекратил бы свое существование.

Тем не менее в предвоенный период в России в компетентных кругах присутствовало определенное недовольство стратегическим планированием и считалось, что план войны «был во многих отношениях невыгоден для России, так как русские силы сосредоточивались против пустого почти пространства на германском фронте, тогда как Австро-Венгрия в это время направляла против нас главные свои силы».[14] Но Россия сознательно приносила в жертву возможность нанесения быстрого и решительного поражения одному из своих противников ради интересов всей коалиции.

Русское командование по объективным причинам[15] не могло выполнить обещания, данного союзникам, о сосредоточении против Германии 800-тысячной армии и решительном наступлении сразу после 15-го дня мобилизации. По плану 1912 г. на Северо-Западный фронт против Германии выделялось, и то лишь к 40-му дню мобилизации, не более 450 тыс. штыков и сабель, а на 15-й день – не более 350 тыс. человек (реально было еще меньше). По условиям развертывания вооруженных сил на 15-й день мобилизации Россия могла сосредоточить одновременно против Германии и Австро-Венгрии лишь 27 пехотных и 20 кавалерийских дивизий, то есть треть всех своих сил; для переброски следующей трети требовалось еще восемь дней, последние части прибывали вплоть до ноября 1914 г.[16] Военная наука требовала ждать сосредоточения войск – в противном случае наспех атаковавшие войска оставались без второочередных частей, тяжелой артиллерии и тыловых структур. Но перспектива разгрома союзника обязывала российское руководство пожертвовать национальными интересами ради общесоюзных. И помощь союзникам по Антанте закладывалась в основу русских оперативных планов.

Соответственно, военные и моральные факторы скорейшего наступления русских войск вглубь Германии определялись следующим образом: «Каждый день ускорения имеет для наших союзников громадное значение ввиду их впечатлительности и опасения, что им одним придется долгое время вынести всю тяжесть войны… Вы не можете вообразить, какое впечатление произведет у нас (французов. – А. О.) известие, что русская армия перешла в наступление».[17]

Принятый русским Генеральным штабом план одновременного наступления против Австро-Венгрии и Германии, казалось бы, отвечал задачам нанесения решительного поражения австро-венгерским армиям и оказания быстрой и эффективной помощи Франции путем наступления в Восточной Пруссии. Но он наталкивался на непреодолимые трудности, главной из которых была недостаточность сил русской армии на начальном этапе войны. Огромный фронт, постепенность подвоза сосредотачиваемых войск при маневренных боевых действиях накладывали значительный отпечаток на первые операции русской армии. Именно недостаточность сил и недоотмобилизованность русских войск привели к поражению в Восточной Пруссии и более скромному, чем планировалось, результату в Галицийской битве.

Так, против русских войск Северо-Западного фронта, насчитывавших на бумаге 30 дивизий (реально – на треть меньше), ожидалось 16–25 германских дивизий. Фактически 16 немецких дивизий, равнявшихся по своей огневой мощи 20–22 русским и опиравшихся на выгодные оборонительные рубежи Восточной Пруссии, могли легко противодействовать наступлению 22–24 русских дивизий. На главном (Австрийском) фронте против 44–47 австро-германских дивизий могло быть выставлено максимально до 42,5 русских дивизий, к тому же с более поздними сроками готовности. При данной расстановке сил трудно было ожидать решающего успеха на обоих операционных направлениях. Но союзнический долг обязывал действовать активно.

Перед войной русская армия представлялась англо-французским союзникам неисчерпаемым резервуаром людских ресурсов, а ее натиск ассоциировался с паровым катком. Отсюда и одно из ведущих мест России в Антанте, по сути дела – важнейшего звена триумвирата Франции, России и Великобритании. Политическое и военное давление союзников на Россию осуществлялось в течение всей войны, но особенно сильно в августе 1914 г., в период обострения кризиса на англо-французском Западном фронте за всю войну. Именно интересы союзников накладывали наибольший отпечаток на все русское оперативное планирование и ход боевых действий.

Три года русская армия оттягивала на себя значительные силы противника и, как только он предпринимал серьезные действия на западе, приходила на помощь союзникам. Это дало возможность Англии и Франции мобилизовать все свои ресурсы, а США развернуть производство, мощную армию и всесторонне подготовиться для вступления в войну. Без присутствия в Антанте России была немыслима сама возможность противоборства Франции и Англии с Германией на Европейском континенте.

Все вышесказанное позволяет сделать вывод, что Россия была ключевым участником Антанты как на момент начала войны, так и в ее ходе. Ожидания союзников, а также указанный ниже вклад России в общую победу – ярчайшее тому доказательство.