Читать книгу Божественная комедия. Чистилище - Данте Алигьери - Страница 9

Песнь восьмая

Оглавление

Преддверие чистилища. – Нерадивые. – Цветущая долина. – Ангелы-хранители. – Нино Висконти. – Змей. – Куррадо Маласпина.

1. Настал уж час, когда в немой печали

Летят мечтой пловцы к родной стране,

Где в этот день прости друзьям сказали;


4. Когда томится пилигрим вдвойне,

Услыша звон, вдали гудящий глухо,[253]

Как будто плача об отошедшем дне.[254]


7. И в этот час, как смолкло все для слуха,

Я зрел: одна восстала тень, рукой

Дав знак другим, чтоб к ней склонили ухо.


10. Воздевши длани, взор она с мольбой

Вперила на восток, как бы желая[255]

Сказать: Всегда я, Господи, с Тобой!


13. «Te lucis ante» – песнь лилась святая[256]

Из уст ее гармонией святой

Мне позабыть себя повелевая.


16. И набожно и стройно, вторя ей,

Весь хор пропел тот гимн, стремя высоко

К кругам небесным взор своих очей. —


19. Здесь в истину впери, читатель, око;

Теперь на ней так тонок стал покров.

Что уж легко проникнуть в смысл глубокий.[257]


22. И, смолкнув, сонм тех царственных духов,

Смиренно вверх смотрел со страхом в лицах,

Как будто ждал чего-то с облаков.


25. И видел я: с небес неслись в зарницах

Два ангела, вращая против сил

Меч пламенный с тупым концом в десницах.[258]


28. Как лист, сейчас рожденный, зелен был[259]

Цвет их одежд, и их покров клубился,

Волнуем взмахом их зеленых крыл.


31. Один из них вблизи от нас спустился,

Другой же стал на супротивный склон,

Так что сонм душ меж ними находился.


34. Цвет их волос я видеть мог, как лен,

Но взор слепили лица огневые:

Избытком чувств был орган побежден,[260]


37. – Их ниспослала к нам с небес Мария,

Сказал Сорделл: – да станут здесь в оплот

Долине сей: сейчас узрите Змия.


40. И я, не знав, откуда Змий придет,

Стал озираться и приникнул ближе

К раменам верным, холоден, как лед.[261]


43. Тогда Сорделл: – Теперь сойдемте ниже

К великим в Сонм, чтоб с ним заговорить;

Тебя узнав, утешатся они же.


46. Вниз трех шагов я не успел ступить,[262]

Как был уж там. И кто-то взоры смело

Вперял в меня, как бы хотел спросить.


49. Был час, когда уж в воздухе стемнело;

Но все ж не так, чтоб мрак мешал ему

И мне узнать, что в нем сперва чернело.[263]


52. Ко мне он шел, и я пошел к нему.[264]

Как был я рад, о Нин, судья правдивый,

Что не попал ты с злыми в адску тьму!


55. Приветы шли у нас без перерыва,

И Нин спросил: – По дальним тем волнам[265]

Давно ль пришел сюда, к горе счастливой?


58. О! – я сказал, – по адским злым местам

Сюда пришел я утром с жизнью тленной,

Чтоб, идя так, снискать другую там.[266]


61. И, слыша то, Сорделл и Нин почтенный

Вдруг отступили от меня, смутясь,

Как те, кого объемлет страх мгновенный.[267]


64. Сорделл к поэту, Нин же, обратясь

К сидевшему, вскричал: – Вставай, Куррад![268]

Взгляни, как мощь здесь Божья излилась.


67. И мне потом: – Той высшею наградой,

Что дал тебе Сокрывший в темноте

Первичное Свое зачем от взгляда,[269] —


70. Молю: скажи – проплыв пучины те[270]

Моей Джьованне, там да усугубит[271]

Мольбы о нас, где внемлют правоте.


73. Но мать ее уж, видно; нас не любит,[272]

Коль сбросила повязку, вдовий дар;

За это жизнь, злосчастная, погубит.[273]


76. По ней судите, долго ль длится жар

Любви у женщин, если в них натуры

Не поджигать огнем любовных чар:[274]


79. Но ей в гербе не скрасить арматуры

Гадюк, ведущих в бой Миланский дом,

Как скрасил бы его Петух Галлуры![275]


82. Так говорил, и на лице своем

Отпечатлел тот гнев, каким, не свыше

Мер должного, пылало сердце в нем.[276]


85. Я жадный взор стремил меж тем все выше,

Туда, где звезды медленней текли,[277]

Как ступица, y оси, ходит тише.


88. И вождь: – Мой сын, что видишь ты вдали?

И я: – Три вижу светоча в эфире;

Они весь полюс пламенем зажгли.


91. И он на то: – Склонились уж четыре

Светила те, чей блеск ты утром зрел,

И вместо них явились эти в мире.[278]


94. Но тут увлек к себе певца Сорделл,

Сказав: – Смотри: вон наш Противник скрытый![279]

И перст простер, чтоб вождь туда смотрел.


97. С той стороны, где дол лишен защиты,

Был Змий – такой, как, может быть, и та,[280]

Что Еве плод вручила ядовитый.[281]


100. В цветах тянулась адская черта;

Змий охорашивал себя, вздымая

Свою главу, лижа свой лоск хребта.[282]


103. Я не видал, как вдруг взвилась святая[283]

Чета двух коршунов небесных сил;[284]

Но видел ясно их полет вдоль края.


106. Змий, слыша свист секущих воздух крыл,

Бежал, и, ровным летом вспять пустившись,

Стал каждый страж в том месте, где он был. —


109. Но тот, кто близ Судьи стоял, явившись

На зов его, – покуда бой тот шел,

Глаз не спускал с меня, очами впившись.


112. – Да даст тот Свет, что к нам тебя привел,

Тебе елея столько, чтоб – без лести

Сказать – ты мог взойти на высший дол.[285]


115. Так начал он: Когда принес ты вести

Из Вальдемагры и соседних стран,

Открой мне их: я жил в большой там чести.


118. Куррадом Маласпина был я зван,

Не древний – нет, но из его я рода;[286]

И здесь за то, что так любил граждан.[287]


121. – О! – я сказал, – средь вашего народа

Я не бывал; но далеко кругом

В Европе всем громка его порода.


124. Так слава та, что ваш покрыла дом,

Гремит в честь принцев и гремит в честь края,

Что кто и не был там, уж с ней знаком.


127. И я клянусь, как жду достигнуть рая,

Что в вашем роде не прошли, как дым,

Честь кошелька и честь меча былая.[288]


130. Бог и обычай так блюдут над ним,[289]

Что там, где мир сбит злым вождем с дороги.[290]

Лишь он один идет путем прямым.


133. – Иди ж, – он мне. – Семь раз в своем чертоге

Не снидет Солнце в ложе волн морских,

На коем ставит знак Овна все ноги, —


136. Как ласковый твой отзыв о моих[291]

На лбе твоем за это пригвоздится[292]

Гвоздьми покрепче, чем слова иных,[293]


139. Коль суд небес не может изменяться.[294]


253

Вечерний звон есть благовест Ave Maria во время сумерек. Этому стиху, не зная того, подражал английский поэт Грей, в известной своей элегии «Сельское Кладбище»:

Колокол поздний кончину отошедшего дня возвещает.


Жуковский, III, 271.

254

Знаменитое описание наступающих вечерних сумерек, которому подражает Байрон в «Дон-Жуане», II, 108, таким образом:

О, сладкий час! Весь сердцем умилен

Теперь грустит моряк, плывущий в море,

В тот первый день, как дом покинул он;

Теперь любовь в пилигриме множить горе,

Лишь загудит вдали вечерний звон,

Как бы скорбя, что день умрет уж вскоре.


«Тоска по земной родине аллегорически символизирует здесь тоску по вечной отчизне, и тоскующий пилигрим есть сама душа». Копиш.

255

«По обычаю первых христиан, олицетворявших в восходящем солнце Сына Божия», Каннегиссер.

256

Начало гимна, который поется в католических церквах в последней части вечерней службы, причем просят Бога охранить верных от ночных ужасов и соблазнительных искушений. Вот полные слова этого древнего гимна:

Te lacis ante terminimi,

Rerum creator, poscimus,

Ut pro tua clementia

Sis praesal et custodia.

Procul recedant somnia

Et noctium phantaemata,

Hostemque nostrum comprime,


Отсюда видно, как хорошо выбран этот гимн для обозначения наступающего вечера и перед скорым появлением змия. Сличи Лонгфелло.

257

«В этой терцине Данте вторично (Ада IX, 61–63) указывает читателю на глубокий смысл своей великой поэмы. Несмотря на то, что, по словам поэта, покров так тонок, что легко проникнуть в смысл поэмы, – комментаторы находят весьма трудным объяснение тайны. – По толкованию древних комментаторов, два явившиеся здесь ангела суть Вера и Надежда; последняя обозначается уже зеленым цветом одежд и крыл ангелов. Мечи в руках их обозначают правосудие Божие; притупление же мечей – его промысел, его милосердие и любовь. Они замыкают собою толпу готовящихся к очищению. Волосы их белы, – как символ их чистоты; но лица пламенеют так, что взор не может вынесть их блеска; это значить, что души еще не вполне причастны вере и надежде (Веллутелло признает ангелов за апостолов Петра и Иоанна). Змий есть злой враг, еще раз являющийся здесь, чтобы обольстить души; но он тотчас же убегает, так как последнее движение чувственности подавляется перед очищением. Теперь-то собственно наступает минута, когда созерцание, обозначаемое Данте и Виргилием, может приблизиться к этим душам без опасности для себя и даже с пользою. Ангелы эти исходят из лона пречистой Девы Марии, т. е. из лона истинного учения; они, следовательно, столько же святы, как и сам Христос». Каннегиссер. По Штрикфуссу, не в свете, но в ночи грозит нам опасность, так как она скрывает от нас врага и кажет его под ложными образами. В ночи является нам змей искушения, вызывающий в нас лишь чувство отвращения, когда мы видим его днем ясными глазами. Но и ночью он не может вредить нам, если мы сами сознаем, что находимся посреди ночи и, в ожидании нового света, обращаем взоры на небо с верующим и уповающим сердцем. С неба тогда является нам ангел-хранитель, блеска которого не может вынести глаз, помощь которого проникает нам в сердце, возвышая и укрепляя его. Мы узнаем в руке его меч правосудия. Назначенный в защиту добрым и в наказание злым. И если мы устрашаемся в сознании своей слабости и недостатков, то притупленное остроконечие правосудия показывает нам, что оно прощает нам все прошедшее, видя наше честное стремленье к совершенствованию. – Копиш, против своего обычая, кратко объясняет тайну в том смысле, что духовная ночь вводить нас в искушение, но что помощь себе мы находим в молитве. – Приводим еще объяснение этого места, предложенное Филалетом. «Очевидно», говорит он, «Данте в своей поэме, именно в Чистилище, повсюду держится чиноположения католической церкви: таким образом появление ангелов есть ни что иное, как выполнение молитвы, которую поет католическая церковь во время вечернего богослужения в гимне: «Te lucis ante terminum». За этим гимном поются следующие слова: «Visita, quaesumus, Domina habi-tationem istam, et omnes insidias inimici ab ea longe repelle, et angeli tui sancti habitent in ea, qui nos in pace custodiant», etc. Поэтому, в буквальном смысле, появление змия и победа над ним ангелов есть только символ искушения, которое, собственно не имеет в чистилище более места (XI, 22–24). Если все чистилище означает, в аллегорическом смысле, состояние перехода, процесс оправдания и эта местность чистилища есть начинающееся усовершенствование, то очевидно, что змий, в этом смысле, обозначает самое искушение, которое бывает тем опаснее, чем более он является во время только что начинающегося очищения и притом в такой час, когда солнце божественной милости, по-видимому, от нас удаляется, так как ночь во всех церковных молитвах принимается действительно за время, удобное для искушения. Но и в этот час не покидает нас божественная помощь против искушения, когда человек обращается за этой помощью с благочестивой молитвой, подобно душам, здесь помещающимся». – Сличи также Excura, zum achten Gesange des Fegef. 340, в переводе Ноттера.

258

Намек на херувимов, приставленных к земному раю, по изгнании из него Адама и Евы. «И поставил на востоке у сада Эдемского херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни». Бытия III, 24.

259

В подлиннике: Verdi, come fogliette pur mo nate. Зеленый цвет – символ надежды, преобладающий в чистилище (О символизме цветов см. Джемсон, Sacred and Legendary Art, Introd. – Лонгфелло, стр. 388). – Надежда свойственна лишь душам, помещенным в чистилище, и людям, живущим в сем мире. «Neque in beatis, neque in damnatis est spes. Sed in viatoribus si resint in vita ista seive in purgatorio, potest esse spes, quia utrobique apprehendunt beati tudinem ut futurum possibile». Фома Акв. Sum. Theol. pari II, 2 qu. XVIII, art. 3.

260

В подлиннике: Come vertù che a troppo si confonda. «Каждый орган чувства (зрения, слуха) теряет свою силу и как бы парализуется) от чрезмерно-сильного впечатления, производимого на него внешним объектом: «Omnis sensibilis exsuperantia conrumpit sensum», говорит Аристотель». Фратичелли. – «Аллегорический смысл такой: человек, находясь в земных еще узах, не может вынести, по причине избытка света, представителей божественного суда, даже в том случае, когда они приносят ему милосердие». Ноттер.

261

Человек не может знать, откуда придет искуситель, почему Данте, ища себе защиты, примыкает к высшему человеческому знанию, т. е. к Виргилию.

262

Итак долина была не слишком глубока, равняясь шести-семи шагам (чистилища VII, 72); по мнению некоторых, это означает легкость, с какою человек может удалиться от предназначенной цели.

263

«Наступило время, когда в воздухе начинает темнеть, но не настолько, чтоб то, что находилось между его и моими глазами, т. е. наши лица, нельзя было рассмотреть на близком расстоянии». Фратичелли.

264

Нино Висконти да Пиза, судья или правитель округа Галлура в Сардинии, принадлежавшей пизанцам, глава гвельфской партии, племянник знаменитого графа Уголино де Герардеска (Ада XXII, 81 примеч. и Историч. очерк событий в Пизе во времена Уголино – см. I кн. «Бож. Комедии» 317 стран.). Он был изгнан из Пизы дядей своим Уголино и соединился с флорентинцами и жителями Лукки против своего родного города. В этом походе против Пизы, вероятно, он познакомился с Данте, может быть, при взятии крепости Капроны, при котором находился Данте (Ада XXI, 91–96 прим.). Данте, по-видимому, боялся встретить его за это между изменниками отечеству, и потому теперь радуется, найдя его в чистилище.

265

«По дальним тем волнам», – считая Данте за тень, Нино спрашивает, давно ли он прибыл в чистилище по волнам окружающего его океана.

266

«Там», т. е. на небе.

267

Души в чистилище узнавали до сих пор в Данте живого человека по тени, которую он бросал от себя. Но лучи солнца, согласию с чистилища VI, 55, уже исчезли за горой, когда поэты подошли к Сорделло. К Нино они подошли в темноте вечернего сумрака, так что ни Нино, ни Сорделло не могли видеть его тени. Вот отчего обе тени приходят теперь в такое изумление.

268

Куррадо Маласпини – о нем см. ниже: 115–120 примеч.

269

Т. е. умоляю тебя высшею благодатью, данною тебе Богом скрывающим от взглядов человеческих первую причину (в подлиннике: Lo suo primo perchè) своих действий в непроницаемой темноте, скажи мне и проч. – Блаж. Августин говорит: «Voluntas Dei est prima et summa саusa omnium corporalium et spiritualium motionum: nihil enim visibiliter aut sensibiliter fit, quod non de illa invisibili ac intelligibili aula summi Imperatorie aut jubeatur aut permittatur». Сличи Чистилища III, 37 примеч.

270

«Проплыв пучины те» (в подлиннике: Quando sarai di lá dalle larghe onde), т. е. когда вернешься к живым, переплыв волны, окружающие чистилище.

271

«Джьованна», дочь Нино, бывшая в то время еще очень молодою, вышедшей впоследствии замуж за Рикардо ди Каммино из Тревиджи (Рая IX, 48). – «Там», т. е. на небе.

272

Мать Джьованны, вдова Нино, Беатриче, маркиза Эсте, вышла замуж за Галеаццо Висконти, сына Маттео Висконти, тогдашнего правителя Милана. Это случилось 21-го июня 1300 г., следовательно спустя три месяца после того времени, в какое предполагается загробное странствование Данте, и потому эти слова Нино высказывает в виде пророчества. Вдовы во времена Данте носили черное платье и повязывали голову белой повязкой; сбросить вдовью повязку значит – выйти замуж.

273

О дурном обращении Галеаццо с вдовою Беатриче, как бы следовало заключить из этого стиха, ничего неизвестно; поэтому в нем говорится лишь о том, что Галеаццо вместе с отцом своим и всей семьей был в 1302 г. изгнан из Милана и возвратился назад лишь в 1311 г.

274

Выходка против неверных жен, «если… не поджигать» и проч. в подлиннике еще сильнее: «Se l'occio о il tatto spesso noд raccende».

275

Миланские Висконти, также Милан и вся Ломбардия, имели на гербе своем венчанную короной змею (Vipera Berus, випера, гадюка). Эту пожирающую ребенка арматуру поместил в свой герб Отто Висконти еще в крестовые походы, в воспоминание своей победы над сарацинами, на что намекает Тассо в «Освобожденном Иерусалиме» I, 55. – По словам Верри (De titul et insign. № 40), миланцы, становясь где либо лагерем, сперва выставляли на каком-нибудь дереве знамя с гербом виперы (Majores nostri publica decreto sanxerunt ne castra Mediolanensium locarentur, nisi vipereo signo antea in aliqua arbore constituto). Напротив, Висконти пизанские, к которым принадлежал Нино, имели, как правители Галлуры, в своем гербе петуха. Смысл этих стихов такой: останься она вдовой, она тем приобрела бы себе более почета нежели теперь, вступив во второй брак, который есть нарушение вдовьего целомудрия.

276

«Но свыше мер», т. е. в той степени, какая свойственна человеку, говорящему по долгу и из любви к добру, a не из ненависти. «Гневаясь, не согрешайте». Псал. IV, 5. – Посл. к Ефес. IV, 26.

277

«Туда», т. е. «к полюсу, и именно к южному, так как поэты теперь на южном полушарии. Вокруг полюса звезды в своем течении совершают более короткий путь, почему и движутся они с меньшей скоростью, так точно, как колесо в ступице, которое ближе к оси совершает свой оборот медленнее». Штрекфусс.

278

«Три светоча»; под ними поэт разумеет три богословские добродетели: веру, надежду и любовь. «Если четыре звезды, виденные поэтов сегодня утром и обозначающие четыре главные добродетели, теперь, вечером, закатились низко за горизонт, и на место них появляются на небе эти три звезды, то всякий глубокомысленный читатель легко поймет смысл этого прекрасного символа. Четыре главные добродетели: мудрость, правосудие, мужество и умеренность, являются нам утром, когда мы нуждаемся в них для наших действий в жизни. Но когда день кончился и вместе с ним прекратилась наша деятельность, тогда только вера, любовь и надежда остаются с нами, как утешители; они только придают нам силы с началом нового дня оставаться верными сказанным главным добродетелям». Штрекфусс. – «Четыре главные добродетели необходимы и важны для деятельной жизни, обозначаемой утром, эти три – для жизни созерцательной, обозначаемой ночью». Каннегиссер. – Некоторые комментаторы принимали эти три звезды за действительные звезды на южном небе, a именно за три α созвездий Корабля, Рыбы-Меча и реки Еридана; но мнение это ошибочно.

279

«Противник ваш диавол». I Посл. Петра, V, 8. – «Древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную». Откров. св. Иоанна (Апокалипсис), XII, 9.

280

Т. е. где долина не имеет возвышенного края, где она открыта для входа. Враг всегда нападает на нас с слабейшей стороны.

281

«Этими словами явственно обозначается свойство змия, как врага человечества». Каннегиссер.

282

«Адская черта» (la mala striscia), т. е. адская змея. Сличи появление Змия у Мильтона, Parad. Lost, IX, 434–496. Описание Змия, символа искушения, напоминает появление Гериона, символа обмана. Ада XVII, 7 и далее.

283

«Я не видал», – этим обозначается быстрота, с какою взвились ангелы, или то, что Данте был ослеплен блеском их лиц (стих 35).

284

«Чета коршунов» (в подлиннике: gli astor celestiali) – «так называет поэт ангелов, для обозначения быстроты и силы, с какими они преследуют Змия, или потому, что коршуны – естественные враги змей». Скартаццини.

285

Т. е. да найдет божественное озарение, доныне тебя руководившее, столько благой в тебе воли, сколько необходимо, чтобы ты возмог подняться на высший дол (в подлиннике: al sommo smalto), т. е. на высшую вершину горы чистилища (земной рай). Вместо «елея» в подлиннике употреблено «cera» (воск); но, следуя Ноттеру, я заменил это слово елеем, так как и в русском, и в немецком языке «воск» дает не столько идею о горючем материале, сколько идею чего-то гибкого, податливого, лишенного воли.

286

«Маркизы Маласпина, владения которых находились главным образом в Вальдемагре (Ада XXIV, 145 и примеч.), между Генуей и Луккой, принадлежали к богатому и храброму роду и в течение XII и XIII столетий находились частью во враждебных, частью в дружеских отношениях. Чаще всего они принадлежали к императорской (гибеллинской) партии. Один Куррадо Маласпина, сын Фолио, жил уже в XI веке. В начале XIII века упоминается еще о другом Куррадо (Caffari, Annales Gen. Lib. IV). Какого из двух Куррадо разумеет здесь Данте старшим («древним») Куррадо – решить трудно. Второй Куррадо имел сына Федериго, женатого на Констанце, сестре короля Манфреда; несмотря на это родство, он принадлежал к гвельфам и, служа в их войске, как глава Лукской общины, был взят при Монтаперти в плен сиенцами. Говорящий здесь дух – сын его, Куррадо (ум. 1294 г.). Он, как ярый гиббелин, играет роль в одной из новелл Боккачио (Giornate II, Nov. 6)». Филалет.

287

«И здесь за то» и проч. (в подлиннике: A' miei portai l'amor che qui raffina, слово в слово: к моим питал я любовь, которая здесь очищается), это не значит: я слишком много любил своих, и потому должен здесь очистить себя от этой любви, но – любовь к моим была уже слишком велика; здесь любовь моя должна стать еще чище, т. е. облагородиться любовью к Богу. По Филалету, этот Куррадо был женат на сардинке Оретта, которая принесла ему в приданое город Боза и замок Дуозоли; не имея детей, он распределил все это приобретение между боковыми своими родственниками и чрез это водворил между ними согласие. Бенвенуто Рамбалди лучше объясняет этот стих таким образом: я питал к моим (гражданам) любовь, которая теперь очищается здесь, унося меня от земных забот и обращая к Богу.

288

В подлиннике: non si sfregia Del pregio della borsa e della spada, т. е. храбрость и щедрое гостеприимство. «Данте постоянно отзывается с похвалой о добродетели, противоположной пороку скупости, не по жадности своей к деньгам, a потому, что из скупости (cupa) выводит все бедствия на свете». Томазео.

289

«Бог и обычай», в подлиннике: природа и обычай.

290

Злой вождь, т. е. папа Бонифаций VIII.

291

«Гвоздьми», т. е. более сильными аргументами, чем простыя слова других. «Слова мудрых – как иглы и как вбитые гвозди». Екклез. XII, 11.

292

«Место это очевидно указывает на то, что Данте еще до 1307 г. получил фактическое доказательство о благородстве дома Маласпина, вероятно, гостеприимный прием в их доме. И действительно, мы находим Данте уже в 1306 г. в Луниджиано, где он, как посредник маркизов Франчесино Мороелло и Коррадино Маласпина, вел переговоры о заключении мира с епископом г. Луни. Бенвенуто да Имола называет Мороелло (принадлежащего к Чернымъ) другом, у которого Данте нашел себе приют у противоположной партии. Впрочем, в то время жил еще другой Мороелло Маласпина, отец Франческино, близко стоявший к гибеллинской партии, и очень вероятно, что Данте именно у него искал гостеприимства. У него-то в доме, как говорят, Данте получил начатыя им во Флоренции первые семь песен Ада (Ада VIII, 1 прим.). Ему же, как утверждают, Данте посвятил свое Чистилище». Филалет. – Это опять пророчество, введенное поэтом после события.

293

Т. е. солнце, находящееся теперь, во время равноденствия, в знаке Овна, не возвратится семь раз в это созвездие, или, другими словами, не пройдет семи лет, как в славе Маласпина, о которой ты теперь судишь по слуху, со слов других, ты убедишься по собственному опыту. «10-го апреля 1300 г. солнце при захождении стояло именно в том месте, где находятся звезды созвездия, обозначающие ноги Овна». Филалет.

294

«Этой песнью заканчивается первый день пребывания поэтов в чистилище, как это обозначается описанием вечера в начале песни и восхождением звезд в стихе 89. Вместе с этим кончается первое подразделение этой части поэмы, обозначающееся, как читатель может и сам заметить, великолепным введением в следующую песнь». Лонгфелло.

Божественная комедия. Чистилище

Подняться наверх