Читать книгу Цирроз совести (сборник) - Андрей Шаргородский - Страница 15

Последние дни мама уже не вставала. Я сбился с ног, чтобы отыскать нужные лекарства. Но даже найдя их я уже видел, что дело плохо.

– Сядь ко мне, сынок, посиди рядом! – попросила она.

Я присел и взял её руку.

– Помнишь, как ты после училища первый день вышел на работу?

– Это когда я с дядей Петей на участок электриков устроился?

– Да! Ты ещё тогда принёс с работы буханку хлеба! Люди добрые дали!

– Да, мам, помню. Ты тогда целый вечер проплакала!

– А как не плакать было, сынок. Один ты у нас мужчина остался. А тут такое – дождались, когда ты в дом стал заработки приносить!

– Тяжёлое было время!

– Попали мы с вами в такой водоворот, что до сих пор жизнь крутит нашу семью.

– Что ты, мама! Я хорошо живу. На Севере зама знаешь совсем другие заработки. Валя замуж вышла. Всё нормально, мама! Ты главное выздоравливай!

Мама улыбнулась, чтобы меня успокоить.

– Принеси мою шкатулку, сынок! Она на окне, за занавеской.

Я принёс старую, полуразвалившуюся шкатулку, которую отец подарил маме на свадьбу.

– Позови Валю! Я хочу вам что-то рассказать.

Когда мы зашли, она держала в руке фотографию.

– Садитесь, дети! Я должна вам что-то рассказать.

Мы сели.

– Помните войну? Когда к нам поселился тот немец?

– Помним, мама!

– Так вот, пришла пора мне вам сказать, что это был не немец, а наш разведчик. Он запретил мне об этом кому-то рассказывать, но теперь можно! Тем более, что уже прошло много лет и не известно – жив ли он. Так вот. Выполнял он здесь важное задание центра. Даже подпольщики о нём ничего не знали. Только я и Ляля Ратушная.

– Это наша знаменитая Ляля Ратушная, именем которой названа улица?

– Да! Она бывала здесь у нас, когда вас здесь не было. Потом, когда освобождали город, её убили, а Курт ушёл с немцами. Где он сейчас и что с ним было дальше, я не знаю.

– Так ты у нас героиня – подпольщица!

– Нет, дети мои! Моя роль была тоже засекречена, так же как у Курта Розенберга. Так звали того немца. Однако перед тем как он уходил, он дал мне обещание узнать о судьбе вашего отца.

– А что такого неизвестного в судьбе папы? Воевал, был убит. Похоронка пришла, как и другим. – Я почувствовал, что мама раздумывает, говорить, или нет.

– Есть одно обстоятельство, о котором вы не знаете. Он пошёл воевать на фронт из лагеря, где он отбывал наказание. Поэтому он и записан в похоронке как красногвардеец. Без звания, без наград. Куда бы я не обращалась, мне никто ничего не мог сообщить, кроме того, что написано в похоронке. Так вот. Пять лет назад, когда я шла домой, ко мне подошёл один мужчина. Он молча передал эту фотографию и убежал, чтобы я его не запомнила. Вот она!

Мама передала нам фотокарточку, на которой был запечатлен памятник с красной звездой. Приглядевшись, мы увидели, что помимо других на камне была высечено: Слепнёв Андрей Никитович.

– Он похоронен в братской могиле в местечке Пайербах, под Веной. Мне не суждено побывать на могиле мужа. Так вот я прошу вас: любой ценой там побывать и отвезти на эту могилу три горсточки родной земли.

Мама стала рыдать. Сильно. Тело её вздрагивало и тряслось. Слёзы градом катились из глаз. Успокоить её мы смогли только через час. Выпив успокоительного, она уснула. Ночью её не стало.

После похорон, сестра отдала карточку мне и сказала, что я должен выполнить волю мамы.

Я стал опять писать во все инстанции. Даже до архивов НКВД добрался. Но ничего нового обнаружить не удалось. Обо всех его сослуживцах, обо всех захороненных в этой могиле можно было что-то узнать, но о моём отце не было ничего. Тогда я начал искать родственников тех солдат, кто был захоронен вместе с ним в братской могиле. Мне удалось найти жену его сослуживца, которая даже показала мне письма от него. В последнем письме он писал из-под Братиславы. Там он рассказывал о том, что его ранило и скоро, возможно, его переведут в регулярные части. Его имя и фамилия высечены рядом с фамилией отца. Женщина рассказала, что бывала на этой могиле. Рассказывала она и том, что на ней всегда живые цветы. Мы обменялись адресами и я уехал.

Оформить поездку за границу, тем более в капиталистическую страну, в те времена было нереально. Куда я не ходил, где я не показывал эту фотографию – мне отказывали.

И только спустя десять лет это всё-таки случилось!