Читать книгу Уроки ненависти. Семейный роман - Егор Александрович Киселев - Страница 2

Есть особая прелесть в маленьких южных городках. Время в них течет размеренно, спокойно, без рывков и разрывов, постепенно замирая к выходным. Стоит провести в таком месте зиму, и будешь узнавать в лицо каждого горожанина. А в Балаклаве новые лица появляются и вовсе только в пляжный сезон. Даже после отмены пропусков она сохранила свой особенный шарм. Здесь мало молодежи, но много детей, и, стоит признать, что это лучший город для детства. Пусть здесь нет столичных гимназий и каких-то иных «европейских» изысков, никакие школы и заработки не возместят простой и понятной жизни. Многие люди живут здесь в своих домах. А близость к земле вопреки брезгливым взглядам столичных снобов есть самое естественное и правильное человеческое состояние. К тому же это лучшее лекарство от всех болезней из всех, представленных ныне на рынке. И потому здесь заметно присутствие старшего поколения: оно сохраняет силы в старости. Не рассыпается на лавочках у подъезда, а штурмует горные тропы, легко обгоняя задыхающихся туристов. Человек вышел из праха и в него возвратится. Близость к истоку, который благодарит за вложенный труд самыми сладкими плодами, создает в душе ощущение ясности жизни. Туристу трудно заметить, но здесь еще сохранилось доверие к человеку, терпеливая вера в добро и добрососедство.

Однако даже в истории милых сердцу городков встречаются темные страницы: во время последней из них Балаклава перестала быть тихим райским уголком, где так хотелось жить. В ней стало слишком много вынужденных переселенцев, авантюристов, гастролеров. Крепкие работящие мужики спасали здесь семьи от ужасов войны, а разномастные аферисты с тяжелым криминальным прошлым искали легкой поживы. Привыкшие к порядку горожане с тоской наблюдали, как их любимый город приобретал черты послевоенной Одессы из старых анекдотов. Появилось много ушлых людей, относящихся к Балаклаве как ко временному пристанищу, перед которым нет ни долга, ни совести. Все это тяжело переживал и Степан Трофимович: в этом городе он прожил всю жизнь, не считая нескольких лет вынужденных скитаний из-за войны. Место это было для него свято: в Севастополе пропал без вести его отец – он был артиллеристом на береговой батарее – здесь же двумя годами позже, в сорок четвертом, погиб и родной брат отца. Точного места захоронения его семья так и не узнала, и мальчик Степа, вернувшийся сюда, на каждый памятник Великой Войны смотрел как на могилу своего родителя. С болью Степан Трофимович наблюдал, как безответственно молодежь и новые жители Балаклавы относились к его родному городу.

Особенно тяжело на душе становилось от того, что из памяти о далеком прошлом постепенно выветривались дурные воспоминания. Он всегда боялся превратиться в сварливого старика, поскольку всю жизнь о чем-то переживал и тревожился, но однажды обнаружил, что в целом был доволен жизнью и хорошего помнил больше, чем худого. В этом, не считая, конечно, семьи, и заключался источник его сил. Но в этом же крылась его главная слабость. Порой он становился настолько счастливым, что, казалось, любил весь мир, отчего ему бывало мучительно больно, когда действительность разительно отличалась от его воспоминаний. Бывало, он возвращался домой в тяжелом настроении и подолгу молчал. Такие настроения очень сильно пугали его жену, но обычно ей удавалось его разговорить, и, отринув тяжелые мысли, он утешался тем, что главный столп и утверждение его жизни, его Ласточка, Анна Ивановна, была, как и все эти годы, рядом. А уж она своим терпением и мудрой любовью к нему была самым надежным доказательством, что лучшие его чувства не были обманом, а нынешние беспорядки временны и обязательно скоро пройдут. Обязательно разъедутся по домам эти пьяные рожи, справляющие нужду, где придется, уймутся политики в новостях, оденутся в бетон ржавые скелеты долгостроев, и люди на улицах снова станут приветливыми и вежливыми, как было когда-то.

Слишком требовательным Степан Трофимович никогда не был. Жил по средствам, в быту был неприхотлив и, как любой советский человек, привык все делать своими руками. Свободное время он проводил в трудах и заботах, постоянно что-нибудь ремонтировал в доме, мостил дорожки, крышу у сарая перекладывал, не говоря уже о работе в саду и уходе за домашней скотиной. Анна Ивановна всю жизнь проработала учительницей и даже на пенсии не оставила школу, подтягивая отстающих учеников на дому. Она была замечательным педагогом и в целом человеком одаренным, но порой ее очень сильно утомлял быт, и в тяге мужа к садоводству она видела блажь. Анна Ивановна была сугубо городским человеком, а в Севастополь попала по распределению. Родилась в интеллигентной семье, но, будучи ранним ребенком, подолгу оставалась с бабушкой. А та за любую шалость наказывала внучку уборкой. Это воспитало в ребенке не только стойкую неприязнь к протиранию пыли, но и маниакальную педантичность, и склонность к порядку. В этом смысле хлопотливый Степан Трофимович стал для нее настоящей находкой: он был незаменим в мире, где всякую вещь нужно было доводить до ума. В их доме никогда не скрипели двери и полы, сломанные электроприборы чинились в тот же день, всегда были заточены ножи, вбиты нужные гвозди, исправны розетки и сантехника. Впрочем, порой Анна Ивановна тосковала по мужу, ей казалось, что слишком уж много времени он посвящал порядку.

Познакомились они на танцах. Анна Ивановна случайно заметила робкого юношу, ничем не приметного среди офицеров и матросов. Он стоял поодаль и казался совсем потерянным, чем, собственно, и привлек к себе ее внимание. В Севастополе, особенно в годы их юношества, служба на флоте была, пожалуй, самой естественной перспективой для мужчины. И Степан Трофимович мечтал о кадровой службе, но детские болезни, перенесенные им во время эвакуации, голод, тяжелые условия жизни, поставили крест на военной карьере. Решив, что тоска по морю рано или поздно выпьет из него все соки, он поступил в политехнический на радиофизику, чтобы и вовсе его не видеть. Таким образом, флот навсегда остался для него мечтой, и, не смотря на постоянные расстройства, он часто ходил в бухту смотреть на подлодки. Долгое время в компании моряков и офицеров он чувствовал себя карликом, отчего отчаянно ревновал будущую жену. Черный китель был для него ярче белого халата отца Анны Ивановны со всеми научными степенями и действующим членством в академии наук.

Любовь к флоту и всему, что с ним связано, которую Степан Трофимович до конца так и не поборол в своей душе, дала всходы. Старший сын его, Константин, неожиданно для всех поступил в военно-морское училище и пошел служить. Анна Ивановна с тревогой восприняла новость о решении сына, а Степан Трофимович радовался, хотя жене своих чувств не показывал, дабы лишний раз ее не расстраивать. Для вида он, конечно, изобразил удивление, но наедине одобрил «твердое и взрослое решение» сына. После окончания училища Константина Степановича перевели из Севастополя на север, и видеться с отцом они стали редко, за что, при случае, Анна Ивановна укоряла Степана Трофимовича, дескать, не досмотрел, не воспрепятствовал. Он пытался парировать, что Кости и так никогда не было дома, а у Анны Ивановны, если ей некого нянчить, остался младший сын, которого, напротив, из дома калачом не выманишь. И действительно, младший, Александр, был человеком совсем другого склада. Рос он мальчиком домашним, в отличие от старшего брата был даже избалован и временами капризен. Эта черта характера произрастала, конечно, из недостатка педагогического таланта Степана Трофимовича и Кости: они пытались мерить Шурика своими мерками, не по возрасту воспитывали в нем характер, встречая отчаянное сопротивление Анны Ивановны и самого мальчика. Александру же все детство казалось, что отец и брат против него сговорились, и раз уж он никак не может им угодить, оставалось только противиться всякому их решению. Так оно обычно и случалось: вместо рыбалки или долгих прогулок в горы он оставался перед телевизором, что печалило родителей и его самого. Лишь Костя про себя иногда радовался возможности побыть с отцом, не выслушивая вечного недовольства младшего брата. Он заметно тяготился его выходками и не мог понять дипломатичности отца и матери в этом вопросе. Они-то души в младшем сыне не чаяли, и, как говорил когда-то Константин, «все детство с ним просюсюкались».

Из-за внушительной разницы в возрасте (девять лет) доверительных отношений между братьями не сложилось – все самые важные периоды своей жизни они проживали в одиночку. И после, когда старший отбыл на службу, а младший поступил в киевский университет, виделись только у родителей, когда семья собиралась под одной крышей. А это бывало не часто. Константин убеждал отца, будто Саша стесняется своей семьи и не хочет тратить на них «свое драгоценное время». После свадьбы младшего сына Степан Трофимович и сам в это поверил – расписались молодые осенью, когда старший брат жениха нес тяжелую вахту. Правда, никакого торжества не было: были родители и пара ближайших друзей. Вместо праздника молодые устроили скромный обед, на этом все и закончилось. После Степан Трофимович долго размышлял в бессонном плацкарте, как сильно судьба раскидывает людей. Всю жизнь он был убежден, что трудиться нужно на благо земли, на которой родился: сколь яблоню ни тряси, яблоки далеко не укатятся. А их разбросало. И сложно сказать, как и когда это случилось. Он вспоминал, где живет родня, включая семьи невесток, и невольно дивился широте фамильной географии. Оказывается, родственники есть в Донецке и Ленинграде, в Москве и Смоленске, в Могилеве, даже в Сибири и на Дальнем Востоке. Он мысленно чертил на карте Союза прямые, соединяющие Севастополь с городами, где все они жили, и, засыпая, думал, что если все советские семьи так крепко армируют фундамент страны, не страшны никакие потрясения.

Но, увы, никакие родственные связи не смогли уберечь страну. Горькая правда жизни в том, что империи разрушаются порой без видимых причин, порой вопреки здравому смыслу, а чаще всего вопреки воле и желанию людей. И теперь между всеми ними пролегла вполне конкретная граница, с таможней и пропускными пунктами, с пограничниками и досмотрами, с разночтением в законах и ожиданием. Но с развалом Союза между ними возникла не только граница, между ними встала политика, история отечества со всем министерством образования, СМИ и деятели искусств, между ними вдруг возникла необходимость наводить мосты. Но проводить границы оказывалось дешевле и проще, и реальный распад государства повлек за собой распад символический, границы прорезались в умах и сердцах людей. Произошло новое разделение языков.

Граница прошла и по семье Степана Трофимовича. Сам он остался в Севастополе, хотя где-то в глубине души он надеялся, что Крым, по крайней мере, Севастополь, войдет в состав России. Старший сын получил Российское гражданство. А младший сын к тому времени перебрался с женой на западную Украину и был, пожалуй, единственным в семье, кто видел в распаде СССР для себя новые возможности.

Степан Трофимович постоянно переживал за Александра. Они, бывало, ссорились из-за этого, но до самой свадьбы младшего сына отец звонил с бытовыми расспросами. Александра это выводило из себя. Он жаловался Анне Ивановне, но это был единственный пункт в воспитании младшего сына, в котором она была полностью солидарна с мужем. Вопросы отпали сами собой, когда Саша представил им свою невесту. Правда, Степан Трофимович остался недоволен тем, как сын обставил этот вопрос. И тем, что с ее родителями они познакомились за день до ЗАГСа, кратко поужинали и разошлись. Утром состоялась регистрация, обед, и сразу на поезд, поскольку разместить родителей на вторую ночь было негде. Но даже такого краткого свидания было достаточно, чтобы Степан Трофимович понял – его сын уже вырос, и молодая жена его, Ксения Игоревна, расслабиться ему не даст.

Женитьба старшего сына прошла согласно всем брачным канонам. Свою избранницу с родителями Константин Степанович познакомил задолго до свадьбы. Да и сама невеста – Ирина Михайловна – была им удивительно созвучна. Поначалу Анна Ивановна пыталась найти в ней какие-то недостатки: то она казалась ей простоватой, то слишком восторженной. Но со временем первое впечатление сгладилось. Не считая короткого приступа родительской ревности, невестку приняли как родную дочь. Молодые поженились еще до того, как Ира окончила институт, и диплом она защищала, будучи беременной. Когда вышел срок, Анна Ивановна убедила ее приехать в Севастополь, что она и сделала за две недели до родов. Молодой отец был в море, и Егора, как решили назвать ребенка, увидел только через полтора месяца. Имя удивило Константина Степановича, но он не возражал. Таким образом, его первенец продолжил славную традицию предков рождаться в городе Русской славы.

Появление внука что-то серьезно изменило в семье Тихомировых. Степан Трофимович изредка стал задерживаться на рыбалке, иногда возвращался без улова, стал задумчивым и тихим. Анна Ивановна заметила перемену в муже, но расспросов не устраивала, знала, что он привык молча встречать сложности. О природе его размышлений она догадывалась, замечая про себя, что подобные переживания посещают ее уже несколько лет.

Сомнения Степан Трофимович окончательно смог победить только через пять лет, когда в том же Севастопольском роддоме на свет появилась Настенька. Глядя на Егора, Степана Трофимовича посещало чувство, будто ему он приходится скорее дядькой, другом отца, пусть и самым близким, как в фильме «Офицеры». Это ощущение усиливалось тем, что Константин Степанович действительно был ему другом, и разница в возрасте между отцом и сыном не казалась теперь такой уж большой. С рождением Насти старший Тихомиров наконец-таки нашел в себе силы принять возраст, как нечто уже случившееся. В его душе постепенно поселились новые заботы и тревоги. Он все чаще размышлял, что еще полезного можно дать детям и внукам.